Амарантайнские будни

      У Рейвен глаза Андерса. И хотя все остальное – высокие скулы, черные волосы, тонкие черты лица и даже манера скептически поджимать губы – у нее от меня, из-за этих глаз, безмятежных, золотисто-карих, у большинства складывается впечатление, что она – точная копия отца.       Любой другой мужчина, как минимум, не понял бы моего выбора имени для дочери. В его прохладном звучании – «Рей-вен» – любой другой услышал бы шелест вороньих крыльев. Любой другой обязательно вспомнил бы о письмах, что нет-нет да и приходят из далекой Антивы, и автор до сих пор подписывает их «Твой всецело, З.» Любой другой – но не Андерс, в глазах которого, что так похожи на глаза Рейвен, ни разу не мелькнуло и тени сомнения во мне. В нас.       Рейвен серьезна не по годам. Этим она точно пошла не в Андерса (да и не в меня, наверное), но каждый раз, когда она задумчиво рассматривает узор на скатерти или лужу, в которой плавают черепки, только что бывшие ее любимой чашкой, у меня по спине бежит холодок, так сильно дочь напоминает мне моего Стража.       С людьми Рейвен очень избирательна – того, кто ей не по нраву, к себе не подпустит. Веланна так и не удостоилась ее дружбы, зато Сигрун и Рогана она встречает заливистым смехом, Натаниэлю рассказывает о последних шалостях Удара, а на Карвере любит кататься верхом. Когда же в наш дом в Амарантайне заглядывает Страж-Командор Табрис вместе со своим светловолосым воином, Рейвен не слезает у них с рук, и главной проблемой для нее становится необходимость поровну разделить внимание между обожаемой теткой и ее не менее обожаемым мужем.       Рейвен любит животных – всех, без исключения. И те платят ей взаимностью. Несмотря на то, что по недомыслию ее ласки, обращенные к Леди Воздаяние, порой причиняют кошке боль, та терпеливо сносит эти проявления любви, не делая ни малейшей попытки убежать или дать отпор. Удар, на широкой спине которого она может прикорнуть во время игры, будет лежать, не шелохнувшись, час, два, три – сколько нужно, пока наше смуглое сокровище не откроет свои заспанные глаза и не рассмеется звонким смехом, от которого у меня в груди начинают петь флейты.       Рейвен не смеется, когда Андерс запускает в воздух разноцветные огоньки, и те кружатся над головой нашей дочери, раскрашивая бревенчатые стены дома в фантастические цвета. Рейвен смотрит на них ясным взглядом исследователя, с глубоким интересом и каким-то предвкушением. Она словно думает: «Интересно, а смогу ли я сделать так?» И Андерс, который, как и я, легко читает это выражение в глазах дочери, напрягается.       – Упаси Создатель Рейвен унаследовать магический дар, – вздыхает отец.       Я же качаю головой:       – А я бы хотела, чтобы она была магом, как ты, – и прижимаюсь крепче к боку Андерса.       – Почему? – спрашивает он, касаясь губами моих волос.       Любому другому я не ответила бы на этот вопрос. Но Андерс... он поймет.       – Тогда я перевернула бы весь Тедас с ног на голову, чтобы изменить жизнь магов к лучшему, – говорю я. – Ради нее мы сможем сделать то, что не решились или не смогли сделать ради себя.       Я не вижу лица Андерса, но знаю, что он улыбается. А потом говорит:       – Ты права.       И мы молча смотрим, как наша дочь подставляет ладони падающим с потолка разноцветным магическим огням.