***
— Эй, парень, ты лучше не лезь, иначе этому уродцу будет ещё больнее! Маленький мальчик, стоя на коленях и хныча не столько от боли, сколько от страха, сложил две ручки в умоляющем жесте, боясь, что взрослые ребята сделают с ним что-то нехорошее. В его отчаянном взгляде на своего защитника и безмолвном «хён» читалось столько страха, что бедняжку просто невозможно было оставить без помощи. Их было всего двое: один стоял сзади мелкого мальчугана и держал его за уши, отчего те уже нехило так покраснели, а второй, находившийся от них чуть поодаль, спорил с каким-то пацаном, недавно к ним подбежавшим и на которого как раз таки и был обращён взор маленького страдальца. Этот мелкий сам ещё не дорос, а уже вступает в споры со старшими, явно хулиганскими, мальчишками, пытаясь строить из себя героя всея детского сада. — Вам разве родители не говорили, что обижать младших — плохо? — маленький защитник всех обиженных явно не собирался так просто отступать и даже эти высокие, и немного пухловатые, мальчишки его не пугали. — А тебе разве родители не говорили, что старших надо во всём слушаться? Если ты сейчас же не уйдёшь, мы и тебя побьём! — Что он вам сделал? Почему? — тот никак не отступал, то ли пытаясь тянуть время, то ли действительно желая разобраться в причинах такого жестокого поведения. — Он просто уродец, — мальчик, что держал ребёнка за уши, громко рассмеялся, заражая своим мерзким хохотом и второго. — А мы не любим таких уродцев как он. Посмотри, какой страшненький. Ужасно бесит! — Настоящие уродцы тут вы, да ещё жирные и глупые! Кажется, теперь новоиспечённый «защитник» по-настоящему разозлил обидчиков, потому что с криками «ах ты вонючий засранец» они оба погнались за первым. Благо, тот быстро бегал, и с лёгкостью смог оторваться от них, а самое главное — осуществить свой незамысловатый, но хитрый план — увести этих идиотов от своей жертвы. — Хён, — маленький мальчик, явно не ожидавший встретить ещё раз своего защитника, быстро подбежал к цели, крепко заключая её в сильную хватку миниатюрных ручек. Жертва, выбравшись из объятий, взглянула на своего мини-фаната. Это был действительно тот мальчуган. Тот самый, которого он неделю назад спас на игровой площадке от двух взрослых мальчишек. Внешность у него была и вправду необычная и далеко уж не приятная. Да, он не был красивым или даже по-детски милым. Но называть ребёнка уродцем или страшненьким — слишком жестоко, да и вообще неправильно. Но, несмотря на немного отталкивающую внешность, он казался добрым и весёлым. Мальчик сразу представился, и он действительно оказался младшим на два года. Его звали Чонгук, ему было 6 лет, а ещё он приехал в Сеул совсем недавно и пока что вообще не завёл ни одного друга. Чонгук сказал, что уже привык, что его дразнят и обижают, но ещё никогда никто к нему не приставал физически и не пытался побить, поэтому он тогда так сильно испугался. И вообще какого ребёнка не напугает та ситуация? Чонгук смотрел на своего хёна с явным обожанием в глазах и много-много раз благодарил его за помощь. Он говорил, какой тот бесстрашный и храбрый, и что, когда вырастет, обязательно станет таким же смелым и крутым, как хён. А ещё по детской наивности и неосторожности назвал его красивым. — Обычно красивые дети очень злые, а ты не такой, хён. Чонгук показался своему собеседнику слишком одиноким. Родители постоянно пропадали на работе, а друзей не было. И ещё, даже для шести лет, он был слишком мелким и, как показалось, слабым. Мальчишка нуждался не только в защитнике, он нуждался в друге. Чонгук бежал домой, что есть сил. Он был так счастлив, что хотелось кричать и смеяться. Впервые он получил за тест наивысший балл и хотел разделить эту радость с самым дорогим человеком. Да и всё-таки, если бы не его помощь, этой оценки и в помине бы не было. Набрав предварительно нужный номер на своём телефоне, Гук немного приостановил свою спешку, чтобы на том конце его было отчётливо слышно. Первый гудок, второй, третий — это было невыносимо. Любое ожидание или расстояние, разделяющее их, казалось Чонгуку пыткой. — Алло? — Хён! Ну наконец-то! — нотки радости и счастья, такого детского и невинного счастья, невозможно было не почувствовать в его голосе. Чонгук даже не знал, чему радовался сейчас больше — своему высокому баллу за тест или голосу любимого хёна. — Быстро дуй ко мне домой, есть отличные новости! — Уууу, кажется, Чонгуки хорошо написал тот самый страшный-престрашный тест, — этот голос заставляет улыбаться ещё сильнее, согревая даже в такую промозглую осеннюю погоду. Этот голос всегда успокаивал Чонгука, был его личным антидепрессантом и обезболивающим. А его владелец озарял самое тусклое и мрачное место одним лишь своим присутствием, оставляя в глазах напротив блеск и искорки обожания. — Именно! И это произошло только благодаря тебе. Так что оставляй своих крутых одноклассников, с которыми ты обычно гуляешь после уроков и тащи свою задницу ко мне. — Ничего себе, — собеседника насмешили последние слова, тем более сказанные немного обиженным тоном, — малыш Гуки ревнует меня? — Кто тут ещё малыш? Мне вообще-то уже 12! — Чонгук даже остановился от такой наглости друга, хотя до дома оставалось всего несколько шагов. — И с чего это мне вообще тебя ревновать — я же не девчонка, с которой ты там иногда гуляешь. — Ты про Ынхи? Вообще-то она всего лишь моя одноклассница, в тот раз мы просто вместе ждали дополнительных курсов и прогулялись по парку рядом со школой. — Мне это неинтересно! Гуляй со своей Ынби, ну или как там её, сколько хочешь. Хён смеётся, заставляя Чонгука немного смутиться, всё больше и больше сомневаясь в правдивости его слов про то, что он «совсем не ревнует». Любопытно, а сам-то верит в это? — Ой, ну и ладно, не хочешь — не приходи. Чон знал, что помимо него, у его хёна ещё много друзей. Старший, в отличии от самого Гука, пользовался популярностью и в школе, и на дополнительных курсах, да и вообще в любых компаниях, где только появлялся. Неприятно было делить друга с кем-то ещё. И если именно это «неприятно» и называют ревностью, то да, Чонгук ревновал, ревновал слишком сильно и порой даже скрывать этого не мог. — Ох, как жаль, а ведь я потратил так много времени на дорогу, — собеседник разочарованно вздохнул, показывая свою театральную демонстративность. — Ладно, придётся идти домой и есть крылышки одному. — В смысле? Хён, ты что вообще… Подойдя наконец к своему подъезду, Чонгук сразу же замер, так и не договорив фразу до конца. Прямо возле парадной стоял хён собственной персоной, улыбаясь Чону во все тридцать два и размахивая кулёчком из закусочной неподалёку, где продавались любимые крылышки младшего в кисло-сладком соусе. Чонгук протёр глаза рукой, желая убедиться, что это не галлюцинация сейчас, но друг всё также стоял на том месте, зазывая Чона и сверкая своей улыбкой. Самой красивой улыбкой в мире. — Ну и что ты там застыл? — доносится уже не из динамиков телефона, а вживую, от человека, который стоит всего в паре метров. — Впустишь хёна домой или так и будем мёрзнуть?***
Каждый человек хранит внутри свою историю. У каждого в жизни было что-то такое, что заставляет сейчас двигаться вперёд или же стоять на месте. Кого-то это «что-то» сломило, отделив от общества и вогнав в депрессию, кого-то, наоборот, мотивировало, заставляя поверить в себя и свои силы, кого-то кардинально поменяло — придало уверенности или же полностью её отняло, сделало постоянно радостным и громким или постоянно грустным и молчаливым. Нет людей без историй. Все мы — хорошо прописанные книги, отличающиеся лишь своими жанрами и качеством вёрстки. Историей и тем самым «что-то» Чонгука был его любимый хён. Хён, из-за которого Чонгук улыбался, смеялся и плакал. Хён, который заставлял его чувствовать, дышать полной грудью, наслаждаться жизнью на полную катушку, который придал ему сил и уверенности, чтобы ощутить себя полноценным членом общества, который заставил принять и полюбить себя. Хён, который проводил со своим другом практически каждую свободную минуту своего времени, который защищал и научил защищаться самому, который оберегал и породил желание оберегать взаимно. Хён, который привил чувство прекрасного и открыл целый новый мир, находясь при этом всегда рядом, при любой неудачи, при любом взлёте или падении. Хён, которого пришлось оставить, когда Чону было всего 13. Чонгук никогда не забудет той боли, которая душила его первый месяц. И плевать он хотел на все эти гендерные стереотипы, на «можно — нельзя», «положено — не положено» — он ни от кого не скрывал своих слёз и ни на мгновение их не стыдился. И только лишь с хёном в их последнюю встречу он оставался сильным, широко улыбаясь и клятвенно обещая, что когда-нибудь они ещё увидятся, что Чонгук обязательно вернётся в Сеул, вернётся к нему, когда повзрослеет, окончит школу и станет независимым от родителей. Старший тогда улыбался, но глаза его выражали явную грусть. «Пожалуйста, Гуки, ты только не забывай меня, хорошо? Я даже не настаиваю на том, чтобы ты вернулся. Просто вспоминай обо мне хоть иногда.» Чонгук дословно помнил эту фразу. Помнил их последнюю встречу в деталях. Тогда ещё дождь моросил очень слабо, а они были одеты совсем не по погоде, видимо, не заботясь должным образом о своём здоровье. Уже стемнело. Людей на площадке, где они сидели, совсем не было и создавалась атмосфера некой отрешённости от всего мира — будто они были единственными и никто бы не потревожил их покой, их дружбу, их общее счастье. — Ты никогда не задумывался, почему нас так привлекает ночное небо? Почему мы так часто смотрим на звёзды? — Не знаю, это… — Чонгук тогда замолчал, выражая свою неуверенность и недоумевая. Он не всегда мог поспеть за мыслями друга, будучи гораздо более заземлённым, но по-настоящему восхищаясь таким противоположным от себя хёном. — Это красиво… Я имею в виду ночное небо — оно очень красиво. Не так ли? — Мне кажется, что когда мы смотрим на небо, то пытаемся выразить наши самые глубокие беспокойства и потаённые мысли. Мы ищем ответы, глядя на эти мерцающие во тьме светила, и пытаемся заглушить перед ними всю терзающую нас боль. Звёзды будто бы обезболивающие. Взглянул на небо, подумал, что далеко-далеко от тебя, там, во Вселенной, есть огромный ледяной или пылающий гигант, на который несколько тысяч лет назад до тебя смотрели миллионы людей. И, вроде, все насущные проблемы теперь кажутся не такими большими и пугающими. И, вроде, боль, которая мучила тебя столь длительное время, исчезает, отдаваясь лишь колющей вибрацией глубоко в сердце. Воспоминания не давали Чонгуку покоя который час. Даже во сне он видел то, что было вот уже много лет назад. И даже сейчас, когда до нужной станции оставалось совсем чуть-чуть, лишь несколько километров, отделяющих его от того самого человека, парень не мог перестать вспоминать, принося себе такую сладкую боль. — Уважаемые пассажиры, поезд прибудет на станцию Сеул через пять минут. Просим вас собрать все свои вещи, подготовить билеты и направляться к выходу. Пожалуйста, сохраняйте осторожность. Спасибо, что выбрали именно нас. Голос, разнёсшийся по всему вагону, сообщил, что осталось всего каких-то пять минут — и Чонгук в Сеуле. Пять минут — и он выполнит обещание, данное хёну долгих восемь лет назад. Пять минут — и всё снова встанет на свои места. Чон хватает свои чемоданы, ещё раз проверяет билет, смартфон — всё на месте. — Я приехал, Тэхён. Я сдержал обещание.***
Сеул встретил Чонгука лёгким снегом и холодным ветром — всё-таки не стоит ожидать сносной погоды от середины зимы. Всё те же улицы, всё те же протоптанные дорожки, всё та же река Хан, возле которой Чонгук так любил проводить свободное время с Тэхёном после уроков в школе и всё тот же воздух. Парню казалось, что ничего здесь за прошедшие восемь лет не изменилось, даже многие закусочные и уличные лавки с едой до сих пор стоят на своих прежних местах. А изменился ли он? Чон не видел своего хёна целых восемь лет, но почему-то был уверен, что тот ни капли не изменился. Ну разве что стал ещё прекраснее, ещё мудрее. А вот сам Чонгук в себе так уверен не был. Хоть он и не пользовался популярностью среди сверстников, Тэхён всегда принимал его таким, какой есть. Перед хёном никогда не приходилось разыгрывать каких-то спектаклей или пытаться прыгнуть выше головы, строя из себя чёрт пойми кого. Чонгук знал это, помнил. Но по какой-то причине необъяснимое волнение всё равно сидело внутри него. Предварительно заехав в гестхаус и оставив там вещи, Чонгук заказал такси на тот самый адрес. Адрес, который он никогда не забывал и не забудет. Машина приехала почти сразу же. И чем больше Чон приближался к своей цели, тем сильнее в нём разливался бушующий океан эмоций, который невозможно было подавить, да и не хотелось в принципе. К большому счастью и везению, пробок на дорогах практически не было, поэтому доехали они очень быстро. — С вас десять тысяч вон, господин. Всё та же многоэтажка со слегка потрёпанным видом, недалеко от той, в которой жил и сам Чонгук с семьёй. Лифт тут очень часто не работал, зато возвращаясь после хорошего ужина или удавшейся пьянки, жители могли неслабо так калорий сбросить, ну или немного протрезветь, поднимаясь на высокий этаж. Тэхён жил на семнадцатом. Именно поэтому мальчики всегда зависали дома у Чонгука — неохота было подниматься аж на семнадцатый этаж пешком. А до Чона было совсем немного идти, да и если у него и отключали лифт, что было крайне редко, то мальчики этого даже не замечали, ведь он жил на втором этаже — и с лифтом пешком поднимались. А ещё родители у Чонгука пропадали на работе до самого позднего часа, поэтому вся квартира всегда была в распоряжении двух друзей столько, сколько тем было угодно. Вот она — 364 квартира. А что если семья Ким уже тут не живёт? Поздно, Чонгук. Поздно раздумывать о подобном и жать на тормоза. Спустя восемь лет ты наконец-то здесь, стоишь у двери своего лучшего друга, своего любимого хёна, человека, который всегда был и остаётся самым близким и дорогим для тебя во всём мире, даже несмотря на время. Звонок — как всегда беззвучный для позвонившего, но наверняка извещающий о прибытии гостя хозяев квартиры. Глубокий вдох — как можно больше кислорода. А ещё лицо попроще — это не Голубой дом*, в конце-то концов. Дверь открывает миловидная женщина среднего возраста. Но это не мама Тэхёна. Чонгук не забыл бы никого из его окружения. Девушка? Глупости! Женщине на вид не меньше 35 лет. Да и думать о том, что у Тэхёна вообще могла за это время появиться пассия — последнее, чего сейчас хочется Чону, да и не только сейчас. — Ой, прошу прощения, — парень наверняка растерялся, а отчаяние, кажется, уже начало потихоньку им овладевать, — я, видимо, опоздал немного, — последние слова прозвучали совсем тихо, и даже женщина заметила, что с особой грустью. — А ты к кому планировал попасть? Может, я подскажу нужную квартиру? Я хорошо знаю здешних жильцов, — милая улыбка аджуммы нисколько не придавала ни сил ни надежды, но разъяснить недоразумение всё-таки стоило. Как никак потревожил посторонних людей. — Спасибо Вам, но мне нужна была именно эта — здесь жил раньше мой друг со своей семьёй, — может, стоило хотя бы попытаться? — Вы случайно не знаете, семья Ким давно переехала с этой квартиры? Женщина как-то едва заметно помрачнела, но, к счастью или сожалению, Чонгук не отличался особой наблюдательностью, поэтому это укрылось от его глаз. Зато сам парень уже почти потерял всякую надежду увидеть хёна, по крайней мере в ближайшее время, ведь найти одного конкретного человека в Сеуле, не имея никаких зацепок и не зная ничего о его последних годах жизни — то же самое, что лишённому голоса проходить айдол-кастинг. — Ты, наверное, друг Тэхёна? Что? Чонгуку не послышалось? Эта женщина знает Тэхёна? Видимо, не стоит задавать слишком много вопросов. Сейчас не столь важно, кто она, почему находится здесь и откуда вообще знает Тэ, главное — найти его, наконец-то увидеть того, кого последние несколько лет можно было только представлять и воспроизводить в своей памяти. Из Чонгука очень плохой актёр. Хотя актёрская игра ему бы сейчас явно не помешала. Но парень никак не в силах скрывать своё удивление и чрезмерную заинтересованность. — Как же давно вы с ним не виделись? Я… — женщина хотела сказать что-то ещё, но как-то слишком резко замолчала, посчитав, что лишняя информация будет неуместной. — Тэхён давно уже живёт отдельно. К сожалению, я не могу сказать тебе, где именно, потому что и сама этого не знаю, — она как-то печально улыбается и, в отличии от своего собеседника, сразу же замечает любые изменения в лице напротив. Слишком уж ярко парень реагирует на все новости, полученные за последние пару минут. Очевидно, что для него это важно. — О, я всё понял. Прошу прощения, что побеспокоил Вас, госпожа. Чонгук кланяется и резко разворачивается, покидая лестничную клетку. Последние слова, которые он сказал той женщине будто застревают в горле, не давая возможности ни свободно вдохнуть, ни выдохнуть. Парень хватается руками о холодные перила лестницы, чувствуя, как слегка начала кружиться голова. Смотрит на ступеньки — плывут. Отлично, только психосоматики сейчас не хватало. Морозный зимний воздух быстро приводит в чувства и настраивает парня на нужные мысли. Маленькие лёгкие снежинки кружатся в безумном танце, сливаясь друг с другом и привлекая к себе внимание прохожих. Чонгук оглядывает улицу, слегка покрытый снегом тротуар, трясёт головой и тут же меняет настрой, не позволяя себе падать духом и терять надежду. Да, в таком большом и густонаселённом городе тяжело будет его разыскать. Но Чон уверен, что рано или поздно у него получится. Он приложит все усилия, будет узнавать у всех, с кем только познакомится, сделает всё, что угодно, только бы отыскать хёна. Он уже смог, уже сдержал обещание, данное другу, и теперь главное, чтобы и сам Тэхён об этом узнал. И он ещё никогда в жизни не был уверен в своих силах и возможностях, как сейчас — Чонгук найдёт его. И тогда уж точно, не выдержав всей той тоски и сильных чувств к такому дорогому ему человеку, сожмёт в объятиях настолько бережно и крепко, чтобы хён на всю жизнь запомнил тепло его тела.