Гнилые души

      Сдержавшись, чтобы не выставить средний палец очередной камере в пентхаусе, Тэхён выпил виски с горла из открытой бутылки и вытер рукавом куртки остатки градусных капелек с губ. Тёплый виски оказался отвратительным, но он успел привыкнуть, осушив почти треть бутылки прямо за рулём, направляясь прямиком в эпицентр Каннама. Оставляя машину в подземной парковке, собственноручно выудил из багажника ящик золотисто-коричневого пойла. Отмахнувшись от предлагаемой помощи охраны элитной высотки, молодой человек упрямо втащил ношу в стеклянный капсульный лифт и нажал последнюю кнопку этажа. Посторонние только раздражают сильнее. Особенно сейчас, когда он откровенно не в духе.       Двери съехались, и лифт бесчувственно двинулся вверх. По мере подъёма город уменьшался, мерцая огнями, как опустившимися звёздами к ногам.       Тэхён подошёл к стеклу, скучающе отбрасывая взгляд вниз. Сделав глоток, он заострился на контуре отражения, а именно на тёмных впадинах полупрозрачных глаз напротив своих. Горячительный напиток очередной раз обжёг горло, и он закрыл глаза.       Он не в лифте. Он сидит на мраморной лестнице, вцепившись в колонну перил, обнимая и прижимаясь руками к ней плотнее. Холодный камень обжигал, вынуждая шмыгать подмёрзшим носом, но он упрямо продолжал жаться, боясь отпустить, словно упадёт и разобьёт голову, свисая с обрыва ущелья. Он заслышал шорох хорошо знакомых мягких туфель, к которым хотел моментально спрыгнуть, преодолевая остатки лестницы одним ловким прыжком, но внутреннее обеспокоенное чутьё не позволило сдвинуться с места, сливаясь с мрамором в единое изваяние.       Женщина с проявляющейся благородной проседью в волосах выскочила в фойе, поспешно натягивая слишком тоненькое пальто для проливного дождя на улице. Она казалась напуганной и встревоженной. Пальцы плохо слушались, застёгивая пуговицы на ходу. И она вздрогнула, заметив его. Ни слова. Она не сказала ему ни слова. Только ускорилась, ринувшись к выходу.       Тихо наблюдавший за всем дворецкий кивнул женщине, открывая увесистую створку дверей пред ней.       Моментально потянуло влажным осенним холодом, лизнувшим босые ноги мальчишки. Тэхён отказывался чувствовать его, и без того продрогнув до костей просидев очень долго на одном месте в ожидании. Чего именно, он не знал, но чувствовал, что должен. Иначе он не успеет. Всё, конец.       Женщина чуть задержалась в проёме, беспощадно потешив детскую надежду на прощание, но вдребезги разбила её быстрым кротким мигом. Приподняв воротник, она выскочила под молотящие капли непогодицы и сдувающий ветер.       Всё, что она оставила после себя — последний взгляд глубоких карих глаз, наполненных ужасом.       Ким-младший сглатывает и отрывает глаза. Город померк в черноте ночи, оставшись в самом низу, под его ногами. Пускай там и остаётся. Самое ему место.       Открытый лифт давно ожидает. Ухватывая ящик, парень тяжёлой поступью приблизился к бронированной двери. Приложенный к табло ключ-карта доброжелательно зажёг зелёный доступ, и замок отворил вход.       Ким испытал лёгкое подташнивание. Надо меньше помнить и вспоминать. Приходится напоминать себе чаще, чем планировал. Он бы заперся в бункере, если бы была такова возможность. Запереться. Уединится. Забыться. И, конечно же, напиться. Как же без этого. Всё, что хаотично крутилось в голове и тешило желание.       Защёлкнув магнитный замок, парень бросает бутылки виски в проходе. Он перешагивает с ноги на ногу. Мыском то одной, то второй стягивает ботинки и намеренно отшвыривает их в разные стороны. Пройдя в гостиную, на ходу стягивает куртку, только успевая перекладывать прихваченную бутылку из руки в руку, и кидает вещь не глядя. Попала на диван или кресло, ему плевать, но, судя по звякнувшей собачке, она угодила на пол. Дурацкая белая рубашка душит, хотя и так расстёгнута на две верхние пуговицы. Свободной рукой Тэхён расстёгивает все остальные, оголяя торс.       Он не спешит. Не торопится. Двигается меланхолично, растягивая необъяснимый, но подрывающийся из самого нутра порыв. Тэхёну с изуверским наслаждением нравится это состояние. Он кайфует и сам себя подталкивает на некое безумие. Не крупное, а так, скорее шаловливое, основанное на внутреннем самобичевании, оставленном после отца. Тэхён умел оставлять последнее слово за собой, пускай напыщенным юношеским максимализмом, несмотря уже на неподобающий возраст, но морально всегда проигрывал этому человеку. У него нет выдержки. Осталась только обида. Жгучая, въевшаяся глубокими корнями обида. Настолько сильная и пагубная, что он готов харкать кровью этому человеку, называемым отцом, прямо в лицо. Настолько всё паршиво.       Психологи? Какие, мать вашу, психологи! Десятки. С ним работали десятки, но с каждым он оттачивал искусство лжи. И ему верили. Когда смотрел прямо в глаза и отвечал чётко на вопросы. Ловко маневрировал улыбками и жонглировал достоверностью заученных фраз, лишь бы прекратить выедающие нервы сеансы. С последней он переспал. Поимел прямо на рабочем столе в светлом её кабинете, и она долго упрашивала не лишаться столь юного, но вполне «опытного» пациента. По подсчётам, вместо стандартных вопросов, она с готовностью раздвигала ноги, за что получала порцию проплаченного оргазма. Конечно, за хороший секс ей ещё и платили прилично. И Тэхён ходил пару раз, но не ради соития, а просто, чтоб на пару купюр опустел кошелек отца. Незначительно, родитель и не почувствует минус, но для сына это являлось личным частичным удовлетворением подросткового периода «назло всем».       Если бы не Джин, все тяжбы попыток попасть вглубь него, в самые недра мозга в жалких ковыряниях искоренить «зло», таящееся внутри, всё закончилось бы намного быстрее. Но любимый братец проявлял заботливую бдительность и подозревал вымуштрованную фальшь младшего. Он подстрекал родителей пробовать ещё и ещё специалистов. И они прислушивались, продолжая пытки Тэхёна. Они общались по скайпу, обращаясь в разные точки планеты. А Джин всегда был вылизанным правильным мальчиком. Хорошим сыном. Не таким, как он: семейным ошмётком с кучей проблем.       «В семье не без урода», — хмыкает про себя юноша.       Тёплый виски скользил по глотке. Нахмурившись, Тэхён жалеет, что не проверил заранее запасы наличия закусок. Хотя бы захудалого лимона. Еда не водится в его обители. Чаще использует доставку на дом, чтоб без лишних заморочек и быстро. А пить алкоголь в то время, когда в желудке, кроме приторно-сладкой ваты, ничего нет, дурная затея.       Где-то тихо завибрировал телефон. Он оставил его в кармане куртки, одиноко брошенной, и не спешил отвечать. Вернее совершенно игнорировал звонки с того момента, как покинул кабинет отца. Отвлекся Тэхён только на звонок в дверь. Отставив бутылку на стол, он вернулся в прихожую, устало потер щеку, включая монитор. На голубом экране замаячило лицо администратора с ресепшена, отвечающего за охрану и пропуск гостей, и его голос тоскливо отозвался через динамик:       — Господин Ким, простите за беспокойство, на входе трое молодых людей с крупногабаритным товаром утверждают, что они к вам. Вы осуществляли доставку?       — Да, да, — скучающе отмахнулся Ким, — впусти их, — и быстро отключил экран на случай возможных ещё ненужных ему сейчас вопросов.       Отключив электронный замок, он вернулся в гостиную, прихватил бутылку в руку и завалился в кресло, закинув ноги на подлокотник, на второй опёрся спиной, откинув голову назад. Ему скучно и лениво. Свет Тэхён оставил точечным, погружающим квартиру в полумрак. В свисающей люстре с потолка второго этажа отражались огоньки света, поблёскивая на гранях маленьких кристалликов. Смотря на неё, он думал: надо бы включить музыку до боли в ушах, чтобы сама едва позабытая душа дрожала от басов, а он танцевал и обливался алкоголем. Капельки бы стекали по волосам, и он стряхивал их при активных движениях, кайфуя в одиноком танце и таящихся мыслях при каждом глотке.       Очередной звонок в дверь теперь уже его квартиры прервал его. Тэхён громко крикнул:       — Входите!       — Господин Ким, — с поклоном вошёл первый юнец, остальные затащили тяжёлый ящик, похожий на морозильную камеру или мини-холодильник, и вторили первому.       — Ага, — лениво отозвался он и поднял руку с оттопыренным указательным пальцем, остальными зажимающими виски, указывая наверх, — отнесите на второй этаж, третья комната, и высыпьте всё в ванную.       Он заметил удивление в их глазах, которые они поспешно скрыли и безоговорочно принялись выполнять указ.       Когда они спустились обратно, главенствующий из них подошёл, протянув бумагу:       — Распишитесь, пожалуйста.       — Ой, давай сам, поставь крестик или закорючку, что хочешь. И дверь захлопните, — доставщик смиренно кивнул, и все трое покинули квартиру.       Оставшись один, Тэхён ухмыльнулся, всматриваясь в часть потолка второго этажа.       «Благословлённая цивилизация, в чьи современные дни можно доставить на дом всё, что угодно».       Подталкиваемый дурной затеей, он вынудил поднять свой зад и предстал перед большой круглой ванной, доверху наполненной кубиками льда. Безумная улыбка застыла на губах, пока он поспешно стягивал всю одежду. Каждая клеточка оголённого тела ощущала исходящий холод. Мурашки пробежали по коже.       И срать он хотел на всех. На всю родню. И на себя самого. Он помнит эти глаза. Они стоят перед ним всё такие же наполненные страхом. Жалкие остатки сердца саднили с левой стороны, царапали рёбра изнутри, пытаясь вырваться из ловушки. Он не чудовище. Он же знает. Тогда почему? Почему эти глаза смотрели на него именно так?       Он не был чудовищем до того дня. Он умел любить.       Один глоток увлажнить горло.       Ещё один для храбрости.       И ещё один для храбрости, прежде чем погрузиться в ванну, поджимая подрагивающую губу.

***

      В который раз голова соскользнула с ладони, сонно клюнув носом. Минсо потёрла глаза и проморгалась. Организм сопротивлялся нагрузке. Глаза болели, труднее было соображать и ужасно хотелось спать. В тетради почти дописанный конспект, а на экране компьютера наполовину выполненный доклад по экономике и законченный по философии. Она ругает себя лишь за небрежную скорость, с коим они выполнены, но накопленные хвосты возрастали и скрежетали возле самого уха, требуя неотложного выполнения.       И тут приходит первый студенческий урок: хорошо всё делать вовремя. Гулять тоже хорошо, развлекаться и прохлаждаться с друзьями ещё лучше. И всё же с таким усердием пробиться в Сеульскую Академию и завалить учёбу слишком опрометчиво и глупо с её стороны. Но эти мысли никак не хотели срастаться с упрямой установкой заклинившего волнения в груди, вдруг активно забурлившей молодости и перетягивающей весь интерес на себя.       Отложив карандаш и сделав глоток давно остывшего кофе, Минсо даёт напутствие себе для последнего рывка. Тело трещит и ноет, моля приложиться к подушке и завернуться в одеяло. Спать осталось ничтожно мало. На часах сменилось время на три часа и две минуты. Подтянув резинки собранных двух хвостиков и заправив выбившуюся прядь за ухо, Минсо зевает. Цель взять карандаш обратно в руки срывается, вместо этого сердце вздрагивает от щелчка входной двери.       Она уже знала, кого ожидать, выходя в прихожую. Пак Минсо встала напротив вошедшего брата.       — И даже без вазы на этот раз? — разуваясь, осмотрел он её.       — Начинаю привыкать к твоим ночным визитам.       — Тебе не пора спать?       — А тебе? — Ван посмотрел в упрямые глаза сестры и вздохнул. Не то чтобы он перестал быть рад крошке-сестре, но её упрямство назойливой мушкой не давало в прямом смысле прохода. И этого Ван раньше не подмечал в маленькой и кроткой Ми.       — Давай договоримся так: я ничего не спрашиваю о богатеньких ублюдках, с которыми ты связалась, а ты не спрашиваешь ничего у меня?       Он обогнул её, намереваясь в очередной раз запереться в комнате. И именно это разгорает Минсо со страшной неузнаваемостью, достигая первой точки кипения.       Приходится глушить, обильно поливая холодным успокоением под названием выдержка.       Сглотнув возмущение, девушка снова чувствует себя отвергнутой. Тяжёлый выдох опустил плечи, словно все проблемы мира свалились одномоментно. Она устала копаться в себе и искать силы вечно оправдывать брата перед собой. Минсо не считает это заслуженным. Гладить по головке и утверждать «вот вырастешь — поймёшь» самое лёгкое и безобремененное, что можно втолковать ребёнку. А ещё скормить конфетку, чтобы закрепить, оттягивая этап взросления. Что же тогда удивляться и сетовать в неуверенности, несмышлёности и упрекать в несамостоятельности, когда изначально закладывают и дают установку «не лезь, не мешай, мал ещё». А когда взрослеть? Как справиться с предчувствием данное не понимать, но ощущать тревоги, чувствовать скрытую за улыбкой печаль родных людей? После этого бесчестно резко отталкивать от себя, да и без объяснений. С каждым днём Минсо открывает глаза с чуть иным взглядом. Она чётко осознает — время пришло.       Сколько он собирается её мариновать в неведении? Сколько её сердце должно испытать за него тревог? Хотя бы на эти вопросы он обязан ответить. Брат он ей или кто?       — Кто лучший братик? — тихо шепнула она, и это сработало.       Ван застыл на месте и развернулся. Стыдливо опуская глаза, молодой человек взъерошил волосы. Ненадолго тишина окутала их.       За стеной соседка скрипнула стулом о половицу. Тоже не спится.       — Твой братик, возможно, самый большой дурак. Мне правда сейчас сложно всё объяснить.       — Попытайся, — ловя тонкий момент, она тянется навстречу, боясь лишний раз даже вздохнуть, лишь бы не спугнуть. В поддержку сестра опустила ладонь на плечо Вана. — Мы же всегда держались вместе. Я всё пойму.       Не лжёт. Чуткость в Минсо отдаёт особенным теплом, ничем несравнимым, после него хочется верить и научиться мечтать.       Но судьба не играет в игры, она коварно плетёт интриги.       — Нет, — не поднимая головы, брат покачал ей, — не всё можно просто объяснить. Мне нужно время. Я всё урегулирую, — с каждым его бормотанием сердце Минсо заходило с большей тревогой, предчувствуя нехорошее. Кроме удручённости в глаза, Ван казался понурым, ссутулившимся, исхудавшим, и ему требуется хорошенько помыться и сменить потрёпанную и изрядно измятую одежду. Внезапно Ван вцепился в её руку на плече, плотно сжал до терпимой боли и поднял глаза, безумно блуждая ими по её лицу, окончательно пугая. Зрачки расширились в полумраке прихожей до самых краёв ореол. — Да, мне просто надо время. Всё будет хорошо. Ты же веришь мне?       Она не нашла в себе силы на отрицательный ответ. Ван слишком казался ей странным. Подозрительно непохожим на себя. Но это всё тот же близкий и родной человек, главный защитник и лучший друг. Всегда им был. И пускай им и будет. Улыбкой она успокоила его (но не себя), ощущая, как внезапно задрожали его руки, и он обнял её, продолжая лихорадочно шептать, сжимая всё крепче, передавливая лёгкие. Даже сквозь его серую плотную толстовку она ощущала выступающие рёбра брата:       — Верь мне. Всё будет хорошо. Просто доверься мне, — как внезапно обняв, так же резко отстранившись, Ван чуть встряхнул сестру за плечи: — А им не верь.       — Кому? — растерялась она.       — Не верь ни единому слову этих парней. Они плохие люди и сделают больно. Не будешь?       — Не буду, — обескуражено кивнула Ми, сбитая с толку поведением брата. Учитывая все недавние обстоятельства, она могла сказать, что плохие люди — это явно те, с кем он проводит время, а не она. Но спорить и возражать не стала.       Брат одобрительно улыбнулся и поцеловал её в лоб, обращаясь, словно к ребёнку:       — Я знал, что ты хорошая девочка. А теперь пора спать.       Да, поспать. Пожалуй, это обоим необходимо.       И снова у неё ничего не вышло.

***

      Удар пришёлся по левой щеке ближе к губе. Боли не было, несмотря на образовавшуюся кровоточащую ссадину в уголке нижней мягкой ткани. В голове гул, закладывающий уши. Постепенно до слуха дошли и голоса.       — Врежь и от меня ему, — гласил первый.       — Если он сейчас не откроет глаза, я его об кафельную плитку размажу, — вторил второй.       Тэхён лениво разлепил глаза. Пару раз сморгнул мутную пелену. Мельтешащие силуэты начали обрисовать склонившихся к нему друзей. Сам он полулёжа располагался на полу, но не помнит, как выбрался из ванны. Вероятнее, его вынули из неё. С пришедшим сознанием очнулось и тело, моментально отреагировавшее на окружение. Конечности ломило, и они не слушались. Губа щипала, из её трещинки к подбородку бежала тонкая струйка крови. Удивительно, как она оказалась тёплой, когда сам Тэхён промёрз. Зубы стучали и не слушались его. Отмороженный мозг хаотично вылавливал мысли, разбросанные произошедшем за последние сутки, и о том, что творится сейчас. Внутри не чувствовалось ничего. Сам он пуст.       Что-то влили в горло или на всего него сразу. Так и не понял, только ощутил жар и накинутый мягкий плед. Сквозь него грубо растирали руки и ноги.       — Дебил! Идиот! Шизанутый говнюк! — слышал он ругательства вокруг в свой адрес и не спешил отрицать их. Наоборот, хотелось истерично смеяться и поддакивать. Ну, подумаешь, заснул в ванне со льдом, с кем не бывает.       — Какого хуя ты вытворяешь вообще? — голос Чонгука разрезал ванную комнату пополам своим гневом. По теории вероятности, это его кулак хорошо приложился к Тэхёну характерным знаком. Отвечать не было сил и желания, зато можно дурно лыбиться начавшими слушаться губами. Становится тепло и где-то внутри, где пустота.       — Парни… вы просто… охуенные, — вяло, насколько позволял язык, дрожа, прохрипел Тэхён. Ноги и кончики пальцев отходя неприятно кололо.       — Может, его ещё раз приложить, он же спятил, видишь? — взгляд скакнул на Чимина, заматывающего его ноги в плед плотнее. — Псих! — завершает краткую, но гармоничную тираду друг.       Оба настолько серьёзные, они разрывали Тэхёна смехом изнутри, срывающимся подобием кашля человека с бронхитом. Сколько чудесных и бранных слов предстоит ещё выслушать Тэхёну.       Смирившись с невменяемостью Кима, они пришли к итогу спустить его вниз. Как хлопотливые нянечки, помогли устроиться в кресле, оберегая больного… на всю голову. Чимин подошёл к системе температурного режима, увеличивая градус в помещении. Чонгук достал бутылку из брошенного ящика и откупорил виски, протянув его Тэхёну, сдерживаясь не разбить бутыль о его голову. Вполне было бы заслужено. Не отпираясь, Тэхён смачно припал к горлышку в жадном глотке, не обращая внимания на неприятное пощипывание ранки. Тёплый виски сейчас не казался настолько противным, но не воспринялся голодным желудком, бухнувшись тянущей тяжестью на самое дно. Будет изжога, либо накатит тошнота. К тому и другому Тэхён не готов, как, собственно, и кислым лицам друзей:       — Что-то случилось, а я не в курсе? — в этот раз голос прозвучал бодрее. Тело оттепливало под одеялом, приятная согревающая нега растекаясь по клеточкам. Жрать только теперь охота.       Чонгук возмущённо хмыкнул:       — Я точно ему сейчас ещё раз врежу.       — Только теперь после меня, — отозвался Чимин, подходя ближе. На его красивом аристократическом лице залегли глубокие морщины, искажая мягкие черты. Ему не идёт. В отличие от привычной блаженности и лёгкой хитринки в глазах. Но от них не осталось и следа благодаря Тэхёну и его пугающих синих губ в грёбаной ледяной ванне.       — Парни, ну что за грубость в адрес такой милой лапочки, как я? — возвращается прежний Ким. Добро пожаловать, блять.       — Мне надо выпить, — психанул Чон, возвращаясь к ящику.       Чимин сел на диван поближе к краю и в упор смотрел на отмороженного. Он поджимал челюсть, напряжённые мышцы выступали на его шее. Чимин умеет даже изящно думать, в молчании передавая мнение выразительными глазами.       — Объяснишь? — спокойно задал он вопрос.       Вот только Тэхён не хочет говорить. Говорить — это значит снова думать. Думать — это мыслить. А всё это сложно до головной боли. Слова царапают горло касательно его внутреннего содержания. Проще вызвать рвоту, и это окажется выразительней вместо тысячи слов.       — Эй, давайте без этого, всё же зашибись, — отпил ещё глоток Тэхён. Так он увиливает от надзора Пака. Появляется шанс упрятать глаза, подавляя зарождающиеся отростки совести. Кажется, прежние дрожжи начали протестующе урчать, а желудок требовал чего-то, помимо выпивки. А вот и вариант сменить тему: — Давайте лучше пиццы закажем, а?       — «Зашибись», говоришь? — фыркает Чонгук, плюхнувшись на диван. Чимину он протянул прихваченную выпивку. Тот, не отнекиваясь, перехватил её из его рук, выдохнул и выпил. Сморщился, собирая складочки на лице. А Чон меж тем продолжил: — Да если бы Чим не забил тревогу, не дозвонившись до тебя, и мы оперативно не вычислили, где ты, на уровне ебаной интуиции, то хуй знает, что с тобой было бы, ты грёбаный долб…       — Да понял, кто я, не продолжай, — перебивает Ким.       Иногда проще сдохнуть. Ким просто заебался. Жить, постоянно отвлекая себя. Развлекая. Удовлетворяя. Ему нужна была заморозка. Изощрённый способ самоистязания, чтобы прекратить думать. Тупо отвлечься. Неосторожно, с положенным огромным болтом на последствия, главное, чтобы помогло. Чтобы душные мысли освободили голову и произошёл сладкий миг свободы. И ему помогло, когда на пике усталости изнывающие душу глаза сменились на оттенок кофейного ликера. Небывало тёплый, глубокий. Ему бередился запах отнюдь не кофе, а свежих цветов. Пускай иллюзорно, но приятно. Так ему нравится.       — Я хочу выпить, — выплывая из прострации, Тэхён поднял бутылку виски в руке, как при тосте, — за мою сраную жизнь, которую я обожаю и ровно настолько же ненавижу, — смех сам непроизвольно сорвался. Он запрокинул голову на спинку, извергая его без остатка. Друзья поддержали минутой молчания, лишь перебросившись взглядами. Смех Тэ затих, сменяясь на грудной тяжёлый выдох.       — Ты не один, — тихо отозвался Чонгук. — Жизнь говно, родаки не понимают, а все бабы — зло. Жить по этому принципу действительно убого, когда это платформа, от которой мы все отталкиваемся. Про свою жизнь я могу сказать точно так же. Так что засунь свои псевдострадашки глубоко в задницу, Тэ. Потому что пока у тебя есть с кем бухать — ты не один.       — Звучит, как тост, — заценил Ким и расслабился, когда в унисон разлился совместный смех.       Сжалившись над урчанием желудков, они заказали еду на дом, достали кубики льда для виски, наконец, немного охладив его этим, включили тихо музыку и разморились на мягкой обивке своих мест.       Тэхён продолжал укутываться в плед, ещё согреваясь.       Чимин раскинул руки, закидывая одну на подлокотник, а вторую одинаковой по высоте спинку дивана. Ноги он сложил правую поверх левой на журнальный столик. Удерживая кончиками пальцев стенки, он крутил рокс. Кубик внутри мелодично постукивали о толстое стекло.       — На мой член пытаются усадить дочь посла, — выдал Пак.       Слева послышался свист Чонгука, справа Тэхён отстранил бокал от губ, не успев допить остатки.       — Ну а что, она девушка тихая, скромная. Будет тебе покладистой женой. Готовить завтраки, встречать горячим ужином. Секс в миссионерской позе. И нарожаете кучу детишек. Прелестно, — усмехнулся Тэ.       — Выходит, у нас сейчас мальчишник? — поддакнул Чон.       — Ну вы и козлы, — тянет с улыбкой Чимин. — До вас не доходит, что вы следующие? Лично мне это всё нафиг не нужно. «Жена», «брак», «семья», кто придумал эти примитивные словечки? Для чего иметь рядом с собой человека, который будет думать, что ради него буду готов на всё. Она будет ждать красивых слов, поступков. Будет требовать внимания, а потом обижаться, ничего с этого не получая. А я не собираюсь давать надежд, обещаний того, чего не готов дать и не желаю. Но женщины по натуре своей именно этого и ждут.       — Именно своей натурой они и прекрасны. Если попытаться их изменить, рухнет весь мир. Они же замечают абсолютно всё за исключением очевидного. А мы как раз видим очевидное, но при этом не замечаем деталей. Кто ещё, кроме них, разглядит в тебе хоть что-то хорошее?       — Заделался в феминисты, Тэ? — Чонгук с ухмылкой оглядел друга.       — Я просто очень люблю женщин.       — Ты просто не любишь онанировать, — рассмеялся тот в отместку.       В дверь внезапно позвонили. Молодые люди встрепенулись. Для доставки ещё рано, только если не окажется, что курьер живёт в соседнем доме. Чимин встаёт, оставляет рюмку и спокойно движется к двери. Парни слышат его голос:       — Неожиданно.       Щелчок двери, шорох шагов и навстречу вышла Суен. Россыпь чёрных волос красивой волной струилась по гордо выпрямленной спине. Черный кожаный кроп-топ и джинсы с невысокой талией оголяли аккуратный пупок. Девушка оставила обувь на входе, выйдя босой, и в этом виде было что-то дерзкое и непривычное для малышки Су, чем невольно заворожила, как и внезапным появлением.       — Я подумала, вам будет скучно без меня, — знакомая улыбка украсила бордовые губы девушки.       — Иди ко мне под плед, — заёрзал Тэхён, — я тут как раз местечко нагрел.       — Только попробуй, — моментально пригрозил Чонгук, прекрасно зная, в каком оголённом состоянии сидит Ким.       Суён удивлённо приподнимает бровь, просканировав глазами Ким Тэхёна:       — И почему я уже ничему не удивляюсь, — хмыкает она в итоге и садится на место Чимина (тот сел в соседнее свободное кресло). А вот хмуриться Су начинает, когда замечает подбитую губу. Она склоняется, тянет руку, хватает подбородок Тэхёна. Секундная мысль и оборачивается к брату: — Ты теперь на всех руки решил распускать?       — Ну конечно, я же всегда крайний, — несмотря на справедливое обвинение, Чонгук всё равно возражает сестре. Вообще-то, за дело, не просто же так. Увидев такое, Суён тоже бы не комплиментами одаривала.       — Это я сам, — отмахивается Тэ, прихватывая руку сестры друга, оплетая её пальцами. — Мне приятно, что ты так переживаешь за меня. Точно не хочешь ко мне? У меня уютно, — начинает он оттягивать край пледа.       — Тэхён, да чтоб тебя! — рычит Чон.       — Что? — смотрит тот невинным взглядом.       — Не стоит так разочаровывать мою сестру, я-то видел твоего скукоженного дружка.       — Даже мой скукоженый побольше, чем у некоторых в активном духе.       — Хоть что-то не меняется, — закатываются глаза девушки. Суён встаёт с места. Не хватало, чтобы парни тут ещё и письками начали мериться, да ведь уже… — Есть у вас тут что выпить?       — Конечно, — отозвался хозяин квартиры, — я всегда храню шампанское специально для тебя.       — Да знаю я, для кого храните его, — усмехается она, скрываясь на кухне. Проститутки, пожалуй, отёрли тут каждый угол, но предпочитали для женственности глотать не соджу, а элитную выпивку. Для самооценки и набивки ценника за ночь. Послышался хлопок пробки, и вскоре девушка вернулась с открытой бутылкой. Она на ходу сделала глоток с горла, словив удивлённые взгляды на себе.       — Я думал, леди не пьют, — потёр с улыбкой подбородок Чимин.       — Именно поэтому они бухают, — Су села на место, сталкиваясь с довольной улыбкой Пака.       — Вот же чёрт, теперь и стриптизёрш не закажешь, — между тем потянулся Пак к оставленной рюмке на столе и плеснул в неё виски.       — Ну почему же? — девушка покачивала свободной ногой закинутой на второю. — Если вы закажите мне стриптизёра, я ничего не имею против.       — Так я уже готов…       — Тэхён, блять! — одновременно выкрикнули Чонгук и Чимин.       — А я ошибалась — это мне без вас скучно, — рассмеялась Суён.       — Давно мы не собирались такой компанией, — приподнял рюмку Чонгук. — Предлагаю торжественно открыть междусобойчик.