***
Приходить в сознание, полулёжа на столе среди неубранных подносов — это пиздец. Голова кружится. Подташнивает. Последнее, что он помнит — грубый удар по голове и затем адскую боль. Вот же сучара, этот Купидон. Атаковал, шишку на голове оставил, блядски больно! В опустевшей столовой остался такой срач, как будто здесь индусы обедали. Волосы приклеились ко лбу горчицей, нога нащупала что-то мягкое и липкое. Это оказался сэндвич. Остатками теперь уже никому не нужной еды был усыпан пол. Грустное зрелище. За столиком справа сидели Николь и у неё на коленях — Рэд. Одной рукой Николь забрала ярко-рыжие волосы своей лучшей подружки в длинный хвост, другой ласкала ей грудь, уткнувшись носом в шею. Рэд поочередно то постанывала, то подхихикивала, как заправская порноактриса. Прыщавый негр, стоящий на раздаче еды и в подметки не годящийся покойному Шефу, снимал их на телефон. Эрик тоже сделал пару фоток. За столиком для задротов сосались ещё два пацана. Больше никого в столовой не было. Сюрреалистичность происходящего, а также жирнющий сандвич на полу буквально сбили с ног. Чуть носом о кафель не ебнулся, сука. До конца ланча — ещё пятнадцать минут. Чтобы разгрести Купидонье дерьмо, времени навалом. Его обманули. Нет, наебали. Нет, выебали, жёстко, как шлюху с многолетним стажем. Выебали все: Купидон, одноклассники, карма, вселенная, боженька. У него могла бы быть какая-нибудь реально клевая способность, как суперскорость у Джимми, замораживание у Хайди, телепатическое зрение у Стэна или какая-то там временная лабуда у Твика. Даже Баттерс стал секси-чикой. А Эрику досталась неуравновешенная, неуправляемая истеричка с крыльями и со скверным характером. Его творение, его детище должно было быть самым клёвым существом на земле, а не стрематься у всех на виду, распевая попсовые песни в коридоре школы и не говниться на всю столовую, сводя на нет годы их совместной (как бы) упорной работы. Баланс был основательно нарушен. Мир погрузился в хаос и в говно. Так пусть этот сучара уберет говно за собой. На выходе из столовой Эрика чуть не сбила с ног Венди. Неслась, как ненормальная, толкнула обнимающуюся посреди коридора парочку. Возле входа в библиотеку, как раз напротив столовой, подпирая стенку, стояла зарёванная Бебе. Ага, понятно, что к чему. Купидон никого не обделил вниманием, по всем в столовой пострелял. Он не следил, в кого попал, стрелял наугад. А потом полетел дальше по школе, и, возможно, в город, творить свои темные дела. Сейчас вся школа забита озабоченными влюблёнными голубками или, наоборот, подростками с разбитыми сердцами и на грани нервного срыва. Сумасшедший дом. Не успел он пройти по коридору и пары шагов, как из открытого кабинета выскочил Скотт Малкинсон с партой и прикрепленным к ней стулом в руках, занёс их над собой так, что четыре металлические ножки угрожающе торчали над его головой. — Ээ, ты чего стульями махаешься и двери... выбиваешь? — остановил его Эрик. Дверь не была открыта. Она лежала на полу кабинета, который сейчас напоминал свалку. — Ижвини, я подумал, што ты другой Эрик, — Малкинсон поставил парту на пол и огляделся по сторонам, как будто ожидал чего-то. — Пока вы обедали, я щидел в библиотеке, делал францужкий, ушлышал вдруг шум. Вышел, жначит, я иж библиотеки, а там другой ты шрелял из лука, все шуетились, убегали от тебя, а еще учителя и вообще вще-вще вели щебя так штранно, что я ишпугался тоже, но ты меня жаметил и жахотел приштрелить, я жабежал щюда, — Скотт показал на снесенную дверь, — прикрылща партой как щитом и начал отбиваться вщем, чем шмог: книгами, штульями, флагами... — Флагами-то зачем, мудила... — ...пока я не подбил тебя, ты упал, больше не шмог летать и убежал вмеште ш Кайлом. — Не видел, куда он, то есть я, убежал? Он мне нужен очень. — Шложный вопрош, — Скот мотнул головой в сторону главного холла, — не шмотрел, но кажется, они оба ушли к выходу. Я шильно тебя ранил. Скотт Малкинсон — хиленький диабетик, убогий на вид, с засаленными и прилипшими ко лбу волосами цвета говна. С чего он вдруг стал таким прытким? — Пошли со мной, — сказал ему Эрик. — Не хочу с этим ублюдком один на один сталкиваться, он какой-то телепатической фигней владеет. — Так и есть, — согласился Малкинсон, — мои руки и ноги еле-еле двигались, когда я ш ним боролся, но я штарался! Выйти из школы оказалось непросто. Главный холл, где и располагался выход, кишел влюблёнными зомби. Они то целовались, то пританцовывали в обнимку, то плакали; самые укуренные сцепились в кружок и покачивались на месте, а в центре круга, там же, где вчера выступал Купидон, стоял Джимми и пел а капелла Loving You. Любое невероятное безобразие нужно заносить в историю с помощью телефона, что Эрик и сделал. К зомби-тусовке из противоположного конца коридора спешил Токен, со здоровенным букетом красных роз в руках. С каждой секундой роз становилось всё больше, и, встретившись с Эриком взглядом, Токен сказал: — Я не знаю, как это остановить! Как он посреди учебного дня так быстро раздобыл розы и какого хрена он вообще творил? Впрочем, это его проблемы. Они побежали дальше. Кабинет директора был открыт. Миссис Ким, та самая кореянка, что ежедневно насиловала мозги Кайла на математике, мать двоих детей, прижималась спиной к Миссис Флетчер, пока та стягивала с неё юбку. — Гошподи, и с учителями то же самое! — Ну разумеется да, Купидон везде побывал. Зомби захватили школу, а, может быть, и целый город. А может быть, и целый мир. Если не обратить процесс, остановится производство, бизнес. От неразделенной любви по миру прокатится волна самоубийств. Оставшаяся часть более удачливых людишек будет сношаться, пока не сдохнет от истощения. Опустевшие города. Нищета. Трупы людей, умерших от болезней и голода. Трупы лежат в домах, квартирах, прямо на дорогах и гниют, хоронить-то некому. И в центре мира — он, Эрик Теодор Картман, единственный не потерявший рассудок представитель человечества. И Скотт Малкинсон ещё. Сука, нет! Из коридора доносился вой Джимми, самые высокие ноты Джимми растягивал дольше, чем нужно, и поэтому звучал более убого и фальшиво, чем обычно. Эрик подержался за дверной косяк директорского кабинета, отдышался, пришёл в себя. Всё-таки отрезвляющий эффект фальшивого пения не стоит отрицать. Прямо по коридору, в дальнем конце левого крыла здания, возле окна, он увидел что-то. И сказал Малкинсону: — Мы в окружении врага. Через главную дверь нам не выйти. Пройдём через запасной выход. А пока пошли вон к тем уродам... В опустевшем коридоре из-за закрытых дверей до них долетали то надрывной плач и всхлипы, то ритмичный стук тела о дерево, хлопки и пыхтение в перемешку с криками «Оо! Ааа! Да-да! Продолжай, милый!». Не школа, а психушка и шлюходром одновременно. Но если учесть, кто посещал эту школу в обычные дни, то не сильно что изменилось. Вдруг Скотт Малкинсон остановился, так резко, что Эрик чуть не врезался в него. Скотт остановился с таким оскорбленным видом, словно у него на глазах изнасиловали мамашу. Прямо перед ними, ерзая на подоконнике, Крэйг и Баттерс склеились ртами, только розовые языки иногда мелькали. Баттерс оседлала бёдра Крэйга и елозила по ним, Крэйг одной здоровой рукой обнимал её за талию и прижимал к себе так, будто хотел срастись с этой девкой не только ртами, но и телами тоже. Эрик окликнул их, они простонали в ответ и принялись целоваться так бурно, что казалось, вот-вот сожрут друг друга. Подойти бы вплотную и расцепить эту парочку, но страшно, мало ли что. Когда Крэйг запустил руку девке-Баттерсу под блузку, Малкинсон сказал, чуть ли не ревел, гад: — Но как же так? Это неправильно! Крэйг бы никогда... — Тсс! — прервал его Эрик. — Знаю, что неправильно! Мы и так идём их спасать, как ты не понимаешь? А сейчас съебываем отсюда, уж больно тошно. — Эээ... Картман? Эрик? Удивительно, как один знакомый голос может испортить и без того плохое настроение. С черта два они спокойно съебались, о да. — Ты что, хиппарь, шпионил за нами? — Я... эээ... — замялся Марш, — ...посмотрел, куда вы пошли... Это всё Джимми! Он не отпускал меня, хотел, чтобы я дослушал его дурацкую песню! А мне он не нужен, мне нужен ты, потому что ты... ты такой большой, пухлый, мягкий и я тебя... — с этими словами он согнулся, схватился за живот и блеванул школьным ланчем на пол. Кажется, херовость дня подошла к своей кульминации. — Из всех людей... — Эрик хлопнул себя по лбу. — Только не ты! Укурок-хиппи без мозгов... За что? — Ты такая сексуальная, котик, — промычал внезапно Крэйг, когда Баттерс задрала на нём футболку и начала вылизывать пупок. Малкинсон не выдержал и всхлипнул: — Я так больше не могу! Не могу тут находиться! — И я, — сказал Эрик. — Послушай, ты, — обратился он к Маршу, — если уж ты так меня любишь, может, поможешь, а? Используй сейчас свое телепатическое зрение или что там у тебя, найди моего крылатого клона и скажи, где он, срочно. — Всё для тебя, мой чел! — Да понял, я, понял, валяй уже. Стэн застыл, как статуя, глаза его стали светло-голубыми и полупрозрачными — зрелище довольно пугающее. Заговорил он тоном, немного напоминавшим мужика из Siri. — Так, я вижу себя... Скотта Малкинсона... Ты... стоишь напротив меня... — Что ты нашёл, идиот, ищи второго меня, купидона с крыльями, понимаешь? — Не получается, постоянно на тебя натыкаюсь. — Так иди к черту тогда! Твоя способность вообще бесполезна! — Купидон ушёл вмеште ш Кайлом, — вставил Скотт. — Попробуй найти Кайла. Светло-голубой цвет в глазах Стена погас и зажёгся снова. — Тут какие-то деревца, елки... скамейки... Это наш внутренний дворик! Да, я вижу Купидона! Он ползает в ногах у Кайла и... и сосёт... член. Кажется. Нет, неправда, вот она — высшая точка херовости. — Сука, бля, да как так? Ты уверен? — Он ртом вверх-вниз водит. Возможно. Чёрная-чёрная волна обиды, ревности, злости, недоумения поднялась в груди и затопила внутренности, да так, что сковало руки, ноги и заболело в груди. Кайл, сраный ты жидовский педик! Это ты должен ползать на коленях и сосать яйца! И выбрал ты не того Эрика Картмана! Восемь лет! Восемь сраных лет ты ждёшь, представляешь себе, как это случится, где, когда и при каких обстоятельствах, придумываешь коварные планы, как в буквальном смысле поставить жиденка на колени, и всё насмарку! Восемь лет просраны! Эрик помчался по коридору в сторону бокового выхода, сбивая парочки на своём пути. Сраная огроменная школа в два этажа, своими грязно-коричневыми длиннющими стенами без конца и начала и высоким забором напоминающая психушку. Вот только в реальной психушке от болезней лечат, а здесь наоборот. Малкинсон и Марш обогнали его, Марш сбавил скорость и попытался нагло приобнять Эрика за талию. Что за фигня? Золотистое пятно, позванивая металлом, пронеслось бликом по коридору и унесло с собой Стэна. Похоже, это был Джимми. Ну и слава Богу! Токен, на этот раз с кучей ярких коробок, попался им навстречу. «Баттерс, я люблю тебя!» — крикнул он, кому — непонятно, кто его услышал? Перед глазами — туман, в голове — боль, в груди — жжение, в руках — дрожь. Если бы они знали, как ему сейчас, блядь, тошно и плохо! Что такое зомби-апокалипсис в сравнении с личной трагедией, особенно если в ней замешаны евреи? Вот, наконец, внутренний дворик. Посередине — квадратная деревянная клумба с декоративными елями, вокруг клумбы — бетонные брусья-скамейки, от которых болит жопа, если посидеть на них достаточно долго, пара тощих лиственниц, рассаженных по дворику в произвольном порядке и в центре всего — вон те два обсоса, дрыгаются на скамейке, извиваются как опарыши. — Держи его! — Эрик свистнул Малкинсону. Малкинсон схватил Купидона за шкирку и повалил на землю, уселся на ноги, придерживая за плечи. — Слезь с меня, урод, и так чуть позвоночник мне не сломал! — вопил Купидон, извиваясь и корчась всем телом так, что бетонные плиты под ним заблестели. Заткнуть бы ему рот ботинком. Во, шикарно. Но вот же сука: еврей, с голым задом и стоящим хуем, набросился на Скотта, и тот одним взмахом руки отшвырнул Кайла на клумбу. Перекошенная от боли еврейская рожа стала единственным хорошим моментом отстойного дня. — Что вы делаете? — сказал, как пернул, Кайл, вылезая из раздолбанной клумбы и отряхиваясь. — Отпустите его! Последняя фраза металлическим эхом отразилась от скамеек и стен и пощекотала спину. Нога сама по себе, как бы бесконтрольно, поднялась и освободила рот Купидона, Малкинсон ойкнул и откатился в сторону, а Купидон подскочил, сплюнул, вытер рот и заорал: — Ну и ревнивая же ты, скотина, а! Это он меня заставил отсосать! — и он махнул кудрями в сторону Кайла, который пытался застегнуть ширинку. — Насильно! Увязался за мной, начал приставать. А он, — Купидон указал на Скотта, — вообще бешеный. Главная жертва здесь я, не видишь разве? Мне и так больно, а ты вон как со мной обращаешься! — Тебе больно? — захрипел Эрик. — А обо мне ты подумал? У меня теперь травма на всю жизнь! Ненавижу вас! Вы!.. Горькая, жгучая чернота в груди сейчас разорвёт на части. Убить всех! Стереть их дебильные самодовольные рожи с лица земли, ебануть еврею в глаз, поставить Купидона на колени... — Стой, где стоишь, Картман, — опять звякнуло металлическое эхо. — И не орите, вы оба. Кулак завис в воздухе и плюхнулся обратно. Ноги начали слабеть, и вместе с ним — тело. Эрик сделал три шага назад и опустился на скамейку, на которой несколько минут назад совершались непотребные дела. Ничто так не лишает сил, как осознание собственного бессилия. В другое время он бы заплакал, сказал бы, как низко они поступили, как далеко зашли за черту допустимой распущенности, что он, Эрик, в свою очередь, давно страдает от тревожного расстройства личности и до сегодняшнего дня находился в состоянии ремиссии, но стрессовая ситуация с Купидоном снова вызвала у него паническую атаку, и всё лечение насмарку, и неизвестно, что теперь он, Эрик, с собой может сделать. Но заплакать не получилось. Капли, упавшие на брюки, не были слезами. Пока они искали Купидона и отбивались от зомби, небо потемнело, погода испортилась. Ланч уже кончился. Насрать, занятия в топку. Здесь и сейчас, во внутреннем дворе школы, разворачивалась главная трагедия всей его жизни, по сценарию которой, в этот конкретный момент, видимо, предполагалась драматическая пауза. Купидон кривил рот, еврей, скрестив руки на груди, сверлил глазами то одного Эрика, то другого, а Малкинсон топтался на месте, растягивая руками карманы. После драматической паузы должен последовать драматичный диалог, раскрывающий основные тайны сюжета и мотивы участников трагедии, и нарушил эту паузу... — Давайте вот как поступим, — сказал, блядь, конечно же Кайл, и с уверенностью, что за ним обязательно останется последнее слово, блядь. — Я не в курсе ваших отношений, не в курсе, что произошло с тобой, Картман, и почему вас стало двое. Но я не позволю тебе и Скотту, и вообще кому-либо, трогать Эрика, усёк? Этот человек помог мне увидеть свет и радость в жизни, в которых я сомневался до того самого момента, когда увидел Эрика в столовой, он подарил мне свою стрелу и... — Стоп-стоп, — Эрик перебил его. В голове начала выстраиваться логическая цепочка, и еврейский болтун ей мешал. — То есть он нарочно попал в тебя стрелой, а сам сказал, что ты виноват? Тогда ты тоже жертва, Кайл, ты должен помогать мне, а не ему. Я, как и ты, тоже пострадал от него, он здесь главный говнюк, а не я! Он — моя способность и должен принадлежать мне, но вчера он меня обманул, раскрутил на секс и ничего, что я просил, не сделал, ничего, блядь! И у него ещё хватает наглости, истерику, сука, врубать! «Меня никто не люююбит!». — Ха-ха, чем ты лучше, Эрик, — сказал Купидон. — Ты попросил меня стать своим рабом, на что я могу тебя послать тебя ещё раз в жопу. Ты попросил помочь Баттерсу и Кенни, но на хрена тратить на них стрелы? Они бы могли справиться без меня, алкоголя было бы достаточно. А как исправить Клайда я все равно не знаю. — Что значит «не знаешь, как исправить»? — Я знаю, как летать и как стрелять. Всё. Обратный процесс вне моей деловой компетенции. Последние звенья логической цепочки замкнули круг. От картины, которая нарисовалась в голове, бросило в пот. Чтобы не потерять равновесие даже сидя, Эрик вцепился в скамейку. — Сколько твои ебучие стрелы действуют? — Всю жизнь. — Это самое страшное, что я слышал. — Ти-хи-хи, я всего лишь твой воображаемый друг, ты меня создал, вот сам бы и придумал антидот, — Купидон взглянул с вызовом. Что же, вызов принят. — Так, пацаны, — Эрик соскочил со скамейки, — я побежал спасать мир, — и он поспешил обратно в школу, но не успел сделать и трёх шагов, как... — Эй, Картман, ещё кое-что, — еврей окликнул его. Он пошептался с Купидоном и потом обратился к Малкинсону, который всё так же топтался на месте: — Скотт, подними Картмана. — Чтооо? Сраный еврей и его сраная сверхспособность! Бежать! Малкинсон, не сказав ни слова, догнал Эрика, схватил за задницу и поднял. Эрик повис в воздухе, как будто он сидел на очень-очень узком стуле, забултыхался, как человек, которого впервые в жизни бросили в воду, чтобы научить его плавать. Тело качнулось, качнулись деревца и скамейки. Эрик закрыл глаза, чтобы не было так страшно, и заорал: — Не слушай его, он морочит тебе голову своей телепатией! — Раскрути Картмана, — звякнул голос снизу. Ах, бля! Эрик зажмурился ещё крепче. Эрика крутанули, как рулетку в казино. Внутренности перекручивало, голову сдавило, ещё чуть-чуть — и он заблюет Малкинсона, Кайла, Купидона и всю школу сразу! Эрик как будто летел, падал и не мог упасть. И орал, как же он орал! Все матерные слова, которые знал. Когда вместо собственного голоса он услышал хрип, тогда металлический голос снизу сказал: «Спасибо, хватит». Эрика бросили на землю, от боли закружилась голова и рвота подступила к горлу. Эрик открыл глаза, приподнялся на руках и облевал бетонную плиту, на которой лежал. Кто-то помог ему встать, кто-то, провонявший потом и марихуаной, с прилипшими ко лбу чёрными волосами и съехавшей на бок синей шапкой... — Отвали, хиппи, я сам. — Отпихнув охуевшего Марша, Эрик поднялся, с отвращением вытер рот и брюки. Как Марш его нашёл? Ааа, точно, чёрт! Купидон прошептал Кайлу что-то в ухо, приобняв за плечи, а потом сказал Эрику: — Так ему и надо! Хорошая работа, Кайл! — А теперь беги подальше от Эрика, Картман, и больше не трожь его! — Кайл оглядел с победным видом всех присутствующих, и тогда Эрик понёсся обратно в школу. Позади него еврей ругался с Маршем, с кашей во рту шепелявил Малкинсон, проносились школьные кабинеты, голые тела терлись друг о друга; возле главной двери на полу, без цветов и подарков, сидел грустный Токен, и ни на что не реагировал. Насрать на Токена, вперёд, на выход! Эрик вывалился на крыльцо школы, которое в обычные дни служило площадкой для входа в ад, а сегодня стало спасительным выходом в адекватный (как надеялся Эрик) мир. Грудь болела, ноги подкашивались от быстрого бега. Накрапывал мелкий дождик. Волна жгучей чёрной обиды ушла и оставила после себя пустоту. Сейчас бы перекурить, но нечем! Обычно сигаретами его снабжал Кенни, иногда сразу по две штуки, если был в хорошем настроении, и Эрику удавалось его уломать. Сейчас Кенни, небось, кончал в очередной хрен-знает-какой-по-счету раз в жопу или пизду одного из купидоновских зомби, мог быть где угодно и с кем угодно и... а это не его оранжевая парка там мелькает? Со стороны парковки, которую от крыльца отделял тротуар и газончик, выбежал Кенни Маккормик. Его догонял зареванный и помятый на вид Твик (он всегда был такой), за которым гнался Клайд. Одним прыжком преодолев газончик, Кенни крикнул: — Картман! Крейга не видел? Видел, но вряд ли это тебе понравится. — С Баттерсом сосался возле компьютерного класса. — Пасиб! — Кенни влетел на крыльцо и хлопнул входной дверью. Твик разревелся ещё больше, Клайд обхватил его за плечи, а потом взял за руку, наверное, для утешения. Твик принялся тискать Клайда так, что, казалось, они вот-вот отымеют друг друга прямо на газончике, но Клайд, вооружившись улыбкой до ушей, увёл Твика за руку обратно на парковку, прямо за чёрный джип историка Мистера Беннета. Вооружившись телефоном, Эрик бросился за ними, догнал, сделал несколько кадров и короткое видео — Клайд, с закрытыми глазами, на багажнике красного форда, и Твик, с закрытыми глазами, на коленях перед Клайдом — и поспешил к своему шевику (*). Чёрт бы побрал этот дождь, сначала он обманывает тебя, затихает, а потом ударяет с удвоенной силой, сука! Пелена в голове и перед глазами была такая же мутная, как лобовое стекло. Эрик включил «дворники», бросил телефон рядом, откинулся на сиденье и начал думать, так усиленно, что слезы закапали из глаз. Картинки сегодняшнего дня — круг поющих зомби, блюющий Стэн, коридоры разврата, Кайл (блядь, Кайл!), внутренний дворик и снова Кайл-Кайл-Кайл — превратились в назойливо крутящийся дискобол, ослепляли разум и не давали думать, но Эрик очень старался. Взгляд упал на телефон. Эврика! Вот оно что! Возле дома он чуть не врезался в крыльцо. Но припарковался же! Мамки дома нет, шикарно. Непривычно, конечно, находиться дома так рано, в час дня. Бегом, наверх, в мамкину спальню, где в верхнем ящике комода, завернутые в трусы и лифчики, лежат две пачки сигарет — красный Мальборо. Эрик захватил с собой одну пачку, на ходу закурил. Не вынимая сигареты изо рта, в своей комнате открыл шкаф и достал с верхней полки коробку из-под конверсов. Вот он, родненький. Sig Sauer P365 (**), которым он гордился больше, чем серебристым шевиком. Потому что ни у кого из пацанов такого не было. Потому что ради него упрашивать мамку пришлось дольше, чем ради самого первого айпада. Потому что в жизни тебя окружают гондоны и пидоры, и иногда хочется выйти в поле и пострелять по бутылкам, мягким игрушкам и другим сымпровизированным мишеням. Мамка тогда долго втирала Джимбо и его бойфренду, что «ей нужно защищаться от агрессивных клиентов». Холодненький малыш, лежит в руке, как влитой. Никогда не подводил. Валялся, бедненький, без дела, с тех пор, как коп застукал Эрика в поле с разбитыми бутылками. Два патрона ещё осталось. Э, а куда делась старая кукла в розовом платье? Её и вчера, вроде, не было. Мамке запрещено открывать шкаф, что произошло? Ладно, потом разберемся. Спрятав пистолет под куртку, Эрик поспешил обратно к машине и поехал на самую окраину города, в лес. Припарковался у подножия горы, осмотрелся. Пять лет назад лаборатория Мефесто перестала получать гранты для своих четырехжопых обезьян и обанкротилась. Здание так и не снесли, по слухам, там теперь орудовала метамфетаминовая мафия. Но только по слухам. Подниматься было тяжело, после дождя кеды скользили по грязи. Наверху Эрик подошёл вплотную к стене здания, передохнул, набрал нужный номер и без лишних приветствий выдохнул: — Жду тебя возле бывшей лаборатории Мефесто. Приходи один, иначе больше ты меня не увидишь. Не увидишь, понял? Больше можно ничего не говорить. На ответный звонок также можно не отвечать. Купидон всё равно придёт, точно. Пока можно подготовиться. До обрыва — примерно десять метров, примерно двадцать шагов. Отсчитать шаги, остановиться, отсчитать минуту и выстрелить. Промахнуться нельзя. В новостной ленте Твиттера, которая обычно хорошо помогает пережить нудное ожидание — сплошь признания в любви, пролистываем. Более ранние твиты: в городе Альма со вчерашнего дня разыскивается пацан по имени Кип Дрорди. А, этот тот ушлепок, что с Даги учится и сидит за самым последним столиком «для бомжей» в столовой? Ещё более ранние новости: два нелегальных проникновения за два дня: в магазин одежды через чердачное окно и в местный отель через окно на втором этаже. Все камеры наблюдения безнадёжно испорчены. Из отеля ничего не пропало, и никто бы ничего не обнаружил, если бы заехавшая утром пожилая семейная пара не пожаловалась бы на неубранный номер, незакрытое окно и белое пятно на покрывале. Наконец, Эрик открыл фотографии за сегодняшний день и вздрогнул: ну и рожи, перекошенные лица и неестественные позы. Словно это не реальное фотодоказательство того, что случилось на самом деле, а криворукий фотошоп или дешевый CGI. Настоящая зловещая долина. Крэйга и Баттерса, он, кажется забыл сфоткать. А ещё Кайла и... Шуршание в воздухе прервало его мысли. В нескольких метрах от Эрика, покряхтывая и морщась от боли, приземлился Купидон, но не удержался на ногах и проехался жопой по земле: — Свежим воздухом подышать захотелось? — заворчал Купидон, поднимаясь и отряхиваясь. — Знаешь, как сложно от злоебучего еврея избавиться? Я кинул в него, а заодно и в дружка его десять стрел сразу, они лежат сейчас, как овощи и... Эрик подскочил, убрал телефон, вытащил пистолет, приставил к своему уху. — Не приближайся! — крикнул он, и, почувствовав, как загадочная сила тянет пистолет из рук и сдавливает ноги, добавил: — И трюки свои телепатические оставь, иначе я точно выстрелю! Главное, не поворачиваться к Купидону спиной, не спотыкаться о булыжники и не забывать отсчитывать про себя шаги. Один... два... — То есть я прилетел сюда для того, чтобы ты передо мной спектакли разыгрывал, Гамлет? — Купидон был явно разочарован, но тем не менее, ослабил хватку, зашагал вслед за Эриком. — Чего ты хочешь добиться? — У этих людей была своя жизнь. — Эрик старался говорить как можно суше, чтобы было убедительнее. Шесть, семь... — А ты её разрушил, отнял. — Ну и что, это же их жизнь, не твоя. — А всё потому, что не можешь ты справиться со своими истериками. — Эрик сосредоточен, как никогда. Восемь, девять... — Если ты — моя способность, значит, зависишь от меня. Ты разрушил всё, что мне дорого. Без меня не станет и тебя. Я всех спасу. Десять, одиннадцать... Бля, камень, чуть не ебнулся прямо с пистолетом! Двенадцать... — Ты уверен? — Купидон сложил руки на груди, переступил через булыжник. — Уверен, что спасёшь? Ты ведь даже не знаешь, как это работает, признайся! Эрик переместил пистолет в рот. Так будет вернее. Прибавить темп. Пятнадцать, шестнадцать... — Зато теперь никто не сможет нам помешать, — продолжал Купидон, — ни Хайди, ни Кайл, никто. Я лучше, чем они. Южный Парк потерян, мы свалим отсюда, вместе, и я помогу тебе завоевать мир. Девятнадцать, двадцать, стоп. Отсчёт пошёл! — Смерть — это тупик. Любовь — вот ответ. Подумай хорошенько. Я же люблю тебя. Эрик отодвинул ствол пистолета языком, чтобы сказать: — Ты знаешь, людям свойственно убивать тех, кого любишь. Но и обратное тоже верно. — Отлично, ты цитируешь умные книжки про воображаемых друзей с пистолетом во рту. Ты всегда был пафосным. — Как и ты. — Я — твоё сознание и подсознание. Я знаю всё, что знаешь ты, и даже больше. Все книги, которые ты читал, все твои пошлые мысли и тайные переписки — это все тоже моё. Никто так не будет о тебе заботиться. Никто не поймёт тебя лучше, чем я. — Если так, тогда ты знаешь, что я сейчас сделаю. Эрик развернул пистолет и выстрелил Купидону в грудь. — Думал, ради каких-то гондонов из школы я убью себя, умник? Я тоже не промахиваюсь. Как и ты. Купидон лежал на земле, скорчившись, ноги его мерзко подрагивали. И правда, как опарыш, толстый и розовый опарыш, если такие существуют. Эрик подошёл поближе. Темно-красное, почти чёрное пятно густой слизи захватило рубашку — грудь, часть воротника, левый бок — и стремительно росло, отвоевывая землю. Купидон посерел и стал каким-то выцветшим, как принт на футболке после частой стирки, глаза — как чёрные точки на теле личинки, кудри — как черви. Раздавленный опарыш. — Как обратить действие стрел? Что нужно сделать? — Эрик наклонился и приставил пистолет к голове Купидона. — Не знаю! Честно! Прости! — прохрипел тот, и Эрик выстрелил. Самое нелюбимое в планировании дел и мероприятий — это придумывать способы, как можно замести за собой следы и не допустить плохих последствий за свои действия. Это скучно, да и грустные мысли о несвободе воли возникают. Не можешь ты делать, что хочешь, не можешь! И когда Эрик, вытирая неизвестно откуда взявшуюся воду в глазах, смотрел на цветное пятно, лежащее на камнях цвета ржавчины, в самом низу зубчатого обрыва, он думал о том, что можно сказать тем незадачливым полицейским, которые заберутся в этот район. «Он все равно был ненастоящий, какая вам разница?». Что закон Колорадо говорит о случаях, когда человек убивал своего воображаемого друга по причине его говнястых личных качеств? Цветное пятно начало через некоторое время бледнеть и уменьшаться. Уходя, Эрик заметил, что и чёрное пятно на земле стало меньше. Что же, возможно, проблема решиться сама собой? Напоследок, Эрик достал телефон и набрал номер, который знал наизусть. Нет ответа. Снова позвонил и снова молчание. Молчание убивает. Поэтому Эрик всегда был одним из первых, кто старался его нарушить. На четвёртый раз ему ответили, еле ворочая языком: — Да, ало? Картман? — Кайл, слава тебе Господи! Где ты сейчас? Ты в порядке? — Хотел бы я знать... Что здесь было, почему занятий нет, что ты натворил? Картман? Господи Иисусе, как же он рад! — Ура, Кайл! — заорал он в трубку, потому что не мог иначе. — Сработало!***
Первое, о чем подумал Баттерс, когда проснулся — что он опоздал на французский. Но потом вспомнил, что сквозь сон слышал голос Миссис Флетчер по школьному радио. Смысл слов терялся и расплывался, но она говорила что-то про отмену занятий, это Баттерс помнил. Отмена занятий означала, что домашние задания по пропущенным урокам им выдадут в двойном объеме, а он, Баттерс, ещё хотел вечером поработать с мультфильмом, который обещал Крэйгу доделать к выпускному... Возможно, Баттерс и не спал вовсе, потому что, насколько он помнил, Крэйг сидел рядом с ним совсем недавно. Возможно, они обсуждали что-то важное, но к своему стыду Баттерс забыл, что именно, а при попытке вспомнить голова начинала болеть. Ещё почему-то болели губы, они как будто распухли, а ещё расстегнулся лифчик. Баттерс слез с подоконника, подобрал свою сумку с пола и направился к туалету, но то, что он увидел в коридоре, напугало его. Парни и девушки, которых он привык видеть в школе каждый день, были непривычно растерянные, загнанные, пристыженные. Ни громких разговоров, ни смеха, как это обычно бывает в конце занятий. Кто-то вяло прибирался в шкафчиках, кто-то уткнулся в телефон, кто-то просто сидел на полу с безучастным видом. И самое неприятное было то, что Баттерс чувствовал себя не лучше. Казалось, что вот-вот из-за угла появится папа и скажет: «Баттерс, ты наказан», но не объяснит, почему, и тогда чувство вины только усилится. Баттерс начал названивать ребятам, потому что с того момента, как он обедал в столовой и увидел копию Эрика, очевидно случилось что-то ужасное, но никто не отвечал и не перезванивал. Ребят он нашёл на газончике перед школой, недалеко от парковки, они стояли кружком — Кенни, Клайд, Кевин, Токен в обнимку с Николь. Стэн и Кайл тоже были там, и кажется, они пострадали больше всех: обычно подтянутые, бодрые и свежие, как огурчики, они едва держались на ногах, а цвет лица у того и другого напоминал мякоть огурчиков. Клайд заметил Баттерса и подозвал к себе. Баттерс встал рядом с ним в кружок — Завтра на день рождения мой придёшь? — спросил его Клайд. — Скажи «да» или «нет», пожалуйста! — Ты мне приглашение дал неделю назад, и ещё смс-кой напомнил. Приду, не переживай. — Клайд боится, что его днюха сорвётся, — улыбнулся Токен, — после всего, что... гм, сегодня было. — Последняя днюха в полном составе, чуваки, — Клайд победно поднял кулаки. — А потом кто знает... Разъедемся все по Гарвардам всяким... — и он слегка поддел Токена локтем. — Неделю готовился, а тут такое... — Ты ни в чём не виноват, — сказал Стэн, хватая Кайла, когда тот качнулся на месте, — никто из нас не виноват, это всё Картман. — Из той чуши, что жиртрест мне по телефону наплёл, я половины слов не понял. — Говорил Кайл с трудом, но силы на эмоции у него, видимо, ещё оставались. Похоже, он был зол на Картмана. — Чушь или нет, — вставил Кевин, которой до этого смотрел что-то в своём телефоне, — но в 12.30, в то время, когда у нас с Токеном по расписанию была химия, я написал в твиттере признание в любви к Токену, к которому на самом деле романтических чувств не испытываю. В профилях моих друзей тоже найдены подозрительные сообщения. — Сообщения мы удалим и забудем, окей? — сказал покрасневший Токен. — Все пойдём на днюху, и чтоб больше ни слова о нашем позоре сегодня. Окей? — Мы с Токеном уже купили тебе чудесный подарок, — добавила с улыбкой Николь. — И Кевин тоже. — Хорошо, — вздохнул Клайд, — но перед Крэйгом и Твиком неловко вышло... — Не придут и ладно, — сказал Токен. — Без них потусим. — С тобой мы договорились, чувак? — подмигнул Клайд молчаливо стоящему в сторонке Кенни. — Ты принесёшь? — Ага, — Кенни подмигнул в ответ. — Все схвачено. Интересно, о чём они договорились? Чуть позже, когда все расходились по своим автомобилям, Кенни подошёл к Баттерсу, обнял за плечи и крикнул Стэну: «Подвезёшь нас? Сможешь?». Стэн кивнул. Обычно Баттерса до дома подвозил Эрик, но сегодня почему-то не хотелось даже видеть Картмана. На лице Баттерса Кенни увидел что-то, протянул руку, коснулся губ. Провёл указательным и средним пальцем вверх-вниз. Потом указательный палец скользнул между губ, и Баттерс, сам не зная, почему, его лизнул. Кенни отдернул руку и прикоснулся этим пальцем к своим губам. Потом с парковки просигналил Стэн, и они пошли в машину. На переднем сидении, рядом со Стэном, уже сидел немного повеселевший Кайл. Баттерс и Кенни устроились сзади, вплотную друг к другу, двигаться Баттерс не стал. Кенни улыбался всю дорогу. (В следующем эпизоде: Клайд устраивает вечеринку, а Баттерс пытается разобраться со своей личной жизнью. Название эпизода: «Я, Кенни Маккормик».)