1.
16 ноября 2018 г. в 05:39
Головная боль мучает Тесея уже третий день.
Он не использует палочку и забирается на стул, чтобы достать коробку с документами со шкафа. Пытается передвинуть, вытянуть нижнюю… верхняя хлопается на пол. С раздражением Тесей спускается, берет со стола палочку и взмахивает ею коротко, резко.
Коробки левитируют в нужном направлении.
Боль сильнее вгрызается в затылок.
Она всегда усиливается от магии и стоит зайти уже к лекарям, но Тесей постоянно оттягивает. Он и сам не знает почему.
Вместо этого садится за стол, позабыв о нужной коробке, что так и остается у стола. Вновь листает документы, пока буквы не начинают расплываться перед глазами.
Пока в дверь не стучат.
Одно из достоинств должности главы аврората — отдельный кабинет. Иногда Тесею и кажется, что и проклятье, в общем зале, разделенном столами и перегородками, он ощущал себя уютнее. А здесь не летают чужие кружки и не скачут записки, сложенные в бумажных коней.
В дверях неловко переминается с ноги на ногу человек. Тесей несколько раз моргает, думая, что после букв видит что-то не то. Но это правда Ньют.
Он как будто не уверен, что может здесь находится.
— Заходи.
Ньют неловко прикрывает дверь и подбирается к стулу для посетителей. Покачав головой, Тесей указывает на удобный диван для тех, кому он действительно рад.
— Я подумал об ужине, — выпаливает Ньют.
— Каком ужине?
— С тобой. Может, сегодня?
— Извини. Много работы.
Пузатый чайник деловито подлетает к Ньюту. Тесей думает, брат привычно откажется и, в последний раз искоса глянув, снова унесется, но Ньют берет чашку и позволяет чайнику налить немного.
Тесей хмурится, пытаясь вспомнить, какой сегодня день недели. Спрашивает:
— Ты не должен быть в новой командировке?
— Пока не выпускают.
— Опять напортачил?
Ньют смотрит почти растерянно, опускает глаза и тихо говорит:
— Так никого не выпускают, Тесей.
Точно. Как он мог забыть. После едва не разнесенного Парижа и Грин-де-Вальда, за которым идут всё новые и новые волшебники, Министр в панике закрыл границу. Как будто это может хоть кого-то остановить.
Как будто для магии Грин-де-Вальда существуют границы.
— Миллисент говорит, ты неаккуратен в последнее время, — Ньют снова как будто прячется за чашку.
— Ей кажется.
Тесей не понимает, с чего вдруг давняя коллега общалась с Ньютом. И с чего брат пришел с таким длинным разговором — он никогда их не любил.
— Когда ты был дома? — внезапно спрашивает Ньют.
— Дома? Каждый день туда возвращаюсь.
— Нет, ты там спишь. Когда ты там… был?
Тесей не отвечает. Он устал, чтобы возражать, голова болит. Отложив чашку с недопитым чаем, Ньют говорит:
— Рабочий день уже закончен. Думаю, самое время для ужина.
Тесей кивает. Он знает, что брат может быть таким же настойчивым и упрямым, как он сам.
— Только пойдем пешком.
В последнее время Тесею нравится возвращаться домой как обычному магглу. На улице уже давно стемнело, можно красться в тенях, бесшумно ступать за очерченными фонарями всплесками света.
Тесей хорошо помнит уроки по маскировке, которые им так упорно вдалбливали на курсах авроров.
Если ты идешь во мраке, то не отбрасываешь тени.
Когда у тебя нет тени — тебя самого почти не существует.
Дом встречает тишиной и холодом. Ньют тут же включает свет, несколькими взмахами палочки зажигает камин. Отправляется, кажется, на кухню, не переставая что-то говорить. Будучи совсем мальчишками, они любили готовить вдвоем, размахивая палочками, пока мать занималась гиппогрифами.
Тесей застывает посреди комнаты. Он понимает, что все последние недели, когда возвращался, даже не зажигал здесь свет. Только в гостевой комнате, куда перебрался из спальни.
На каминной полке стоят дурацкие статуэтки гиппогрифов от матери — и совсем ничего от родителей Литы. Только ее собственная маленькая колдография. Она смущалась и говорила, что она и так здесь, так зачем еще ее изображение.
Теперь ее здесь нет.
Только маленькое фото в простой деревянной рамке. В небесно-воздушном платье она улыбается и взмахивает руками, как будто хочет взлететь.
Лита всегда любила танцевать.
Тесей сейчас ненавидит синий цвет.
На обороте написано ровным почерком: «Буду ждать (тебя)». Лита подарила колдографию давно, кажется, у нее тогда под рукой не нашлось бумаги, и она сунула ее как записку.
Потом призналась, что вовсе не ждала, что он правда придет.
Наверное, они оба не ожидали, что останутся в жизнях друг друга. Будут собираться вечерами в общем доме. Лита любила готовить, хотя абсолютно не умела этого делать.
Тесею было плевать. Он с удовольствием ел пересушенное мясо и овощи, где слишком много перца. Слушал рассказы Литы и говорил о работе.
— Вы с братом похожи, — как-то раз грустно улыбнулась Лита. — Вы всегда верите, что всех можно спасти. Он зверей, ты людей. Но некоторых… спасать уже поздно.
Ньют говорит и говорит, но осекается, когда возвращается в гостиную. Застывает на пороге, и Тесей видит его краем глаза. Переворачивает колдографию, чтобы раз за разом смотреть за одним и тем же взмахом рук.
— Она не придет, — тихо говорит Тесей. — Представляешь? Никогда. Больше. Не придет.
Лита застыла счастливой и улыбающейся, расправляя невидимые крылья.
Тесею хочется думать, что в этом доме она была счастливой — хотя бы какое-то время. И в ее глазах правда отражалась не боль, а радость и он сам, Тесей.
Лита так отчаянно хотела быть любимой — и Тесей любил ее.
Было ли этого слишком мало?..
— У меня нет особенных дел, звери покормлены, — Ньют говорит, сбивается, снова говорит. — Я останусь тут… если хочешь…
Тесей всегда хорошо понимает брата.
— Нет, — Тесей поднимается и ставит колдографию на место, осторожно пристраивая рядом с шагающим гиппогрифом. — Поехали к тебе. Найдется мясо для ростбифа? Я помню, ты отлично управлялся с овощами, но соус оставь на мне, у тебя он никогда не выходил.
Ньют кивает и начинает говорить об ужине, первым направляется к двери. Тесей следует за ним, думая, что никогда больше не вернется в этот холодный пустой дом. Ему стоит продать его и купить квартиру поменьше.
Выходя, он взмахом палочки тушит камин, перед этим кинув последний взгляд на фото.
Буду ждать (тебя).
Только этого всегда мало.