* * *
Клуб жил своим собственным ритмом. Разноцветные жидкости разного содержания спирта в себе проливались на барную стойку, а потом, высыхая, прилипали к рукам, оставляя после себя сладость и липкость. Кто-то даже забавы ради прилепил к этой луже бумажку номиналом тысяча вон. Хон был недоволен этим, махал тряпкой из стороны в сторону, сгребал хрустящие бумажки. Гости, чтоб их. Чонгук появился ближе к половине одиннадцатого вечера. Разгорячённые люди уже лезли друг на друга, девушки визгливо хохотали, находясь в объятиях незнакомцев, которых они забудут на следующее утро. Всеобщая атмосфера немного давила на уши, заставляла голову болеть и кружиться. Какая-то девчонка в короткой юбке и кроп-топе чуть приобняла Чона за бёдра, но была отвергнута одним резким движением. Конечно же, она оскорбилась. Конечно же, стало обидно, что на всю такую хорошенькую и весьма пьяную девчушку не позарился такой красавчик, но она забыла его через минуту, как только отдалилась к своим подругам. А Чонгук держал путь к Хону. — Даяна уже была? — вопрос с лёгким придыханием и волнением. Как-то чувствовал, что полюбившаяся девушка была не на сцене, а где-то на гоу-гоу позиции, абсолютно не замечая его самого. — Она сказала, что выйдет ближе к одиннадцати. Хосок сейчас ничего не соображает, так что лучше не стоит к нему подходить, — легко произнёс бармен. — И чего это вы тут спрашиваете друг о друге? Чонгук улыбнулся. Смоделировал у себя в голове ситуацию, благодаря которой прочувствовал, с каким волнением девушка задавала вопросы. Она ведь такая хрупкая, когда волновалась. Улыбка расплылась на губах вновь, и бармен помахал воняющей тряпкой перед лицом бывшего подмастерья. Чон закашлялся, но всё же сфокусировал взгляд на Хоне. — А теперь наблюдай за сценой, мой друг, — свет приглушили так же, как и музыку. — Желаю тебе насладиться выступлением. Даяна вышла в более сдержанном наряде, чем была до этого. Мужская тёмная рубашка доходила до середины бедра, скрывая за собой плотно стягивающие бёдра портупеи, рукава были чуть закатаны. Тёмные волосы собраны в низкий хвост, а макушка прикрыта шляпой с полями, которая добавляла в образ девушки на высоченных каблуках лёгкую экстравагантность. Она целиком будто состояла из чего-то опасного, что буквально кричало «беги, пока не стало поздно!» И Чонгук не помнил, в какой момент сухого рта коснулся стакан с обычной водой, в какой момент язык облизнул край стеклянного сосуда, а вода полилась в горло. Да уж, раз от одного вида этой девушки показалась такая реакция, что случится, когда они окажутся в одной комнате? «Crazy In Love» в обработке для одного нашумевшего эротического фильма полилась из колонок, а Даяна будто шагала не по полу, а по обнажённым струнам души Чонгука. Он сглатывал раз за разом, когда при повороте вокруг шеста рубашка задиралась, показывая то часть ягодицы, то портупею, которая, казалось, сейчас слетит, лопнет. Сердце бешено скакало где-то в горле, когда пуговицы оказались разлетевшимися по всей сцене, а сама ткань без звука упала к ногам девушки. Даяна переступила через неё, слегка оттягивая чулок на ноге, спуская его к колену, и Чон понял, что не мог на это смотреть — возбуждался, как неопытный мальчишка. Стриптизёрша на сцене, за чьим магическим танцем наблюдали все, даже охранники, владела толпой, не прилагая для этого особых усилий. Упоминание господа Бога было бы богохульством в этом заведении, но, о Боже, насколько эта девушка была сейчас хороша! По окончанию песни Даяна гордо вышла из зала, прихватывая реквизит. Хосок остался без рубашки — хрен с ним, пусть ещё спасибо скажет, что не футболку взяла. Распустив волосы, она достаточно лениво удалилась в гримёрную, краем глаза замечая, что Чонгук был уже на лестнице, что вела к комнатам. Даяна кивнула, заставляя ожидать. Взбила волосы перед зеркалом, чуть подправила контур губ и взяла из выдвижного ящичка ключ, который увела из-под носа Хосока, и следом девушка вышла из комнаты. Пути назад нет. Крыша окончательно оказалась снесённой, когда взгляд наткнулся на лицо Чонгука. Бывает такое, что раз — и влюбляешься. Предпосылки вроде были, интерес тоже, а осознание бьёт обухом по голове. Когда Даяна ещё училась в школе, встретив Хосока, она поняла, что влюбилась в него всего за несколько дней. А что? Он — банальная мечта девушек от четырнадцати до шестнадцати лет: весь такой из себя плохой мальчишка с взлохмаченными волосами, учащийся на факультете менеджмента и управления персоналом, вечно курящий и лениво накидывающий на майки кожаные куртки. ЧиХо пропала. Из хорошистки превратилась в не пойми что, но училась старательно. Да, в какой-то мере она немного переняла стиль жизни Чона, пряча его от зорких глаз родителей. На вручении аттестатов Хосок, конечно же, был, стоял в самом конце зала, но не принёс даже самый чахлый букетик — зачем, если Шин ЧиХо из цветов переносила только пионы, а остальные терпеть не могла? Впрочем, тот зимний вечер навсегда запомнился девушке — безудержный секс, будто у них было долгое воздержание, ужин в кафе, а потом девушка ушла к себе, обдумывая предложение своего парня стать танцовщицей в клубе. В его клубе. Она ведь, тогда такая наивная, думала, что они не расстанутся никогда, а дело дойдёт до свадьбы. Но одно простое признание в нескольких изменах изменило многое. Их отношения закончились. Как ни странно, без особо сильной боли, без слёз, истерик. Просто разошлись, продолжая работать вместе. И всё равно, что ЧиХо первое время каждый раз в ярость бросало, стоило ей увидеть очередную пассию на одну ночь у бывшего парня в объятиях. Тяжело ломать себя после того, как привык к человеку. Дверь открылась достаточно тихо, и оба человека проскользнули тихо, лишь их улыбки оповещали, что они будут заняты чем-то непристойным в ближайший час. Они ничего не замечали, в особенности немого крика, поднимающегося из самых глубин горла, и яростного, ревнивого взгляда Чон Хосока, глаза которого уже были красными от количества залитого в себя алкоголя и выкуренных сухими губами сигарет.* * *
Цифра четыре во многих азиатских странах считалась числом смерти. Его натурально боялись, суеверно старались избегать, но Хосоку в своём время было по боку, он тут деньги делал, а не суеверия распространял. Если «четыре» — это смерть, то каждый раз нахождение с Даяной было подобно маленькой смерти: убивала своим взглядом из-под полуопущенных ресниц, своими мягкими движениями. Казалось, сердце переставало биться каждый раз, когда Чонгук смотрел на неё, разглядывал портрет в полный рост и ни капли не смущался, что его могли заметить. До сих пор не снятая портупея смотрелась чёткой на бледноватой коже, тазовые кости слегка выпирали, оттягивая резинку нижнего белья. Вроде такая обычная, но одновременно что-то было в ней такое женственное, что поражало воображение. В комнате номер четыре ничего не поменялось с того момента, как Даяна танцевала на коленях Чона под песню Erotica. Постельное бельё только не осталось прежним — его меняли каждый день, потому что желающих воспользоваться мягкой постелью для плотских утех было много во всё время. Пьяные порой отключали мозг и включали то, что находилось ниже. Чон не был пьяным и не отключал мозг, но чувствовал, что постельное бельё сегодня надо менять сразу после них. Они терялись друг в друге. Казалось, до этого совершенно не контактировали, а что потом было? Что поспособствовало сближению? Неизвестно. — Ты хотела поговорить? — стоять в тишине было глупо, вопрос хоть и разбавил донельзя напряжённую атмосферу, но вместе с тем заставил девушку внутренне ударить себя по лицу. Конечно же, в комнатах такого типа в клубе просто «говорят». — Прости, глупый вопрос. — Ну ты хотя бы это понял сразу, — а потом, не сдержавшись и улыбаясь настолько искренне, что чуть из глаз искры не посыпались, прильнула к тёплым губам, оставляя на них отпечаток от почти что стёртой помады. Чонгук прижал девушку к себе, затягивая её в сладкий поцелуй. Может, именно так должны начинаться отношения — с простых поцелуев, которые ни к чему не обязывали, а уже потом всё остальное. Но началось всё немного по-другому. У всех разные истории любви, и порой так хотелось выслушать каждого человека на Земле, чтобы узнать об их чувствах, и составить целую книгу. Миллионы историй. Миллионы дорог. А Даяна и Чонгук — одни из переплетённых красных нитей в общей истории и судьбе. Хосок, всё же настроивший камеру в четвёртой комнате, сидел перед компьютером. Куря, он чувствовал, что ком в горле не рассасывался, а наоборот, усугублялся, заставлял кашлять, а когда Чонгук поместил свои руки на поясницу Даяны, скрыл все камеры и кинул незатушенную сигарету в пепельницу. Достало. Всё достало. Выйдя из прокуренного кабинета, Хосок направился к гримёрке. Хотел забыться, хотел ничего не чувствовать вновь, а поэтому, как только буквально рядом с собой увидел тонкий стан Мэри, обхватил пальцами её локоть, останавливая. Девушка обернулась, с вопросом взглянув на босса, а потом расширила глаза от ужаса. Чон, который был практически на десять лет её старше, прижал танцовщицу к стене, с жадностью впиваясь в её губы. Больно избавляться от привычек. И Чон Хосок, делая это уже достаточно долго, знал, что никогда не перестанет представлять свою привычку по имени «Шин ЧиХо» вместо всех тех девушек, с которыми он пытался забыться. Даже сейчас, вместо девочки, которая судорожно постукивала его по груди и шептала в губы остановиться, он видел Грязную Даяну. Пошло оно всё к чёрту.