Завоеватель

      Аргелла с улыбкой на устах рассматривала пышное убранство круглого чертога. Слуги усердно вертелись над каждым миниатюрным букетом из диких яблок и пшеничных колосков, связанных шёлковыми лентами в цветах дома Баратеонов. Колоски символизировали зарождение новой семьи в этих белых стенах, а яблоки означали плодородие, коим она непременно будет награждена. Эти атрибуты являлись важной частью каждой церемонии, что брала свои истоки с тех времён, когда богиня Эленея стала женой смертного короля Дюррана, прозванного Богоборцем.       — Ты прекрасна, — над ухом леди раздался бархатный баритон.       В следующий момент Аргелла ощутила настойчивое прикосновение — крепкая рука легла на её талию, сминая серебристый атлас. Дыхание мужа приятно щекотало впалую щёку.       — Милорд, — она легко кивнула в сторону мужчины, чувствуя, как внутреннее тепло от одного его присутствия постепенно обволакивает её целиком.       Орис коснулся губами виска леди, спрятанного под чёрным локоном, тихо произнеся:       — За какие заслуги мне досталась самая красивая женщина Семи королевств?       Нежный смех сорвался с губ леди — прошло столько лет, а он никак не прекратит ею восхищаться.       Когда преданная и опозоренная королева Аргелла Дюррандон впервые предстала перед бородатым невеждой-захватчиком, ей едва исполнилось семнадцать лет. Лорд-командующий был чуть ли не вдвое старше её, отважен, силён и суров. Однако, не с ней. Гелла знала свирепого воина совсем другим. Его густая грива, зачёсанная назад, крепкий, покрытый шрамами стан и удивительно заботливые руки — она бережно хранила в памяти образ мужа, которого тогда хотела прикончить. Сейчас в угольных волосах появилось несколько серебряных нитей, которые Орис упорно игнорировал, нрав стал вспыльчив и ворчлив, что порой задевало её, но сотни извинений и ласк делали своё дело — Аргелла всё ему прощала.       Командующий бережно обнимал жену, вдыхая запах жасмина — боги, он никогда им не надышится. Пока зал преображался на их глазах, Орис спросил:       — Ты говорила, что помолвка на шестнадцатилетие это традиция. Я никогда не спрашивал, но… Кто был твоим женихом?       В памяти Аргеллы всплыл далёкий день, о котором она вспоминала нечасто. Тогда этот самый чертог никто не украшал символами брака. После смерти жены и сына старый король всей душой возненавидел «праздничную дребедень», поэтому никто не удивился её отсутствию. Да и для счастья принцессе не были нужны помолвочные букеты и гимны, лишь добрый и чуткий муж.       — Мы никогда это не обсуждали напрямую. Отец никого мне не навязывал, и я считала это хорошим знаком. Он видит во мне свою наследницу и будущую королеву, это замечательно, думала я. Королева сама делает выбор. — Аргелла с детства была влюблена в Роннела Коннингтона. Его багряные волосы точно осенняя листва и пронзительный взгляд лазурных глаз — будучи девочкой, она замирала от него, боясь выдать свои чувства и быть высмеянной, но потом лорд-грифон сам стал проявлять недюжинные знаки симпатии. Роннел нечасто баловал её вниманием, но в те сладостные для принцессы часы встреч превращался в благородного рыцаря. Всегда подавал руку, помогал взбираться на лошадь, жадно внимал каждому её слову. Аргелла не допускала мысли, что он притворяется — настолько искренним ей казался тот, кто вскоре предаст. — В день, когда все считали, что сегодня объявят моего жениха, этого так и не произошло. Аргилак не предоставил мне слово. После приёма отец позвал меня к себе и сказал, что я предназначаюсь некоему драконьему лорду, с помощью которого мы уничтожим Харрена Хоара и заберём свои земли обратно. Аргилак строго-настрого запретил рассказывать об этом кому-либо вплоть до нашей свадьбы. Я проплакала несколько дней.       Обжигающая боль пульсировала в груди принцессы, пока она в час совы возвращалась в свою комнату. Девушка беззвучно рыдала, а когда становилось совсем невыносимо, выла в подушку, похоронив мечты быть рядом с возлюбленным Роннелом, стать ему хорошей женой и матерью их детям. От одной мысли, что теперь оскорблённый Коннингтон выберет другую, сердце разрывалось на куски. Даже брак с незнакомцем не приводил принцессу в такой ужас, что другая станет супругой её милому лорду.       В день, когда они тайно встретились, Аргелла не смотря на запрет, рассказала Роннелу про план отца и была готова к его гневу. Но как же она удивилась, когда мужчина лишь безумно улыбнулся, в ясных, как горные озёра глазах, промелькнуло ликование. Коннингтон набросился на принцессу и ещё никогда не обнимал её так долго и настойчиво, чему та была непременно рада. «Узурпатор не получит тебя. Мы разгромим его, а после победы… Твой отец узнает… Увидит! Королевство достанется мне… Нам. Разумеется нам, моё сердце. Мы будем править». От этих слов тяжёлый камень упал с её души. Тогда она не обратила ни малейшего внимания на прозвучавшую в лихорадочном потоке фразу про власть. Коннингтон не желал быть королём-консортом, а король Аргилак никогда бы не допустил его к трону Дюррандонов.       «Моё сердце». Так он звал её. «Не было его у тебя, лживый кусок дерьма» — с отвращением подумала повозрослевшая Аргелла, вспомнив, кто первый набросился на неё той ночью и выдал врагу.       — Что насчёт тебя? — спросила она мужа после секундной паузы. — Кто должен был осчастливить лорда-командующего Баратеона?       Орис надел свою излюбленную маску строгого генерала.       — Свадьба? Семья? — баритон сделался грубее и серьёзнее. — Сантименты это удел благородных лордов с огромными замками. Я человек военный, миледи.       Аргелла рассмеялась, представив, скольких благочестивых леди огорчил такой ответ. Если быть подле Эйгона мечтала каждая женщина королевства, то добрая половина этих же дам мечтала также оказаться и в постели побочного брата короля. Таргариену доставались покорные улыбки и восторженные взгляды, в то время как стоны и крики получал бастард. Леди Баратеон было страшно представить, сколько барышень было у мужа до их брака, да и ей всегда было плевать на это. Единственная женщина, имевшая маломальское значение, от которой Геллу воротило и трясло, являлась его сестрой… и этого штормовая дева выкинуть из головы не могла. Страха нагоняло и таинственное валирийское слово из древнего заклинания, которым наказывали неверных мужей и их любовниц, что супруг повторял во сне. Она тряхнула иссиня-чёрными локонами, не желая думать, что Орис хоть раз ей изменил за годы брака.       — Неужели ты никогда не мечтал? Не хотел? — спросила женщина.       Сухие губы воина прижались к её лбу.       — Никогда. Пока не увидел тебя.       Когда Орис сделался верным помощником, отношение со стороны драконов к нему изменилось. Старик Эйрион на смертном одре поблагодарил его за службу и золото, которого солидно прибавилось в казне Таргариенов с тех пор, как бастрад стал управлять Черноводным заливом. Эйгон, всегда любивший брата, первым посвятил его в свои великие планы. Повзрослевшая Рейнис перестала осуждающе корчить прекрасное личико и нашла в нём друга и советчика. А Висенья… на время оставила попытки убить его. Долгие годы он ошибочно считал себя частью великой семьи, не замечая того, насколько нездорова их связь.       — И теперь ты благородный лорд с огромным замком, — Аргелла коснулась тонкими пальцами бородатой щеки, поглаживая её.       — Лордом с замком может стать любой идиот, — издевательски фыркнул Орис, перехватывая пальцы супруги и поглаживая их своими. — У меня есть королева. Кто ещё таким похвастается?       — Эйгон из дома Таргариенов, первый своего имени, король андалов…       Орис впился в её губы требовательным поцелуем. Излюбленный вкус сводил мужчину с ума. Он вкушал её, как самое пьянящее вино, как смертный грех, отчаянно желая сорвать с жены новое платье. Аргелле пришлось по обыкновению встать на носочки, чтобы прижаться грудью к мягкой коже его дублета. На миг они позабыли обо всём и жадно наслаждались друг другом, если бы кто-то не уронил витиеватый серебряный подсвечник на пол.        Гелла вздрогнула, будто их застали врасплох за невесть каким непотребством, и смущённо отвела взгляд, видя ухмылку Ориса.       — Идём, любовь моя, — она беззаботно взяла его под руку.       Орис же не смотря на улыбку, настороженно выглядывал сына, что должен был уже быть здесь. И где его только Неведомый носит?

***

      Давос смотрел на себя в большое зеркало. К торжеству ему сшили новый наряд и плащ, что был прикреплён к правому плечу большой оленьей брошью. Матушка настаивала на тёмно-синем цвете, чтобы подчеркнуть цвет Дюррандоновских глаз, на что юноша заявил, мол, он не девчонка на выданье, и прихорашиваться ему не нужно. Давос Баратеон облачился в цвета своего дома — полностью чёрное одеяние разбавляла подстёжка плаща цвета тёмного золота. «Никак в Ночной Дозор собрались сбежать от невесты, милорд» — пытался пошутить портной с глуповатой улыбкой, но взгляд юного лорда заставил мужчину пожалеть об этом неуместном высказывании.       Напоследок, юноша бросил взгляд на большой стол у окна. Сколько бы слуги не трудились и не складывали его вещи — там всегда был бардак. Листы бумаги, пожелтевшие и рваные, скомканные и новёхонькие валялись вперемешку с готовыми работами, набросками, красками, кусками угольков, кисточками, а дополнял этот творческий беспорядок потёртый тубус. Взяв один из многочисленных рисунков, что-то с болью отозвалось в груди парня. Он нарисовал её углём — небрежную косу с выбившимися прядями, зауженное к подбородку лицо, выпирающие ключицы, тонкие руки, притягивающие к груди меховое одеяло, и раскрасил лишь изумрудный взор, нерешительно и стыдливо выныривающий из-под опущенных ресниц. Давос смешал несколько оттенков зелёного, добавив каплю горчичного, чтобы в точности передать их цвет. Как же она смущалась той ночью, представ перед ним практически полностью нагой ради искусства. Аккуратно свернув самый дорогой ему портрет, лорд Баратеон надёжно спрятал его, прежде чем покинуть свою комнату.       Когда слова приветствия были сказаны штормовыми владыками, пир начался.       Столы, богато обставленные различными блюдами, традиционными и прибывшими из-за моря, едва ли не гнулись под их тяжестью, вина мира лились рекой, а сколько тостов прозвучало — не счесть. На торжество также прибыла труппа известных лицедеев, что так любила королева Рейнис, развлекавшая маленьких гостей. Несколько жонглёров, танцоров, щепотка музыкантов — и приём мог сойти за приличную свадьбу.       Орис с помоста наблюдал за старшим сыном, находившимся в обществе леди Саммаи Эстермонт и её подруги Меггет Лонмаут. Лиса с Нефрита как бы невзначай касалась руки юного лорда и искренне заинтересовалась его брошью, слегка повертев её в длинных пальчиках. Звонкий смех девушки звучал всякий раз, стоило Давосу что-то произнести ей на ухо, а подруга с лёгкой досадой смотрела на эту пару, явно чувствуя себя лишней среди двух воркующих голубков.       — …такая может быть и у вас, миледи, — расслышал Орис, а загорелые щёки леди Эстермонт стали пунцовыми.       Ха, мелкий негодник знает, что хотят слышать дамы! Воина взяла гордость за сына. Пускай он заносчивый мальчишка, но вести себя умеет. Это будет проще, чем изначально казалось командующему.       — Взгляни на него! — Орис щедро махнул кубком, разбрызгивая вино по столу. — Вчера вечером он рвал и метал, а сегодня… Гелла, в чём дело? Только не говори, что я снова испортил твоё платье.       Сапфировые глаза заслала тонкая пелена слёз. Издалека сын очень напомнил ей старшего брата, да упокоят боги его душу. Помимо внешности, что-то было в нём от принца Реджинальда — его манеры. Реджи часто сетовал на глупых девчонок, но всегда вёл себя безупречно и галантно. Тогда за его внимание боролись сразу несколько девиц, в своих сокровенных мечтах деля с ним ложе и корону.       — Сейчас он так похож на Реджи, — тихо проговорила Аргелла, взяв у мужа белоснежный платок. Она промокнула им влажные глаза, пока слёзы не покатились градом по впалым щекам.       Орис придвинулся ближе, разворачиваясь к ней лицом:       — Милая…       — Всё хорошо, — Аргелла смахнула последнюю одинокую каплю. — Нельзя не проронить слезинку-другую на помолвочном балу. Я поздороваюсь с леди Уайлд.       Она встала, минуя длинный деревянный стол, и плавно спустилась с помоста. Отрада глаз его была душой семьи, всегда приветлива к желанным гостям и остра на язык с теми, кого не ждали. Остальные женщины встали в небольшой круг вместе с вдовой Уайлд, о чём-то щебеча и улыбаясь.       Взгляд Ориса скользнул к следующему столу. За ним сидела ещё одна претендентка на сердце его сына — леди Айрин Морриген вместе с дядей-опекуном и его бестолковыми сынками. Лорд Джосет не одиножды намекал, что им было бы хорошо воспитываться в Штормовом Пределе — силе и сердце дождливых земель, но каждый раз лорд Братеон отвергал его предложение. «У нас здесь не приют!» — раздражённо объяснял жене Орис. — «Пускай сам их воспитывает, мне сыновей достаточно». И ни один из аргументов, что это распространённая традиция в Семи королевствах не смог его убедить.       Лорд Джосет со злобным лицом что-то шипел, иначе не скажешь, на ухо племяннице и крепко держал её под локоть. Это заметил не только Орис. Его сын, не стараясь скрыть, пропускал мимо ушей каждое слово леди Эстермонт об их с родителями путешествии в Волантис и смотрел только на вторую невесту.       — …прошу меня простить, миледи, — невозмутимо произнёс Давос, отставив кубок в сторону. В следующий миг он с поклоном протягивал руку девчонке Морриген, приглашая её на танец.       Орис удовлетворённо кивнул сыну, наблюдая, как леди осторожно встаёт, стараясь избежать дядиного взгляда. На импровизированной сцене их ладони соединились и младший Баратеон начал вести. В плаще с разрезанными рукавами, что так же был частью её наряда, как плащ Давоса, дети напоминали Орису летучих мышей, кружащих в быстром танце под луной. Давос без капли стеснения рассматривал невесту, о чём-то задумавшись. Он круто развернул её, когда музыка сменилась, чёрные, как ночь, локоны взлетели вверх, а одна из застёжек убранства, скреплявшего его на груди, отлетела в сторону. Испуг в больших серых глазах нельзя было спутать ни с чем. Леди Айрин замерла, как вкопанная, высвободив ладони. Она мельком что-то бросила на ходу и поспешила скрыться в толпе. Растерянный Давос смотрел ей вслед, в то время как лорд Джосет стремительно отправился за ней.       — Милорд, — раздалось над ухом у командующего, от чего тот непроизвольно дёрнулся.       — Чтоб тебя, Эмброуз! — тот час выругался мужчина, зашипев. Он едва не залил вином камзол.       Орис поднял взгляд чёрных глаз на старца, невозмутимо стоящего над ним с лёгким поклоном, сцепившего руки за спиной.       — Могу предложить успокоительную микстуру, — колко проговорил мейстер, ухмыльнувшись в седые коротко постриженные усы. — Для бесстрашного воина вы слишком пугливы.       Баратеон фыркнул, потянувшись к серебряному графину:       — Для обычного слуги ты слишком говорлив, старик.       — Правда ваша, милорд, — чопорно ответил Эмброуз. — Однако сегодня я бы не стал вас беспокоить без причины. Только что прилетел ворон из Королевской Гавани, — он протянул лорду запечатанный свиток.       Трёхглавый дракон, отпечатанный на чёрном воске, не сулил ничего хорошего. Вести из столицы редко когда были приятными и из хороших вороны за все эти годы принесли только две — одну о рождении кронпринца Эйниса, а второй приятной неожиданностью стало рождение принца Мейгора.       — Не сейчас, — от одного взгляда на запечатанный пергамент Орису сделалось дурно. Он догадывался, что там может быть, ведь по государству давно ходили тревожные слухи.       — Но, милорд…       — Я сказал не сейчас, мейстер, — рявкнул Баратеон, отпихнув в сторону протянутую руку.       Сердце бешено стучало в груди. Нет, это был не страх, скорее злость и неминуемое отчаяние. Мужчине казалось, будто он уже начинает тонуть в море упрёков и оскорблений, что непременно проследуют, как только леди Баратеон узнает о свитке. Он вспомнил, как однажды после дурных вестей жена грозилась отнять у него сына, и чем всё обернулось для их семьи.       — Боюсь, новости срочные и не самые приятные, — настаивал на своём старец с цепью.       — Это я и без тебя знаю, — громыхнул воин, начав ловить на себе вопросительные взгляды гостей. — Спрячь его и не говори Аргелле до завтрашнего утра, — злобным шёпотом произнёс он.       Мейстер убрал нетронутый лордом свиток в широкие рукава плаща, как будто его никогда не было в старческих руках.       — Завтра утром ничего не поменяется, — с укором сказал пожилой мужчина. Он был предан своей госпоже больше, чем давнему захватчику, но неповиновение дело нешуточное. В Цитаделе он давал клятву служить замку, кто бы ни являлся его владельцем, однако побороть нежные, едва ли не отцовские чувства к принцессе, осиротевшей за несколько лет жизни, не мог.       Орис невесело хохотнул, осушив винный кубок:       — Ошибаешься, Эмброуз, — он скривил губы, ощутив во рту горечь. — Завтра утром изменится всё.       Следующее, что заметил лорд, привело его в бешенство. Разгорячённый вином и дурными новостями, он быстро поднялся на ноги и покинул помост, оставив позади надоедливого мейстера с укоряющим взглядом.       Боги, да кто ж принудил их всех взять и затанцевать в один момент? Чёрта с два музыканты получат щедрую плату! Кавалеры и так, и сяк вертели во все стороны своих дам в пёстрых платьях, от чего у командующего голова пошла кругом. Он почти потерял сына из виду и пробирался сквозь прилипнувшие друг к другу парочки. А если кто-нибудь из них танцует с его женой? Проклятье, да как ему угнаться за всеми Баратеонами в этом замке?       Решив, что Аргелла, в отличие от их первенца не натворит глупостей, мужчина выбрал сына. Едва не врезавшись в фокусника, Орис поспешил за удаляющимся из чертога чёрным камзолом и замер за колонной с оленьими знамёнами.       Давос поймал девчонку, от чего та лишь ахнула, и зажал ей рот рукою. В глазах служанки промелькнул страх и ликование. Даже сейчас, в месте, где его расположения добиваются три высокородные дамы, мальчишка погнался за ней, едва уловил такую возможность. Мать, что не отпускали старые курицы, и отец, занятый заботами с мейстером не могли им помешать увидеться. «Щебетал с одной, танцевал с другой, сбежал к третьей. Хитёр, паршивец» — подумал Орис.       Осторожно выглянув из-за колонны, мужчина увидел, что сын бережно сжал ладони служанки, поднеся их к своему лицу, и что-то вложил в одну, сжав её кулак.       — …этого не должно быть… Я не смею, — донеслось до уха Ориса.       — Перестань, Ами. Я хочу, чтобы он был у тебя, — Баратеон ещё не слышал, чтобы сын подобным тоном без привычной надменности и усмешек разговаривал так с кем-то.       — …мы не можем, — спорила она, пока Давос зацеловывал её щёки.       — Как трогательно, — усмехнулся отец, выйдя из своего укрытия, а юноша тот час развернулся. Служанка, едва увидев лорда с густой бородой, будто растворилась в воздухе. В синих глазах молодого лорда успела мелькнуть растерянность, прежде чем он нацепил равнодушную маску.       — Теперь ты следишь за мной? — полным напускного безразличия тоном спросил он.       — Теперь? — фыркнул отец, а Давос поборол желание закатить глаза. Конечно, он давно следил. — Мне кажется, я дал ясно понять, что дворовая пигалица не пара моему сыну.       Оскорбление девушки вызвало мгновенное негодование. Он плотно сомкнул челюсти, злобно прошипев:       — Может, бастард без роду, без племени тоже не был парой королеве из Дюррандонов.       Эти слова хлыстнули воина по больному месту. Мужчина приблизился к сыну, не слыша ничего, кроме собственного сердцебиения:       — Бастард без роду, без племени умер на Драконьем Камне много лет назад. Когда я встретил твою маму, я был лордом-командующим и десницей короля!       Давоса веселили оправдания отца, ведь больше он ничего не мог — оправдываться, угрожать да кричать так, что крыша поднималась. Юноша не боялся ни пустых угроз, ни крика. Чего он только не выслушал за эти годы — и на север его отправят, чтобы Старк выбил всю дурь и спесь, и в наёмные отряды Эссоса сошлют, и в Цитадель на худой конец. Будучи всегда под защитой матери, он не боялся ничего. Как и сейчас.       — Славный командующий славного короля, — ухмыльнулся парень. — Если бы…       — Заткнись и послушай меня внимательно, мальчишка, — на этот раз отец не кричал. Мужчина с бородой говорил спокойно, едва ли не шептал, но что-то не нравилось юноше в этом тоне. — Опозоришь свой дом и невесту, я прикажу высечь эту дрянь до смерти, — Орис указал на поворот, за которым скрылась служанка. — Прикажу тебе, разумеется. Это не девка на члене, но тоже сделает тебя мужчиной.       Ещё никогда отцовские угрозы не были направлены на кого-то, кроме самого Давоса. Ему представилась нагая и окровавленная Амарея, привязанная к столбу. Худые руки, безвольно поднятые вверх за верёвку, как у тряпичной куклы, её прекрасные пепельные волосы спутались и прилипли к располосованной спине. Он не видел заплаканного лица, но кричала девушка так, будто её разрывали на части. Гибкий хлыст в руках парня дрожал, но он раз за разом со свистом замахивался, избивая рыдающую возлюбленную, превращая её спину в кровавое месиво. На ней не осталось живого места, кожа свисала рваными лохмотьями, Ами перестала кричать, но Давос не останавливался. От этой картины Баратеону сделалось дурно.       — Тоже сделал твой отец с твоей матерью, да? — его голос дрогнул, когда он подумал о том, что это может стать правдой. — Ты чудовище.       Но воин и бровью не повёл. Он подошёл ближе, коснувшись грубой ладонью лица сына, и посмотрел в эту бездонную синеву. Их сходство с матерью поражало. Досталось ли старшему хоть что-то от отца, которого он открыто презирает? «Может, от того и презирает, что досталось слишком многое?» — подумал Орис.       — Да. Я чудовище, — согласился он, усмехнувшись в бороду. — А ты мой сын, — рука сползла, похлопав его по плечу. — Теперь иди к леди Хайтауэр и будь образцовым женихом.       Взгляд Давоса так и остался стеклянным. На удивление, он и спорить не стал. Юноша молча вернулся в круглый чертог, не оборачиваясь. Боги, оказывается, найти с ним общий язык было проще, чем могло подуматься — всего-то пригрозить маленькой курносой потаскухе. И что он в ней только нашёл? Болезненно тощая, бледная, с ведьмиными глазами. Ещё и подарок вручил, что за фарс? Орису показалось, что в неплотно зажатых пальцах сверкнул медальон с оленем. Дарит геральдику великого дома, как безделушку. Глупец, какой глупец.       В памяти всплыл вечер, когда маленький бастард проснулся от материных всхлипов. Дрожащими руками она открыла старую шкатулку, внутри которой лежал потемневший от времени медальон с медведем. Барра прижимала его к груди и горько плакала. Может, старик с острова действительно говорил про ту девушку, что полюбил лорд Мормонт? Затем вспомнился Теон, который носился с трёхглавым серебряным драконом, как умалишённый, гордясь тем, что заслужил его. «Чтоб вас всех! Убирайтесь из моей головы!» — рассерженно думал командующий, пересекая зал.       Кто-то взял его за руку и нежно обнял. Меховой воротник платья, в который он мгновенно уткнулся, приятно щекотал воину лицо. Боги, как спокойно было рядом с Геллой. За что ему такая награда? Заслужил ли он её любовь? Синий, как море, взгляд, встретился с бездонной чёрной пучиной. Жена ласково улыбалась ему, и Орис понял — заслужил. Каждым поступком, каждым взмахом меча, каждым поцелуем.       Он не заметил, как начал пританцовывать в такт мелодии. Когда воин в последний раз танцевал? На собственной свадьбе? Улыбка не сходила с пышных уст Аргеллы, даже когда Орис бесцеремонно наступал ей на ногу. В её объятиях он забыл про свиток с оттиском дракона, мёртвых мать и брата. Даже увлечение сына дворовой девкой казалось сущим пустяком.       Когда пришло время, все вернулись на свои места. Музыканты доигрывали последний этюд, а гости то и дело притихали, когда замечали движение за высоким помостом.       — Хорошо бы девицу Блэквудов, — «Где их только Неведомый носит?» — подумал Орис. Он получил весточку от лорда Рэйвентри о том, что из-за заставшей их в пути бури они вынуждены остановиться в Падучем Водопаде и могут опоздать на торжество. Однако от эскорта лорд Робб отказался, принеся свои извинения и заверив, что церемонии быть. — Где Блэквуды, там север, а где север, там и Старки.       Аргелла, дабы унять волнение, взяла в руки резную чашу.       — Почему тогда было не отослать весточку с нашим предложением Старку? У него, помнится, есть дочери.       — Есть, — согласно кивнул мужчина. — Одна жена мальчишки Аррена, а вторую обрюхатил старший сынок Амбера, хоть и предназначалась она другому. Кому-то из Талли. Женщин выпила немного вина, усмехнувшись.       — На севере умеют развлекаться. Неудивительно, что тебе там понравилось, — с улыбкой ответила она. — Время приближается. Я так переживаю… «Как бы наш сын ничего не выкинул» — мысленно добавила женщина.       — Как будто тебя должен выбрать незнакомец и увезти в свою угрюмую крепость? Аргелла ласково коснулась мужниного плеча и скользнула рукой по мягкой коже, сжав его пальцы.       Музыка стихла, когда наследник Штормового Предела поднялся. Гости перестали перешёптываться, обратив всё внимание на юношу за помостом. Давос обвёл всех присутствующих взглядом и торжественно произнёс:       — Милорды, миледи! Дорогие гости! Я рад ещё раз приветствовать всех вас в Штормовом Пределе, — раздались вежливые аплодисменты, а юноша продолжил. — Сегодня мне предстоит невероятная честь и вместе с тем большая ответственность, что я с удовольствием понесу до конца моих дней с… возлюбленной. — Давос сделал паузу, взяв со стола винный кубок. — Выбор не дался мне легко и каждая из вас прекрасна, поверьте, миледи, но сердцу не прикажешь. Едва услышав о её красоте, доброте и милосердии, я тут же полюбил… леди Теону из дома Блэквудов. Когда она прибудет, я признаюсь невесте в своих чувствах, — Давос поднял чашу над головой, закончив свою речь, благородные лорды и леди проследовали его примеру и хором пожелали счастья молодым.       Лишь несколько из приглашённых гостей не разделяли общего восторга. Леди Хайтауэр уже яростно жаловалась батюшке, но за общим шумом слышать её вопли не представлялось возможности, у леди Эстермонт глаза наполнились слезами, а леди Морриген не выдала ни одной эмоции — ни радостной, ни горестной. Она заправила серебряную прядь за ухо, обречённо вздохнув и нервно дёрнулась лишь когда кто-то из кузенов схватил её за плечо.       Позднее хозяева Штормового Предела прощались с гостями вместе с сыном. К концу вечера у Давоса болели щёки и губы столько улыбаться и целовать руки старым перечницам, а они никак не заканчивались и не заканчивались. Складывалось впечатление, что все дождливые земли съехались посмотреть на избранницу Баратеона. Вот так сюрприз. Бедная Теона Блэквуд — стать невестой того, кого ни разу не видела. Должно быть, проплачет несколько дней, будет умолять отца отменить помолвку. Лишь бы с башни не сбросилась. Интересно, в Рэйвентри есть башни?       В одном из просторных коридоров слышался шум. По мере того как приглашённые лорды и леди отбывали, голоса доносились всё чётче и разборчивее. Давос, увидев вопросительный взгляд отца, поспешил туда.       Морриген волок племянницу к выходу. Миниатюрная леди отбивалась, насколько хватало сил, но здоровый, как бык, лорд Джосет, схватил её за шею, с силой надавив, а девушка обречённо заскулила:       — Нет, дядя, я прошу вас!       Джосет наотмашь со звонким шлепком приложился к её щеке, оставив багряный след.       — Глупая девчонка! Закуталась в тряпку и не смогла соблазнить лордёныша, который сейчас думает лишь той головой, что поменьше и между ног болтается! — он схватил её за плечи, тряс, что было мочи, и в конечном итоге разорвал на ней плащ. — Дома я преподам тебе урок!       Давос спешил спуститься по ступенькам и опешил:       — Что здесь происходит? Лорд Джосет, объяснитесь!       Некогда красивый плащ Айрин покоился у её ног. Локоны, отброшенные назад, дали возможность рассмотреть платье из тончайшего чёрного шёлка, обтягивающее каждый изгиб тела. Глубокое декольте подчёркивало округлую грудь с затвердевшими и выпирающими сквозь ткань кружочками. Давос понял, почему она испугалась, когда он задел застёжку на плаще. Дядя так вырядил её, чтобы показать, каким прекрасным телом обладает племянница и скорее сбагрить замуж, чтобы самому править Вороньим Гнездом.       — Прошу прощения, милорд, — его голос стал слаще мёда, а лицо расплылось в глуповатой улыбке. — Моя племянница настолько огорчена отказом вашей светлости, что… Безумное дитя, не обращайте…       — Это не правда! — вырвалось у неё.       Большие серые глаза девушки с выступившими слезами бесстрашно взирали на своего обидчика. Присутствие сюзерена будто вселило в неё уверенность.       — Отпустите леди Айрин или я брошу вас в темницу, — заявил Давос, смотря на лорда на равных.       Позади юноша услышал чьи-то торопливые тяжёлые шаги. Отец спешил к нему, злобно выругавшись:       — Седьмое пекло! Морриген, что вы тут устроили?       Он внимательно посмотрел на леди в порванной одежде. Слёзы на её глазах и пылающая щека говорили о нешуточном происшествии, произошедшем под крышей лорда-протектора штормовых земель.       Джосет метнул злобный взгляд на племянницу и та тихо произнесла:       — Я прошу прощения за беспокойство вашей светлости и хочу вернуться домой.       — Нет, миледи, — начал было Давос, делая к ней несколько шагов. Девушка робко прикрыла декольте волосами.       — Ты слышал леди, — отрезал отец.       Спорить не имело смысла. Младшему Баратеону не оставалось ничего, кроме как смотреть на уменьшающуюся в темноте фигуру. Когда карета с чёрным вороном покинула мощёный двор, Давос произнёс:       — Мы должны что-то сделать.       В ответ на это отец лишь устало потёр глаза. Орис давно считал себя слишком старым для игр и интриг.       — Уже сделал.       Они молча возвращались в замок, думая каждый об одном и том же. Командующий вопреки ожиданиям не обрушил на сына гневную тираду, что было совсем не в его духе. Когда Давос хотел свернуть в свои покои, чтобы наконец-то прилечь, мужчина жестом показал идти за ним.       Двери просторного кабинета штормового владыки отворились. Из распахнутого окна подул свежий морской ветер, приятно остужавший горячую голову. Юноша редко бывал в этой комнате. Недалеко отсюда находились родительские покои и спальня Реймонта. Открыв шкаф с кривыми ножками, Орис достал оттуда бутылку с тёмной жидкостью и разлил её по кубкам, протягивая один сыну. Сделав один глоток, ему показалось, что отец в качестве наказания решил его отравить — так сильно пойло обожгло горло. Однако потом колкое, сладковатое тепло разлилось по всему телу, а тревога будто осталась за резной дверью.       — Что это? — недоумевающее спросил парень. Он никогда не пробовал ничего подобного.       — Лучшее успокоительное в мире, — отец щедро хлебнул, садясь в соседнее кресло с пузатыми подушками.       Выпив ещё одну порцию и почувствовав лёгкое головокружение, парень развязал платок у горла и сказал:       — Я боялся, что ты убьёшь Амарею, поэтому и выбрал девчонку Блэквудов. Как ты и хотел.       Орис злобно скрипнул зубами — до того он не любит упоминание дворовой чертовки, что так и норовила соблазнить его сына.       — Твоя драгоценная служанка будет жить. Я бы никогда не поступил так... как рассказывал вечером, — заверил мужчина. Неужели пару часов назад он действительно угрожал сыну расправой над той, в кого он влюблён? Может, в нём просыпается знаменитое таргариеновское безумие? — А что станет с леди Морриген — неизвестно.       Давос представил бедную Айрин и всё, что сейчас с ней делают. Давно ли её избивает родной дядя? Давно ли торгует её телом, предлагая всякому, кто захочет взять? Дурноту это вызвало не меньшую, чем расправа над Амареей.       — Почему даже подчиняясь тебе, я всё равно совершаю ошибки?       — Потому что ты не думаешь своей головой. Никогда! — Орис несколько раз ткнул пальцами в висок сына. — Ты наследный лорд штормовых земель. Пора уже осознать ответственность за свои действия. Мы ничем не поможем этому дитя. Как бы ни хотели.       Внезапно у Давоса промелькнула безумная мысль. Пред глазами ясно как божий день всплыла картина — семеро повешенных Морригенов, безвольно болтающихся на виселице от самого старшего до самого младшего, что был меньше Реймонта на несколько лет. Айрин с облегчением смотрит на их мёртвые тела, что клюют вороны и впервые смеётся в присутствии Давоса. «Мой спаситель» — эхом звучит её голос в голове.       — Мы можем казнить их всех до единого, — вслух говорит парень, набравшись смелости от невиданной выпивки.       На это Орис лишь коротко хохотнул. Он посмотрел на темноволосого, как он сам, сына, и произнёс:       — В тебе больше крови дракона, чем ты думаешь. Выбор сделан. Смирись.