Иногда лучший способ погубить человека — это предоставить ему самому выбрать судьбу.
М. А. Булгаков, «Мастер и Маргарита»
Давос всё ещё чувствовал это. Каждый раз, просыпаясь после свежего кошмара на смятых простынях, он касался лица, чтобы убедиться — это был просто сон. Задув последние свечи, юный лорд закрывал глаза, вновь переживая то, что произошло. Это случилось неделю назад. Давос пинал сухую солому под ногами в оружейной, пока слуга боролся с петлями его поцарапанного нагрудника. Переплетённые оленьи рога, увенчанные короной, затёрлись на металлической поверхности от множества тренировок и падений, на наручах тоже хватало вмятин. Когда с латами было покончено, слуга вынес меч. Едва вытянув его из ножен и повертев руке, юноша удивился — обычно он не был так безупречно остро заточен для тренировочных поединков. На немой вопрос в глазах, слуга ответил: — Приказ лорда Баратеона, милорд. Перед тем, как распахнуть дверь, ведущую в западный двор, он повернулся в сторону брата. Слуга, приставленный к младшему, ещё возился с его наплечниками и особо не спешил. Вместо того чтобы поторопить его Реймонт нервно улыбнулся, что не ускользнуло от взгляда старшего брата. — Живее! — снаружи раздался приглушённый голос отца и Рей отлетел от мальчишки, словно ошпаренный, на ходу поправляя плохо сидящий наплечник. «Да что с ним такое?» — подумал, было, Давос, но мысли его перебил крик сира Герберта над самым ухом. — Милорды, ваш отец ждёт. Во дворе не было потрёпанных чучел, мешков со стрелами, бочек в виде преград и привычного инвентаря. Вместо тишины стоял гул, как в осином гнезде. Здесь собралась вся домашняя гвардия в своих чёрных доспехах и сир Джереми, шепнув напоследок что-то Орису, поспешно занял место капитана. Давос, осматривая выстроенных в полукруг под стеной солдат, не помнил, чтобы на тренировках присутствовало так много людей. В руках вместо мечей у них были длинные копья с хорошо заточенными наконечниками. — Мы будем сражаться с ними? — тихо спросил у брата Реймонт. — Не говори глупостей, — ответил старший, но уверенности в его голосе было немного. В центре двора стоял лорд Штормового Предела. На нём не было ни единого доспеха, лишь покачивающийся на поясе меч. Давос заметил, что отец так же сменил оружие, взяв свой боевой клинок, названный Гневом. Орис стал ходить из стороны в сторону: — Сегодня у нас не обычная тренировка, как вы могли заметить. Я поймал кое-каких зверушек на недавней… охоте, — после этих слов стражники одобрительно закивали и застучали копьями по каменному полу. — Что за зверушки? — вновь спросил младший Баратеон. — Тш-ш, Рей! — шикнул на него Давос. — …они сопротивлялись, ещё как! — солдаты вновь насмешливо загомонили, а Орис ухмыльнулся сквозь густую чёрную бороду и остановился, сигнально махнув кому-то рукой.— Ваша задача — добыть свой трофей. — После этих слов с истошным скрипом открылись двери, а стражники одновременно сделали выпад и направили копья прямо. Он шёл медленно и щурился от дневного света. Смуглый человек, вышедший из темниц, пошатывался. Он был в порванной одежде, поверх которой нацепили видавшую виды кольчужную рубашку. Сквозь дырки виднелся потрёпанный и грязный жёлто-багряный пояс. Когда человек подошёл ближе, Давос заметил, что следом за ним волочилась цепь, прибитая кольцом к полу, что позволяла ему двигаться, но только не сбежать. Железный ошейник сидел на тощем мужчине неплотно. Осмотрев пленника, Давос выкрикнул: — Ты хочешь нарушить королевское перемирие? Орис рассмеялся, а смех его подхватили остальные. Он сделал несколько шагов к скрючившемуся в ужасе смуглому мужчине, схватил цепь у самого горла и потряс ею: — Перемирие? — зашипел лорд, наслаждаясь испуганными стонами заключённого. — Он с дружками вторгся на нашу землю! Смуглый мужчина не доставал Баратеону до плеча и жалобно скулил: — Прошу вас, милорд… Прошу… Давос впился в отца синевой глаз, унаследованных от матери, от чего Орису на мгновение сделалось не по себе. Осуждение во взгляде сына напомнило ему тот самый вечер, когда штормовая королева в его шатре так же смотрела на убийцу-захватчика. — Отец, он из Уллеров! — старший сын кивнул на потрёпанный шёлковый пояс. Гербом могущественного дома Уллеров было красное поле, разделённое огненной границей, как половина Мартеллского солнца, с которыми они состояли в древнем родстве. Фанатичные и безумные, они славились тягой к жестокости и пыткам и могли потягаться с Вилями. Лорд Уллер был первым, кто предложил делать ставки после зачистки гарнизона во время Дорнийской войны, чей пленник протянет больше. — Троюродный племянник двоюродного кузена лорда Утора. Или двоюродный кузен троюродного племянника, — Орис насмехался над узником, плюнув ему под ноги. — В сортах дорнийского говна не разбираюсь. Давос нахмурился и отвел взгляд от содрогающегося пленника. — Отец, дядя Эйгон дал слово принцессе. Реймонт наконец заговорил после долгого молчания. Орис посмотрел на младшего сына, так схожего с ним в детстве и подошёл ближе, наклонившись к нему. Целая рука мужчины легка на непрочно закреплённый наплечник, а чёрные глаза смотрели точь-в-точь такие же. — Мужчина должен держать слово, ты справ, — спокойно произнёс лорд Баратеон, слегка сжав плечо сына. — Но дядя Эйгон не огорчиться, узнав, что представитель семьи, убившей маму Эйниса, мёртв. Слово «Эйнис» стало решающим для Реймонта. Он как никто другой был дружен с наследником Железного трона, не смотря на то, что в Красном замке с ним воспитывались сыновья других знатных лордов, и товарищей у него было хоть отбавляй. Принц всё время просил разрешения, чтобы Рей остался с ним в Королевской Гавани, но к счастью Аргеллы никто не содействовал этим упрашиваниям и Баратеоны каждый раз благополучно возвращались домой после визитов в столицу. Реймонт тосковал по близкому другу и каждый раз с нетерпением ждал новой встречи. Мальчик коротко кивнул отцу, перебирая пальцами рукоять. Перед ногами пленника бросили оружие: старую алебарду, слегка погнутый, утолщённый к острию, меч, кнут и боевой топор. — Прошу вас… Умоляю… — Хватит скулить и выбирай, — Орис грубо толкнул мужчину и тот медленно потянулся к кнуту, стиснув деревянную рукоять. — Кто первый? — он выжидающе посмотрел на сыновей. «Одолею его, и Рею не придётся доказывать отцу, что он мужчина. По крайней мере, не сейчас» — подумал Давос и сделал шаг вперёд, опередив брата. Отец махнул младшему и тот отошёл к стене, встав рядом со стражниками. — Убьёшь его — сможешь вернуться в вонючую яму, которую зовёшь домом, — едва слышно произнёс лорд пленнику и покинул место поединка. Давос смотрел на своего соперника и пытался хотя бы при помощи злости на отца начать нападать, но стоило ему сделать шаг в сторону противника, тот начинал скулить и пятиться назад, гремя цепью. Пару раз дорниец замахнулся кнутом, со свистом рассекая воздух, но Давос ловко отсёк половину верёвки, а вторую часть выхватил из трясущихся рук. «Нет, это какое-то безумие» — подумал про себя юноша и медленно опустил меч. — Что ты делаешь? — кричал Орис. — Сними с него ошейник, — ответил ему сын. Юноша ткнул пальцем в сторону пленника, сгорбившегося под тяжестью старой кольчуги. Вызвано это было тем, что дорнийцы вместо традиционных рыцарских лат носили лёгкий кожаный доспех, подобно степным дикарям из Эссоса, позволяющий им двигаться проворнее соперника. Такой подход к бою вызывал сомнения, поскольку только искусный воин мог справиться с врагом без полного обмундирования. В противном же случае, хорошим двуручным мечом можно было с лёгкостью разрубить оппонента пополам, как свежий пирог. — Давос, довольно твоих… — Только трус сражается с закованным в цепи! — настаивал на своём парень, в очередной раз напомнив отцу про королевское упрямство Дюррандонов, которого у старшего сына было хоть отбавляй. Орис пережёвывал во рту все знакомые ему бранные слова, пока сир Джереми что-то яростно пояснял: — Лорд Баратеон, это может оказаться… — Воля ваша, милорд, — отмахнувшись от капитана, как от комара, Орис дал команду освободить пленника. Тяжёлая цепь с грохотом упала на пол. Дорниец всё ещё не понимал, что происходит и что за игру затеяли люди, схватившие его. Он потянулся к мечу с кривоватым лезвием и утолщённым наконечником, Давос поднял свой. Пленник слабо отбивал каждый удар, бегая чёрными глазами из стороны в сторону, пытаясь отыскать выход из закруглённых стен. — Седьмое пекло, я не собираюсь играть с тобой в кошки-мышки до заката, — прошипел юноша так, чтобы его слышал только оппонент. — Нападай! Дорниец посмотрел на лорда с густой бородой и нервно сглотнул. Он занёс клинок высоко над головой, а Давос ударил ему под дых левой рукой, от чего тот согнулся пополам. Откашлявшись, он замахнулся вновь, задел лезвием плашмя противника, но в следующий же момент пожалел об этом. Баратеон, разозлившись, выбил меч из рук пленника и сбил его с ног. Тощий мужчина в дырявой кольчуге грохнулся на спину, а над ним победоносно стоял тяжело дышащий Давос. — Я победил, — заявил парень отцу. — Убивать его я не стану. Юноша опустил меч и не глядя ни на кого направился к дверям, ведущим в оружейную. Он знал, что позже эта тема непременно поднимется, вместе с крышей Штормового Предела от криков отца, но убивать никого не собирался. В следующий момент произошло сразу несколько вещей: Давос ощутил острую боль в ноге и рухнул на колени, его младший брат неистово закричал и кто-то набросился на него сзади. В бешеных чёрных глазах дорнийца больше не было видно ни мольбы, ни покаяния. Он толкнул мальца на спину, а Баратеон ударился затылком о каменный пол. Голова гудела, силуэт врага расплывался. Давос успел схватить его за шиворот, но этого было недостаточно — Уллер уже занёс клинок. На лицо юного лорда брызнула недюжинная порция тёплой крови, но боли он не ощущал. Кто-то стоял позади дорнийца и воткнул ему в затылок знакомый клинок так, что острие меча прошло насквозь. Его кровь стекала сверху вниз, обагряя лицо и одежду Давоса. Человек грубо отпихнул дорнийца на последнем издыхании и злобно прошипел: — Вот тебе плата за милосердие. Давос не принял протянутую отцом руку и встал самостоятельно. Его голова болела и кружилась, все звуки слились в отвратительную какофонию, но ничего из происходящего не напоминало завершение тренировки. В центре двора уже стоял Реймонт, ожидая своего соперника, и старший брат понял, что у их отца зверушек хватит на всех. Юноша хотел опереться на меч, поскольку раненая нога пульсировала и горела огнём, но не хотел давать один повод поиздеваться над собой. Из темниц, еле волоча ноги в кандалах за собой, вышла девушка. Её кудри спутались и напоминали воронье гнездо, некогда красивое шёлковое платье превратилось в рваньё. Давос смотрел на Реймонта — лицо младшего брата оставалось бесстрастным, как будто он не видел, с кем ему предстоит сражаться. Будто вместо девушки стояло потрёпанное чучело. Всё случилось быстро. Давос не был уверен, держала ли их пленница в руках алебарду до этого момента, но даже если и так, её это не спасло. Клинок младшего Баратеона пронзил ей сердце и жизнь дорнийки оборвалась. За несколько минут его младший брат, добрый и чуткий мальчик, не задумываясь, убил женщину. Его победоносное шествие сопровождалось одобрительными овациями отца. Давос развернулся к выходу и был готов поклясться, что в дверном проёме мелькнула сливовая парча и чьи-то иссиня-чёрные волосы, такие же, как и у него.***
Орис Баратеон любил свою семью. С самого детства он был предан Таргариенам: венценосному Эйгону, горделивой Висенье и легкомысленной Рейнис. Он считал, что ему невероятно повезло быть правой рукой самого могущественного мужчины в мире, пока не встретил павшую штормовую королеву и не познал настоящую любовь. Аргелла подарила ему двух крепких сыновей, за что он был ей невероятно благодарен, но видят боги как это тяжело — быть отцом. Долгие годы он размышлял о ненависти младшего сына, и после давнего ночного разговора казалось, что тема исчерпана, но чем старше становился Давос, тем больше у них возникало споров. Обычно холодный и спокойный он не вмешивался в дела отца, но превращался в копию надменного Аргилака или юношескую острую на язык версию своей матери, и никогда не был согласен с отцом, особенно если дело касалось непосредственно его. Давос ослушивался абсолютно всего, что было связанно с военной подготовкой, взять хотя бы сегодняшнее происшествие. Орис наполнил кубок элем и вздрогнул, вспомнив, как дорнийский отброс повалил их первенца и был готов убить. «Это твоя вина. Ты подверг его опасности. Ты не лучший отец, чем Эйрион!» «Он должен уметь постоять за себя!» «Ты хотел, чтобы дети выросли убийцами, как ты!» «Обязанность защищать семью рано или поздно переляжет на его плечи!» Спор с самим собой не отменял главного — Давос испытывал глубокую неприязнь к отцу. Орис держал его на руках всего ничего, а потом бесследно исчез на пять лет, за что ему не сыскать прощения. «Но в Реймонте нет ни капли ненависти ко мне. Боги, почему они настолько разные?» В обоих его сыновьях текла королевская кровь, но старший точно был штормом, не унаследовавшим ничего от драконьего бастарда. Орис помнил корону старого Аргилака и точно знал — она бы села на голову сына как влитая. Горький эль уже стоял поперёк горла, но Баратеон продолжал опустошать кувшин, стоя у большого окна с видом на залив. Он услышал негромкий скрип дверей и хорошо знакомые шаги. Комната сразу наполнилась нежным ароматом жасмина. Орис ожидал почувствовать прикосновение к плечу или лёгкий поцелуй, но Гелла стояла поодаль, обхватив себя руками. Шаль из тонкой шерсти защищала её от осенней прохлады, но Орис предпочёл, чтобы это были его объятия. Мужчина первым прервал напряжённую тишину: — Как он? — хрипло спросил Баратеон. Он заметил, что жена пристально на него смотрит, но что означал этот взгляд — одним богам было известно. Они почти не разговаривали после случившегося, а ужин втроём и вовсе прошёл в гробовом молчании — леди Аргелла настояла на том, чтобы старшему сыну отнесли еду в покои. — Эмброуз сказал, что нога быстро заживёт, но есть сотрясение. Завтрашний день лучше провести в постели, — спокойно ответила ему супруга. — Так он и послушается. Командующий ухмыльнулся — уж чего у Давоса было не отнять так это упрямства. Однажды, когда он учился плавать, небо затянуло чёрными тучами, а штормовой ветер поднял волны. Он едва выплыл без посторонней помощи и чуть не захлебнулся, но это не помешало ему вернуться на следующий день к берегу и продолжить учиться. — Орис, они ещё дети, — слова раздались в ночной полутьме подобно скрежету металла. Баратеон взглянул на жену и увидел испуганную мать в этой хрупкой женщине, которую поклялся защищать. — Они должны уметь сражаться, — он сделал последние глотки эля и отвёл взгляд, чтобы не видеть её лица. — Дорнийские ублюдки рано или поздно нанесут удар. Благая цель. Почему никто не понимал этого? — Я видела, как тот мужчина напал на Давоса, — Аргелла сделала несколько шагов навстречу мужу. — Наш мальчик мог умереть сегодня! Орис почувствовал знакомое жжение внутри. — Я бы никогда не подверг их смертельной опасности, но Давос должен… — Реймонту одиннадцать лет от роду! — не унималась безотрадная мать. Подол её ночного платья угрожающе развевался с каждым шагом, как пиратский флаг. — И он хорошо справился. Аргелла, посмотри на меня, — он схватил её запястье и притянул к себе. Леди послушно поддалась — он делал это каждый раз во время спора. Гелла знала, как сильно муж любит их детей, но сегодня его методы воспитания перешли все допустимые границы. Аргелла смотрела в лицо лорда-супруга, пытаясь достучаться к скрытым за дверьми пережитого светлым чувствам. Пленённый ледяной синевой командующий прижал жену ближе. — Они не готовы. Это чудовищно, Орис. Слова её прошли насквозь, как стрелы. И хоть сейчас не было полного ненависти и презрения взгляда, командующий в очередной раз за день мысленно возвратился в брезентовый шатёр после решающей битвы. — Я вскрыл глотку Коннингтона в метре от тебя, — «Убил Роджерса и Селми, будь они неладны, и сделал бы это снова» подумал он. — Выходит, я тоже чудовище. — Это совсем другое, — она раздражённо нахмурилась, изогнув бровь. — Мне угрожала опасность. — Не знаю, скольких вообще людей я убил, — с невесёлым смешком продолжал Орис, не слушая жену. Он одёрнул культю, и пустой кувшин полетел на пол. — Включая твоего отца. Каково быть отданной чудовищу, а? Впервые он сам её отпустил. Грудь мужчины тяжело вздымалась вместе с развязанной рубашкой. В последнее время такие вспышки гнева стали не новостью для четы Баратеонов. Орис ожесточился, стал больше выпивать, а ночью бормотал во сне про память и месть. Половина его сумбурной речи была на валирийском, которого Аргелла не знала, но однажды осторожно поинтересовалась у мейстера о значении слова, повторяемого командующим чаще остальных. «Дословно, госпожа, это переводится как «кровная тёмная магия». Задолго до Рока избранные девы Валирии творили её, чтобы наказать неверных мужей и их любовниц» — таков был ответ, после которого леди пожалела, что спросила об этом. Месть, валирийское колдовство и любовница никак не складывались в понятную мозаику, но леди пообещала себе непременно это выяснить. — Аргилак хотел продать меня твоему брату, — вспышка молнии в воспоминаниях осветила бесстрастное лицо отца, когда он объявил свою дочь невестой дракона. — Убив его, ты получил меня даром. В тот вечер принцесса не воспротивилась, как и всегда — оспаривать волю короля не имело никакого смысла. Отец только закончил письмо со своим предложением Завоевателю с тремя кровожадными тварями и мысленного делил королевство Хоара, посмеиваясь над его огромным замком. Два чёрных, как ночь, глаза впились в неё. Лицо Ориса было так близко, что она ощущала его дыхание на впалых щеках. — Ненавидишь меня, да? — угрожающе шипел мужчина сквозь зубы. — Я омерзителен тебе? Он был готов, что Гелла вопьётся ногтями ему в лицо и изорвёт его, обагрив фарфоровые пальцы кровью. Причинит столько страданий, сколько он причинил ей за все годы брака: война, разлука, смерть дочерей, и будет иметь полное на это право. Пальцы женщины коснулись влажных волос по обычаю зачёсанных назад. Они прошли сквозь мягкие кудри, пахнущие кожей, сталью и северной свежестью. Аргелла прочёсывала их, поглаживая мужа по затылку, и прошептала: — Я люблю тебя всем сердцем, Орис Баратеон. И от этого ещё больнее. Командующий чувствовал слёзы любимой на обветренных губах. Стыд моментально вспыхнул на щеках, невидимых за бородой, и пожирал его. Он крепко обнял женщину, подарившую ему дом и семью.***
Первые по-настоящему осенние дни выдались на редкость солнечными и погожими. Обычно штормовые земли уже заливало дождями, что и урожай не успевали весь собрать, но в этом году всё было иначе. Давос ещё прихрамывал, и каждый день перебинтовывал ногу, но больше не мазал её ужасно вонючей мазью мейстера Эмброуза. Впрочем, грешить можно было только на отвратный запах, поскольку чудодейственное снадобье за несколько дней затянуло честно заслуженную рану. Придя с братом спустя день в западный двор, отец сообщил им, что в тренировках пока нет острой необходимости, но Реймонт всё равно каждый день приходил поколотить чучело деревянным мечом. Он скучающе смотрел на эту «игрушку» в своих руках и действовал под строгим контролем мастера над оружием. Давос не был так сильно опечален этим известием, как младший брат. Ему недоставало стрельбы из лука, но и без неё он всегда находил себе занятие. Теперь вместо тренировок юный лорд мог сколько угодно кататься верхом (но не без сопровождения), плавать, проводить время за книгами и картами. Делать то, что не отнимет человеческую жизнь, а возможно, и облегчит. В детстве Давос обожал бывать в кабинете мейстера Эмброуза, приставать к нему с расспросами, для чего предназначен тот или ной прибор и что в этом тёмно-зелёном флакончике. «Лекарство от любопытства» — всегда отвечал старик. Толстая книга с ветхим переплётом покоилась у него на коленях. Приятный морской ветер ласкал лицо и волосы, а огненное колесо в небесах постепенно близилось к горизонту. Дочитав абзац про таинственную деву с синими глазами и вросшей в голову ледяной короной, Давос подумал, что сегодня обязательно нужно будет рассказать об этом… — Прошу прощения, милорд, но близится ужин, — послышался позади спокойный голос одного из гвардейцев, прервавший мысли юноши. — Нам нужно возвращаться в замок. Ароматная оленина с тушёными овощами украшала центр стола, заставленного яствами. Давосу едва хватало терпения не проглотить всё одним махом, чтобы поскорее убраться отсюда, но спешка могла вызвать лишние вопросы. После ужина Баратеоны обычно разбредались по своим покоям и не виделись до самого утра, но наследник Штормового Предела всегда ждал часа волка. — Завтра очень торжественный день, — мать подняла кубок со стола, пригубив немного вина, и переглянулась с отцом. Орис Баратеон ответил жене улыбкой и махнул прислуге заменить пустой графин новым. — Половина страны обнищала и истощена войной, а кого-то интересуют фестивали в честь начала сбора урожая, — скучающе произнёс Давос, наблюдая, как фужеры наполняются кровавым напитком. Никто не обратил внимания на эту колкость, а юноша стал сам себя ругать — сейчас точно не время задираться с отцом. — Война окончена, сын, — спокойно ответил Орис, отправляя в рот устрицу с долькой лимона. — Фестиваль это особое мероприятие. Мы благодарим богов за их дары, что помогут пережить нам зиму. — Богам точно будет приятно, — скептично ухмыльнулся Давос, уже готовый встать из-за стола. — От пирога откажусь. Доброй ночи. Вторая служанка замерла с деревянной дощечкой в руках, когда леди Баратеон вновь заговорила, давая понять, что разговор не окончен. — И особенно в эти дни мы почитаем Матерь, покровительницу милосердия, доброты и… плодородия, — с плохо скрываемым спокойствием молвила Аргелла, послав очередной взгляд мужу. «Мать твою растак» — промелькнуло в голове у Давоса, а вино во рту свернулось кисляком. Он посмотрел на брата, безжизненно ковыряющего вишнёвый пирог — Реймонт явно ничего не знал об этом заговоре, в отличие от двух змей сидящих напротив и прикрывшихся пушистыми кроличьими плащами. Родители ещё никогда не выглядели так невинно. По стенам угрожающе заплясали тени. — И что за «плод» вы любовно вырастили у меня за спиной? Это звучало слишком резко и требовательно. Матушка такой тон в свой адрес не допускала. Но стоило подумать об этом раньше, чем затеяться пакость. — Ты грубишь, Давос, — отец выровнялся в своём кресле, в наплечниках дублета мелькнули бронзовые вставки, добавляющие ему мощи в плечах. — А вы мне лжёте, — огрызнулся юноша. Пускай не думают, что игра пройдёт по их правилам. Боги праведные, не так должен был пройти этот вечер. Совсем не так. — Милый, здесь нет никакой лжи, — мягко произнесла мать. Сапфиры на её шее сливались с синими глазами, с нежностью обращёнными к сыну. — Мы лишь хотели сказать… — …что завтра дюжина безмозглых кукол в своих лучших тряпках будут меня очаровывать? Возмущению лорда не было ни конца, ни края. Его родители, разорвавшие все шаблоны договорных браков, хотели всучить ему незнакомку… по договорному браку. Не ровен час, сосватали бы за принцессу, умудрись Таргариены родить девчонку вместо двух принцев-идиотов. — Наш лорд недоволен, ведь наш лорд предпочитает дворовых девок, вместо леди благородного происхождения, — с издёвкой произнёс Орис, а сын его мгновенно вспыхнул. Дерзкое упоминание из уст отца вызвало в нём худшие чувства. Не желая выкапывать себе яму ещё глубже, Давос сохранил самообладания и спокойно ответил, глядя на лорда из-подо лба: — Она мой друг. И не тебе рассуждать о благородном происхождении. Орис запил бранные слова вином. Реймонт не произнёс ни слова в чью-либо защиту и вообще был крайне удивлён, что его ещё не отправили в постель, но похоже в свете тяжёлого разговора все вообще забыли его существовании. Колкости и ссоры за ужином давно стали традицией дома Баратеонов, но то, что происходило сейчас, было сложно отнести к разряду обычных стычек. Внутри непокорного старшего брата закипала злость, как и в их отце. Реймонт всегда думал, что они чертовски похожи друг с другом, от того и ссорятся. Мать продумывала мягкую тактику убеждения, так как надавить на Давоса означало вызвать полностью противоположную от ожидаемой реакцию. — Дорогой, тебе шестнадцать лет, — мать была убедительна и не торопилась. — Пора выбрать невесту. Давос не знал, что его раздражает больше: злость отца или напускное спокойствие матери. Сейчас она говорила с ним, как с ребёнком. — Вы лорд и леди Штормового Предела, — хлопнул в ладоши юноша. — Зачем мне невеста? — Таковы традиции, Давос, — гораздо прохладнее, нежели ранее ответила мать. — Завтра состоится твоя помолвка и ради всего святого, веди себя как подобает. Реймонт смотрел на брата и взгляд его говорил: «Ты же сразу понял, что проиграешь эту войну». «Да, братишка. Давно понял» — прочитал по его лицу младший. Пирог остыл и начал покрываться сухой коркой. Аппетит у юноши пропал, поэтому на все предложенные блюда он смотрел равнодушно и качал головой, только лишь цедил налитый кубок. Однако сейчас не спасало даже его любимое арборское кровавое и сладкое, как грех. — Могу ли я узнать имена? — раздался обречённый голос в высоких стенах и каждый из Баратеонов оживился. Мать, будто забывшая обо всех «любезностях» сказанных за сегодняшним вечером друг другу, продолжила, как ни в чём не бывало: — Саммая Эстермонт, Айрин Морриген, Мередит Хайтауэр и Теона Блэквуд. «Армия невест» — хмыкнул про себя Давос. Конечно, Саммая Эстермонт. Перед глазами Давоса возникла девушка с лебединой шеей и водопадом каштановых локонов. Смалу её красотой восхищались все вокруг, и Самми прекрасно это понимала, чем охотно пользовалась. Дом Эстермонтов был знатен и богат, поэтому лорд и леди Нефрита ни в чём не отказывали единственной дочурке. Зелень глаз она любила подчёркивать изумрудной и золотой тканью. «Это что, водяной?» — испуганно прошептал брату маленький Реймонт, когда впервые увидел её. Это была его первая и до боли в животе смешная шутка. Айрин Морриген. Неожиданно. Она была противоположностью своей конкурентки. Миниатюрная леди ростом около пяти дюймов обладала густой копной графитовых волос, среди которых выделялось две серебристые пряди. По вестеросским меркам такое явление считалось небывалым признаком удачи, но счастливицей её было сложно назвать. Незадолго до рождения Айрин отец сгорел заживо в пламени Мераксес, оберегая своего короля — Аргилака из Дюррандонов. После этого, едва выкормив новорожденную дочь, зачахла и мать, а девочка осталась на попечительстве своего дяди. Хоть статус леди Вороньего Гнезда и закрепился за ней, это было лишь формальностью. Замком полностью управлял лорд Джосет, что незамедлительно женился и обзавёлся сыновьями, пытаясь сместить племянницу в праве наследства. Лишь старый мейстер и капитан домашней гвардии отстаивали полномочия дитя, не давая забыть лорду Джосету, на чьей стороне правда, поэтому тот отчаянно пытался поскорее выдать девочку замуж. Давос виделся с Айрин много раз, и каждый из них она вела себя одинаково: говорила мало, тихо и никогда не улыбалась. Мередит Хайтауэр. Седьмое пекло. Самовлюблённостью она могла потягаться с леди Эстермонт. Возможно, она была действительно прекрасна, как судачили все вокруг, если бы не одно «но» — по выражению лица казалось, что у неё под носом мешок с кишками и рвотой. Леди Мередит корчила аккуратный носик и сгущала золотистые брови всякий раз, когда происходило любое и самое обычное действие, казавшееся ей отвратительным: стражник в латах шёл мимо и слишком громко звенел доспехами или ветер был восточным вместо южного. Однажды во время её одиннадцатых именин весь Старомест успокаивал свою леди, ведь в этот день шёл дождь, омрачивший празднование. Леди Мередит убеждала отца начать войну с железнорождёнными, мол, это жрецы Утонувшего Бога призвали непогоду, чтобы испортить этот день. Наверное, ничего глупее в своей жизни никто не слышал. Теона Блэквуд. Ты ещё кто, в пекло, такая? Давос тяжело вздохнул, не стараясь скрыть своего разочарования, и безо всякого интереса принялся ковырять вилкой пирог. Конечно, он знал, что когда-то ему предстоит выбрать невесту и править вместе с ней Штормовым Пределом, но это «когда-то» было далеко спрятано от действительности, как вершина Копья Гиганта за облаками. Опыт общения со знатными леди показывал, что половина из них дуры, а вторая половина невыносимые дуры, чьим единственным интересом являются сплетни и козни. «И с одной из них мне предстоит помолвка» — грустно усмехнулся парень. — Я сражался с их отцами не в одной битве плечом к плечу, — добавил глава семьи, откинувшись на мягкую спинку кресла. — Это достойные лорды, вырастившие достойных дочерей для моего сына. «Хороша была битва с Морригеном» — подумал Давос, представив сгорающего в драконьем пламени мужчину. — Не припомню, чтобы я встречал леди Блэквуд. Безликая леди встала подле Мередит Хайтауэр в воображении юноши. Что он вообще знал о Блэквудах? Они поклонялись Старым Богам, хоть и были вассалами Талли из Речных земель, где почитают Семерых. Когда-то давно девица из Блэквудов стала женой короля Арлана Дюррандона, какого по счёту Давос не помнил. Благодаря этому браку штормовой владыка расширил свои земли до Закатного моря, но потомки пустили наследие по ветру. — Завтра у тебя будет такая возможность. Давос хотел, чтобы «завтра» никогда не наступило.***
Час волка не зря зовут самой тёмной частью ночи. Маленькому балкону с западной стороны замка никто и при свете дня не придавал значения, а в темноте и подавно — он будто растворился среди стен и двух больших балконов сверху. Это укромное место Давос обнаружил ещё ребёнком, и оно было надёжнее некуда. Сейчас это важнее всего. — Ты чем-то расстроен. Знакомый голос выдёргивает его из раздумий. — Разве в этой семье бывает по-другому? Давос улыбнулся. Не натянуто и без усмешки — как обычный счастливый человек. После ужина он переоделся, одному Неведомому известно зачем. «Чтобы произвести впечатление» — донимал его внутренний голос. Юноша давно заметил, что вечером она от случая к случаю приходит в разных платьях, что никогда не носит днём. Сегодняшнее было обычным, из хлопка, с изрядно выцветшей краской — но Давос этого не замечал. Он рад, ведь она всегда делает вид, что не прихорашивается… и прихорашивается. «Для меня» — говорит жадный внутренний голос. — Не вешай нос. Я уверена, ты выберешь самую очаровательную леди, — она говорит спокойно и отвечает на немой вопрос в его глазах. — Что? Это же очевидно. Фестиваль, плоды, помолвка. Давос фыркнул: — Похоже, это было очевидно всем, кроме меня. — Не самое худшее событие в жизни, — девушка встала рядом с ним, глядя на залив. Чёрная вода сливалась с таким же беззвёздным небом. Вокруг на много миль не было ничего видно, лишь лёгкую рябь от ветра. От её присутствия было спокойно. «Я хотел ей что-то рассказать. Про Королеву Ночи» — подумал про себя Давос. — Ты бы… хотела выйти замуж за лорда? — нелепо начал он. — Жить в замке… — …где есть кому, вместо меня, стирать загаженные простыни? — её смех ласкает слух. — Могу ли я рассмотреть всех претендентов? — Ты смотришь на самого достойного, — авторитетно заверил юноша. — И я единственный твой знакомый лорд. — А как же лорд Джереми? Давос не смог сдержать смешок. Конечно, она досконально не знала, кто есть кто и обращалась к каждому «милорд». — Он не лорд, а сир, — пояснил парень. — Лордом Туманного Леса является его старший брат Риман. Реакция на простейшее пояснение была неизменной. — Ох, замолчи. Легко издеваться над безграмотной дочерью кузнеца. Она поправила льняные волосы, и Давос успел заметить у гостьи новые ожоги. Девушка прислуживала в прачечной. Это было просторное помещение глубоко под Чертогом Дюррана без окон и дверей, с тремя глубокими бассейнами, огромными чанами с водой, пропахшее благовониями. Она всегда возвращалась оттуда со свежими волдырями, грозившими стать новыми шрамами. Однажды, он предложил научить её читать. «А если у меня найдут книгу? Все узнают и нам влетит! Да и зачем забивать голову дурацкими каракулями? Давай лучше смотреть на звёзды» — в ту ночь они пролежали на пляже пока небо не начало светлеть, а домой вернулись к рассвету, мокрые, перепачканные песком и безумно довольные. — Ты умнее любой из них. Два изумруда наконец-то встретились с его штормовой синевой. Давос ещё никогда не хватал её так быстро, никогда так не прижимал. Он был нежен и осторожен, но сейчас нуждался в ней как никогда. Она тоже коснулась его, провела по плечам, но как-то слишком обречённо. Или ему показалось? — Амарея. Прошептал он в губы цвета спелого персика и наконец, завладел ими. Долгожданный поцелуй, о котором лорд мечтал уже несколько дней с их последней ночной встречи. Но что-то было не так. — Ами, в чём дело? — Давос покрывал поцелуями всё её лицо и прижимал к себе. Он коснулся ладонью нежной щеки и замер. — Ответь мне, прошу. — Мне…мне… уже пора, — чужим голосом отозвалась девушка. Лорд видел слёзы в её глазах. — Прости, если я… Мне стоило спросить… — Это здесь совсем не причём, — всхлипывая, шептала служанка. Она жадно вдыхала запах лорда, стараясь не расплакаться при нём. — Но… Она отчаянно впилась в его губы, а на прощание оставила солоноватый привкус. Боги всемогущие, что эти женщины творят? В следующий момент она убежала, оставив после себя лишь пепельный волос на его дублете. Обычно Давос спешил в свои покои, пока никто не обнаружил его постель пустой, но сегодня ночью он возвращался туда медленно и безо всякого желания. Вдобавок к этому разболелась нога — ему нельзя было долго стоять. Юный лорд был расстроен ещё больше, но, не смотря на моральную усталость, спать ему совсем не хотелось. Сейчас бы не помешало пару часов помахать мечом, выместив на соломенном чучеле все накопившиеся эмоции. День выдался паршивым, а вечер ещё хуже. Перед тем, как войти в замок, Давос наклонился за каменные зубцы и заметил какое-то движение. Два силуэта во мраке. Кто это и что они делают? Седьмое пекло, ничерта же не видно! — До скорого, — узнал он голос Реймонта. Ему что-то неразборчиво ответил второй голос, который старший брат ни разу не слышал, но был готов поклясться, что видел эту глуповатую улыбку на лице Рея, адресованную… Да что с этой семьёй не так? «Рей, что ты творишь?» — хотел закричать Давос, но лишь молча таращился, как вкопанный. Неужто все Баратеоны любят прогуляться… под луной.