Ганнибал и Уилл. Русская версия.

— Ебучий случай, блять, я в ахуе, — тихо прошептал Уилл, опускаясь на колени и рассматривая замученного Мишу. — Слышь, пидор шерстяной, ты совсем что ли пизданулся? Кот ничего не ответил, продолжая жалобно скрипеть, и загнанно посмотрел на припухшего оперативника, который достал из кармана спортивных штанов телефон и торопливо набрал номер мужа.  — Алло, Хьюстон, у нас проблемы, — истерично заорал Уилл, как только Ганнибал взял трубку. — Любимый, поздравь нас, мы в жопе.  — Что случилось? — спокойно спросил Лектер, не особо реагируя на импульсивность супруга. — Если что, то твой любимый растворимый кофе я убрал в крайний верхний ящик, а сливки стоят в дверке и…  — Да нет, тут всё намного серьёзнее, — перебил его Уилл, неотрывно смотря на вздрагивающего кота. — Миша. У нас беда с твоим Мишей. Ну не беда, но пиздец точно. Послышался взволнованный выдох, и Уилл понял, что ему удалось привлечь внимание мужа. Сегодня была суббота, а значит Ганнибал занимался хозяйственным онанизмом, в одиночестве путешествуя по рынкам и магазинам. Несколько раз в порыве страсти и любви опер ходил с ним, но эти совместные походы изматывали их обоих. Уилл ныл и раздражался, угрожал и шантажировал, но Лектер не реагировал и продолжал своё брюзжание над продуктами. Мытный рынок, где они по полтора часа выбирали у частников деревенские яйца, творог и свежее мясо, гипермаркеты с их бесконечными рядами консервов и ещё какие-то магазинчики, куда они тащились, чтобы купить «именно эти приправы». У Ганнибала всегда был список продуктов, и пока они не закупали всё, что там было написано, хождения продолжались. Теперь, глядя, как любимый по субботам поднимается ни свет ни заря, Уилл мысленно наступал себе на горло, боясь предложить пойти вместе, и дрых до обеда, ни о чём не жалея.  — Что с ним? — быстро спросил Лектер, даже не скрывая свой испуг. — Последние недели он был сам не свой, злой, где-то пропадал и прятался от меня. Говори, Уилл, не щади меня. Он умер? Я так и знал, что он чем-то заразится, бегая по улице, и вот. Я бросаю дела и еду к вам. Боже, бедный Миша, надо было держать его в доме…  — Заглохни и прекрати причитать, — прошипел оперативник, усаживаясь на пол поудобнее и стараясь не заржать в полный голос, — но всё-таки приготовься к удару. Он не болен и не умер. Он только что прямо на моей толстовке родил шестерых мишат.  — Что? Каких ещё мышат? — брякнул в трубку Ганнибал. — Кто родил? Мой кот? Миша? Миша родил мышат?  — Да не мышат, а мишат, — весело поправил его Уилл, рассматривая шерстяную кучу котов. — Он же Миша, значит и родил мишат. Скажи, хозяин года, ты хоть яйца-то у него видел? Судя по окрасу, соседского Барсика не убедило, что мы считаем его котом, а не кошкой, и твоего Мишу поимели и оплодотворили.  — Я скоро буду, — холодно ответил Лектер, бросая трубку. — Не подходи к нему, к ней, короче, не трогай там ничего. Уилл сбегал на кухню, где налил себе кружку кофе, бегом вернулся обратно, садясь на против молодой «мамочки» Миши, облизывающей своё потомство, и начал ждать своего ненаглядного мужа. Прошёл не один месяц после происшествия с Алексом, и их новая семейная жизнь текла своим чередом. Они никогда не вспоминали бывшего бойфренда Ганнибала, не обсуждали произошедшее, но раз и навсегда влипли друг в друга, оставив позади недоверие и страхи. Сначала, около четырёх недель, они находились в каких-то брачных играх, как будто до этого у них ничего и не было. Они и так всё свободное время проводили вместе, но совместное проживание наполнило их жизнь новыми красками. Испытывая вину за устроенный пиздец, Уилл завалил мужа цветами по самую макушку. Он заказывал доставку на дом каждый день, а вечером приезжал и привозил ещё. Букеты в коробках, в пластиковых боксах, вечные розы, ромашки, хризантемы — и через месяц дом превратился в какой-то цветуще-увядающий сад. Они стояли в спальне, в зале, на кухне, в коридоре, и в конце концов их просто некуда и не во что стало ставить. Но Уилл не останавливался, а Ганнибал с радостью принимал новые и новые букеты. Оперативник забегал в дом, звал мужа и вручал ему очередной веник, радуясь тому, как радуется он, и, лишь заметив, как много времени уходит у любимого на уход за этой оранжереей, остановился и вернулся в режим «один букет в неделю». Самое неожиданное, что отметил Уилл, это то, что Ганнибал не изменился. Раньше оперативник думал, что этот лоснящийся пупсик, специально готовился к его приходу, приводя себя в порядок, но Ганнибал был таким всегда и в любое время суток. Приходя домой, Лектер проходил в ванну, унося туда грязную обувь, и выходил оттуда таким же аккуратным, каким был с утра. Его волосы всегда были причёсаны, одежда чистой, ногти ухожены и подстрижены, он приятно пах парфюмом и был всегда рад видеть своего мужа. Уилл, который не особо заморачивался по поводу вечной борьбы за чистоту и порядок, неосознанно, но начал подстраиваться под любимого, подбирающего за ним грязные носки. Нельзя сказать, что он был воспитан в духе «мужик на диване — баба на кухне», но ему потребовался ещё целый месяц, чтобы понять, что невозможно быть счастливым в одиночку. Как только цветочная истерия закончилась, они перешли к стабильной и размеренной жизни. Точнее, перешёл Уилл, купаясь и наслаждаясь семейными прелестями, и даже он, с его эмпатией, не сразу осознал, что всё как-то неправильно. Ганнибал, который раньше с удовольствием обхаживал и заботился об Уилле, и в этот раз с улыбкой принял на себя всё хозяйство. Он поднимался с самого утра, готовил завтрак, обед, кормил Мишу, убирал за ним лоток, раскладывал одежду, в которой они ехали на работу, и занимался чем-то ещё, чего Уилл даже не видел. Оперативник спускался вниз на всё готовенькое, умывался, принимая полотенце из рук мужа, и ел, бросая грязную посуду в раковину. Может быть он и раньше бы осознал весь бред происходящего, но Ганнибал был так счастлив, делая эти вещи, что Уилл не испытывал никакой неловкости или стыда за то, что его «жена» перешла в разряд прислуги, а не супруги. Все грязные вещи магическим способом пропадали сами по себе, чайные пакетики исчезали с тумбочек, пепельницы вытряхивались сами, и в доме всё блестело, как по мановению волшебной палочки. Каждый раз, когда Уилл делал что-то сам, из-за угла появлялся Ганнибал, с тихим упрёком объясняя, что нельзя стирать джинсы и наволочки одновременно, и он просто всё бросал, со смехом наблюдая за непонятным ему волнением.  — Вот и сам тогда стирай, — хихикал Уилл, вытаскивая вещи из машинки и отпихивая от себя тазик. — Мне на работе по мозгам ездят, давай ещё ты начнёшь.  — Конечно, я лучше сделаю всё сам, чем потом буду исправлять за тобой, — отвечал Ганнибал, присаживаясь и рассматривая бирку на толстовке. — Это вообще нельзя стирать при температуре больше тридцати, она растянется и потеряет форму, если раньше не порвётся от молнии на джинсах, с которыми ты хотел её постирать.  — Играй в свои игрушки один, — ущипнув мужа за задницу, отвечал Уилл, выходя из ванной и сам того не замечая, сваливая на его плечи очередную заботу. — Пойду телек посмотрю. Ганнибал ему кивал, посылая улыбку, и опер отваливал куда подальше, искренне веря, что доставил мужу настоящую радость, не мешая ему рыться в грязных трусах. Обстановка накалялась слишком медленно из-за безалаберности Уилла и молчания Ганнибала, но было одно "но"… Уилл Грэм действительно любил своего мужа и не просто любил именно его, он любил впервые в жизни. В отличие от Ганнибала, который обжёгся на неудачном браке, безнадёжных отношениях и обладал житейской мудростью, Уилл был влюблён девственной любовью, из-за чего, собственно, они и оказались под одной крышей. Если бы он уже с кем-то пожил, хлебнул бытовухи и прочего сопутствующего барахла, перенёс расставания и прелести разбитого сердца, то он бы вряд ли так яростно тащил Ганнибала в свой дом, настаивая именно на семье и браке. Он был бы так же осторожен, как Лектер, избегая увязнуть слишком глубоко, боясь разговоров о будущем и чего-то совместного нажитого, но Уилл был по-юношески влюблён и свято верил, что любовь справится со всем. Он немного искажённо видел собственное счастье, но именно любовь и помогла ему исправить собственные ошибки. Ганнибал, на которого свалился не только огромный дом, но и довольный взрослый мужик, который радостно хрюкая расположился на его плечах, тихо принял это счастье, делая всё, чего от него ждали. Они как два идиота, испуганные, что чуть не сломали своё будущее, занимались тем, что нравилось их партнёру. Уилл думал, что Ганнибал умирает от кайфа, ухаживая и стирая его вонючие носки, а Лектер молча порхал по дому, круглосуточно задроченный то работой, то уборкой, то готовкой, то ублажением мужа в постели. Обычная ситуация, как в половине российских семей, и у них было два варианта развития событий. Либо всё это безобразие разлетится в пух и прах, либо Ганнибал втянется в этот ритм, но потеряет самого себя. Они медленно, но неотвратимо приближались к очередной точке в семейной жизни, и всё разрешилось иначе лишь благодаря любви и той самой страсти Уилла Грэма, собравшей их в одно целое. Как-то незаметно и незатейливо из их «невообразимо-страстной любви» пропал секс, и это стало ударом для Уилла, который не сразу понял, как это произошло. Досыта наевшись, навалявшись на диване и расположившись на белоснежных простынях, он раздражённо ждал мужа, который где-то возился и не спешил в супружеское ложе. Когда Ганнибал, наконец-то, добирался до кровати, он, ссылаясь на головную боль, засыпал быстрее, чем Уилл успевал ему что-то ответить. Первый раз это проскочило безболезненно, второй — почти тоже, а вот на пятый раз Уилл почувствовал себя обманутым. Ганнибал вырубался намертво, не реагируя на мужа, который пытался его разбудить, и Уилл обиженно пыхтел в подушку и тоже ложился спать. В выходные всё более-менее налаживалось, они могли запросто провести всё воскресенье в постели, трахаясь и любя друг друга, но в будни начиналось то же самое. Через пару дней Уилл начинал домогаться любимого, и тот либо как-то вяло ему отдавался, либо снова начинал жаловаться на самочувствие или головную боль. Учитывая, что они весь день проводили на работе, а вечером Ганнибал тоже постоянно был чем-то занят, то оставаясь без него и ночью, как-то за ужином Уилл взорвался и устроил скандал.  — Ганнибал, мать твою за ногу, — скрипел зубами Уилл, наблюдая за мужем, который одной рукой наливал ему чай, а второй разбирал пакет с продуктами. — Ты башкой поехал? Можешь бросить это дерьмо и обратить на меня внимание?  — Конечно, дорогой, одну минутку, — поспешно отвечал Лектер, ставя перед ним чашку и присаживаясь за стол. — Что ты хотел?  — Что я хочу? — возмущённо отвечал оперативник, агрессивно поглаживая его острую коленку. — Тебя хочу, поговорить с тобой хочу, но вижу только, как ты мечешься туда-сюда и занимаешься какой-то хуйнёй. Тебе прям щас присралось что-то готовить? До утра подождать не может?  — Там скоропортящиеся продукты…  — Меня вот это прям щас вообще не волнует…  — Я понял, — быстро кивнул Ганнибал, разворачивая и подавая ему пирожное. — Пей чай и иди в спальню, я скоро буду. В эту ночь он так и не дождался Ганнибала в постели и, отправившись на его поиски, нашёл любимого в соседней спальне, которую когда-то предложил ему для личного отдыха. Его некогда похотливый и ласковый супруг спал мёртвым сном и даже не шелохнулся от света, попавшего на его лицо из открытой двери. Брови Уилла сошлись на переносице, ноздри раздулись, и нижняя губа обиженно выдвинулась вперёд, доставая чуть ли не до подбородка.  — Какого хуя здесь происходит? — пробормотал оперативник, тихонечко залезая к мужу в постель и разглядывая его уставшую мордашку. — Ганнибал, ты от меня сбежал? Я тебя замучил? Я тебе надоел? Ты меня больше не любишь? Лектер ничего ему не отвечал, и Уилл наклонился ниже, вглядываясь и стараясь найти признаки притворства. Перед ним лежал какой-то замученный старик с ярко выраженными морщинами и впалыми щеками. Уилл всё ещё не понимал, но, наверное, впервые за то время, что Ганнибал жил в его доме, по-настоящему задумался об их совместном существовании. Ведь он любил мужа, он хотел сделать его счастливым, он пожертвовал всеми своими друзьями и общением с родными, но всё равно всё вышло как-то через жопу. На тумбочке он нашёл блокнот с чётко расписанными делами на завтра и, пробежав по списку глазами, впал в настоящий ступор. Он и забыл, что боясь случайностей, они отказались от услуг клининговой компании по уборке дома, и не представлял, как много дел висело на шее Ганнибала, который принял всё это на себя. Уилл торопливо переворачивал страницы, читая длиннющие списки, и потихоньку прозревая, ему захотелось набить самому себе морду. Сначала Ганнибалу, который почему-то ни разу не пожаловался на усталость, а придумывал нелепые отмазки, а потом уже себе, за тупость и откровенную наглость. В эту ночь он так и не заснул, сидя рядом с любимым и оберегая его сон, и под утро, отключив у мужа будильник, он спустился на кухню и приготовил ему завтрак. Самый простой: яичницу с колбасой и чашку кофе, но это был первый шаг к исправлению ошибок. Он любил Ганнибала, он не умел на него обижаться, не обладал набором шпилек и ответочек, так распространённых в любовных отношениях, не знал об игноре и не представлял, как это: не разговаривать или наказывать сексом. Да, он преследовал любимого, затаскивая его в свой дом, но это всё равно была честная и открытая битва, без подлых козырей в рукавах и нанесения сучьих ударов в спину. Уилл был слишком открыт и импульсивен, чтобы намеренно причинять боль и, причинив её Ганнибалу случайно, готов был честно всё искупить. Он молча растолкал любимого, который слегка очумело уставился на него из-под растрёпанной чёлки, велел сесть и поставил ему на колени поднос со своими первыми подношениями. Ганнибал смущённо затрепыхался, моргая и приглаживая волосы, но Уилл всучил ему вилку и жестом приказал есть.  — Надо купить специальный столик, — задумчиво прошептал оперативник, смотря, как его муж непонимающе ковыряется в тарелке, — а то с подноса не очень удобно завтракать. Я сделал тебе кофе с молоком. Ты ведь так пьёшь по утрам? Хочешь ещё чего-нибудь? Там есть печенье и конфеты. Может сигарету?  — Нет, я не курю до обеда, — мяукнул Ганнибал, осторожно пробуя яичницу. — Уилл, почему ты встал так рано?  — Потому что мой муж — засранец, — прошипел Уилл, складывая руки на груди и злобно сверля его взглядом. — Слышь, мать Тереза, говоря о браке, я не имел в виду то, что ты должен лечь и сдохнуть на алтаре нашей любви. Почему ты молчал? Почему ты вечно молчишь и ничего мне не высказываешь? Где-то так пиздишь, не затыкаясь, а тут тишина. Я ведь мог тебе и в глаз дать, так и не поняв, что кроме меня никто не виноват.  — Уилл, — мягко сказал Ганнибал, откладывая вилку и пробуя кофе. — Объясни, пожалуйста, что на тебя нашло? Всё нормально, я читал и случайно заснул в этой комнате, нет повода для беспокойства.  — О, у великого страдальца прорезался голос, — фальшиво рассмеялся оперативник, хватая блокнот и начиная им яростно трясти. — Слушай внимательно, не хочу потом это повторять, но что это за хрень? Если ты готовишь, убираешься и ведёшь хозяйство лучше меня, то это не значит, что я не должен этим заниматься. Ты отогнал меня от кухни, от стирки, от всего остального, но ёбаный в рот, это же неправильно. Я обещал тебе счастье, а не рабство.  — Ты преувеличиваешь…  — Это я ещё преуменьшаю, — взорвался от такого упрямства Уилл, открывая чистый лист и с силой разглаживая его ладонью. — Дай ручку, щас будем делать всё по совести, а не по твоим заёбам в голове.  — Держи, — усмехнулся Ганнибал, протягивая ему ручку и слегка поджимая губы, — но знай, всё, что ты сейчас собираешься сделать, полная ерунда.  — Спасибо, доктор, — так широко улыбнулся Уилл, что его лицо перекосилось. — Ваши драные советы никто не спрашивал. Я уже доверился вам и остался и без секса, и без мужа. Он злобно провёл черту, разделяя лист пополам и протыкая бумагу насквозь, и написал в каждом столбце их имена.  — Так, давай делить обязанности, — веско сказал Уилл, не обращая внимание на фырканье мужа. — Начнём с простого. Я беру на себя вывоз мусора. Он записал это под своим именем и растерянно замер, медленно моргая.  — Что ещё? — ехидно спросил Ганнибал, невинно улыбаясь. — Что ещё ты готов делать?  — Посуда, — спохватился Уилл, внося это в свой столбик. — Я могу мыть посуду, слава богу, какой-то умный человек изобрёл посудомоечную машину.  — Идёт, — кивнул Лектер, потягиваясь и снова отхлёбывая кофе. — Что ещё ты умеешь делать хорошо? Оперативник взглянул на мужа, собираясь вывалить на его наглую голову всё, что он умел делать хорошо, но вовремя спохватился и тут же захлопнул рот. Он умел хорошо зарабатывать, умел бороться с проблемами, иногда их создавая, умел любить и трахать своего пупсика, доводя его до жалобных всхлипов, умел командовать и решать, как они будут жить дальше, но сейчас это не имело никакого значения. Это никак не относилось к возникшей проблеме. Ганнибал тоже всё это умел, может не так хорошо, но…  — А почему, собственно, я должен быть идеальным? — против воли упрекающе спросил Уилл, наклоняясь и хватая Ганнибала за руку. — Я знаю, ты потрясающий муж, ты всё делаешь с блеском, никто не сделает лучше тебя то, что ты уже начал, но не надо считать меня тупым дебилом, который непременно всё сломает или сожжёт нашу кухню.  — Я никогда так не думал и хотел лишь, чтобы тебе было хорошо.  — Это даже не оправдание. Может не так идеально, но я могу и готовить, и пыль протирать, и ботинки кремом начистить. Я не собирался так жить, не планировал сваливать всё на тебя, но ты тоже виноват, что не учил меня делать правильно, а отправлял отдыхать и лежать на диване. Ты создал мне зону комфорта, где так хорошо, что я там расслабился и обленился, но такой ценой она мне не нужна. Я люблю тебя, Ганнибал, и ты должен мне говорить, если не вывозишь и устал, а не доводить себя до такого состояния. Ганнибал отшатнулся назад и сердито шмыгнул носом.  — Я ещё и виноватым остался, — ошарашенно прошептал Лектер. — Ты не хотел меня слушать, хотя я и говорил и поправлял, но я никогда бы не стал давить на тебя и гоняться по дому, ругая за неряшливость.  — Почему? — удивился Уилл, подползая ближе и обхватывая ладонями его лицо. — Почему, Ганнибал? Как я узнаю, что ты устал нянчиться со мной, если ты молчишь и ничего мне не говоришь?  — Я просто хотел, чтобы ты был счастлив.  — Но не такой ценой, котик, — повторил оперативник, нежно целуя его в нос. — Я ведь хочу того же самого. Ты всё ещё боишься меня потерять? Думаешь, что если начнёшь тыкать меня носом в недостатки, заставлять подметать и самому мыть за собой обувь, я решу, что брак — это хуйня и свалю в тихие края? Ганнибал смутился и виновато опустил глаза, становясь чертовски милым и каким-то ранимым, и Уилл испытал неудержимое желание защитить его от всего на свете. Если сам Уилл был простой как валенок, и прямой как путь коммунизма к светлому будущему, то Ганнибал был самым неоднозначным человеком, которого ему посчастливилось встретить. Его любовь и преданность граничили с жертвенностью и какой-то тупой уверенностью, что нет ничего вечного. Они посмотрели друг на друга, искренне не понимая, кто во всём виноват, и Ганнибал раскрыл объятия, крепко прижимая к себе Уилла, который с облегчением туда рухнул.  — Мы должны всё делать вместе, — прошептал оперативник, греясь на груди любимого и тиская его задницу. — Не только проблемы решать, но и остальные заботы. Вся жизнь состоит из мелочей, не надо их игнорить, и с завтрашнего дня ты начнёшь меня учить всему, что считаешь нужным. Ты прав, списки не нужны, но мы мечтали проводить вечера вдвоём, а вместо этого я один, а ты то готовишь, то зеркала моешь, то гладишь свои рубашки.  — Договорились, — проворковал Ганнибал, сжимая любимого до хруста костей и зарываясь носом в его волосы. — Прости, я начал и никак не мог остановиться.  — Я соскучился по тебе, — жарко зашептал Уилл, начиная напирать и валить его на лопатки. — Возьми отгул, останемся дома.  — Сегодня четверг, а значит у меня приём в третьей больнице, не могу пропустить, — расстроенно ответил Лектер, с сожалением разжимая руки и начиная вылезать из постели. — Я немного задержусь и приеду только к восьми.  — Я буду тебя ждать, — улыбнулся Уилл, залезая под одеяло и сладко зевая. — Оставь свой блокнот, я возьму выходной, посплю до обеда и приготовлю ужин. Пюре с котлетами будешь?  — С удовольствием. Ганнибал отчалил к своим психам, на прощанье забежав в спальню и расцеловав засыпающего мужа. Уилл проснулся после обеда и ненадолго стал своим возлюбленным, и к вечеру он узнал много интересных, но ненужных вещей. Что унитаз чистят каждые два дня поверхностно, а раз в неделю — тщательно, что лоток моется по утрам, Миша — линяет, кладовки — проветриваются, бельё надо гладить сразу после высыхания, а не по необходимости, и что душевая кабина — это сущий ад для человека, помешанного на чистоте. Даже идеально отпидоренная, она становится грязной после всего одного принятия душа, и он вообще не понял, как её можно отмыть. Ему пришлось залезть внутрь, где он, стоя голышом, час оттирал мыльные пятна со стенок, и даже потом ушёл мыться вниз в ванную, боясь снова всё испачкать. За день он так уебался, как никогда на работе, и воспылал к Ганнибалу ещё большей любовью и благодарностью. К вечеру он заказал букет цветов и коробку конфет, приготовил ужин и залез в свой самый тайный тайник на свете, спрятанный под полом в одной из кладовок. За долгие годы работы опером Уилл натаскал в него кучу всяких интересных вещичек. Если они брали перекупщика, подпольного коллекционера или торговца оружием, которые при задержании дохли как мухи, не спиздить что-то с места преступления было своего рода ещё большим преступлением. Остывающий труп не мог дать показаний, и они всегда с удовольствием прорежали вещдоки. А смысл им храниться и пылиться в отделе? Они не брали только наркотики и деньги, которые могли быть помечены, и почти всегда имели свой след, а всё остальное можно было и прикарманить. Именно так у него когда-то появилась икона, которой он подкупил священника, и сейчас Уилл залез в свои сокровища, ища там подарок для Ганнибала. Его любимый супруг приехал домой вовремя и попал в совсем другой мир. Уилл встретил его в прихожей, помогая снять пальто и ботинки, проводил в ванну, куда принёс халат и полотенце, и бросился подогревать картоху с котлетами. Когда Ганнибал нарисовался в зале, отдохнувший, свеженький и счастливенький, опер всучил ему цветы и зажал у порога, яростно целуя и зарываясь пальцами в его идеальную причёску. Спустя несколько минут они оторвались друг от друга, сели за стол, взъерошенные и возбуждённые, и Уилл открыл бутылку красного вина. Несколько секунд Ганнибал подозрительно рассматривал пюре, и весь его облик кричал о крайней степени охуевания.  — Что-то не так? — весело спросил Уилл, присаживаясь и тоже смотря на картошку. — Согласен, она какая-то странная, но зато без комочков.  — Она не странная, — покачал головой Лектер, зацепляя вилкой и наблюдая, как пюре стекает обратно в тарелку. — Но с ней явно что-то не так. Что ты с ней сделал?  — Ничего, всё как написано в интернете. Почистил, сварил, посолил, слил воду, добавил молока и масла и перемолол всё это в блендере. Так мне показалось надёжнее.  — В блендере? — искренне рассмеялся Ганнибал, поднимая бокал вина и делая аккуратный глоток. — То-то я смотрю, что она какая-то воздушная и похожа на манную кашу. В следующий раз не делай так, а воспользуйся толкушкой. Пусть уж будет с комочками, это лучше, чем эта водянистая жижа.  — Запомню, — хихикнул опер, залезая в карман и доставая оттуда крохотную фигурку. — Давай забудем о прошедшем месяце, я ещё раз извиняюсь и вот тебе подарок. Прости, что был козлом и утырком. Он пихнул в руку Ганнибала свой презент и замер, ожидая его реакции. Лектер раскрыл ладонь и с улыбкой посмотрел на фигурку, размером с половину его мизинца.  — Что это, Уилл? Лягушонок?  — Ага, но не простой, а золотой, — довольно ответил оперативник, счастливо выдыхая. — У него бриллианты вместо глаз, а может и нет, я не помню, но знаю, что это очень ценный амулет из коллекции Екатерины Второй. Его приносили в дом, если никак не получалось зачать детей, и он всегда помогал и сотворял чудо. Я стащил его при задержании одного коллекционера, а потом нашёл информацию о нём в интернете. Так что сам понимаешь, им лучше не светить и не хвастаться, но можно поставить на камин. Всё равно к нам никто не ходит.  — Детей? — дёрнулся Ганнибал, неосознанно разжимая руку и роняя лягушонка на стол. — Уилл, я не знаю, понимаешь ли ты, но как бы активно мы ни занимались сексом, нет ни малейшего шанса, что я смогу родить тебе ребёнка.  — Серьёзно? — вытаращил глаза оперативник, делая испуганный вид, но не выдерживая и начиная смеяться. — Да, любовь моя, я в курсе, что мы оба мужики, и наша долбёжка ни к чему не приведёт.  — Ты хочешь детей? — всё ещё растерянно спросил Лектер. — Я никогда не думал, что ты захочешь детей.  — Я хочу только тебя и ничего больше, — строго ответил Уилл, поднимая фигурку и вкладывая её обратно в его руку. — Я реалист настолько, насколько это возможно. Мы не сможем родить, не сможем усыновить, даже не сможем пойти на риск с фальшивым браком и попыткой взять ребёнка из детдома, малыш не поймёт двух отцов и всё равно где-то проболтается, но никто не отнимет у меня право мечтать об этом. Пусть он будет с нами, посмотрим какой он чудодейственный, мы будем смахивать с него пыль и иногда об этом говорить. Несколько минут Ганнибал молча рассматривал фигурку и, встав из-за стола, отнёс и поставил её на камин.  — Спасибо, Уилл, — тихо сказал Лектер, возвращаясь за стол. — Ты прав, мы будем мечтать об этом вместе. Они перебрались на диван, где Уилл, который уже сутки искупал свою вину, беспардонно залез к мужу под халат и попытался получить награду за свои старания. Ганнибал не ломался даже для вида, тоже соскучившись по мужу, и, бросив грязную посуду на столе, они оказались в спальне, по пути растеряв всю одежду. Лектер метался по кровати как ужаленный, хватая и целуя мужа везде, где успевал, а Уилл торопливо его растягивал, стремясь попасть внутрь. Как бы они ни любили друг друга, как бы ни притворялись, но секс был связующим звеном их отношений, позволяющим забыть о грустной реальности их фальшивой жизни в России. С этой ночи их отношения наладились окончательно. Уилл учился готовить, помогал по дому и быстро сообразил, что чисто не там, где убирают, а там, где не гадят. Посуда мылась сразу, вещи не валялись на полу, и, рассосавшись на двоих, уход за домом и друг за другом перестал быть тяжёлым. Их кот Миша, который тоже неожиданно сменил место жительства, в принципе почти не доставлял хлопот. Ганнибал постоянно ходил с ним по дому, гладил и готовил ему вкусняшки, чем даже умудрился вызвать ревность Уилла, который считал его жирным пидорасом и наглым уёбком. Оперативник шпынял его с кухни, вышвыривал из спальни, где тот наблюдал за их потрахушками, сгонял со стульев и считал, что он слишком много жрёт. Миша тихо мстил ему, укладываясь спать на его вещи и покрывая их слоем рыжей шерсти. Пару раз он надул ему в тапки, стащил бумажник, а ночью приходил и ложился спать ему на горло. Уилл, задыхаясь, просыпался с кошачьей жопой во рту и выкидывал его за дверь. В редко вспыхивающих спорах, Ганнибал заступался за Мишу, успокаивая и гладя его по голове, и Уиллу казалось, что наглая рыжая морда всё это делает специально. Они помирились, когда Лектер слёг с простудой, и они остались, грубо говоря, один на один. Пока Ганнибал с температурой спал в кровати, они грустно бродили по дому и, в конце концов, встретились на кухне. Миша печально сидел на стуле своего хозяина, и, не выдержав, Уилл взял его на руки, объясняя, что папа Ганя скоро поправится, и всё будет хорошо. Миша свернулся у него на коленях и облегчённо заснул, тыкая мокрым носом ему в руку. Уилл посыпался и признал его своим котом. Ему купили две когтеточки, новые игрушки, и он успокоился. Днём, когда дома никого не было, он пялился в окно, где однажды заметил кого-то, похожего на него. Соседский кот Барсик начал приходить к нему, что-то мяукая через окно, это заметил Уилл и по доброте душевной выпустил его попиздеть с сородичем. Миша стал официально выходить во двор и дружить с Барсиком, и чем это закончилось, мы уже знаем. Есть такие странные поступки в нашей жизни, которыми мы делимся с близкими, а потом как будто забываем о них и делаем вид, что ничего не было. Уилл и Ганнибал были откровенны друг с другом, но история с Алексом не прошла совсем бесследно. Убийство Гарика — это одно, они спасали себя и своё будущее, а вот нападение на директора сети аптек, не имеющее веских причин, оставило след в их душе. Каждый раз, когда Уилл сердился, злился по работе, или кто-то подрезал его на дороге, он приходил в бешенство, и Ганнибал напрягался и не знал, что будет дальше. Казалось, Уилл так и не решил, кто он — убийца или мент, и эта неопределённость беспокоила и волновала Ганнибала. Как бы они ни уставали, каждый вечер они сидели у камина с пивом или вином и разговаривали обо всём на свете. Это стало своего рода терапией, хотя Уилл об этом даже не догадывался.  — Что такое любовь, Ганнибал? — спрашивал оперативник, подбрасывая дрова в огонь. — Мы ей управляем, или она нами? Простить измену — это любовь?  — Кто определил наказание за убийство в десять лет лишения свободы? — удивлялся в другой день Уилл. — Кто-то растил ребёнка пятнадцать лет, оплатил учёбу, вложил в него всю молодость и силы, а пьяный хуесос пырнул его за пятихатку и через семь лет выйдет за хорошее поведение? За убийство надо убивать в ответ.  — На самом деле в отношениях ведь нет равноправия? — задумчиво бормотал опер, подозрительно смотря на мужа. — Кто-то всегда решает за двоих? Если бы это был не я, а кто-то другой трахнул тебя по пьяни, а потом вернулся и признался в любви? Принял бы ты его? Ты же за мной не побежал, а как я явился, сразу же повис у меня на шее. Ты меня выбрал или я тебя?  — Человечество убивает тысячи коров и свиней в день, чтобы прокормить себя, но чем мы от них отличаемся? Тем, что наш мозг более развит, и мы решили, что животных можно есть, а нас нельзя? Ганнибал всегда подробно отвечал на его вопросы, иногда они спорили и до самой ночи, но ценности Уилла так и оставались неясными и размытыми. И это длилось до тех пор, пока в городе не появился настоящий серийный маньяк, убивающий и насилующий девушек с особой жестокостью. Продолжение следует…