***
Щёки горят от жара бесчисленных свечей обители. Маргарита молится, тяжело припав грудью к основанию рукотворного Креста, горячие, торопливые слова льются с её уст, пока она едва не плачет, прижимаясь лбом к тёплому дереву. Настоятельница поджимает губы и качает головой, глядя на неё. Богу не нужны те, кто приходят к нему от отчаяния и горя. Вот уже почти год Маргарита — в монастыре её называют Мария, и она, кажется, уже забывает своё прежнее мирское имя, — ходит в тёмном платье, опустив взгляд, и жадно припадает к иконам, вымаливая за что-то прощение. За что она просит искупления в далеком от её дома монастыре древней и тихой Москвы, не знает даже строгая игуменья. Девочка из знатного дворянского рода, с ласковой семьёй и вереницей женихов, что привело тебя в тёмную келью? Настоятельница лишь снова качает головой, уходя к нежданному петербургскому гостю.***
В келье игуменьи терпко пахнет ладаном и воском, робко бьётся в окна весна. Но в монастыре полумрак и лишь осколки солнечных лучей. — Ваша монахиня, — устало трёт переносицу посетитель, — столь зверски убита за пределами древних стен, что весь город ропщет от страха. — И даже столица? — женщина вглядывается в искрящиеся от пламени лампадки ризы икон в углу. — Патриарх озабочен происходящим в Первопрестольной, — мужчина поднимается со стула, подходя к иконам, и огонь лампады вдруг резко дёргается. — Много монахинь убито. Решили, что духовным лицам нужна помощь в расследовании, — поворачивается к настоятельнице. Та шумно сопит, медленно крестится, прижимает руку к кресту на груди и гулким голосом обращается к мужчине: — Я отведу вас к сестре Варваре, она была близка с нашей несчастной убиенной. Идите за мной, Яков Петрович. Мужчина кривит уголки губ в подобии благодарной улыбки и выходит за женщиной, ступающей шумно и грузно.***
Маргарита счищает застывший воск с золотых кандил, когда в соборе появляются две тёмные фигуры. Девушка оборачивается на шум шагов и едва не роняет маленький нож, когда свет падает на лицо, которое она так долго пытается забыть, лицо, из-за которого она здесь, в душном монастыре, пытается вымолить себе прощение. Яков гнёт брови, завидев её, сжимается, как пружина, и едва не бросается вслед за девушкой, стремительно скрывшейся в сумраке одного из приделов. — Мать Серафима, — торопливо спрашивает игуменью. — Это ваша монахиня? Мне кажется, я видел её совсем недавно... — Пока только послушница, — поправляет его игуменья. — Маргарита Вишневецкая, княжеской крови. Пришла к нам, снедаемая какой-то печалью. — Я знаю её, — бормочет Гуро, отворачиваясь к алтарю. — Тогда уговорите её вернуться к отцу, — женщина цепко берётся за рукав тонкого пальто следователя, глядящего на неё с недоверием и изумлением. — Не нужно ей быть невестой Христовой. Ей в миру надо жить. Яков молчит, косясь на лики Спасителя и святых. «Неужто Он не желает этого агнца?» — спрашивает он у них. Яков может забрать эту жертву себе. Вновь. Яков ждёт ответа. Но иконы мочат.***
Он проскальзывает в узкую келью гибким сгустком тьмы, что-то невнятно шепча, и Маргарита вздрагивает, едва не падая у крошечного окна, когда видит вдруг выступившего к ней из мрака мужчину. — Вы всё же ушли в монастырь, — подхватывает онемевшую девушку и прижимает спиной к холодной стене. — Не думал, что решитесь. Маргарита молчит и испуганно вглядывается в алые искры глаз. — Маргарита Александровна, — шипит Яков, наклоняясь к её уху и опаляя кожу дыханием, — настоятельница просит отговорить вас от пострига. Дитя, не вам гнить в этой каменной клетке... — Я так решила, — бормочет девушка. — Вы передумаете, — бежит костяшками пальцев по щеке и дрожащим губам. — Я к вам приду ещё. Он отпускает её и тает в темноте.***
— Вы не он, — качает головой она, вырываясь из рук. — Нет, душа моя, — вжимается в скрытое тёмной грубой тканью тело. — Я просто не всё вам тогда рассказал. Маргарита тихо плачет, царапая ногтями камень, пока Яков прижимает её к груди, трётся щекой о гладко собранные на голове волосы, срывая с них платок: — Как же вас сюда отпустили, ангел вы земной? Маргарита рыдает до хрипа, а он жжёт её подушечками пальцев, стирая слёзы с лица, касается губами шеи, крепко сжимает запястья, так, что потом остаются следы. — Разве вам здесь легче? — сковывает кольцом рук. — Вы такая юная, вы такая красавица, душа моя, вам нельзя тут. — А где можно? — сипло выдыхает она, утыкаясь лицом в стену. — Кому я нужна? Я же грешная... — Вы живая, — скользил руками по телу. — У вас кровь горячая, сердце быстрое. Вы миру нужны. Хотите, мне нужной будете? Девушка задыхается, вырывается из рук и бросается к потемневшей иконе Богоматери, что внимает архангелу, тянет к Ней руки, надеясь, что внемлют и ей. — Радуйся, Невеста Неневестная, — рассыпчатым шёпотом оседает в келье тьма.***
Маргарита всматривается в тёплую сладкую ночь за окном и крутит в руках маленький нож. Сталь мерцает в тусклом свете луны, когда она разворачивает к себе запястье с акварельной синью вен и прижимает лезвие к тонкой коже. — Нет, — бросает Яков, вырастая у неё за спиной и сжимая руки до боли, и нож коротко звенит, падая на пол. — Рано, девочка, слишком рано. — Отпустите, — слёзы бегут по щекам, когда он валит её на жёсткую постель, мажа пальцами по ключицам и шее. — Сейчас или вообще? — хмыкает мужчина, стягивая колючую ткань с её плеча Маргарита всхлипывает, кусая губы и сжимаясь от прокатывающегося по телу тягучего тепла. — Власяница слишком груба для вашей нежной кожи, — обхватывает ладонями шею. — Вам шелка да бархат нужны, горлинка, вам золото не крестов, а ожерелий. Хотите? Дам. — Зачем вам это? — выдыхает еле слышно, протестующе гнётся под тяжёлым телом. — Хочу, — ранит словами губы и целует глубоко, жадно, давит зубами, шарит руками по телу. Маргарита слабо стонет от страха, но не знает сама, чего именно она боится. — Я заберу вас, — громким шёпотом шипит ей на ухо. — На заре. Я закончил расследование, месяц здесь просидел, каждую ночь навещая вас. Я заслужил награду, — он поднимается бесшумно, и тут в его пальцах вспыхивает пламя, словно взамен погаснувшего в лампадке. Из пламени появляется роза, и он оставляет её рядом с обхватившей себя руками девушкой перед тем, как раствориться в ночи. — Радуйся, Невеста Неневестная, — слетает с его губ, и слова растворяются в тревожных тенях вместе с блестящей сталью на полу.***
Рассвет растекается по небу тонко, быстро, царапая облака розовым светом, когда Маргарита выходит из стен монастыря, ласково придерживаемая игуменьей, к просторной карете. У девушки исколоты шипами пальцы, а в складках платка спрятан цветок с лепестками в капельках крови. — Иди, девочка, — гладит её по спине настоятельница. — Тебя отвезут домой, — мелко и быстро крестит её, мягко улыбается Якову, помогающему Маргарите сесть в карету. Лишь когда маковки соборов скрываются из вида, она размыкает пересохшие губы, которые сводит болью от маленьких ранок, и говорит так тихо, что её почти не слышно в стуке колёс: — Вы везёте меня домой? Яков кивает, и улыбка разрезает его лицо. — Ко мне домой. Маргарита замирает, зажмурив глаза и кусая пальцы от необъяснимого ужаса, но мужчина тянет её к себе, позволяя почти упасть на пол кареты и упереться животом в его колени, шепча: — Александру Гаврииловичу мы всё скажем потом. Влажная от её слёз ткань брюк липнет к коже, а Гуро стягивает с неё чёрный платок, сжигает в пальцах выпавший цветок, и колокольным гулом разносится его голос: — Считайте сей день Благовещением. — А я Невеста Неневестная? — хрипит она в ответ, поднимая лицо с покрасневшими глазами — А вы, душа моя, — гладит абрис лица, подтягивая к себе на колени, — моя награда. Яков распускает её косу, путается пальцами в волосах, глухо смеётся куда-то в быстро вздымающуюся девичью грудь. У Маргариты кружится голова. Соловьи гонят солнце на небосклон.***
В Петербург гонят со страшной силой, и уже через два дня Маргарита стоит в спальне Якова, ломает в тихой истерике пальцы и вжимает голову в плечи. — Вы боитесь, — подходит к ней Яков, обхватывает её ладонь и тянет на себя. — Зря. Разворачивает к себе спиной, тянет за завязки на свободном платье, но Маргарита поводит плечами, обхватывает себя руками, не давая стянуть ткань. — Не надо, — шепчет она. Яков целует её в позвонок у шеи и выдыхает в покрывшуюся мурашками кожу: — Вам приготовили ванну. Мужчина снова тает во тьме.***
Маргариту умащают тонко пахнущими маслами, одевают в летящие ткани на восточный манер — полупрозрачные, тонкие, алые, скользкие — и поят крепким сладким вином. А потом гладкой волной пускают волосы по спине и ведут к Якову. Молчаливые слуги остаются за дверью. — Ближе, — шелестит он, стоя у окна. Девушка идёт медленно, теребит пояс платья и не поднимает глаз. — Вы красивы, — уверяет её Гуро, пропуская её волосы через пальцы. — Вот видите, вы слишком красивы для монашеской рясы. Вы зря смиряли плоть. Вы там, — развязывает лёгкие ткани, и платье стекает к её ногам, — где должны быть. Яков нервно расстёгивает воротник рубашки, раздувает крылья носа, не отрывая от гладкого тела взгляда, а Маргарита тянет к нему руки, ведёт ими по его груди и целует в губы, привстав на цыпочки. А потом она лежит, распятая на его постели, захлебывается воздухом и вжимается в его кожу. Она такая покорная, отчаявшаяся, потерянная, что Яков двигается невыносимо медленно, но целует требовательно и зло, словно пьёт чужое безумие до дна. Маргарита искусывает губы в кровь и шепчет молитвы, слова которых Яков жадно ловит губами, собирает языком вместе с алыми солоноватыми каплями. Яков смеётся болезненно и бешено, зацеловывая до зари её стан.***
Утром Маргарита с трудом открывает глаза, когда чувствует горячие пальцы на своих губах. — Невеста Неневестная, — натягивается струна его голоса. — Ты моя теперь невеста. Маргарита задыхается под его губами. Гуро уже встретился с её отцом. Якову отдали агнца. И иконы молчат.