Mark Isham - Однажды в сказке
Венди давно перестала бояться. Бояться его взгляда, угроз о клетке, русалках и пиратах. Ко всему можно привыкнуть. Даже к боли. Даже к жизни с дьяволом. Но сейчас она была в ужасе. Дарлинг никогда не считала себя наивной. В играх с братьями она всегда замечала их блеф. За семейным ужином — нервозность родителей, когда те пытались что-то скрыть от своих детей. Так же она видела явное неодобрение в глазах тетушки при взгляде на нее. Она видела, до чего же скупен ее отец, но как сильно его любит мать. Еще она видела неприязнь мальчика-молочника, который ей когда-то нравился. Она видит и слышит многое, ее не так-то просто обмануть и заманить в ловушку. Раньше она очень гордилась своим талантом, считая себя непобедимой и всесильной, насколько это возможно для девочки двенадцати лет. Но сейчас… Сейчас, сидя в клетке из бамбука, голодная и промерзшая, она понимает, насколько все это было глупо, ничтожно и по-детски. Но если бы у нее был выбор, то она без раздумий вернулась бы в те сладкие годы неведения и… И закрыла бы это несчастное окно, в жизни больше его не открывая. Как это странно. Раньше Венди всегда стремилась к приключениям, не раз представляла как выпутывается из сети, убегает от саблезубых тигров, борется с дикарями на необитаемом острове, решает сложные загадки, чтобы выбраться из ловушки. Всматриваясь в темноту и судорожно вздыхая, девушка понимает, что ведь все ее чертовы детские мечты и надежды сбылись, только не в лучшем для нее образе. Эта мысль вызвала смешок у Дарлинг. Потом еще. И еще. Вскоре она уже истерично хохочет, стискивая прутья клетки и прижимаясь лицом к разъему между ними. Сеть — весь Неверлэнд, а паук в ней — великий и ужасный Питер Пэн. Саблезубые тигры — потерянные мальчики, его верные выдрессированные помощники. Дикари — мысли о доме в этом месте — здесь они кажутся чуждыми и далекими, посравнению с развлечениями. И, наконец, ловушка — вера в то, что ты вернешься. Когда она захлопывается, то, считай, твоя душа продана этому самому пауку, а судьба теперь в его руках. Сама мысль о возвращении кажется назойливой мухой, которую ты отгоняешь, отгоняешь, а потом просто забываешь о ней, и она пропадает. Вот так просто, будто и не было, будто твое предназначение — быть тем самым тигром и ни о чем не заботиться. Так это и происходит — прибытие, безудержное веселье, опьяняющее тебя, забвение и… И все. Нет, ловушка не захлопывается, она уже захлопнута с того момента, как только вы ступили на Неверлэндскую землю. Потом начинается простое бессмысленное существование, в котором человек больше не принадлежит себе. Удивительно, на сколько же нужно быть гением, чтобы подчинить волю другого — себе? На это требуются годы и годы. А сколько, чтобы исполнять это в такой непринужденной манере с толикой скрытной магии, заправляя все это внушением своего обожествления и немого страха. Века. Но у него есть на это время. Это всего лишь мастерски разложенная колода карт, где раскладывающий уже знает, что он победитель. В ней врут, изворачиваются и мухлюют, играют не на жизнь, а на смерть. Вот только победитель, коим он себя распределил, не прикладывает к этому никаких усилий и с бешеным восторгом наблюдает за всем этим безумием. И, господа, не дай Боже заскучать ему — пощады не жди. Ты будешь до крови соскребать с себя ошметки его «веселья» под искренне-веселый смех своего хозяина. Вот только ошметки эти останутся у тебя глубоко под ногтями. Одиночество наводит на странные, но в то же время такие правильные мысли, верно, Птичка-Венди? Ночь будто становится темнее и холоднее. Огонь факелов бросает резкие тени деревьев. Кажется, будто в каждом углу притаилось дикое животное и наблюдает за твоим таким громким, но, в то же время, молчаливым страхом. Ходит. Бродит вокруг, выбирая более страшный и кровавый способ твоей смерти. Хотя, нет, он не так прост. Это заставит тебя саму разрушиться, доведет до безумия, а остатки выбросит в болото, кишащее такими же, как ты. Холодок пробегает по спине Дарлинг, заставляя ту выпрямиться. Это напоминает о старых временах. Таких же старых, как она сама, и, нет, не ведитесь на ее молодую внешность, она обманчива. <i>Держись прямее, Венди, расправь плечи, иди к своим страхам с поднятой головой. Как печально, маменька, видели бы сейчас свою дочку, сгорели бы со стыда. В котле! Таком же, в каком ваша маленькая миленькая леди желает сдохнуть всем своим врагам! Нервно перебирая подол платья и беззвучно читая молитву, девушка слышит тихое поскрипывание. Оборачивается. Дверь ее клетки распахнута. О, Боги! Что за игру он ведет? Закрывает глаза, вздыхает, открывает и… Вскрикивает, отчего по лесу разносится громкое эхо вперемешку с его безумным смехом. Пред ней восстала страшная морда животного, которого она когда-то увидела в книге. Тогда она ее сразу же захлопнула, но образ этого монстра преследовал ее еще долго. И вот, сейчас, когда она и думать о нем забыла, Пэн с готовностью предъявляет, что знает все ее страхи, которые существовали, существуют и будут существовать. Браво! Давай же, вставай, Венди! Покажи ему, что не боишься, даже если это не так! Давай! На трясущихся ногах она подходит к выходу, с замиранием сердца переступая через него. Но ничего не происходит. Ветер колышит подол ее старого, грязного платья, а взгляд мечется из стороны в сторону. У Пэна очень специфичный вкус. Иногда он заставляет носить Дарлинг рваные и бесцветные одеяния, больше похожие на одежды бедных крестьянок. Иногда — пышные, царственные платья с корсетом, которые слишком большие для столь хрупкой и маленькой девочки, но это не мешает ему затягивать их на ее тали до хруста костей, а потом наискось резать подол, специально задевая ножом ее ступни, наслаждаясь сдавленными стонами боли и кровью. Но самым бесстыдным и ужасным был его приказ целый день ходить голой для всеобщей потехи. Когда же она пыталась отговорить его со слезами на глазах, то он ударил ее наотмашь камнем. Несильно. Но целый день она пролежала без сознания на том же месте. А когда пыталась доползти до своего домика, слышала хихиканья из-за деревьев. Он любил причинять ей боль, особенно ему нравилось кидать, душить ее, резать кожу. Привязывать к дереву и, специально выстроганным для этого ножом, делать надрезы. Миллиметр за миллиметром. Питер как завороженный наблюдал за тем, как лезвие вспарывает молочную кожу, и оттуда выбегает алая капля крови, резко контрастирующая со светлым цветом. Иногда он слизывал их. Она продрогла. Сколько Венди помнила свою жизнь на этом остове, ей никогда не приходилось мерзнуть, только если этого не хотел Пэн. Сейчас же она готова превратиться в ледышку. Но она сопротивлялась желанию обнять себя, согреть дыханием ладони. Вместо этого - неподвижно стояла на том же месте, глубоко и часто дыша, а ее сердце отплясывало чечетку в грудной клетке. Сердце, которое она хотела бы вырвать так же просто, как это сделал однажды Питер, демонстрируя ей черный и мерзкий бьющийся кусок плоти. В эти моменты его взгляд становился жестче и циничнее. Вдруг, прямо за ее спиной раздался шелест. Девушка вздрогнула. Клетка исчезла. На ее месте теперь был он. Дарлинг совсем перестала дышать, когда этот паршивец провел рукой по ее волосам, спине, талии… А затем больно ущипнул за попу. На этом месте расцветет багровый синяк, но кого это волнует? Его рука поднялась выше, по животу, груди, шеи… Которую он с силой сжал, наслаждаясь, посмеиваясь над ее жалкими хрипами и стонами. Но отпустил так же резко, как и схватил. Наконец, отскочив от него на добрые четыре фута, и, повернувшись лицом, Венди увидела его. Он был ужасен настолько же, насколько красив. Та же зелено-коричневая одежда, подтянутая кожаным поясом, белая кожа, надменный взгляд, слегка оттопыренные уши. Все это вместе создавало удивительную консистенцию очаровательности. Но Дарлинг знала, что скрывается за этой внешностью — прогнившая, озлобленная личина, спрятанная в теле подростка. — Замерзла, птичка? — спрашивает он, изящно изгибая правую бровь, — Хочешь согреться? Она молчит. Глупо отвечать. Пэн затеял очередную игру, связанную непосредственно с ней. Ну, а Венди… А что Венди? Ей не скрыться и не отказаться. Поэтому она молчаливо принимает условия. Плевать, что последует за этим. Плевать, во что это выльется для нее. Она устала. Хочется просто плыть по течению реки и ни о чем не думать. Даже если это река из крови. Ее крови. Снова оказавшись за ее спиной, проводит ладонью по внутренней стороне бедра. Все выше… И выше… Мелкая дрожь прошибает тело девушки. Дыхание останавливается. Пульс учащается.Играй честно, Питер Пэн!
— Даю фору десять секунд, потом я тебя поймаю и покараю, — сладкий, тягучий как мед, шепот, ожег ее ухо. Повторять дважды не пришлось. И она побежала. Бежала так быстро, как только позволял лес, который становился все гуще и гуще. Без помощи его хозяина не обошлось. Руки, лицо, шея, ноги — все было в царапинах и крови. Ступни давно уже не чувствовались. Венди знала, что ее судьба уже решена, что это — выдача пустой надежды ей. Но она уже давно поняла, кто здесь главный. И что он сильнее. Она продолжала пробираться сквозь заросли. Дарлинг не представляла, что будет потом, что придумает Пэн, но сражаться она хотела с достоинством. Густой лес внезапно оборвался, и взору предстал выступ, под ним — пропасть. Вот куда он ее завел. Зачем? Обернувшись, девушка увидела все тот же лес, только без теней. Иллюзия. Может, и эта пропасть — плод его воображения? Подойдя к самому краю, она пыталась вглядываться в черный мрак, выхватить взглядом хоть что-то нереальное, но ничего не получалось. Наклонившись еще ниже, она внезапно почувствовала, как сзади ее схватили за шею и завернули руки, опасно наклонив вперед. Страх полностью охватил ее разум. Венди ничего не оставалось, кроме как стоять неподвижно, боясь сделать лишний вдох. Дышала она через нос, комок в горле никак не хотел развязываться, слезы текли по ее щеками, губам, подбородку и пропадали в пропасти. Она не понимала, правда ли Питер решил покончить с ней, или это очередная уловка? Визг Пэна разрушил тишину. — Хочешь полетать, Птичка? Ты же хочешь полетать, Птичка-Венди? Там, внизу, ты найдешь мно-ого друзей, иногда я буду тебя навещать, хочешь?! — Его истерический смех сотряс все вокруг. Земля дрогнула. Только сейчас Дарлинг поняла, насколько он безумен. Крик ужаса вырвался из нее. Пелена слез застилала глаза, делая все вокруг недоступным ее взору. Они усилились еще больше, когда он схватил ее за волосы, выдирая целый клок, и впиваясь на миг острыми зубами в ее шею. Боль, как яд, растеклась по всему телу, но длиться ей предстояло недолго. — Прости, я должен был запомнить этот вкус… Он дал ей крылья, и она полетела. Помчалась со скоростью ветра к новым забавам и играм. Ведь смерть — это тоже приключение.Когда-нибудь, совсем скоро, в Неверлэнде воздвигнут самый первый памятник. Памятник девочке, впервые попавшей в страну грез. Памятник девочке-птичке, научившейся летать без волшебства. Памятник невинной девочке, которая свела с ума одно из древнейших существ на планете. Памятник мертвой девочке, которую пришлось научить летать, чтобы не свести с ума это существо еще больше…