***
Вылетев за дверь, волшебница бегом бросилась к лифту; его двери были открыты, и домовик Рэд, привалившись к стенке, со скучающим видом листал «The New York Ghost». При виде Тины он оживлённо вскинул голову и ехидно ухмыльнулся, по всей видимости соображая, которую из колкостей про непутёвую колдунью стоит озвучить на этот раз. — Рэд, пожалуйста! — взмолилась Голдштейн, вбегая в лифт. — Департамент защиты магического правопорядка… Быстрее-быстрее-быстрее! — Голдштейн, не ломай мне двери, они закроются и без тебя, — проворчал эльф, сворачивая газету и захлопывая створки одним щелчком пальцев. Второй щелчок — и лифт резко взмыл вверх, отчего Тину чуть не придавило к полу. Вот же поганец… С другой стороны, Рэд ей нравился. Когда она, совсем ещё новенькая, юная и неопытная, стояла в углу лифта, сдерживая слёзы досады, именно этот сварливый домовик неловко утешал её, забавно ворча: «Куколка, только не устрой мне потоп, сегодня я не захватил резиновый коврик и легко простужаюсь, если промочу ноги!». Сколько прошло мгновений? Она едва ли успела досчитать про себя до пяти, а двери уже заскрежетали, расползаясь в стороны. — Прибыли, — скрипуче заключил эльф, и Голдштейн торопливо рванулась вперёд, готовая галопом преодолеть дистанцию до своего отдела. Перед лифтом нарисовалась чья-то фигура, в которую колдунья чуть было не влетела с разбега, но всё же сноровки хватило, чтобы вовремя затормозить. «Пусть считают, что я бегу по важному делу», — подумала она, спешно огибая препятствие по касательной, но фигура извернулась, и чьи-то ладони крепко сжали плечи девушки, препятствуя бегству. — Простите, я тороплюсь, — Тина передёрнула плечами, пытаясь освободиться, но хватка рук от этого стала только крепче. Какого-то чёрта кому-то очень хотелось, чтобы она опоздала ещё больше и тогда уже неминуемо попала под штраф, тут и Мендоза не сможет прикрыть… — Почему не на рабочем месте, Голдштейн? — ох, этот ледяной тон, от которого замирали внутренности! — Перерыв закончился почти сорок минут назад… Потрудитесь объяснить причину опоздания. В МАКУСА недостаточно часов? Или вы до сих пор не научились планировать своё время? Очень-очень осторожно Порпентина подняла голову, скользя взглядом вверх по безупречной чёрной змейке галстука, обвивавшейся под белым воротничком рубашки; по сильной шее с едва заметно пульсировавшей под кожей артерией. Растягивая мгновение затишья, её глаза с жадным любопытством изучали точёные линии скул, удивительно гладкие очертания недовольно поджатых губ… Пока не встретились с испепеляющим взглядом глаз, в эту самую секунду напомнивших Тине два жерла спящих вулканов, готовых в любой момент пробудиться и сжечь дотла всё живое. Как… Как один человек может столь разительно измениться всего лишь за час? О том, что его не подменили, говорили новые шрамы на его щеках, слишком глубокие, чтобы затянуться так быстро. — Итак? — аврор нетерпеливо вскинул тёмные брови, в упор разглядывая свою жертву, робко вжавшую голову в плечи. — Вы утратили не только чувство времени, но и чувство ответственности, Голдштейн? — М-мистер Грейвс, вы ведь сами настояли на моём визите к колдомедику, — в доказательство продемонстрировав перебинтованный палец, Тина слабо пошевелилась, надеясь, что шеф, получив относительно внятный ответ, выпустит её и позволит уйти, но не тут-то было: Грейвс, по-прежнему сжимая её плечи, шагнул в лифт, вталкивая Голдштейн обратно. Вид смыкающихся за его спиной створок поселил в душе Тины неясные опасения касаемо своего ближайшего будущего. — В ущерб рабочему времени? Сомневаюсь, что это говорил вам я, — мужчина иронично усмехнулся, своим продвижением вперёд вынуждая колдунью буквально вжаться в угол. Как унизительно!.. Но она ничего не могла поделать, даже взгляд от его лица не могла отвести, — и это на глазах у Рэда! Теперь-то точно слухи пойдут. — Вы меня ни с кем не перепутали, Голдштейн? Впрочем, чью ещё дверь вы могли бы разнести… Хмыкнув, Персиваль отнял от плеча волшебницы одну ладонь и расслабленно взъерошил свои волосы. Мученически сдвинув брови и пролепетав «мне очень жаль», Тина зажмурилась, мысленно вопрошая, почему Рэд не пробует если не вмешаться, то хотя бы просто подать голос. Хотя бы спросить, какой этаж нужен мистеру Грейвсу, что-нибудь ещё в этом духе… Чтобы исчезла эта дурацкая атмосфера интимности между двумя! Иногда она пыталась представить себе, каково это — быть к Персивалю ближе, чем просто протеже и коллега. Украдкой переглядываться и публично называть его по-прежнему «мистер Грейвс», зная, что вечером они аппарируют на соседнюю улочку и вместе пойдут куда-нибудь, где смогут без угрозы сплетен держать друг друга за руки, где она сможет звать его «Перси» и тихо смеяться, не скрывая своего удовольствия от того, что он рядом… И то, что происходило между ними сейчас, разительно отличалось от тех идиллических картин. Оно обжигало, оно заставляло сердце трепетать — и пугало. — Вы так усердно привлекаете моё внимание, Голдштейн, что я не могу оставаться безучастным, — кажется, он склонился к её лицу, потому что теперь Порпентина, не рисковавшая открывать глаза, могла почувствовать запах его парфюма, смешанного с ароматом свежесваренного кофе и недавно выкуренной любимой сигары. Горько, пронзительно и дурманяще… Его руки были самым опасным капканом, в который только можно было угодить. Ей отчаянно хотелось возразить, что на самом деле она вовсе не пытается привлечь внимание, просто постоянно всё случайно складывается таким образом, что рядом с ним с ней начинают твориться необъяснимые вещи… Но язык точно приклеился к нёбу, а Персиваль даже не думал отстраняться. Аккуратное касание к щеке — скользящее движение прохладных пальцев к уху (видимо, чтобы убрать непослушную прядку) — изучающая пробежка подушечками вдоль шеи, вниз, туда, где расстёгнутый на две пуговицы воротничок рубашки слегка обнажает ключицы… Перед глазами запульсировало алым, и Тина судорожно вздохнула, сжимая ладони в кулаки. Что с ней происходит? А что происходит с ним? Ведь очевидно же, что кто-то из них сошёл с ума! И очень даже возможно, что это она, Порпентина Эстер Голдштейн… Ведь нафантазировать такое в здравом уме она точно не способна! Внезапно Грейвс негромко засмеялся, овеяв горячим дыханием чувствительную кожу. — Вот, значит, как, — почти касаясь губами уха, шепнул он, смещая ладонь с плеча колдуньи на её талию и крепко прижимая к себе. Всё, на что хватило Тины, — это торопливо упереться ладонями в его грудь, потому что… Потому что драккл раздери!!! В лифте, в присутствии третьего лица! И так бессовестно, безапелляционно, не оставляя выбора! «Если его ладонь сместится ниже хоть на дюйм, я ему точно врежу!» — запаниковала девушка, нервно закусив губу и устремив на босса подозрительный взгляд исподлобья. Тот явно не воспринимал её всерьёз, но следил за ней с явным любопытством, будто она была для него диковинкой, способной на неожиданности. — Мистер Грейвс, отпустите меня, пожалуйста, — негромко проговорила Голдштейн, удивляясь, что у неё ещё сохранилась способность изъясняться разборчиво: мысли давно слиплись в единый ком, а нервная система попросту судорожно агонизировала. Что творилось с сердцем в рёберной клетке, вообще представлялось смутно, кажется, оно пребывало в неком подобии коматозного сна. — Мне будет сложнее объяснить своё отсутствие, если я… Задержусь дольше. — Не раньше, чем сам этого захочу и сочту нужным, Тина, — отозвался аврор, дрогнув уголками губ. Нет, он ещё и смеялся над ней! Просто возмутительно! И страшно, потому что в этом маге Порпентина совсем не узнавала своего учителя, который было вернулся к ней всего-то час-полтора назад. Будто отзываясь на её мысли, Персиваль раздражённо нахмурился и, шумно выдохнув, развернул колдунью спиной в двери. Уловив чутким слухом скрежет шестерёнок, Тина облегчённо выдохнула и попыталась отстраниться. Ей это даже удалось, но не более чем на расстояние собственной полусогнутой руки, удержанной Грейвсом. — Считайте это своим наказанием, Голдштейн, — вложив нечто в её ладонь, маг сдержанно усмехнулся, глядя в удивлённо вытянувшееся лицо Порпентины, и мягко вытолкнул её в холл этажа. — Пока вы не научитесь управляться со своим временем, им буду управлять я. «Что он имеет в виду?» — безропотно выскочив из лифта, Тина разжала ладонь и недоумевающе нахмурилась, разглядывая странный циферблат с непрерывно кружащимися стрелками и мельтешащими по кругу буквами, периодически складывавшимися в различные слова: «обед», «допрос», «расследование»… Что это вообще за штука? — И, кстати говоря, предупреждаю, что выбрасывать бесполезно… Он вернётся, а я узнаю, — произнёс вдогонку Грейвс, и перед тем, как двери закрылись, Тина успела заметить, как он повернулся к замершему домовику-лифтёру. — А теперь займёмся третьими лицами… Безжалостный «Обливиэйт». Вот и решена проблема со свидетелями… Голдштейн было совестно перед старым домовиком, но после всего она предпочла бы, чтобы память стёрли у всех задействованных лиц, в том числе и у неё самой. Забыть самостоятельно… Нет, не удастся, как ни старайся. А вечером об этом наверняка прознает Куинни, и тогда ей точно житья не будет как минимум неделю. Что-то слабо, но ощутимо обожгло ладонь, и Тина, ойкнув, взглянула на нагревшийся и настойчиво вибрировавший циферблат, на котором смешение букв и стрелок наконец образовалось в чёткую инструкцию: «15:30. РАБОТАЙ, ТИНА!». Состроив рожицу, колдунья убрала часы в карман. Чутьё подсказывало ей, что она снова вляпалась. И будь благостен Мерлин, если только в историю.Самый опасный капкан
2 сентября 2019 г. в 13:10
Ей правда было совестно за дверь; в конце концов, можно было бы сработать аккуратнее… «Но он так кричал! Откуда мне знать, вдруг бы на него действительно нападали, а я бы в это время выдумывала более деликатный способ войти?» — утешала себя Тина, наблюдая за манипуляциями дежурного колдомедика — невысокой крепко сложенной дамы, приблизившейся к степенным годам, обрабатывавшей её пальцы каким-то лекарственным настоем, почти не имевшим запаха. Когда эйфория и нервный тремор слегка отступили, Голдштейн внимательнейшим образом изучила искусанные сторожевым замком пальцы и решила, что это не тот случай, где будет достаточно ограничиться самолечением. И хотя быстрая реакция на происходящее — это несомненный плюс… Драккл побери, где же её трезвомыслие, если она не думая мчится напролом из-за простого крика?! С другой стороны, из-за ЕГО крика…
— У-у-у, — проныла аврор, краснея щеками и крепко зажмуриваясь. Вот же дурында, и себя-то обмануть не может, а уж более внимательных коллег небось и подавно!
— Больно? — сочувственно похлопав по плечу, поинтересовалась целительница, заглядывая в лицо своей пациентки. Та лишь вздохнула и попыталась улыбнуться, слегка растроганная таким ненавязчивым проявлением заботы. — Вот как побледнели… Хотя щёчки-то красные. И где только так пальчики-то разодрали, мисс? Впрочем, — тут дама лукаво прищурилась; серые глаза изучали Тину весьма пытливо, — вы явно не из тех, кто просто носит бумажки, верно говорю? Я редко ошибаюсь, — добавила она, отворачиваясь и взмахом палочки приманивая бинт. Послушно зависнув над растопыренной ладонью Тины, он щёлкнул марлевым язычком и принялся обвивать пострадавшие пальцы, накладываясь аккуратными слоями под внимательным взглядом хозяйки. — Во времена моей учёбы считалось, что мракоборец — это неженская профессия. Нашей стезёй были целительство, преподавание, изящное магическое искусство… Но всё меняется, — заключила колдомедик, напряжённо хмуря брови; бинт вопросительно застыл, покачиваясь в воздухе, но никто не обращал на него внимания. — Сейчас такое время, когда каждый должен уметь сражаться, чтобы защищать себя и то, что ему дорого. Но и к этому нужно подходить с умом, не бросаться очертя голову, беречь себя… И жертвовать собой лишь в том случае, если иначе нельзя.
Она будто что-то знала или догадывалась. Порпентина бросила торопливый взгляд на бейджик: «Магда Вайс, старший колдомедик МАКУСА». Вайс… Могла ли Магда оказаться в родстве с Гельмутом Вайсом? Колдунья не решилась задать этот вопрос, да и мысли её были полностью заняты тем, что она только что услышала. С учётом мрачных событий, в которые погрузился почти весь волшебный мир, это был не просто случайный совет, — это было прямое попадание. «Если подумать, я действительно могу действовать очень безрассудно, и это может навредить не только мне, — Тина беспокойно заёрзала, — но и тем, кого я попытаюсь защитить, Куинни и… И… Нет, надо выработать в себе разумный эгоизм!». Она, правда, не умеет быть эгоисткой, но научится. Ради, — как бы странно это ни звучало, — общего блага.
Подлетевшие ножницы обрезали остаток бинта и улетели в шкафчик вместе с ним, нетерпеливо подгоняя его клацаньем лезвий. Словно выйдя из оцепенения, целительница снова улыбнулась своей усталой улыбкой и, внимательно осмотрев результат своих трудов, удовлетворённо кивнула.
— Думаю, через пару часов повязку уже можно будет снять. Раны, к счастью, неглубокие, лекарство их продезинфицирует и затянет без шрамов, так что никакой угрозы красоте пальцев нет, по-прежнему сможете ходить без перчаток.
— Главное палочку удержать, мне этого достаточно, — вздохнула Голдштейн, аккуратно пытаясь пошевелить забинтованным пальцем; видимо, снадобье содержало в себе какой-то замораживающий чувствительность компонент, потому что по ощущениям палец не двигался вовсе. — Спасибо за ваши хлопоты, миссис Вайс. Жаль, что пришлось потревожить вас по такому мелкому поводу…
— Пустяки, милая, — колдунья похлопала девушку по плечу. — Вам ведь ещё нужно день доработать!
— Ох, точно!
Спохватившись, Тина забегала взглядом по кабинету в поисках заветного циферблата. Преблагий Мерлин, обеденный перерыв закончился полчаса назад, а она всё ещё не на рабочем месте! И без перекуса… Но муки голода в урчащем животе были мелочью в сравнении с выговором или штрафом, которые всенепременно перепадут на её долю, если об её отсутствии станет известно начальству. Особенно сейчас…