Не надо

— Клаудия*, — Баки впервые называет по имени. Тебе бы радоваться, но заученный механизм внутри заставляет всю сжаться. Так тебя звали. Тебя вообще называли по имени, только, когда твоя детская внешность, наконец, была кем-то замечена. Да, сексу тебя в Гидре не учили. Нужно было, чтобы ты всегда оставались неловкой, краснеющей, нескладной и застенчивой до нервного подрагивания пальцев. Только это был тремор ужаса, ноги сводило судорогой, а в животе все леденело так, что собственные ребра изнутри начинали казаться стеклянными под инеем и ты боялась, что очередной поверхностный вдох мог их разбить.       Сексу тебя не учили, тебя трахали. Выкручивали руки, обвязывая запястья веревками или тонкой проволокой, въедающейся в кожу. Били электричеством, если сопротивлялась слишком рьяно и, если лежала, как мертвая. Да, бывало, это кому-то нравилось, но в основном, ценились слезы на твоём лице, рваные вздохи, продирающие гортань, пока в неё погружался член, и мольбы. — Клаудия? — может, его голос перезапишет твои воспоминания, и тебя перестанет рвать от ужаса, едва кто-то касается голового плеча, выглядывающего из ворота широкой футболки?       Взрыв слышится на верхних этажах, и дом на секунду сбрасывает пыль со всех стен и полок. Его трясёт точно так же, как тебя. И все вокруг замирает тоже. Тоже как ты. Ты валишься на пол, закрываешь уши, к горлу подступает желчь. Ты хочешь ответить надрывному голосу Баки, что паникует, в очередной раз выкрикивая твоё имя. Но ты не можешь. Инстинкты велят спрятаться, замолчать, притушить даже дыхание, тебя всю сворачивает в тугой клубок, собственные острые колени бьют по подбородку, ты знаешь, что следует хотя бы отползти под стол, но ты не можешь себя заставить. Перед правым глазом, что ближе всего к полу, деревянная щербатая доска, пахнет затхлостью, хотя на улице зима и из разбитых окон сифонит так, что раздувает твои волосы. Ты, кажется, от этого плачешь. Кажется, от этого. — Все хорошо, — горячая шершавая рука касается голого плеча, щеки, и тебя накрывает тень. И паника перекрывает кислород. А затем тебя поднимают, прижимают к груди и ты ощущаешь одну ледяную… ледяную руку, но тебе парадоксально от неё становится теплее. — Клаудия. *** — Баки. — Не надо. Не говори пока, — его лицо оказывается близко, и глаза выглядят как обычно — колкими, обвиняющими во всем, что с тобой приключилось. Прав был Стив, когда говорил, что не готова, но Старк в ответ встал в позу и вовсю давил на Капитана. Уж не хочет ли он ограничить твою свободу? Ведь ты только выглядишь как подросток. Стив стушевался, ушёл в оборону, распался на извинения и чуть ли не сопроводил на миссию. Тебя раскрыли, снова жалили электричеством, как назло, единственным средством, блокирующим твои способности, а потом бросили умирать. Раздев и… Ты не знала, что. Ты не запомнила, они тебя по имени не звали.       Лицо накрывает мутная прозрачная маска и становится легче дышать. Хотя всю ещё трясёт, а руки и правда сковывает, — ты пытаешься поднять одну, снова почувствовав жар кожи Баки, но утыкаешься в преграду и от страха всю кожу начинает колоть иглами. — Тшшш, — его лицо оказывается близко к твоему, губы едва касаются лба, он отдергивается, сам пугаясь своего порыва. Глаза на мгновение распахиваются шокировано, а затем смотрят вниз. Барнс отступает на шаг, сжимается.       «Не надо», — хочется остановить его, но маска перекрывает эту возможность. Ты ещё видишь его в области зрения, видишь край плеча на фоне железок джета, глаз, а потом он совсем скрывается в тени, а пространство вторя этому, обрастает чёрными пушистыми точками, шумом, словно изображение на экране теряет качество. И постепенно все утопает в чёрном дыму. Ты теряешь сознание. *** — Как давно у тебя панические атаки? — вкрадчиво заглядывает в глаза доктор Чо, пока ты сидишь поперёк на больничной койке, свесив ноги вниз. Руки и грудь окружают датчики, на уровне головы парит какой-то светящийся дрон, пульсирующий твоим сердцебиением.       Ты молча моргаешь. — То, что зафиксировал джет…, — принимается объяснять Чо, видя, что ты не стремишься помочь с диагностикой, — очень похоже на панические атаки: спертое дыхание, ускоренный пульс, дезориентирование в пространстве… — А где…,— голос ломается, пульсатор сдавая с потрохами, начинает светиться светомузыкой, ты боязливо замолкаешь. В Гидре после такого следовал разряд тока. Но Чо лишь мягко улыбается, готовая слушать дальше, — … где те, — ты взмахиваешь слабой рукой в воздухе. — Ими занимается Капитан Америка и сержант Барнс, — успокаивающе отвечает доктор, заправляя руки в карманы халата. Световой шар ослепляет вспышками, и Чо быстро нажимает что-то на панели перед собой, тот гаснет. — Нам это больше не нужно, раз ты в сознании. Ты можешь пойти к себе в комнату или остаться здесь. Поверь, в палате для восстановления гораздо веселее, там телевизор, приставка с играми, есть библиотека, приятный вид из окна не на тренировочную площадку, — она чуть подмигивает. — Ты дергаешь головой и спрыгиваешь с койки, так что за тобой на пол съезжает одеяло. Чо протягивает руки тебе помочь. — Не надо, — ты выставляешь вперёд руки и она послушно отступает. И тогда ты видишь за ее спиной ещё пару человек в больничных робах и тебя снова пронзает паникой. Скрутят руки…? Но медбрат и ассистентка доктора Чо разговаривают между собой. Фиксируя данные.       Ты отмираешь и проходишь мимо в коридор. Кожу саднит от неряшливого сдергивания прилепленных скотчем датчиков, ты потираешь красные следы и шлепаешь вперёд. Слабые ноги иногда подводят, но ты вспоминаешь, как бежала по лесу, спасаясь от преследователей на машинах с автоматами, тебе становится смешно. Дверь за спиной осталась приоткрытой, никто не останавливает тебя. Слышатся голоса. Все трое медработников обсуждают твоё состояние, но это даже не раздражает. *** — Эй, — больше Баки тебя никак не называет. Но от этого не становится спокойнее. Ты выдёргиваешься вверх с дивана и несёшься на него, повиснув ребёнком. Кровь, вся, что была, неподвластная гравитации, поднимается вверх и красит лицо, шею, грудь и даже руки, что лихорадочно обхватывают заросшую шею. — Как дела? — продолжает Барнс как ни в чем ни бывало, ты только моргаешь и даже слышишь, как ресницы царапаются о щетину его лица. Он держит тебя за спину, иначе ты бы давно съехала по его телу вниз, пальцы ног болтаются в районе его икр. Мимо проходит синее пятно, Стив, и Баки опускает тебя на землю. Хотя и не отпускает, но теперь ваши тела не прижимаются, хотя ты все ещё цепляешь пальцами его форму на плечах. — Как ты, Клоди? — мягко спрашивает Роджерс, понижая голос. Слезы брызжут из глаз, и Баки вдруг прижимаете тебя не в пример сильнее. Стив отступает с пораженным «о» и отдаляющимися извинениями. Баки обнимает. Это больше не защитный жест, это успокаивающее поглаживание ладоней по спине. Он обхватывает и твою спину, и голову, баюкая на своей груди. — Эй, — начинает он тихим шепотом. — Не надо, — просишь ты со стыдом. ***       Ты целуешь его сама спустя полгода. Хочется добавить «впервые», потому что память красит тот эпизод в твоей спальне в черно-белые тона. Как из другой жизни.       Баки лежит на диване, одна рука закинута за голову, вторая играется с твоими волосами на макушке. Никого не удивляет, что он решил остаться в Башне после миссии. Снова.       Заканчивается «Сияние», ты приподнимаешься, потягиваешься, а потом возвращаешься к нему на грудь, уже лицом. И вместо «спасибо за вечер», касаешься губами губ. Он собирается тут же, но пораженчески стонет, поддаётся, рассыпается, и тебя всю бьет током от того, как это было просто. Что он вдруг позволил. — Клод, — шепчет он тебе в рот. — Что? — отвечаешь ты, притягивая его за шею. — Не… — Надо, Баки. Надо.       И в невозможности этой ситуации вдруг рождается ее смехотворная естественность. Ты жертва Гидры, Барнс — ее творение. Как не вам двоим объединиться? И что, что разница в возрасте благодаря той же Гидре выросла в арифметической прогрессии.       Может, это лишь контраст в растворе вашей похожести? Потому что других границ между вами нет. Надо ли искать ещё какие-то причины, чтобы останавливать свои руки, скидывать ночные дремы о совместном будущем, прятать улыбки друг другу?       Нет. Не надо.