месседж-одиссея лилового байкера

День истлел и истерся до мягких прохладных сумерек и опустился ладонью на маленький город. Синева наползла из глубоких щелей и проемов дверей и с ловкостью неминуемого съела стены, содрав их цвет от фундамента до крыш. Она не поранилась о кончики антенн; у нее слишком острые зубы, белесые и блестящие, как ложная надежда от звезд, которые спутники. По земле, по асфальту распустился пышной косой туман. Из темных кустов и растрепанных трав он вышел в мир, как юная барышня в нежной прелести впервые выходит на бал. Туман был сладок на языке и клонил к сказкам, любви и спокойным снам. Зажглись фонари. Первый, второй, третий, четвертый – аллея. Птицы, одна за другой, пропели трель-колыбельную – и умолкли. Стихли коляски в парках: беззвучными шагами их увезли домой. Синева была яркой, цвета почти неона, а потом она стала темнее дёгтя. Реальность исказилась, моргнув оранжевым взглядом улиц; словно капля воды упала на ровную тихую гладь. На спинку деревянной скамьи в парке, изрезанной словами о любви и иногда сквернословием, ступил ботинок. Затем другой. По темной начищенной коже заплясала размытыми огоньками ночь. Ботинки выросли в черные брюки, дорогие и выглаженные. Из-под пиджака блеснула рубашка, затемненная галстуком. Шляпа-федора укрыла глаза. Деревья задрожали листвой, увидев незваного гостя. В страхе своем они сокрыли щелчок пистолета. Он привык, что боятся. Моросящий дождь стер чужие следы с рассыпчатых дорожек парка, забрызгал слезами витрины и камеры. Дождь понимал чужие причины. Неоновый свет исказил его ровные черты, звуки колёс спрятали звуки шагов. Он шёл, не зная дороги, но попал, куда следует. Ночь потекла кровью в безмолвном крике. – Ты пришел за ней, – в одном доме темном доме мужчина не спал. – Именно так. Добрый вечер. – И больше тебе ничего не нужно? – Уже нет. Он редко пах кровью и еще реже – металлом; но его пиджак всегда впитывал свежее дыхание ночи. Может быть, потому что он ей не принадлежал. – Кто? – Амбициозные деды, разумеется. Как и договаривались. – Хорошо, – спокойствие в белках глаз. – Третья дверь наверх по коридору. Он вышел, держа силуэт на руках. Мужчины пожали друг другу руки. – Мы к вам заглянем. – Когда она восстановится. Дадим вам знать. – Меня зовут Ога Тацуми. – Я знаю; рад знакомству. Реборн. Пришелец вышел из дома с хрупкой, драгоценной ношей; он держал её теми осторожными мягкими руками, какими не смел еще держать ничего. Под светом фонаря его шляпа блеснула желтой лентой. Реальность дрогнула рябью и их отпустила. – Он убрал их, значит, – ровно произнес женский голос. Зеленый глаз, не мигая, смотрел в окно. – Да. – Хорошо. Очень хорошо.