***
Мрак долго присутствовал в его сознании, иногда Поллаку казалось, что он всё ещё плывёт в космосе холодной безжизненной ледышкой, клешни смерти уже пробрались под скафандр, коснулись его сердца. Иногда ему казалось, что он падает в объятия Карта, что Гарри прижимает его к себе, а потом к тёплому дереву колонны, скользит ладонями по телу, касается сосков, оставляет на шее следы от поцелуев и укусов. А иногда ему мерещилась комната в башне, где в стеклянных колбах плавали органы, и Спенс вместе с Роем смеялись над ним, а где-то в стороне стояли Нокс и Швитич и разговаривали о чём-то, совершенно не обращая на него внимания. Стоял перед ним и Гилбет, и командир, и тот мальчик, которого насиловали солдаты. А когда всё менялось, он снова плыл во мраке космоса, всё дальше и дальше ускользая от Фрайкса, на котором продолжал жить и существовать Гарри Картер. Но в этот раз уже без него. Открыв глаза, Поллак не сразу понял, что жив. Бред сменился вполне ухоженной, чистой с белоснежными стенами комнатой. Здесь были высокий овальный иллюминатор и удобная кровать. Тишина сдавливала уши, испуганно кралась, пряталась в углах. Мэтт моргнул, снова окинул взглядом комнату. Нахмурился, прикрыл глаза. Привычный мрак отступил, на смену ему пришла реальность. Вновь открыв глаза, он осторожно сел на кровати, в очередной раз окинул комнату взглядом, зевнул и потёр уголки глаз. Ступив босыми ступнями на холодный металлический пол, подошёл к иллюминатору. Вдали виднелся диск спутника, а между ним и Луной — пустыня космоса, тёмная и усеянная точками звёзд. Прошлёпав к одной из дверей, вошёл в ванную. Опустошив мочевой, долго смотрелся в зеркало, затем умылся, побрился, принял душ, почистил зубы. Когда вышел из ванной, одевшись в предложенную кем-то белую футболку и серого цвета простые штаны из хлопковой ткани, столкнулся с девушкой. — Доброго времени суток, солдат Поллак, — тонким голоском поздоровалась миниатюрная милая блондинка в униформе медсестры. — Как вы себя чувствуете? — спросила, улыбнувшись, и указала ему на кровать. — Нормально, — буркнул Поллак, выполняя просьбу медсестры. — Вы проспали двое суток, — девушка установила рядом с кроватью высокую палку, к которой были прикреплены три ящика, от них отходили трубки и похожие на душевую лейку предметы. Один из них она и взяла, щёлкнув на ящике тумблером. — Ваш организм восстановился на восемьдесят семь процентов. Этого вполне достаточно, чтобы вас выписать. Медсестра принялась водить лейкой перед Поллаком, вглядываясь в возникнувший перед ней голограммный экран. Мэтт молчал, сидел ровно, не шевелился. Обычный осмотр. — Вы пробыли в космосе критичные двадцать четыре минуты, — говорила она. Девушка не раздражала, но в какой-то момент Мэтт выпал из реальности, окунаясь с головой в прошлое. — Можете идти, — будто вынырнув из воды, он услышал голос медсестры. — Прописанные препараты получите в базовом лазарете. Не пренебрегайте лечением, иначе могут быть осложнения. «Голубка» на восьмой платформе, — через минуту добавила она, выходя из палаты. — Одежду оставьте себе. Поллак покинул палату следом за ней. С каждым метром он ускорял шаг, пытался оставить больницу за спиной. Космос не пугал, станция казалась тихой и неприлично чистой. Здесь было прохладно, и если бы он не шёл быстро, то мог бы замёрзнуть. Как же привык он к песку и жаре, к солнцу и дождю, к особой атмосфере и воздуху.***
Что случилось с солнечником, рассказал Декстер. Когда Поллак уселся на свободное место, подальше от трёх очкариков, что-то бурно обсуждающих, и четверых неизвестных ему мужиков, похожих на десантников, напротив него плюхнулся Декстер. — О, Поллак! — Мэтт понял, что сейчас начнётся привычный для полковника и для него стёб. — Ты живой, что ли? — Как видите, — не ответить Декстеру было дурным тоном: промолчишь — и он сгрызёт потом своим сарказмом и искусает ядовитыми зубами. Это же Декстер. Лучший командир, который когда-либо был у Поллака. И лучше его во всяком случае. В плане командования, естественно. Мэтту не зазорно за ним следовать. За его спиной спокойно и безопасно. — Поллак, ты солдат, нахуя ты полетел в космос? Открывать новые планеты? — Видимо, да, — спокойно отозвался Мэтт. — Вам не кажется, адмирал Лондуэл, — в этот момент рядом с Декстером присел Лондуэл, и полковник тут же втянул его в бессмысленную беседу, — что космос плохо повлиял на Поллака? Он ещё не разморозился. — Доброго времени суток, — поприветствовал его Лондуэл. Поллак привстал, кивнул и пожал руку адмирала. Декстер начал пристёгиваться, отвлекаясь на застёжки и ремни. — Полковник Декстер, я думаю, мистер Поллак просто не хочет с вами разговаривать. — Серьёзно? — Декстер сделал такие глаза, что любой режиссёр выкрикнул бы в диком бешенстве: «Не верю!!!» — А я хотел ему рассказать о том, что случилось после того, как Карт героически прыгнул за ним в космос. Нет, Лондуэл, вы это видели? Мне напомнил сей поступок кое-что из прошлого. Помню, вы тоже страдали такой хуйнёй в тот момент, когда Картер, который Джэсси, шлёпнулся на «корове» в Белой пустыне. Лондуэл наигранно задумался, потом вытянул из рулетки ремень и сказал: — Не помню. Декстер пожал плечами, потянул пачку из кармана, но вспомнил, что здесь курить нельзя. Заложил сигарету за ухо, поделился одной с Поллаком. — Короче, — сказал он, продолжая быть саркастичным и расслабленным, — когда тебя выбросило в космос, а Карт решил показать, какой он супермен, Лондуэл приказал отрубить щиты на корабле. Это грозило тем, что солнечник расстрелял бы фрегат к ебеням собачьим. И солнечник таки бахнул одной пушкой, но умница-программист успел расширить щит и снова его активировать. Таким образом вы остались живы. А Карт, поймав тебя как говно, плавал с тобой в обнимку в ожидании, когда спасательный шлюп вас спасёт. Здорово, да? — А Швитич с Уоллесом? — Выпрыгнули следом. Швитич потом обмолвился, что Юджин громковато верещал и его пришлось немного потрясти, для храбрости. — Ясно. Спасибо, адмирал Лондуэл, — буркнул Поллак, чувствуя, как сердце стало биться в рёбра, рискуя сломать ему кости. — Не только меня стоит благодарить, но ещё и полковника Декстера, который исходил нервными слюнями, пока вы пребывали в солнечнике. Уж очень сильно он волновался за вас четверых. Поллак поджал губы, чтобы на лицо не поползла дурацкая улыбка. Лондуэл так поддел Декстера, что это грозило вылиться в какую-нибудь перепалку. — Спасибо, полковник Декстер, — ровным тоном поблагодарил непосредственного командира Поллак, глянув на него весёлыми глазами. — Засунь себе в уретру своё спасибо, Поллак, — недовольно ощерился Декстер, и Мэтт кивнул и всё же улыбнулся, не смог сдержаться. — Как скажете, полковник Декстер. — Лондуэл, вы полный гондон, — сказал Декстер, и Лондуэл тихо рассмеялся. — Но почему не было шлюза? — спросил Поллак, решив быстренько сменить тему. — Потому что солнечник не позволил, — отозвался адмирал. — Во-первых, сорока минут не хватило, чтобы поймать его в капканы. Он прорвал ловушки и обошёл силки. Пришлось уходить в гиперпространство, чтобы совершить прыжок, опередить его и поставить новую преграду. Кое-как смогли. Когда тот остановился, начал стрелять. Пришлось активировать щит на полную мощность и подходить на более близкое расстояние. Таким образом солнечник рисковал выстрелами задеть и себя. Надо сказать, несмотря на то, что у корабля сверхпрочный металл, противник стрелять перестал. Видно, и правда мог повредить себя. И тут как раз появились вы. Вывалились в космос. Нужно было срочно что-то предпринимать. — Уоллес сказал, что Спенс, скорей всего, готовил эту ловушку давненько. Ну как, давненько... Может, день, может, два, а может, неделю, — добавил уже более серьёзно Декстер. — Он хотел оторвать корабль, чтобы мы не смогли полностью перепрограммировать Сместитель. Пятый корабль улетел дальше, к солнцу. Как только вытащили вас, отпустили эту колымагу. Проследив за ним, Клоди сообщил, что звездолёт полетел не к воротам, а прямо на солнце. Похоже, Спенс решил его уничтожить. — Значит ли это, что он задумал уничтожить и другие корабли? — Вполне возможно. Однако торопиться с выводами не будем. Спенс — та ещё тёмная лошадка. С исчезновением пятого корабля весь наш план по захвату системы Сместителя полетел к чертям, но это не значит, что стоит опустить руки или же успокоиться и ждать дальнейшего шага Спенса. Сместитель в любом случае без пятого корабля неактивен, но дырку можно заткнуть. А можно и разобрать коридор, чтобы потом собрать новый. Идей масса, но вывод один: солнечники перестали нести загадку, но никто не знает, что Спенс придумает завтра. — Он сказал, что вирус почти убил его. Программку придумал Нокс. Что, если доработать? — Доработаем. И ты не расслабляйся. Завтра ещё отдохни, а послезавтра поедем с очкариками искать оставшиеся на планете корабли. Или их остатки. Поллак кивнул. Подумал было про антенны Кесседи, сработали они или нет, но тут же отмахнулся от этой мысли. Пусть Кесседи о них думает, а Поллак будет следить за тем, как «голубка» отрывается от металлического пола ангара, как медленно поднимается к потолку, потом так же медленно выходит в космос и, набирая скорость, летит к планете. Как проходит сферы Фрайкса. Как бьёт по металлу и стёклам дождь, как разлетаются в разные стороны летающие монстры, уступая защищённой экраном «голубке» дорогу. Как аккуратно она садится на платформу, выпускает трап и людей. Как встречает его космопорт, Николсон с ребятами, среди которых нет Карта. Как он вместе с адмиралом и полковником загружается в биолом, мужики тихо хлопают его по плечам и спине, радуются, что он жив и здоров. Поллак садится за одну из установок, включает её и смотрит в экран, ни о чём не думая.***
Для Поллака эталоном женской красоты всегда была сестра. Эмма старше его на одиннадцать лет, но в ней постоянно присутствует некое озорство, еле уловимая лёгкость, с которой она идёт по жизни, сражаясь с конкурентами и зажравшейся элитой. А ещё она не стареет. Может, потому, что делает косметические операции? — Я ничего не могу с собой поделать, — она огладила ладонями лицо, на котором не было ни одной морщинки. — Генри говорит, что это болезнь. А мой сын считает меня психически неуравновешенной. Что мне делать? — Ничего. Потому что он так не думает, — Мэтт улыбнулся, глядя в экран. Эмма всегда рядом, даже когда её рядом нет. Просто Поллак чувствует её, ощущает сердцем. Душой. Они половинки единого целого, они — Поллаки. Когда мать бросила их и сбежала с каким-то капитаном в космос, а отец сошёл с ума и повесился, Эмма взяла всё в свои руки. Ей было восемнадцать. Она лучшая. Но почему-то сейчас Мэтт сравнивал её с Картом. Неосознанно. Невесомо. Где-то на задворках памяти, тайно ото всех взвешивая на весах жизни. Это неправильно, но… Ему это нужно. Чтобы понять, как сильно Гарри Картер вошёл в его жизнь. — Он похож на тебя. Филипп говорит, что в его венах полно крови Поллаков, а Стеншеров нет ни капли. Я успокаиваю Фила, говорю, что такого просто быть не может, но сама вижу, что это будущий бунтарь. А Мисти ему потворствует. Она считает брата эталоном мужественности. — То есть во всём виноват дядя Мэтью? — Мэтт снова улыбнулся. Не мог злиться на Эмму, да она ничего плохого и не говорила. Всегда приятно услышать, что кто-то родной похож на тебя. — Дядя Мэтью ни в чём не виноват, — улыбнулась она в ответ. Несколько секунд они молчали, а потом Мэтт спросил: — Что-то случилось? — М? Почему? Это у тебя что-то случилось, — и посмотрела так, будто видела его насквозь. — Я вижу, что-то не так. И всё дело не в том, что ты пострадал, даже думать об этом не хочу… Ещё бы сестра не знала о том, что с ним случилось на солнечнике! Она тесно общается с миледи Маккени, а женские языки порой слишком болтливы. — Я о… — Миледи, нам пора, — раздался за экраном голос. — Время эфира истекло. — Ай, — раздражённо отмахнулась она от невидимого Поллаку мужчины. — Это мой брат, и терять с ним контакт из-за своры гондонов я не собираюсь. Так вот, мой сладкий, я чувствую в тебе перемены. Знаешь, лучше попробовать, чем потом жалеть. Это же как тортик: к чему худеть и пытаться быть красивой, когда достаточно одного человека, для которого ты станешь целой вселенной? — Сама Эмма при этом была изящна и прекрасна и тортики, насколько знал Поллак, не ела. Хотя сладкое любила. — Так себе сравнение, — покривился Мэтт. — Как был маленьким неблагодарным чудовищем, так таким и остался, — вздохнула сокрушённо, но наигранно сестра и снова отвлеклась на собеседника, что был за экраном. — Ладно, малыш, мне пора. Помни, что жизнь у человека слишком короткая. Надо меняться. Если не для себя, то для других. Не слушай тех, кто считает, что это неправильно, слушай своё сердце. Только раз выпадает шанс быть счастливым. И неважно, кто ты и кто рядом с тобой. — Миледи… Эмма закатила глаза, плотно сжала зубы, потом улыбнулась Мэтту и послала воздушный поцелуй. Через секунду экран погас. Поллак несколько минут сидел неподвижно, глядя на пустой монитор компа, затем достал сигарету, покурил, встал, выпил воды. Посмотрел в открытое окно. Фонари зажигали свет, дождь был мелкий и густой. Уколов себе антивирусник и прописанные врачом лекарства, Мэтт уверенно пошёл в ванную. Душ… Зубная щётка и паста… Бритва и пена для бритья… Взгляд в зеркало, чтобы потеребить отросшую чёлку, осмотреть себя придирчиво и пристально. Футболка, трусы, штаны, чистые носки, резиновые сапоги, плащ с капюшоном. Пачка сигарет, зажигалка. Зачем-то бутылка воды. Смазка… Она заставила задуматься, но Поллак не стал раздеваться и идти в ванную, чтобы смазать анус. Могло не получиться. Да и он собирался это делать первый раз. Идти к кому-то и… предлагать себя. Или… «Ой, Поллак, успокойся! Бери грёбаные презервативы и пиздуй уже к Карту!»***
Поллак устал думать. Он в какой-то момент запретил себе это делать. Просто быстро шёл вперёд, к тому общежитию, где жил Карт. Комната Гарри была первая от лестницы. Поллак взлетел на неё за секунду, сделал два шага и остановился у двери. А сердце билось. А дышать было тяжело. И в горле пересохло. И мысли о том, что это глупые шаг и поступок, душили и заставляли хмуриться. Нерешительность казалась смешной. Ему что, пятнадцать? Сегодня он что-то делал первый раз. В тридцать семь. Это уму непостижимо. Но Карт так прочно засел в сердце, так сильно пустил корни, что его никем заменить нельзя: ни подвинуть, ни вырвать… Вообще никак и ничем… Он просто там есть и всё. И теперь Поллаку казалось, что если убрать оттуда Гарри, то появится ничем не заполняемая пустота, от которой останется только окончательно сойти с ума. Он знает, что шанс даётся только раз. Он понимает, но меняться в таком возрасте разве можно? Да и стоит ли? Стоит! И хватит думать, Мэтью Поллак, ты сюда пришёл действовать, а не письку дёргать! Поллак постучал. Громко и отрывисто. Только сейчас услышал работающий телевизор. Два фонаря, висящие на толстых цепях, болтались под крышей балкона, тускло освещая пролёт. Дверь не спешила открываться, и Поллак отступил назад, оперевшись задницей о перила. Он видел в окно, как Карт поднялся с кровати и, сделав пару шагов, поспешил к перегородке, но остановился и шагнул в сторону, заглядывая в окно. Поллак скинул капюшон, посмотрел на Гарри. Тот подошёл к столу, склонил голову набок, сунул привычным жестом руки в карманы. — Привет, — сказал Карт, и Поллак почувствовал, как внутри всё перевернулось. Какой же у него голос! Ещё ни от одного голоса так не плющило! — Привет, — с запозданием сказал Мэтт. И только сейчас подумал о том, что Гарри к нему не пришёл, что даже не спросил, как тот себя чувствует… Впрочем, Поллак не в праве его в чём-то упрекать, это он ведёт себя, как дурак. — Прогуляться не хочешь? — Что за глупость, вот как это назвать? Ведь не за этим пришёл. — Свидание? — спросил Карт, приподняв брови. Показалось ехидным, и Поллак почувствовал себя ничтожеством. — Как хочешь, так и называй, — сказал он, теряя внутренний запал. Его решимость уверенно сдавала назад. Он реально не знал, как действовать дальше. Сам себя загнал в тупик. Сказать открыто, что, мол, пришёл трахаться и Карт не выходит у него из головы? Что хочет попробовать начать всё сначала? Начать и не заканчивать эту эпопею никогда! — Единственное место, куда мы можем сходить, это к Луи, — видно, Карт почувствовал напряг и стал более серьёзным. А Поллак вдруг подумал, хочет ли Карт что-то начинать и никогда не заканчивать? — Да, — буркнул Поллак и ощутил, что совсем забуксовал, попав в болото. Что говорить, не знал. — Мэтт, ты зачем пришёл? — тихо спросил Гарри. Он смотрел внимательно и даже с какой-то грустью. — Могу уйти, — невесело хмыкнул Поллак. Кого обманывать? Какой шанс? Такие вопросы задают люди, которым… должно быть на тебя наплевать. — Нет, подожди, — остановил его Карт. Поллак подумал уйти, но с места не двинулся. Продолжал стоять, будто чего-то ждал. Гарри всполошился, но видя, что Мэтт никуда не собирается, вроде как успокоился. — Ты как себя чувствуешь? — Нормально. — Тебя выписали? — Ну да. — Эм… — Карт почесал шею, пытаясь придумать ещё какой-нибудь вопрос. — Я пришёл к тебе, — выпалил Поллак. Чёрт с ним, скажет всё как есть, а если Карт потом посмеётся над ним или растопчет его чувства — даст в морду и свалит с этого Фрайкса к чёртовой бабушке. Хоть в тюрьму. Надоела ему эта грёбаная любовь! Достала!!! — Я не знаю, что это такое. Я всё время думаю о тебе. Для того, чтобы что-то было, трёх недель пиздец как мало, лично для меня. Но ты какой-то ненормальный. Ты сидишь вот тут, — Поллак стукнул кулаком по груди, там, где ошалело билось сердце, — и нихуя никуда не уходишь. Я заебался уже. Не знаю, что делать и говорить. Вообще не знаю. А ты даже не помогаешь. Это значит, что тебе насрать?! Я, хуй знает, просто не понимаю! И да, я пришёл к тебе заняться сексом. Потому что мне хочется, чтобы ты был рядом. Потому что не могу забыть тебя. Потому что это всё по-пидорски, но не могу! Поллак остановился, чувствуя, что задыхается. Он что, говорил на одном дыхании, или это сердце, которое бьётся в районе горла, мешает дышать и хватать душный воздух, пропитанный влагой? — Дверь открыта, — хрипло сказал Карт, но Поллак проигнорировал хлипкую створку. Он оторвался от перил, прыгнул на подоконник, прошёлся по столу и упал в объятия Карта. Гарри тут же прижал его к себе и поцеловал. Мэтт чувствовал, как колется борода, но губы Карта всё равно были такими же, как три недели назад, такими, какими он их запомнил: горячие, влажные, требовательные, алчные, властные и сладкие. Язык — такой же жаркий, решительный и губительный. Он уничтожал всю ту инициативу, которую Поллак так страстно пытался проявить в шахтах и сейчас. Хотя нет, сейчас он вдруг сдался и отдался во власть Карту, своему викингу. Гарри усадил его на стол, резкими движениями скинул с него плащ и футболку. Целуя лицо, шею и губы, продолжил раздевать: расстегнул ремень, пуговку, ширинку, потом заставил встать и сдёрнул штаны и трусы вниз. Развернул лицом к окну, нагнул вперёд, навалился жарким телом сверху. Укусил за шею сзади, провёл по укусу языком, огладил бёдра, протиснулся пальцами между булок. Поллак не сопротивлялся. Огонь, разгоревшийся внутри за секунду, сжёг все мысли, заставил его прогнуться назад, расставить ноги шире, насколько позволяли упавшие вниз штаны. — Погоди, — шепнул ему на ухо Картер и быстро соскользнул с него. Поллак упал лицом на стол и застонал. Воспользовался паузой, поднял ногу, чтобы стянуть сапог и штанину, но вернулся Карт. И дальше понеслось. Такого Мэтт даже представить себе не мог. Карт разрабатывал его анус большими пальцами, заставлял гнуться и двигать бёдрами, стонать и кусать губы. Целовал шею, спину, плечи, кусал уши, губы. Засасывал так, что у Поллака кружилась голова от нехватки воздуха. Облизывал, хрипел и рычал. Длинные волосы, стянутые в пучок на макушке, были безжалостно растрёпаны рукой Поллака, которой Мэтт постоянно хватался за шею и голову Карта, чтобы вжиматься в него сильнее, чтобы это позволило им слиться воедино. Карт брал грубо и мощно. Поллаку показалось, что именно так должны были брать своих женщин викинги. Он вошёл сразу на половину длины, замер, покрыл лёгкими поцелуями плечи и спину, укусил за ухо, заставив Поллака повернуть голову, нашёл его губы, прижался к ним. Они целовались, а член пульсировал внутри. Они целовались, и член медленно продвигался вперёд. Целовались, и член выходил из горячего нутра, чтобы снова диким рывком ворваться в огненную дырку Поллака. Движения были чёткими и резкими, где-то плавными, а где-то грубыми. Когда губы Карта отпустили его губы, Поллак сделал три глотка воздуха и выдавил смешанный с болью стон наслаждения. Удовольствие от того, как член прошёлся по простате, выгнуло его дугой назад, заставив вцепиться в столешницу, будто в ней было спасение. Ещё никто и никогда не доставлял ему такого наслаждения. Сладкая, томная, будто свечной воск, капнувший на руку, боль растекалась по телу непривычной негой, делала его податливым, развратным и жадным. Дырка сжималась и раскрывалась, внутри всё пекло, будто в задницу залили лаву. Мысли давно стали туманом, в глазах плясали снежинки, капли дождя превратились в сплошной поток, похожим на картину. Карт то ускорялся, то приостанавливался, то целовал его спину и шею — и тогда Мэтт выгибался дугой ему навстречу; то закусывал ухо и вбивался сильнее, требовательнее, показывая свою власть — тогда Поллак снова выгибался назад, стонал, пищал и хрипел, откидывался головой на могучие плечи Гарри, шептал какие-то глупости, сам не понимая, что хочет сказать. А потом была эйфория. Поллак упал на столешницу, впился зубами себе в руку — невозможно было нормально вынести то, что он чувствовал. Карт закусил кожу на плече, и это заставило замычать, но не столько от боли, сколько от невероятного ощущения страсти, которое исходило от Гарри через укус. Хотелось орать и визжать от дикого наслаждения, потому что это был самый лучший оргазм в его жизни.***
У Карта рост был два метра десять сантиметров. Это Поллак помнил точно, потому что Декстер как-то сказал, что этот конь — Гарри — не только самый огромный, но и высокий среди них. Кровать у Карта была тоже под стать ему. Вообще-то, у всех был стандарт — метр двадцать в ширину и два десять в длину. Но у Гарри была на десять сантиметров длиннее, это Поллак понимал и без слов. А ещё шире. Постельное бельё, однако, никто под него заказывать не собирался, поэтому оно было чуть короче и по самую кромку матраса. Бельё стандартное — серое. Комната у Карта тоже ничем не отличалась от других. После землетрясения общежития отстроили по тому же типу, что были и до этого. Потолки — ровно три метра. Чтобы головой не стукались, если что. Поллаку здесь нравилось, хотя его комната была точь-в-точь такой же. И даже телевизор висел там же, где у Карта. И под теликом тоже стоял комод, на котором лежали диски и книги. Мэтт хмыкнул, довольно потянулся, вытягиваясь во весь рост. Рядом лежал Карт, курил, гладил его по спине, о чём-то думал. Тишина была обычная, в какой-то степени правильная. Дождь за окном шелестел, в комнату пробирался ветерок, но душно было всё равно. Висящие на стене часы показывали четыре утра. Мэтт водил лапищей по животу Карта, спускался ниже, путался в волосках, касался сосков, иногда целовал их, иногда тёрся ухом и носом о грудь. В голове было пусто. И жизнь уже не казалась геморроем, хотя в жопе он уверенно разрастался, потому что член Карта большой, и они сделали это три раза. Но всё равно было слишком хорошо. Такого у Поллака никогда не было. Сейчас ему казалось, что с того момента, когда он очнулся в шахтах, всё в первый раз. — Мэтт, — Карт привычно передал ему наполовину выкуренную сигарету. Да, это уже традиция — курить одну на двоих. Как неожиданно могут пять с половиной часов изменить человека? Или Поллак всегда таким был, просто пытался жить по-другому, боясь себя вот такого? А что в таком плохого, не мог толком сказать. Лично сейчас ему нравилось всё. — Я хочу тебя. Поллак приподнялся, сунул в рот сигарету, удивлённо посмотрел на Картера. Это словосочетание ему никогда не нравилось, но ради Гарри он готов был его терпеть. — Я хочу тебя всего, — уточнил Гарри, и Мэтт осознал, насколько Карт сейчас был серьёзен. Именно сейчас он ему признавался. — Не знаю, когда это началось. Просто началось и всё, и то, что было в шахтах, правда. Тогда ощущения казались колоссальными, и мне почудилось, что это всего лишь вспышка. Но она не проходила, а потом я понял, что ты мне нравишься. Сильно нравишься. И тогда нравился тоже сильно. Я понял это недавно. Даже у меня не случалось такого безумия. Мэтт, — Карт взял сигарету, которую Поллак продолжал зажимать губами, не глядя затушил в пепельнице, стоявшей на маленькой тумбочке у кровати. Подтянул его к себе, заставляя Поллака лечь на него. — Гилбет был прав, ты слишком красив. Но не только внешне. Ты охренителен внутри. Я как-то подумал, что пусть всё идёт своим чередом, а потом сам не заметил, как начал делать всё то, что тебе понравилось бы. Я пытался привлечь твоё внимание, пытался завладеть тобой. И мне каждый раз казалось, что ещё мгновение, и я тебя добьюсь, — Карт ухмыльнулся и обхватил лицо Поллака горячими и сухими ладонями. — Каждый раз, вспоминая шахты, я начинаю сходить с ума. А если бы этот мудак тебя забрал? А если бы ты стал принадлежать ему?.. — Никогда… — А если бы ты стал принадлежать кому-то другому? Не хочу. Не будет такого никогда. Хочу, чтобы ты принадлежал только мне. Всегда мне. Вечно мне. Мой. Карт жёстко притянул его за затылок и поцеловал так, как целовал только он: властно, горячо, требовательно. Никакого излишества, никакого намёка на то, что у Поллака есть шанс взять инициативу и стать альфой в их маленькой стае на двоих. Карт расставлял приоритеты, и они Мэтту нравились. Он сам не хотел быть другим. И с другим — тоже. Карт быстро перевернулся, Мэтт чуть не свалился с кровати. Рывком поставил его на колени, развернул к стене лицом. Гарри нравилось брать сзади? А как же глаза в глаза? А как же… Впрочем, Поллаку было на это насрать. Главное, это Гарри Картер, а остальное не имеет значения. Главное, что у него теперь есть любимый. Чувства взаимны, Карт только что в этом признался. «Мой» — это слово набатом отзывалось в голове, раскатывалось по телу негой, слышалось в каждом поцелуе, в каждой ласке, в каждом укусе и жёстком проникновении в растраханный, отдающий болью анус. Это слово читалось в каждом движении Поллака, в том, как откидывается назад и хватает Гарри за голову и плечи, как стонет, открывает рот, отвечает на жаркие и требовательные поцелуи, как кусает губы, падает вперёд, на стену, упирается в неё ладонями, отставляет задницу назад, шипит от боли, но упрямо получает наслаждение, которое взрывается в сознании, растекается по телу горячей лавой. Это слово вбивается в него с каждым толчком, заставляет осознавать и понимать, оно кричит на сотни голосов о том, что Поллак сделал всё правильно. И что большая любовь бывает лишь один раз в жизни! Следующий день был выходным. Декстер дал отгул Поллаку, но Карту нужно было идти на утреннюю планёрку. Ещё немного, и он встанет, начнёт собираться, готовиться к новому дню. Дождь всё так же барабанил по крыше, шелестел за окном, влажностью заходил в комнату. Небо светлело, говоря о том, что наступило утро. Весь мир, казалось, жил странной жизнью, и Поллак жил тоже, просыпаясь в объятиях любимого викинга, нежась в его крепких руках, постанывая от боли в заднице и пояснице, но при этом будучи чертовски счастливым человеком!