***
Двое охранников (помимо всех остальных нашпигованных по всему зданию), стоящих с разных сторон распашных двусторонних дверей, едва успевают среагировать, когда Тэхён рывком открывает их самостоятельно, пропуская поклоны бугаев, с поздним зажиганием узнавших в нём сына начальства. Секретарша, женщина лет сорока пяти с собранными волосами в тугой пучок и хорошей стройной фигурой, вздрагивает и машинально подскочила с места. Стул на колёсиках откатился назад, и она рукой потянулась, ловя его за ручку: — Господин Ким Тэхён, я сообщу о вашем приходе, — присаживаясь обратно, но в этот раз неловко на край, секретарь потянулась к трубке связи. — Не утруждай себя, — обрывает её действия отпрыск и, без шансов на обратное, рывком открывает двери кабинета отца, — я без записи. Мужчина в деловом костюме с приспущенном галстуком и покрасневшими глазами от усталости разворачивается в мягком кресле от панорамного окна лицом к бесцеремонно ворвавшемуся младшему сыну. Нахмурив брови, господин Ким непоколебимо сообщил в прижатую к уху трубку: — Я вам перезвоню чуть позже, — и сбросил вызов, швырнув аппарат на стеклянную поверхность стола. — Рад, что ты решился прийти. Тэхён обернулся, заглядывая за спину: — О, так ты всё-таки обращался ко мне, а я думал, со мной кто-то ещё вошёл. — Не ёрничай, — строго сказал отец. — Сядь, — указывает он на кресло перед собой, через стол. — Без этого никак? Я не собирался задерживаться. — Сядь! — повелительно повторяет мужчина с тяжёлым взглядом. Ким-младший сжимает челюсть, но захлопывает нарочито громко двери, плюхается в кресло, вальяжно разваливаясь в нём. Пустым взглядом осматривает пальцы отца, сцепленные в замок. У Джина такая же привычка, когда он полон серьёзности. Сын, достойный своего отца, что нельзя сказать о нём самом с широко расставленными коленями и застывшим лицом ярым фанатиком дофенизма. — Я внимаю тебе, о прародитель, — переводит флегматичный взгляд в глаза напротив. В них проскальзывает огромное желание устроить хорошенькую выволочку, но вместо этого глава семейства только вздыхает, выдерживая высокопоставленное лицо. Тэхён делает это намеренно и целенаправленно, оказываясь большей причиной проявившихся морщинок на этом лице. — Ты пропустил сегодня брифинг, — начал господин Ким. — Выступал твой брат. Тэхён, я понимаю, тебе это малоинтересно, но как бы ты этого не хотел: пора вливаться в семейный бизнес. Хочешь ты этого или нет. — Брать пример с брата, — тихо буркнул младший сын под нос. — Я уже устал повторять тебе всё это, — пропустил мужчина едкость отпрыска. — Ты понимаешь, что сотрудники, самое элементарное, должны знать начальство в лицо, коим ты будешь в будущем. Но ты не присутствуешь ни на одном собрании, ни на совещаниях. Ты меня слышишь? — заметив скучающий направленный взгляд в окно сына, уточняет господин Ким. — А? Что? Всё время забываю, что ты говоришь со мной, — манерно зевает Тэхён. — Прекрати вести себя как ребёнок. Пора уже повзрослеть, — пальцы мужчины расцепились и сжались в кулаки, ноздри широко раздулись, но всё ещё держит себя в руках. — Точно, а я всё забываю, что я забыл. Обязательно добавлю в ежедневнике пункт «повзрослеть». — Тэхён! — повысил голос отец. Осекаясь, он вздохнул, прикрывая на время глаза. Тем временем Тэхён накренился вперёд, опираясь локтями о колени, и склонил голову вбок, прищуривая взор, подсчитывая с неким садистским наслаждением каждую стрелочку морщинок недовольного лица. Отец терпеть не может, когда ему перечат, а у Тэхёна это является хобби. — Что, папочка, хреново? А мне вот тоже хреново было тогда. — Сын, я понимаю, у тебя есть право злиться, но я делаю всё возможное… — Возможное! — прерывая, усмехнулся Тэхён, откидываясь на спинку кресла. Правой рукой он поочерёдно постукивал пальцами по кожаному подлокотнику. — Настолько возможное, что ты избегаешь собственного сына. Не делай такое удивлённое лицо, я, может, дурак, но не дебил и многое замечаю. Проще же послать братца, спихивая на него всю ответственность. А сегодня вообще невестку послал. Такое это твоё возможное? Хоть раз, отец, хотя бы раз ты пытался просто со мной поговорить? Когда ты вообще вспомнил, что у тебя есть младший сын? Сложно ответить. Верно? А я могу ответить когда, вот что самое паршивое. А теперь оставьте меня в покое всей своей семейкой. Вскинувшись, Тэхён резким шагом преодолел кабинет отца, с жаром вцепился в ручку двери. Задержался, обернув голову к призывающему отцу, поднявшемуся с места: — Хватит себя вести как обиженный ребёнок, надо уметь отпускать ситуации и смотреть реально на жизнь! — А меня родители не научили по-другому, — отворил Тэ двери, притормозил в них: — И да, ты прав: у меня есть полное право злиться. Двери вновь захлопнулись. Младший сын корпорации Ким вторично, но уже в обратную сторону промчался мимо охраны, сжимая кулаки, унимая в них дрожь, как и желание срочно закурить и сигареты не в помощь. Он нервно откинул чёлку назад. Вдох, Ким. Выдох. Двери соседнего кабинета раскрылись, сбивая с толку и без того пошатнувшуюся нервную систему. Джин, сжимая в руках пачку документов, воззрел на него: — Тэхён, ты от отца? Вы поговорили? Если есть что непонятное, я объясню и дополню… Вместо ответа ему послужил выставленный средний палец. Старший брат только нахмурился. Прямо по коридору послышался цокот невысоких каблуков, и женщина белом костюме обратила на себя внимание. Она отняла взгляд от экрана смартфона, удивлённо взглянула на сыновей, заостряясь на младшем: — Тэхён? Всё хорошо? На что он засмеялся: — Ну, если сейчас ещё появиться Чэнь, то… Мягкий сигнал лифта пикнул в коридоре. Дверцы разъехались, обнажая обзор на переводчицу. Тэхён вскинул руки и воскликнул: — Бинго! Да мы так за завтраком никогда не собираемся. Милая, придержи-ка двери, — втиснувшись мимо ничего не понимающий Чэнь, Тэхён нажал кнопку первого этажа, помахивая рукой собравшимся родственникам. — Я бы сказал, что был рад вас видеть, но я бы солгал, — квадратная улыбка растянулась на лице, и металлические дверцы съехались.***
Перелистнулась очередная желтоватая страница книги. Осталось пара глав до концовки. Тонкие пальцы скользили по строкам в такт пробегающему взгляду, боясь сбиться. Суён поджала ноги на кровати, застыв в предвкушении и одновременной горечи печали финала завидеть завершающую точку. Прощаться с понравившейся книгой сложно и одновременно приятно, постепенно погружаясь в её мир и приготавливая местечко в душе, как на книжной полке. — Словно образ печали, бездушен тот лик… — шёпотом цитирует она себе и вздрагивает от неожиданного громкого рёва мотора и не менее тихого визга тормозов. Так на территорию особняка семьи Чон может заезжать только один человек. Откладывая классику, забыв вложить закладку, Суён наспех запахивает халатик на домашнем пеньюаре и выскакивает из комнаты. Как бы не злилась на брата, девушка понимала его полное право испытывать то же самое в её адрес. А отбрасывая эмоции к чёрту, Суён соскучилась по вредному, сварливому и вспыльчивому Гуки. Тапочки с пампушками на подъёме ступни едва не слетели с неё, спешащей по коридору и резко поворачивающей к лестнице к первому этажу. Она резко тормозит, успев соскользнуть с парочки выступов, когда наперерез из столовой вышла мать с бокалом алкоголя искрящегося бурого цвета. Популярным лимонадом здесь и не пахло, мать никогда не пила подобного, в отличие от разнообразия вин, шампанского, мартини и виски. Глаза женщины лениво поднялись вверх и безэмоционально прошлись по телу дочери. Придерживая бокал, она плавно принялась подниматься наверх. А Суён стала спокойнее спускаться, машинально выпрямив осанку, как рефлекс на дрессировку. Поравнявшись, Су ощутила резкую боль в предплечье от цепких пальцев. Госпожа Хан не жалела использовать ногти, втыкая в тонкую кожу. Хоть и через ткань, но ощутимо. Су держится, дёрнув только губами, плотно их сжимая. — Ты можешь дурить кого угодно: брата, отца, всех вокруг. Но не меня, — тихо, но чётко сообщила женщина с нотками презрения в голосе, которые Суён вполне отчётливо разобрала. — Не забывай свой долг и кому всем обязана, — заключив, мать расцепила пальцы, как ни в чём не бывало, двинулась дальше. Девушка проводила её спину лёгким оборотом головы. Она помнит. Всё помнит. И всё знает. Всё знает, кроме материнского тепла. Каково оно на ощупь и какой обителью от тревог должно быть. Вот чего она точно не узнает наверняка, раз за все годы познавала только удаляющуюся спину и чёрствость. Кроме долга, в ней не заселили ничего. Обязанности стали праведной совестью. А жить? А вот жить Суён никто не научил. Зато чётко различает, кто в ней важен, и ради него снова пускается в ускоренный режим. Чонгук небрежно выбросил бычок выкуренной сигареты, отнимая таз от капота в просторном гараже с многочисленными машинами разной марки и расцветками, принадлежащими всей семье. Неярким холодным точечным светом освещалось каждое парковочное место. Здесь было чуть прохладнее, чем внутри особняка. Шаркающие шаги по бетонному покрытию вынудили обернуться в сторону вошедшей Суён. Она была в тонком коротком халатике, оголяющем ноги, покрывшиеся мурашками. «Замёрзнет же, мелкая балбеска», — думает он, останавливая взгляд на казавшейся такой маленькой фигурке в объёмном пространстве. Прежняя буря не утихла, но присмирела и, кажется, готова полностью померкнуть, видя её глаза. Не говоря ни слова, сестра быстро сократила расстояние, вцепляясь к нему в объятья. Даже если бы он силой постарался оттолкнуть её, у него ничего не вышло бы. Она так вжалась в него, нуждаясь в том же самом в ответ. Хрупкие пальцы сжали куртку со спины, а лбом сестра уткнулась в ключицу. От него пахнет другой девушкой, но Суён плевать, ощущая родное тепло. Чонгук хотел воспротивиться, вновь отчихвостить её, но стоило её дыханию пробраться даже сквозь ткань футболки — он сдался. Крепко обхватил в объятья и прижал Суён к себе, зарываясь носом в мягкие волосы. Она пахнет лавандой. — У нас ничего не было, — очень тихо оправдывается Су. — Я знаю. — Прости. Он молчит, только поглаживает копну шелковистых волос, окуная в них пальцы. — Глупышка. Сквозь дыхание слышится её облегчённая улыбка. Сестра терпеть не может ссоры, как и он сам. Он знает, связь между ними намного крепче, даже если кажется, если это совсем не так. С детства рука об руку, закрывая ладошками друг другу уши во время родительских ссор, они укрепляли узы без чувства долга и обязанностей. Они просто были нужны друг другу. Сестра — вот что важно в жизни. То, что Чонгук укоренил в своём нутре и бережёт. У них больше никого нет. — Не трогай только его, пожалуйста, — приподнимает свои глаза Суён. Незаметно недовольно сцепив зубы, Чон поддаётся: — Ладно. Но если подобное повторится, клянусь тебе, я себя не сдержу. Согласно кивнув, девушка благодарно целует брата в щёку, зная, каких трудов стоит ему данное соглашение. — Где ты был? — переключает тему Суён. Чон дёргает уголком губы, отходя обратно к капоту, и решает достать ещё сигаретку. Суён пристраивается рядом, кивая на пачку: — Угостишь? — Нос не дорос, — дразнится он. — Эй, — прилетает лёгкий шлепок по плечу, — всего на пять минут меня старше. — Но старше же. Не дам, даже не проси, — оттягивает парень пачку от ручонок девушки, прибирая её в карман. — Можешь баловаться с чем угодно, но не при мне, — прикуривается от зажигалки. — А если узнаю что-то подобное, то уши откручу. — Попахивает дискриминацией, — хмыкает Суён. — А ещё заботой, невежа какая. — О да, в пассивном курении много заботы, — язвит сестра, хитро поглядывая. — Ой всё, зануда, — фыркает Чон, выпуская смог дыма, собираясь встать, но мягкая ладонь удерживает, не давая это сделать. Он подчиняется единственной, кому это позволено. — С тобой даже никотином дышать легче. В сердце Чонгука скрепят цепи. Резко вобрав глубокую затяжку, он едва не поперхнулся. Выдохнув, вовремя приструнил демонов и смог с улыбкой приобнять сестру за плечи. — Травиться вместе и в горе, и радости? — она хохотнула, обвив руками торс брата. Снова к теплу бы родному прижаться. — Я был с Минсо, — вдруг выпалил Чон-старший. Девичья улыбка спала. — Вам не надоело ещё? — Игра есть игра. — Не понимаю. Вы так вцепились в эту девушку. Что это даст? — Оно того стоит, — облизал с никотиновым привкусом языком губы Чонгук. Губы цветочницы мягкие, их приятно целовать. А ещё такие неопытные, которые хочется научить всем тонкостям. Посерьёзневшая Суён отстранилась. Чонгук приподнялся, бросил бычок и придавил его носком ботинка, вдавливая в пол. — А если ты разобьёшь ей сердце? Он безразлично хмыкает: — А это уже не мои проблемы, сестрёнка. — А если бы кто-нибудь так поспорил на меня? Если бы кто-то разбил сердце мне? «Вернее, уже…» — добавляет про себя. — Я бы вырвал глотки каждому, кто это посмеет, — прорычал Чонгук. Мерзко даже думать об этом. Желчь кипит и разливается по крови моментально. Суён приподнялась и встала напротив него, смотря прямо глаза в глаза: — Тогда какое право вы имеете на это? — Не путай положения, Суён. Мы неприкосновенные. Смотреть надо немного дальше твоих романтичных книжонок. В реальности есть негласные статусы, которым подчиняется весь мир. — Так дело только в положении? Гуки, люди не делятся на касты. Финансово, возможно, да. Но только это не даёт право использовать другого человека в своих целях и оттого, что вам тупо скучно. — Природой так устроено, что есть человеческая цепочка. Она как пищевая, где сильный поедает слабого. Люди недалеко от этого ушли. Выживают только сильнейшие. Этой девочке, — дёрнул он рукой, словно упомянутая стоит рядом, — предстоит урок. И либо она станет сильнее, переживёт и перестанет быть такой мямлей, научится хоть чему-то новому… — Либо? — упрямствовала Суён, не веря, что всё это говорит её брат. Конечно, она знала, что он с дружками те ещё козлы, но достучаться показалось чем-то нереальным, но сдаваться не хотелось. Это сложно, но ещё возможно. Он не прогнил до конца, она верит. — Су, чтоб тебя, — отступил он на два шага, небрежно взлохмачивая причёску, — всё закономерно. — А что если это она разобьёт вам сердце? На этом Чонгук смачно рассмеялся. Эхо его голоса басом разнеслось по гаражу. — Ты серьёзно? — сквозь смех поинтересовался брат. Суён спокойно пожимает плечами и встаёт с чёрного капота BMW, направляясь к выходу: — Всё закономерно, — бросает через плечо и встаёт вполоборота: — Выпьешь со мной кофе? — Только если коньяка в него добавишь. Девушка с улыбкой вздыхает: — Ты неисправим.