Черноглазая

Мелексима оказалась немного лучше, чем о ней сначала решил каждый. Пока они шли от пещеры Нестора к Рязани, девушка не проронила ни одного слова, не жалуясь на холод и усталость. Она шла гордо и уверенно, несмотря на то, что плечи ее подрагивали от холода, а зубы тихо стучали друг о друге. Она согревалась перепалками с Коркуном или каким-то другим воином, споря жарко и умело парируя. Ханская супруга оказалась удивительно остра на язык. И все же Коркуну пришлось отдать теплую меховую накидку, хотя девушка приняла ее скрипя зубами ― от русских она брать ничего не хотела, однако от ее состояния зависел еще и ребенок. Тут приходилось душить принципы. Когда они достигли разорённой Рязани, Коловрат не мог сказать, была ли Мелексима в ужасе, но увидев сожжённый дотла город, им стало все равно на бойкую девушку. Но Мелек, поняв, что именно произошло, действительно испытала приступ страха. Нет, она не ужаснулась тому, как жестоко расправился Батый с рязанцами, среди которых были дети и женщины ― в конце концов, она знала, кто ее супруг. Но сам факт того, что она ― уязвимая перед мужчинами жена их врага была рядом заставлял волноваться. Каждый из них кого-то потерял по вине монголов, поэтому убийство Мелек могло стать своеобразной местью. Мелексима не могла не признать, что месть была бы оправдана. Пока воины пытались осмыслить произошедшее и растерянно, как маленькие дети в незнакомом месте, оглядывались по сторонам, Мелек незамеченной поспешила за Коловратом. Она не была уверена, что он не попытается навредить ей, когда поймет, что вся его семья мертва, но Евпатий внушал больше доверия, чем все остальные. Девушка останавливается чуть поодаль, стараясь не издавать громких звуков. Коловрат опускается на колени перед сгоревшим домом. Найдя что-то в снегу, мужчина подносит находку ко рту и дует в нее, выпуская несколько мелодичных звуков. ― Я соболезную, ― говорит Мелексима, подходя ближе. Евпатий вздрагивает и поднимает на нее взгляд. Девушка присаживается рядом. ― Я знаю, что ты не поверишь, но это так. Они смотрят на пепелища. Мелек зябко ежится. ― Как их звали? ― Настя ― моя жена, ― немного подумав, отвечает Коловрат. Голос его немного подрагивает от набежавших слез. ― И мои дети ― Жданна и Ваня. Перед тем как я поехал в Орду, Настя сказала мне… чтобы я поскорее возвращался, потому что она хочет новую свистульку, ― Евпатий болезненно усмехается. ― Я делал их для нее каждый день, потому каждый раз забывал. ― Значит, твоя боль будет недолгой. Скоро ты все это забудешь. Евпатий смотрит на Мелек с осуждением, но девушка от взгляда не робеет. Она действительно считает, что забвение, которое Евпатий так проклинает, может стать его спасением. Он и не вспомнит, о чем болело сердце, кого он потерял. Возможно, так будет для него лучше. ― Коловрат! ― кричит Коркун, Мелек запомнила его по имени. Он подходит ближе и говорит, осуждающе глядя на ханскую супругу. Мелексима выпрямляется, возвращая себе холодный и отчужденный вид. ― Колокол целый. Его бы повесить, гляди нашли кого-нибудь выживших. Евпатий кивает и прячет свистульку в карман. Воины уходят, а Мелек рассматривает пепелище. Она никогда не обманывала себя, зная, в кого влюбилась, кому отдал сердце. Так же она представляла, каких трудов стоит держать такую большую силу, какого тем, кто держит власть. Она надеялась, что была для Батыя счастьем и утешением, поддержкой и любовь, но никогда ― никогда! ― Мелек не надеялась изменить что-то в жизни Орды. Ей нравилось то неведенье, в котором девушка пребывала ― знать, но не видеть. Теперь же, глядя на многочисленных трупы, сгоревшие тела, в которых и людей было сложно узнать, Мелексима понимала, что ее неведенье рассыпалось. Теперь Мелек знала, что именно происходит, когда люди не повинуются Орде. Не повинуются ее мужу. Стала ли Мелексима в одно мгновение меньше любить Батыя? Конечно, нет. Она все еще жадно хотела вернуться домой, попасть в родные, сильные объятья, да и мысль о том, что Бату будет мстить за нее ― льстила. Мелек знала, что Батый найдет способ вернуть ее, но ситуация, в которой оказалась супруга была не проста ― черноглазая знала, что ее вряд ли убьют, но хан рассматривал вариант, что за каждое проваленное нападение Мелек может пострадать. Более того, он даже не знал, жива ли она еще. Мелексима всхлипнула. Стараясь найти утешение, она приложила руку к своему животу. ― Все будет хорошо, малыш, ― пробормотала она на монгольском. ― Мама справится. Мы вернемся домой. Выживших оказалось много, но многие из них ― дети и женщины. То есть, кого прячут и спасают первыми, а толку от них было мало. Мелек стояла в стороне от рязанцев, стараясь не привлекать к себе внимание. Если Коловрат и его дружина не убили ее, то не факт, что этого не сделает разъярённая толпа. Мелексима не могла смотреть в их лица: напуганные, кое-где изувеченные, они сливались в одну серую массу, от которой Мелек внезапно стало тошнить. Пытались ли кого-то из них убить, только из-за нее? Мелек прикрыла рот рукой, сдерживая тошноту. ― Что с тобой? ― спросила Лада, девчонка, которую Мелексима заприметила еще в шатре Бату. Теперь Лада была рядом с ней, следя, хотя в случае чего Мелексима бы быстро справилась со слабой неповоротливой девчушкой. Даже без оружия. Мелексима покачала головой и вдохнула морозный воздух, радуясь, что запах гари почти не был ощутим. ― Каратели! Каратели вернулись! Добивать! Суматоха поднялась мгновенно, Мелексима даже понять ничего не успела, как ее чуть не сбила пару человек, бросившихся прятаться. Коркун ― а может, и не он, но по голосу Мелек его примерно узнавала ― крикнул о том, чтобы прятали детей. Лада оттащила ее в сторону, но девушка проворно бросилась между рязанцами. ― Коловрат! ― крикнула она застывшему у колокола мужчине. Тот даже не повернул голову на звук. ― Отдайте меня им. Я прикажу, и вас не тронут! ― но мужчина не отреагировал, опустившись на холодный снег. ― Коловрат! ― Иди сюда, ― проворчал кто-то из его дружинников и, схватив Мелек за плечи, оттащил в укромное место, к Ладе. Мелексима одарила его презрительным взглядом черных глаз. ― Если они меня найдут, то я прикажу им оставить вас. Мужчина, видимо, немного заколебался, однако упрямо помахал головой. ― Если сейчас дадим слабину, то потом хуже будет. Следи за ней, ― последние слова он кинул Ладе. Та судорожно кивнула, от испуга ее глаза сделались еще больше. Мелексима иронично усмехнулась, понимая, что сейчас был неплохой шанс закончить все это недоразумение. Она могла ударить Ладу и действительно уйти с карателями, и тогда бы она все равно приказала никого не трогать ― женщины войны не ведут, а дети ни в чем не виноваты, но без мужчин им не выжить. Но едва она собралась исполнить задуманное, как заметила какое-то движение. Чуть напротив них схоронился Коркун и весь его вид говорил о том, что он без сожаления отправит ей стрелу в ногу или убьет, поэтому ей лучше не двигаться. Мелексима усмехнулась, но послушалась. Плотнее закутавшись в теплый мех, она стала ждать развязки. Прошло, возможно, минут двадцать или пятнадцать, когда прикрывающая их с Ладой полусгоревшая стена от дома отклонилась и, упав в снег, разломилась на две части. Над ними стоял тот мужчина, который притащил Мелек в «убежище». ― Выходите. ― Вы чтож наделали?! ― вопила какая-то баба. Этот вопль внезапно возбудил волну криков: кто-то действительно считал, что с карателями надо было обойтись по-другому, потому что их хватятся, и поэтому надо бежать. Но некоторые налетели на тех, кто впал в панику и пытались утихомирить: им некуда было прятаться и идти тоже, так не все ли равно. Мелексима посмотрела на мертвых монголов. Ей стало немного легче от осознания того, что она никого из них не знала. ― А я предлагала хороший вариант, ― сказала она Евпатию. Тот, несмотря на громкие крики, ее услышал. По его взгляду Мелексима поняла, что ей лучше помолчать сейчас, но девушка не могла удержаться от насмешливой улыбки. Возможно, только сейчас десятник понял, что стоило принять предложение Мелек. Или оставить хоть одного живого монгола, чтобы тот мог отправиться с Госпожой в Орду. Однако Мелек все еще оставалась с ними. На все дальнейшие развития события Мелексима смотрит без особого интереса. На нее поглядывают с какими-то нечитаемыми чувствами, но Лада трется поблизости, и на девушках не заостряют внимание. Мелексима немного тоскливо рассматривает сгоревшие дома, а от вида мертвых монголов ее тянет тошнить. ― Надо думать, как орду на себя развернуть, ― сказала Коловрат. Мелек его практически не слушала. ― Так у нас же эта есть, ― внезапно сказал Коркун, махнув рукой в сторону девушки. На нее посмотрели почти все. Она ласково улыбнулась, но Евпатию это улыбка не понравилась ― уж больно спокойно вела себя Мелексима в данной ситуации. Конечно, убить ее он бы не дал, но надменность на фоне трагедии просто выводила из себя. И в голове противная мысль поселилась, как червоточина в яблоке: почему его жена и дети мертвы, а любимая женщина Батыя, носящая его ребенка, жива и здорова? Коловрат покачал головой. ― Это не гарантия того, что Орда пойдет за нами, ― сказал Евпатий. ― За ней они будут посылать несколько отрядов, и в конце, нас просто перебьют, надо что-то более… надежное. ― Я знаю, что, ― внезапно сказал тот низкий лысый мужчина, которого Мелек видела в шатре. Если она не ошиблась, тот говорил на их языке. *** ― Не надо было наш план при ней обсуждать, ― сказал Коркун, кинув взгляд в сторону. Мелек они теперь держали по близости, потому что поняли, какую оплошность совершили: девушка знала их планы по разворачиванию орды, поэтому ее побег стал бы концом всему. ― Как будто был выбор, ― сказал Коловрат, смотря на то, как знахарь Захар мешает что-то противного зеленого цвета. Травы. ― Если вы найдете способ вернуть меня, обещаю молчать, ― тут же отреагировала Мелексима. Рязанцы усмехнулись, но в ухмылке этой не было ни капли веселости. ― Честное слово хановской жены против жизней невинных детей и женщин, ― сказал высокий худой мужчина. Мелексима потихоньку запоминала их по имени, и его кажется звали Ратмир. ― Невинных, ― повторила Мелексима. ― А в чем я виновата? Ей никто не ответил. Коловрату стало не по себе от этих слов, потому что по сути, Мелексима была права. Она была женщиной, всего лишь женой Батыя, которая его любила. Она не убивала их родных, не жгла город, да и едва ли участвовала хоть в одном сражение. Но тут же больное сердце устало трепыхнулось ― его жена и дети тоже были не в чем ни виноваты, а они все же мертвы. А что если монголы сожгли Рязань, лишь потому что они забрали жену хана? Смотреть на то, как травятся монголы было действительно смешно. Лишь угрюмая и недовольная Мелексима сидела в стороне, бормотав что-то на своем языке. Лада находилась рядом с ней, смотря на девушку с опаской. Но с каждым мгновением она видела в ней лишь беременную женщину ― сильную, но все еще уязвимую. ― Коркун, ― сказал внезапно Коловрат. ― Дай лук. С места, однако, внезапно подорвалась Лада, тут же поднося названное оружие. Мелексима проводила ее заинтересованным взглядом ― среди мужчина Лада была единственной девушкой, кроме самой Мелек. И почему ее не отправили в пещеру к тому отшельнику вместе с остальными. Взгляд Евпатия внезапно остановился на Мелек. ― Подойди, ― сказал он. Все притихли, смотря то на своего предводителя, то на Мелек. Девушка зло усмехнулась. ― Смотреть на то, как вы травите людей, которые мне служат? Нет уж увольте. ― Мне нужен твой локон, ― продолжил Коловрат. Мелексима мгновенно развернула голову и злобно глянула на мужчину, машинально сжав волосы. ― Иди к черту, ― прошипела она, но Евпатий встал и подошел к ней. Мелексима вскочила. ― Не подходи! ― Прядь волос, ― повторил он, извлекая из-за пояса короткий кинжал для разделки дичи. ― Давай. Рязанцы видели, как Мелек трясло от ярости, когда она выхватила нож из рук Коловрата. Лезвие слегка полоснуло по ладони Евпатия, но тот даже не дернулся. Мелексима отрезала аккуратно локон волосы и протянула мужчине, который тут же вернулся к тому месту, откуда наблюдал шоу. Мелексима накинула на голову капюшон. Коловрат, вместе с отрывком охранной грамоты, аккуратно повязал на стрелу черную прядь. Это будет хорошим предупреждением для Батыя ― если он действительно любит Мелек, пусть будет осторожен в своих приказах. В любой момент тонкая шейка девушки может быть преломлена или перерезана. Евпатия было терять уже нечего. Стрела вонзается аккурат около Субэдэй, и темник быстро узнает черные волосы. Он, потеряв всякий интерес к монголу, которого отчитывал, хватает стрелу и спешит к хану. Похищение Госпожи вызвало множество слухов, одни страшнее остальных. У Хостоврула и Жаргаля волосы вставали дыбом, когда они слышали версии о том, что Мелек могли давно убить и просто выждать хорошего момента, чтобы отправить тело в орду; что Госпожу принесли в жертву богам или скормили диким зверям. Самые близкие к хану и его супруге, Субэдэй, Хостоврул и Жаргал все-таки надеялись на благополучный исход. Больше всех переживала Буяннавч. Когда ей сообщили о сулчишимся, она не поверила, но убедившись, ей стало только хуже. И так больная, шаманка теперь точно умирала от страха за девушку, которая стала ей как дочь. Субэдэй был уверен, что этой зимы Буяннавч не переживет в любом случае. ― Великий хан, ― сказал темник, протягивая стрелу. Батый взял послание от рязанцев, и Субэдэй видел, как исказилось лицо хана, стоило ему заметить знакомую черную прядь. Грамота перестает быть ему интересна, Батый аккуратно развязывает узел и смотрит на волосы в своей ладони. ― Есть примета, что если человек сожжёт локон своих волос, то весь негатив от него уйдет и у него начнется новая, счастливая жизнь, ― говорит Мелексима. ― Великий Хан, ну давайте попробуем. ― Забавно, ― говорит Бату своим мыслям. ― Теперь сожгите, ― говорит она, и Батый делает и это. Мелек улыбается. ― Представьте, как все плохое уходит, поднимается в высь далеко от вас. А все ваши победы и завоевания оседают под землей у вас под ногами, что сопровождать вас все время. ― Скоро их приведут, ― говорит Субэдэй. Батый поднимает на него черные глаза, которые могут принадлежать хищнику, но не человеку. ― Мне все равно, выживет ли кто-то из них, ― сказал хан. ― Моя жена должна вернуться живой и невредимой. *** ― Пресвятая Богородица, сделай так, чтобы он победил, чтобы ордынцы назад ушли… Сделай меня такой, чтобы он смотрел на меня и смотрел. ― Что ты делаешь? Лада вздрагивает и поворачивается. Мелексима взирает на него с легкой усмешкой, слегка недоуменно. Лада встает со снега и, гордо расправив плечи, говорит: ― Ты ― язычница, тебе не понять. ― Конечно нет, ― говорит Мелексима. ― Ведь для меня ты тоже язычница. Лада вздрагивает и, надевая капюшон на голову, проходит мимо Мелек, когда та внезапно цепляется за ее локоть, вынуждая остановиться: ― А про кого ты говорила? Ну, чтобы он смотрел на тебя и смотрел? Евпатий? Или кто-то другой? ― Какая тебе разница? ― немного испуганно огрызается Лада. Вроде и злится, а вроде и саму Мелек боится. Эта ярость маленького зверька так веселила черноглазую, что та еле-еле удерживалась от смеха. ― Да ладно тебе, ― произносит Мелек, отпуская Ладу. ― Среди этих мужчин, неужели не хочется женской компании? Кстати, почему ты здесь? Почему не отправилась в пещеру? Лада кутается плотнее в свою одежду, прожигая Мелек светлыми глазами. Мелек так нравятся эти светло-голубые глаза девчушки, на сталь похожи. Странно, что когда девушка разглядывала Ладу в шатре, ей показалось, что глаза русской были карими. ― Коловрат твой хозяин, верно? Лада внезапно вскинула голову, и в ее глазах мелькнула злость. Кажется, Мелек ее задела. ― Он не мой хозяин, ― гордо заявила она. ― Мы ― не вы. Я служу ему, потому что многим обязана. ― И все же ― хозяин. Мелексима разворачивается и исчезает между деревьями. Лада дрожит: то ли от злости, то ли от обиды, но справившись со слезами, идет за супругой Батыя. ― Вы убили уже мой второй шанс на спасение, ― слышит она. Мелексима, поджав губы, рассматривает тела монголов. Коркун сдергивает с одного из них теплую одежду и кидает Мелек. ― Не мерзни. Мелек хмыкает. Коловрат внезапно валится и засыпает. Мелексима смотрит на него удивлённо, но тут ее оглушает со спины крик Лады. ― В него попали! Коркун шипит на незадачливую девчушку. ― Спит он. Три дня не спал. Три дня? Мелек хмурится. Неужели уже три дня, как она разлучена с домом? Интересно, что там сейчас происходит? Буяннавч болела, когда Мелек навещала ее утром, не стало ли ей лучше? Вспомнив о своей приемной опекунше, которая была поддержкой и порой, Мелек взгрустнула. Теперь, глядя на распростёртое тело Коловрата, она испытывала практически злорадное удовольствие. Завтра он проснется без памяти, и у нее будет шанс сбежать.