Черноглазая

Только сейчас Евпатий мог оценить то, насколько на самом деле был ужасен характер Мелек. Едва они оказались в тепле, девушка начала самую настоящую тираду, и самое ужасное было в том, что каждое сказанное монгольской госпожой слов было правдой. ― Да помолчи ты уже! ― не выдержал Коркун. Мелексима, закутанная в несколько теплых одежд, и сидящая в дальнем углу несторской пещеры, метнула в него взгляд черных глаз, словно молнией поразила. ― Оставили бы меня дома, не было нужды слушать меня! ― в отличие от многих женщин, голос Мелек не превращался в истерический визг. Нет, Мелек говорила ― а точнее, кричала ― сильным и твердым голосом, до сих пор не охрипнув. ― Вы сами меня с собой потащили! Зачем, спрашивается?! Коркуну нечего было ответить. Вообще, прихватить с собой жену Батыя была идея Федора, и княжич ее почти исполнил, но в последний момент был ранен стрелой. Мелек передали в руки Ратмиру ― как выяснилось, вполне живому свекру Евпатию ― и таким образом, Мелексима оказалась с ними. Монголы были в самом настоящем замешательстве, потому что русским пришлось использовать беременную супругу Батыя как живой щит. Они смогли уйти вместе с драгоценным трофеем, но этот самый трофей заткнуть оказалась в силах только метель. Что делать с Мелек теперь, никто не знал. Евпатий посмотрел на полную ярости девушку, потом на оставшихся с ним рязанцев. ― Хватит вам, ― он снова перевел взгляд на Мелек и встретил ее полный злости взгляд. ― И ты тоже. ― Скажи спасибо, ты все еще жива, ― пробубнил кто-то из воинов. ― Если убьете меня, ваша смерть будет в тысячу раз страшнее, ― прошипела Мелек. Евпатий выдел, как за злостью она старается спрятать слезы и собственный испуг. Мелек была напугана, когда кто-то со спины вытащил ее из шатра и, приставив нож к горлу, продемонстрировал Батыю. Княжич Федор обошел шатер и смог вытащить девушку из шатра, прорезав полог сзади. Она помнила, как от удивления расширились глаза Батыя, а потом хан впал в настоящую ярость. Мелексима чувствовала его срыв как резкий удар, но то, что хан был более, чем зол, не нуждалось в доказательствах. Несколько монголов, включая Субэдэй, неуверенно остановились: если бы они напали на Федора, то вполне могли навредить супруге хана, а это верная дорога на тот свет. Федору выстрелили в спину, но почти освободившуюся монголку схватил Ратмир. Батый взял саблю Субэдэй и был готов сам вступить в бой, но удивительно крепкий Федор отвлек его внимание. Все смешалось и, пользуясь заминкой, руссы сбежали. Мелек оказалась с ними. ― Великий хан, ― неуверенно произнес Субэдэй. Его сабля была красной от крови княжича. ― Пошлите за ними лучших воинов, ― сказал Батый, почти трясясь от гнева. Будь его воля, он сам поспешил спасать любимую супругу, но вероятно, именного этого ожидали враги. ― Если Мелек не вернется этим же вечером, полетят много голов. На стороне русских была скорость, они же ушли из лагеря, кроме того, начала разыгрываться метель. ― Холод убьет их, ― заметил Жаргал, лихорадочно соображая, что делать. Защите Мелек была его личной задачей и по взгляду хана монгол понял, что тот тоже осознавал его промах. ― Ты говоришь о моей супруге, ― сказал Батый, и его голос был пропитан яростью. ― О женщине, что носит моего ребенка. Ценность ее жизнь во много раз превышает все ваши. Как итог, монголы до них так и не дошли. Мелек пыталась сопротивляться, но поняла, что просто сгинет в одиночке в метели. Поэтому пришлось идти с руссами. Знание языка облегчало ситуацию, но не слишком ― никто не знал, что делать с девушкой. Потом их нашел Нестор, и Евпатий успел порадоваться, что медведя Мелексима разглядеть не смогла из-за бури. Уже в пещере Мелексима могла порадоваться, что Сарай заставляла одеваться ее теплее раза в два. Мелек была не сильно восприимчива к холоду, спасибо дедушке, что закалял ее, но такую бурю в обычной монгольской одежде она вряд ли бы пережила без потерь. Девушка прижала колени к себе, приложив руки к еще не сильно заметному животу. Она была беременна всего три месяца, но уже любила этого ребенка, и не могла подумать о том, что потеряет его. Русские, казались, были тоже ошеломлены. Некоторые из них не поняли, как девушка вообще оказалась с ними, и предложения были самыми разными: убить ее, оставить у Нестора, отправить обратно к монголам, забрать с ними. Убивать ее запретил Коловрат. ― Она же всего лишь женщина, ― вступился он за Мелек. ― С монголами можно воевать, но не убивать слабых беззащитных женщин. ― Еще и беременных, ― добавил Нестор. Он смешивал какие-то травы, которые согревали и помогали лучше уснуть. Оставить ее у себя он отказался ― девушка все равно попытается сбежать, а ему нет резона ее останавливать. Отправить ее к монголам было сложно ― сама она в лесу не смогла бы найти путь, особенно в такую метель, а если она сгинет в снегах, то их смерть будет точно страшнее. Конечно, можно было оставить ее где-нибудь рядом со станом, но был риск, что тогда одного из них убьют. В конце концов было приятно решение переждать до конца метели, и там разобраться по ситуации. А пока с девушкой должна была нянчиться Лада ― вот с ней Мелексима была любезнее, чем с воинами. ― Держи, ― сказал Нестор, вручая Мелек чашку с каким-то напитком. Мелексима сомнительно посмотрела на чашку. ― Нет, спасибо, ― холодно отрезала она. ― Да не волнуйся, ― сказал Нестор. ― Я тебя травить не собираюсь. И выкидыш нам не к чему. Пей, поможет уснуть. Но чашку девушка та и не взяла. Нестор оставил напиток из трав рядом с Мелек, но девушка к нему так и не прикоснулась. Позже споры стихли ― все были слишком вымотаны, чтобы спорить или ругаться: не важно, между собой, или с Мелек. Было принято решение пойти в Рязань завтра утром. И уже с князем Юрием решить, как поступить с монгольской госпожой. Мелексима, замотавшись в свои собственные меха и накрывшись сверху тем, что дали ей русы, спала. Коловрат, сидящий у костра, кинул на черноволосую задумчивый взгляд. Спящая она была куда милее, чем когда разговаривала. ― Что ты делаешь? Евпатий спотыкается от неожиданного звонкого голоса и чуть не падает. Он, взмахнув руками, разворачивается, сжимая палки в руках. Под деревом, практически не заметная в тени листвы, стоит девочка, примерно одного возраста с ним. Черные волосы у нее были собраны в косу, а на голове лежал венок из ромашек. Еще один девочка крутила в руках. В черных глазах мелькают задорные искорки. Евпатий невольно краснеет от осознания того, что она видела, как он тренируется с палками. ― Ты так лихо ими машешь, ― сказала девочка. ― А разве у тебя нет настоящего меча? ― Еще нет, ― насупившись, отвечает Коловрат, но тут же он гордо расправляет плечи. ― Но скоро будет. И я буду первым, кто сможет обращаться сразу с двумя мечами. Девочка иронично улыбнулась. ― А сейчас у тебя только палки? Евпатий замялся. ― Пока да. Но смотри, как я умею! И мальчик снова ловко замахал импровизированным оружием, вызвав удивление девочки. Когда он опустил палки, она подошла к нему и протянула руку. ― Меня зовут Мелексима, ― сказала она важно. Мальчик пожал ее руку. ― А меня Евпатий Львович, ― сказал он. ― А я тоже могу драться! ― внезапно гордо заявила девочка со странным именем Мелексима. ― Могу показать. После битвы на Калке из памяти Коловрата стерлось многое, включая Мелек. Он сам до сих пор не знал, как именно вспомнил и узнал ее после стольких лет. Возможно, из-за той гордой интонацией, что она говорила с ними, может из-за взгляда, но в том, что эта была та самая девочка сомнений не было. Коловрат с ней особой дружбы не водил. Они встречались изредка, приходя к друг другу от скуки ― у Мелек было мало друзей, она была слишком замкнутой, Евпатий же больше занимался ратным делом, чтобы попасть в дружину и стать лучшим. Мелек было интересно наблюдать за его тренировками с палками, он ее кое-чему учил. Евпатий не был уверен, что ее дедушка ― великий монгольский воин, наводящий страх на всех ― знал о «дружбе» внучки с руссом. Последний раз они встречались после того, как Коловрат потерял память. Он не узнал Мелек, и та больше не приходила. Смотря на спящую девушку, он испытывал двоякие чувства. С одной стороны ― это был сильный козырь, который, если выгодно разыграть, можно управлять решениями Батыя (хотя, десятник не знал, насколько сильны чувства хана к Мелек, возможно, этот план был проигрышным с самого начала); с другой стороны, Мелек ― напуганная оторванная от дома беременная женщина. Беременная, точно. Коловрат как-то забывал о том, что ханская супруга находится в интересном положение. Чтож, тогда, возможно, если черноволосая ничего не значит для Батыя, наследник ему точно дорог. Окинув спящих внимательным взглядом, он тихо встает и подходит к Мелек. Легко дергает ее за плечо, и Мелексима тут же просыпается. ― Тихо! ― шепчет он, видя, как девушка отшатывается и вжимается в стену, стараясь оказаться подальше от него. Коловрат, показывая то, что он не имеет плохих побуждений, отсаживается от нее. Черноглазая молчит, но смотрит внимательно. ― Не волнуйся, я не сделаю тебе больно. Никто не сделает. Мелек выглядит немного растерянной, видимо думая, сон это, или реально Коловрат разбудил ее только для того, чтобы сказать, что ей нечего бояться. Но от его слов взыграла новая волна злости: ― Вы меня похитили, ― шипит она. ― Использовали, как живой щит, а теперь хотите сделать меня разменной монетой. Я не боюсь вас, я злюсь! ― Я знаю, что боишься, ― сказал Коловрат спокойно, тем же шепотом. ― Но послушай. Мы правда не сделаем тебе больно, но не создавай нам проблемы. Ты нам не нужна, и как только мы придумаем, как вернуть тебя, мы это сделаем, ― видя сомнения на лице Мелек, он пояснил. ― Монголы убьют нас, если мы просто вернем тебя, а я не хочу смерти своим товарищам. В лесу одна ты умрешь еще быстрее, поэтому попытки бежать ― бесполезны. Ты вернешься… домой в целости и сохранности. ― Зачем было красть меня, если не знаете, что со мной делать? ― Спросила бы ты это у нашего княжича, ― сказал Коловрат. ― Но его убили монголы. Мелек открыла рот, но возразить ей было нечего. Спокойный тон Коловрата и его уверенность успокаивали, и Мелексима подавалась им. Но она тут же тряхнула головой. Это ― руссы, а она ― супруга того, кто хочет разорить их земли, поэтому лишних надежд она не строила. Да, Евпатий был прав, но терять бдительность ей было нельзя. Поэтому девушка слабо качнула головой в знак согласия. Коловрат кивнул в ответ и уже собирался было вернуться к костру, когда внезапно Мелек снова его спросила: ― А что у тебя с памятью? Почему ты отказался от трав этого отшельника? Коловрат посмотрел на нее с сомнением и, вернувшись к ней, тихо произнёс: ― Меня ваши воины ранили, с тех пор с каждым рассветом я заново жить начинаю. Я все забываю. Поэтому если я забуду тебя ―напомни, что я обещал тебе безопасность. И никому не говори о моем недуге, ясно? ― Тогда они еще не были моими воинами, ― заявила Мелек и, закутавшись в мех, легла и отвернулась от Коловрата. Воин вернулся к костру, размышляя о том, как ему спасти родной город от разрушения и какую роль во всем этом могла сыграть Мелек. Мелексима думала о том, что Батый предпочтет сжечь все и вся, но никогда не поддастся на шантаж. *** Батый ненавидел чувство беспомощности. Его положение обязывало всегда быть сильным и решительным, холодным и твердом, но сейчас он просто не знал, что делать. Смотря на разоренную Рязань, сожжённую до тла, он ощущал мрачное чувство удовлетворения. Рязанцы забрали у него самое дорогое, что было у него ― Бату поступил так же. Мелексима могла быть еще жива. Батый ни на секунду не сомневался в этом, потому что его жена была воином по своей природе, и он надеялся на то, что и с этим она справится. Но справляться ей придется в одиночестве, и это лишь больше раззадоривало огонь ненависти в сердце хана. Бат-хан ждал письма. С шантажом, угрозами, с чем угодно ― он был рад любому подтверждению тому, что женщина, носившая его ребенка была жива. Но, возможно, прошло еще слишком мало времени и рязанцы не придумали, как именно разыграть козырь. Да и вообще не было похоже, что они намеренно забрали Мелек ― это скорее было необдуманное действие этого княжича, основанное на импульсе. Теперь Батый даже немного жалел о том, что убил его ― сын князя мог быть выкупом для Мелек. В том, что случилось, Бату винил едва ли не всех ― Субэдэй, Хостоврула, Жаргаля. Особенно, Жаргаля, ведь именно на нем лежала вся ответственность за супругу хана. Не служи ему монгол так долго верой и правдой, не будь он другом Мелек, Батый обязательно казнил бы. Но в надежде вновь обрести супругу он этого не сделал ― Мелексима очень ценила Жаргаля. Но больше всех, Великий хан винил себя. Мелексима была его женой, матерью его будущего наследника, и думать он должен был о ней, о ее безопасности. Теперь он понимал, насколько опасна даже минутная слабость. Если бы он не медлил, Мелек сейчас была бы рядом. У его деда, Темуджина Чингисхана была любимая старшая жена Бортэ. И Батый знал, что ее как-то похищали ради мести. Однако Чингисхан смог вернуть Бортэ. И раз получилось у него, то ради не сможет Батый сделать тоже для любимой и единственной женщины? Да будет Тенгри ему свидетель, он не успокоится, пока не отомстит всем за то, что они осмелились так оскорбить Мелек. ― Скоро ты вернешься ко мне, ― сказал Батый в пустоту. ― И за тебя потекут реки крови.