***
Город принял загадочный вид. Широкие дороги ответвлялись узкими, тёмными улочками, куда автомобили въезжали с опаской, подмигивали тусклыми фонарями на длинных основаниях, гасли одно за другим окна в домах. Светофоры замирали жёлтым, казалось, на слишком короткое мгновение, чтобы вновь вспыхнуть зелёным, пропуская поток автомобилей вперёд. И небо висело так низко, так близко, что создавалось ощущение, будто оно вот-вот окончательно рухнет и придавит город своей громоздкой, неповоротливой тушей. Кили не гнал, - напротив, ехал медленно - настолько медленно, насколько мог. Он поглядывал искоса на Трандуила, который, словно замер, и лишь отблески в светлых глазах, говорили о том, что он не восковая фигура. Отчаянно мигала всеми цветами радуги реклама на панелях, светофоры, фонари – всё это вспышками суетно мелькало, а он в противовес был недвижим. Тёплые, смазанные блики освещали его лицо на пару мгновений, но затем оно снова затенялось тьмой. На смену злости пришло полное истощение. Трандуил был совершенно лишён каких-либо сил, опустошённый и потерянный. И Кили так хотелось защитить его от всего, залечить все раны — те, которые нанёс Торин, и те, что были нанесены до него. Его автомобиль всем мешал. Любителей устраивать ночные гонки хватало, а его «Ягуар» полз еле-еле, будто за рулём опасающийся инфаркта пенсионер, а не молодой и дерзкий. Ему сигналили, иногда что-то кричали через окна и просто смотрели недовольными лицами, но ему было всё равно. Он готов был пойти против целого мира сейчас, лишь бы побыть наедине с Трандуилом лишние минуты. Не включал радио, чтобы слышать его дыхание. Украдкой поглядывал на него раз в две секунды, крепко сжимая обтянутый кожей руль. Наслаждался тем, что наедине, и мечтал, чтобы это никогда не кончалось. Предпочитал не замечать свои собственные мучения, переживания и игнорировать отчаянное желание выразить свои чувства. Душа его тоже рвалась на части, но себя он уже задвинул на второй план. Когда авто заехало на стоянку клуба, Кили тяжело вздохнул, паркуясь подальше от фонарей, чтобы попасть в лоскут темноты, куда не доставал их рыжий свет. Он почувствовал себя немного неловко, словно Трандуил мог каким-то образом оскорбиться от его присутствия рядом с собой. Хотя, очевидно, что ему вообще всё равно. Но он так красив. Так красив, чёрт возьми, а Кили так влюблён. Он действительно влюблён в одного и того же человека, что и его старший брат. И какой же это, сука, ужас! Но он, наконец, может признаться себе в этом, в этих своих запутанных чувствах, которые так ранят его сердце. За что же над ним так поиздевалась жизнь? Это неправильно, глупо, неуместно, но он ничего уже не может с этим поделать. Остаётся только ждать, когда же это всё пройдёт. Но пока что они сидели в салоне автомобиля, вдвоём, в туманной темноте и густой тишине. И Трандуил не спешил уходить. Смотрел на мелькающее огнями здание клуба, на росчерки невесомого дыма, вырывающиеся из канализационных люков на дороге, окаймляющей его. Молчал и словно чего-то ждал. Время ползло мимо них. Кили готов был просто молчать, лишь бы рядом. И переплетение будоражащих его чувств расставило такую ловушку, из которой невозможно было убежать. Он покорно шагнул вперёд, не думая о последствиях. Даже не предвидел, что Трандуил повернётся к нему в тот момент, когда он внезапно подвинулся ближе и слегка наклонился, чтобы сесть поудобнее. Просто невозможно, чтобы всё произошло так спонтанно, но настолько естественно. От Лесной Феи пахло свежестью утренней росы, мягким оттенком зелени и едва заметной ноткой белого мускуса. И Кили перестал дышать — из-за трепета, из-за расшатанных нервов, из-за своей любви. Взгляд его упал на губы, такие пленительные, такие манкие. Какие же они на вкус? Какого же было бы их коснуться? В ушах так сильно шумело, что он не осознал, произнёс ли какие-то слова в этот момент или нет. Лишь почувствовал, как постепенно сплетаются их дыхания. Ощутил, как воспламеняется весь, и это было так похоже на неистребимый огонь надежды. Коснуться губ Лесной Феи всё равно, что коснуться чего-то запретного, но дурманящего и непременно сладкого. Кили легонько тронул их своими, поймал ртом очередной тёплый выдох и замер. Он был целиком ошеломлён. Трандуил неожиданно подался назад. Отстранился, отвернулся. А Кили превратился в пепел в ту же секунду. — Трандуил, - тихо прошептал он, ощущая, как резко они стали вновь чужими. Вместе с этим ощущением он получил и резкий удар вины, - прости меня. Прости, я не должен был. Ты ведь с Фили, и он мой брат, значит, я не имею права. Прости. Я не буду так. — Ничего. Это не имеет никакого значения, - прошептал Трандуил ему в ответ, так и не повернувшись. Он по-прежнему был задумчив, даже отрешён, словно мысли его не витали в пределах этой вселенной, а были где-то за гранью. Лёгкие Кили покалывало, он сам себе поклялся остановиться возле первого попавшегося бара по дороге назад и напиться в говно. Слишком много всего произошло сегодня, чтобы оставить так, как есть. Ему тоже хотелось отрешиться от этого мира. А иного способа он не знал. — Почему ты не уйдёшь из клуба? – его взгляд изучал прекрасный профиль Трандуила, и он сам, слегка нахмурив брови, ждал ответа на свой вопрос. А действительно, почему? Допускать их всех так близко, тех, кто не заслуживает. Играть с ними в чувства, раз за разом надевать какие-то маски, притворяться, но.. Но Смауг любит ухоженных. Чтобы волосы блестели в укладке, чтобы длинные ресницы, многогранный парфюм, одежда из дорогих тканей, чтобы следов от помады не оставалось, чтобы украшения сверкали бриллиантами, чтобы маникюр, фарфоровая кожа и крепкое тело. Смауг любит блондинок с голубыми глазами, умелых и страстных. И другого места, чтобы получить к нему доступ, не найти. Всему причиной чёртов Смауг. — Мне нравится моя работа. Ложь, ложь, ложь. Вся жизнь – это наслоение лжи. «Меня окружают только бизнесмены, политики и проститутки. А ты не первое, не второе и, думается, не третье. Так что катись..», - сказал однажды Смауг, когда Трандуил подошёл к нему с намерением просто поговорить. Это было так давно, в прошлой жизни. Сколько времени с той поры утекло. — И никогда не хотел уйти? Жить нормальной жизнью? — Не хотел. Кили встряхнул головой, нахмурившись ещё сильнее. — Все о тебе в женском роде, но о себе ты - в мужском, - он вновь повернулся и впился взглядом в профиль, надеясь, что Трандуил всё-таки посмотрит ему в глаза, когда ответит, но этого так и не произошло. Глаза не лгут, - не то, что слова, - так что.. когда нам становится больно, мы всегда отворачиваемся. - Кто же ты сейчас? – Кили тоже не собирался сдаваться, потому что для него так было важно попытаться понять, заглянуть в суть. – Лесная Фея или Трандуил? Молчание. — Ты сам-то знаешь, кто? – повторил он, и настойчивость молодого человека была оплачена -Трандуил, наконец, повернул к нему голову и дал взглянуть себе в глаза. Они были потемневшими из-за сумрака, словно отражение неба в холодной воде. В них плескалась тревога, какие-то струны души были задеты, а потому взгляд снова казался раненым. — А разве это так важно? — Важно, - непоколебимо кивнул Кили. – Для понимания себя и своего мироощущения важно. Почему так легко позволяешь другим отрицать тебя? Почему так просто соглашаешься быть кем угодно, только не собой? Даже если на работе ты - Лесная Фея, то за пределами этого клуба, - он небрежно кивнул на сверкающие стены, - ты - Трандуил. Внезапно справа вспыхнул яркий свет, бьющий из мощных фар, проезжающего мимо автомобиля. Кто-то решил запарковаться с другого конца — ну и чёрт с ними, лишь бы не помешали. Пришлось зажмурься на мгновение и отвернуться, пока свет слепил, но зыбкая тьма вернулась уже спустя мгновение. Они снова были здесь, словно в вакууме на дне океана. Дыхание Трандуила стало рваным. Всё переплелось, очевидно: возмущение, боль, отчаяние, угнетение. А баррикада расшатывалась всё сильнее, когда по ней снова и снова бил таран из слов. Остро ощущая это в нём, Кили изнывал от желания протянуть руку, сжать его ладони, согревая их своим теплом, уткнуться носом в его волосы и погладить по щеке. — Играешь в психолога? – Лесная Фея хотела сказать это как можно равнодушнее, но губы всё же скривились. – Тебе так скучно? Заведи себе подружку и играй с ней в кого хочешь, а от меня отвянь! — Я делаю это не только ради тебя, но и ради Фили тоже. Он не называет тебя по имени. Никогда. Это неправильно. Трандуил зло хмыкнул на это. Назойливый парень так сильно раздражал. Он думает, будто что-то понимает в жизни. Человек, у которого, наверное, даже трудностей никогда не возникало, потому что всё всегда подносили на блюдечке с голубой каёмочкой. Мальчику нужно образование? Можно устроить его в лучший университет за кругленькую сумму. Мальчику нужно развлекаться? Вот тебе новый «Ягуар» с мощным движком. Мальчик хочет почувствовать себя взрослым и пойти работать? Конечно, ведь в дядиной фирме всегда найдётся место, даже если ты инфантильный бездарь. Но, когда тебе некому помочь, ты пробиваешь сам себе дорогу, пусть и не всегда теми способами, которые по душе. — Я уже говорил, что мне всё равно. — Вот! – Кили едва не подскочил на месте, вновь и вновь игнорируя желание прикоснуться. – Видишь! Ты опять сказал «говорил». Я был прав! — И что?! – зашипел Трандуил, обнажив эмоции. – Какое тебе есть дело до этого?! Я не страдаю от того, что кто-то там не называет меня по имени! Его рука легла на дверную ручку, резко дёрнула на себя, но дверь так и не открылась – была заблокирована предусмотрительным Кили. Тот опустил голову, встряхнул ею и с искренним чувством вины произнёс: — Извини. Я не хотел злить тебя. Я пытаюсь понять. Лицо Трандуила приблизилось к нему так резко, что он не ожидал и ощутил, как перестал биться его пульс. — Ты берёшь на себя невыполнимые задачи! Тебе никогда не удастся понять меня, - и так же резко отстранился. Волосы взметнулись. – Открывай дверь! Кили кивнул с печальным видом, не желая и дальше мучить и причинять боль. В нём и так слишком много боли. В них обоих. Потому что Трандуил так сильно травмирован, а Кили так сильно и безответно влюблён. — Не сердись, - нажал на кнопку, замки щёлкнули. Он улыбнулся своей светлой улыбкой, чтобы отстранить от себя хоть на мгновение собственную горечь. - Но невыполнимые задачи — самые увлекательные. Трандуил дёрнул ручку куда более несдержанно, и, не сказав больше ни слова, с королевским видом вышел из автомобиля, чтобы направиться обратно в клуб. Кили смотрел ему вслед. На то, как мягко струится свет фонарей по его светлым волосам, на то, как тьма подбирается к сапогам, но не решает потопить. Удаляющаяся фигура – вот всё, что осталось ему от сегодняшнего вечера. И воспоминание о прикосновении к его губам.***
Торин старался выглядеть спокойным, равнодушным и отстранённым, но это давалось с большим трудом, учитывая, что перед его глазами вот уже как пятнадцать минут без остановки прохаживались. Туда-сюда. Сюда-туда. И обратно.. Было только раннее утро, и вот уже такой неприятный сюрприз. Должно быть, вселенная ополчилась против него, раз решила испытать на прочность именно этим. И чем он всё это заслужил? Наконец, не выдержав, он поднял на источник раздражения тяжёлый взгляд исподлобья и произнёс, вложив в тон как можно больше презрения: — Дурная голова ногам покоя не даёт, Смауг Дракон? Тот, кому это адресовалось, вмиг остановился, сделав крутой разворот на каблуках ботинок, и тотчас же вступил в диалог, будто только этого и ждал: — Всё пытаешься быть остроумным, Торин Дубощит? – слова были присыпаны ядом. – Для этого, только представь, нужен острый ум, а ты этим обделён, увы. Торин переглянулся с Двалином и уткнулся в бумаги, опасаясь, как бы гнев, которым затопило его нутро мгновенно, не проступил наружу. Уж кто-кто, а Смауг был мастером вызывать в душе самые негативные чувства, которые только существуют в природе. Лживый, изворотливый, самовлюблённый, играющий по своим правилам и не считающийся с другими — с ним невозможно было иметь дела. Тот, кто легко подставит, едва ты расслабишься, и высосет все соки, если ты позволишь себе быть успешнее его. Торин старался вообще не обращать на него внимания и делать вид, будто его здесь нет. Но, чёрт дери, Смауг был тем, кто вторгнется в твоё личное пространство, чтобы только его заметили, и тем, кто делал всё, чтобы вывести Торина из себя. Он уже давно мечтает заграбастать себе «Эребор», а наследников Дурина пустить по миру. Но ничего у него не получится, потому что он — всего лишь тактик, а не стратег. К счастью, дверь распахнулась, и в кабинет вошёл довольно высокий старикан в сером костюме и весьма лукавым взглядом. Это было настоящим спасением, потому что останься Торин со Смаугом ещё хотя бы на пять минут, неизвестно, до чего могло дойти. Странным было то, что Смауг не взял с собой никого из своих людей, предпочтя явиться сюда одному. Впрочем, он всегда был одиночкой; мог доверять только себе, что неудивительно при его потребительском отношении к окружающим. — Извиняюсь, что заставил ждать, но непредвиденные обстоятельства вынудили, - пружинистым шагом проходя в помещение, произнёс старик. — Ну что вы, Гендальф, - Смауг, наконец перестав шататься из угла в угол, направился к свободному месту напротив Торина, - мы так любим собраться душевной компанией и побеседовать на отвлечённые темы. Нам это в радость. Старик плутовато, но по-доброму усмехнулся, покачав головой, подошёл к одному из пустующих стульев и сел, раскладывая перед собой бумаги, что принёс в своём сером кейсе. Все собравшиеся впились в него глазами. Они ждали не слишком-то хороших для них всех новостей. — Итак, - произнёс Гендальф, - встретились мы с вами по одной-единственной причине, которая так волнует общественность. Как вы уже знаете - это скандал с загрязнением окружающей среды, раздувшийся из-за региональных СМИ. Грешат, как вы, наверное, поняли, на двух металлообрабатывающих гигантов – ваши компании. Вот только ещё не доказано, кто именно повинен в этом. Меня же просили эти доказательства собрать. Смауг хмыкнул, но, как показалось Торину, слишком истерически. Этот ублюдок вовсе не был глупым, но сдерживаться не умел. «Холодная голова», как говорится, - это не про него. Он был довольно вспыльчив и предсказуем, и Торин абсолютно его не боялся, как и его угроз, как и его выпадов в свою сторону. — Компании, действительно, две, но это пока что, - пояснил Смауг свою реакцию, сцепив руки в замок. – Грядёт время слияния. — Это ещё почему?! – несдержанно рявкнул Двалин, но Торин жестом осадил его. — Да потому, что вашу компанию скоро засудят за загрязнение окружающей среды. Что не так? Устаревшие очистительные сооружения? Чрезмерное использование цианидов? — Не говори ерунды, - Торин сурово зыркнул на него. – Мы тщательно следим за этим, и наш главный инженер по охране окружающей среды и промышленной безопасности постоянно разрабатывает новые методы и совершенствует старые системы управления этими вопросами. — Неужели? – лицо Смауга озарила мрачная улыбка, которой он и одарил своего оппонента. – А на этой должности не один ли из твоих племянников трудится, м? Да? Который? Тот, что только-только прошёл стажировку? Или другой? Тот, который встречается с проституткой? Торин опешил, и его ресницы затрепетали, словно он не верил своим ушам. Откуда эта сволочь узнала об этом? Неужели кто-то из журналистов пронюхал и опубликовал на этот счёт статью в какой-нибудь местной жёлтой газетёнке? Вот что происходит, когда ему не удаётся держать племянников в узде. Кто-то из них возьмёт, да и испортит репутацию всему семейству. И, как это ни странно, на этот раз всё случилось с Фили. Ведь даже Кили не пришло в голову водить домой шлюх. — Что ты несёшь? — А ты не в курсе? Переста-аань ломать комедию, уже весь город знает. — Заткнись-ка ты лучше, - произнёс Торин оборонительным тоном и содрогнулся от распространяющейся по венам ярости. Этот Смауг знает, куда нужно надавить. Тот открыл было рот, чтобы продолжить попрекать весь род Дурина имеющимися грехами. В конце концов, он тщательно отслеживал все новости, касающиеся Торина и его семьи. Он хотел припомнить его сестру Дис, что слиняла с первым встречным-поперечным. И за Даином, кузеном Торина, тоже водились кое-какие проступки. В клубе Азога тот, конечно, не бывал, но время от времени громил местные бары, когда напивался до безобразия. А уж что говорить про покойного Траина.. Вовремя вмешался старик, весь этот период с любопытством наблюдавший за ними со стороны. — Спорами делу не поможешь, господа хорошие. Придётся отправить к вам с проверкой своего человека. Но вы значительно улучшите ситуацию, если потратитесь немного на устранение проблем. Смауг дёрнул бровью. — Они со своими высококлассными в жирных кавычках специалистами, - неприкрытая ирония звучала в его голосе, - гробят природу, им и отдуваться. А я прекрасно знаю, что творится на моём предприятии, потому что тщательно отслеживаю каждый объект. Тяжёлый кулак Торина опустился на стол с громким стуком. Смауг вздрогнул от этого, но тотчас же его взгляд вспыхнул любопытством, потому что, святое дерьмо, кажется, ему удалось задеть этого до тошноты невозмутимого кретина. — Моя компания не виновата в утечках! – громогласно промолвил тот. – Можете направлять хоть всех своих инспекторов, они лишь подтвердят это. Но Смауг и не думал останавливаться на первом шаге. Шоу только началось, и ему непременно хотелось, чтобы Торин «потерял лицо», взорвался, сорвался, может даже полез к нему с дракой. А потом можно будет преспокойно снять побои и упечь ненормального ненадолго в тюрьму. — Я бы не был так уверен. Рыба, как известно, гниёт с головы, а глядя на голову.. — А ну заткнись! – вмешался на этот раз Двалин, вскакивая со своего места. – Я вижу здесь лишь одного гнилого человека – тебя! — Успокойтесь-успокойтесь, господа, - старик дёрнул ладонью, призывая сесть на место. – Не будем спорить. Это сейчас ни к чему. ЧП могло произойти просто от того, что недоглядели. Так что выясняйте, проверяйте. Мой человек придёт к вам в ближайшее время с инспекцией. Нате-ка, распишитесь о том, что я вас предупредил, и на этом всё. Оставите один экземпляр в приёмной. И Торин, и Смауг получили по две копии документов, затем старик откланялся, попрощался и вышел из кабинета, закрывая за собой дверь. Вокруг разлилась тишина на то время, пока все они читали, уткнувшись в бумажки. Она была краткосрочной, эта тишина, но несколько минут спокойствия Торин для себя выиграл. Он успел немного расслабиться, отрешиться от Смауга и его троллинга, а значит, заимел шанс уйти и не покалечить его. Выудив из нагрудного кармана ручку Conway Stewart, он хотел было поставить подпись, чтобы поскорее покончить с этим, но Смауг, хотя и не успел поставить свою подпись, гадко улыбнулся: — Может, прямо сейчас оформишь передачу своей компании мне, Дубощит? Раз уж мы оба здесь? Торин поднял на него суровый взгляд, способный раздробить все кости этого ущербного. — Что ты пил сегодня? — К сожалению, только кофе, а так с удовольствием попил бы твоей крови, - ответили ему всё с той же примерзшей ухмылкой. — Не обращай внимания, Тоза, этот человек болен. Двалину казалось, что он сам не сдержится и всё-таки отвесит проклятому Смаугу, да так, чтобы тот навсегда прикусил свой поганый язык. И только диву давался, как только Торин это терпит. Давно бы уже заплатил кому-нибудь, чтобы отделали этого Смауга так, чтобы тот и думать забыл смотреть в сторону «Эребора». На счастье, пересекались они с ним довольно редко. Наверное, только это и спасало жизнь и здоровье этой погани. Размашисто черканув в документах, Смауг направился из кабинета первым, а на ходу обернулся и не удержался, чтобы не сказать ещё что-то гадкое на прощание - всё-таки Торин здорово на это вдохновлял. — Дубощит, передавай привет племянникам. И их блядям тоже, - он ехидно усмехнулся и скрылся за дверью. — Психопат, - тихо произнёс Торин, замечая согласные кивки Двалина. *** Дверь в кабинет Азога без предупредительного стука открылась, и вошла Лесная Фея, прекрасная в своей холодной красоте и сияющая, как чистейший бриллиант. И сам хозяин кабинета, и Смауг, что находились там, обернулись, глядя на то, с каким достоинством несёт себя эта проститутка. Да, в умении себя подать ей не было равных. В датской королеве и то меньше напыщенности. И меньше величия. В помещении, как и всегда, воняло. К мерзкому запаху пота, коим пропиталась вся обивка мебели, в этот раз присоединился ещё и невесть откуда взявшийся сырой запах плесени. Всё это переплетение щекотало ноздри и мешало нормально вдохнуть. Рассада грибков могла поселиться где угодно - вентиляция в кабинете была отвратительной. И как только Смауг мог находиться здесь более пяти минут? Неужели он не чувствовал этих отвратительных запахов? — Чего тебе? – небрежно спросил Азог, стоявший у окна и поигрывающий битой в руках. Только что он сам лично бил ею у чёрного выхода наглого клиента, посмевшего не заплатить за два часа со шлюхой. – Презервативы закончились? Игнорируя его даже взглядом, Лесная Фея смотрела лишь на Смауга. Ей нужен был он. Предстоящий разговор вряд ли ему понравится, так что лучше найти такое место, где у него под рукой не окажется никакого оружия. Наверное, он захочет её убить. — Надо поговорить, - произнесла она негромко, обращаясь к нему. – Наедине. Тот слегка нахмурился на короткое мгновение, но тотчас же широко и снисходительно улыбнулся, обнажая зубы. — И о чём пойдёт речь, моя Фея? — О Торине, - решительно ответила она. — Я слушаю тебя.. Азог не помешает, он знает Дубощита со школьной скамьи, и давно ненавидит его. Лесная Фея скользнула по мерзкому Азогу взглядом. Ей очень не хотелось, чтобы у этого разговора были свидетели. Хотя, возможно, Азог — единственный, кто сможет остановить Смауга, если тот всё-таки захочет её убить. Хозяин клуба мог вступиться даже несмотря на то, что позволял своему подельнику гораздо больше, чем остальным клиентам. У них двоих были какие-то совместные дела, а кроме того, Смауг каждый раз спускал здесь внушительные суммы. Но, тем не менее, она знала, какую ценность имеет для хозяина клуба, делающего на ней хорошие деньги. Вряд ли бы он обрадовался, если бы ей стали наносить тяжкий вред. — Надеюсь, - Смауг вздёрнул подбородок и вновь улыбнулся одной из своих пакостных улыбочек, которые не сулили ничего хорошего, - ты принесла мне хорошие новости, потому что в связи с проверками компании этими вездесущими природоохранными организациями мои нервы ни к чёрту. Инстинктивно сделав шаг назад, Фея скрестила на груди руки - так она чувствовала себя немного спокойнее, хотя от одной мысли о возможной реакции, кровь внутри неё вымерзала. — Нет, - она постаралась бесстрашно посмотреть ему в глаза, - новости для тебя будут не очень. Левая бровь Смауга поползла вверх. Он пристально взглянул на Фею, однако голос всё ещё звучал спокойно, хотя и в предостерегающем тоне: — Не боишься.. за себя? Её глаза потухли. — Мне всё равно. Она услышала мерзкий смешок Азога, но не обратила на него внимания. Должно быть, тот в курсе всего происходящего, раз всё это его забавляло. Грубый, безжалостный питекантроп. Настроение его явно на высоте — наверняка на бите запеклась чья-то кровь. — Что на этот раз? – Смауг задумчиво почесал бровь ногтем большого пальца, чувствуя, что глаз начинает дёргаться от нервов. Эта шалава ещё не начала говорить, а ему уже хотелось избить её до полусмерти. Вечно у неё какие-то проблемы, отговорки. То одно не так, то другое. Всё из-за глупости и лени. Он убьёт её. Одно неверное слово, и он её убьёт. Фея переступила с ноги на ногу, отводя глаза, и продолжила, ощущая, что совсем не чувствует своих заледеневших конечностей: — Торин Дубощит не поддаётся мне, я больше не стану тратить на него время. Сглотнув желчь, подобравшуюся к глотке, Смауг испепелил её взглядом. Крылья носа расширились, глаза сузились, когда он нервно переспросил, подходя на пару шагов ближе: — Что ты сказала? Воздух заметно накалился, словно начав впитывать его разливающийся гнев. Всколыхнулся, делая окружающие запахи ещё более резкими. Кислорода не хватало, чтобы вздохнуть и в висках запульсировало так, что чувствовался невыносимый спазм. — Вчера он сам позвал меня в свой кабинет, и там я попытался соблазнить его, - продолжила Фея, не обращая никакого внимания на помрачневший от негодования взгляд Смауга, и расцепила руки. – Он только предложил мне деньги взамен, чтобы я оставил его племянника. Азог оскалился в улыбке. Смауг глубоко задышал, пытаясь выровнять дыхание. Лицо его побелело, приобретая вид восковой маски. Однако чувствовал он, что пламенеет, и тупая безумная ярость бурлит в его крови. Бешенство заполняло голову, словно газовую камеру дымом, так что мозг отказывался адекватно воспринимать происходящее. — То есть, - голос зашипел ещё сильнее обычного, так, словно истекал ядом. Говорил он медленно, с паузами и расстановками, как будто бы пытался донести смысл сам до себя, размышляя вслух, - ты хочешь сказать.., что была в кабинете Торина..- в его святая святых -.. наедине с ним, так? Лесная Фея молча кивнула, не теряя надменного вида. — Ты была с ним наедине, - в глазах Смауга вновь вспыхнули погребальными кострами яростные искры, а голос стал низким и зловещим, - и не смогла сделать так, чтобы он потерял от тебя.. голову? Нервно выпрямившись, Фея не моргала и смотрела на него, как смотрит жертва на подбирающегося к ней хищника, заворожено и остекленело. Дыхание было очень-очень слабым. Губы по цвету сравнялись с бледным лицом. — Он испытывает ко мне лишь ненависть, и ничего больше, - почти механическим голосом произнесла она, опасаясь говорить слишком громко, слишком тихо, эмоционально окрашено, чтобы только не провоцировать его сильнее. Смауг вдруг заметно повеселел, но его неожиданный щедро льющийся смех однозначно был нехорошим. Лесная Фея это прекрасно знала, как и то, что когда он в таком напряжении и огненной стихии ярости, это всегда заканчивалось довольно плачевно для неё. Он, как подобравшийся для атаки хищник. Как дракон. — Неужели? – заканчивая гоготать, продолжил Смауг. - Так, значит, я слишком большого мнения был о тебе, да? Фея, всё ещё не отрываясь, смотрела на него. Его светлые глаза отливали теперь дьявольски красным. Злоба, разлившаяся в воздухе, казалась почти материальной. Она грозила опасностью и физической расправой. Дымчатая, чёрная, колкая и смердящая. Сгущающаяся у Смауга над головой, словно грозовая туча. И он взорвался в следующий же миг. — ОТВЕЧАЙ, ТУПАЯ СУКА!!!!!! – рыкнул он действительно почти по-драконьи, шагнул в сторону, выхватил у Азога биту и в считанные секунды обрушил одним ударом ей на голову. Она не закрылась. Так и стояла с широко распахнутыми глазами до последнего момента. Но и опомниться от боли ей не дали, ибо Смауг уже был невменяем, готовый убивать. Отшвырнув биту на пол, он со всего размаху влепил ей хлёсткую пощёчину, отчего на коже мгновенно разлилась краснота. Ему хотелось большего: раздробить её пустую черепушку, чтобы кости хрустнули, чтобы воочию убедиться, что там нет никакого мозга. Мозг у куриц — это миф. Он схватил её за ворот одежды, второй рукой грубо зажал ей рот и впечатал что было силы затылком о стену, вслушиваясь в окружающие звуки. Крепкая черепушка у этой пизды. Снова приложил со всего духу, затем ещё и ещё.. — Жить со мной ты хотела, помойная тварь?! Кому нужно такое ничтожество?! – в неистовстве заорал он, прошиваемый дрожью и бешенством, продолжая попытки разбить ей голову. – Даже Дубощит не позарился на тебя! Даже он не захотел тебя трахать! А я, по-твоему, должен?! — Эй, - Азог лениво сплюнул на пол, угрюмо наблюдая за этой картиной, - не убей её, она самая востребованная. Смауг распрямил спину, уничижающе посмотрел на Лесную Фею и как можно сильнее приложил её о шершавую стену в последний раз, разжимая пальцы и с наслаждением замечая, как старается она удержаться на ногах, чтобы не свалиться на пол. — Прямо сейчас.. слышишь меня, ты! паскуда, пойдёшь и совратишь Дубощита. Поняла?! Я даю тебе самый последний шанс. И мне глубоко плевать, как ты это сделаешь! Хочешь - шантажируй его, хочешь — действуй через придурка-племянника, а хочешь — убей, мне до лампочки, поняла?!! Теперь это будет только твоя проблема!! Она прижималась лопатками к стене, стояла с руками, вытянутыми вдоль тела и с остекленевшим, отрешённым взглядом, так похожая на куклу сейчас. Сломанную и искалеченную. И не могла произнести ни единого звука. — А не будет бумаг и фотографий прямо сегодня, меня ты больше не увидишь. Я к тебе не подойду, хоть что делай, дрянь! - его голос слегка осип от крика, но Смауг не обращал на это никакого внимания, будучи по-прежнему во власти своей ярости. – Найду себе шлюшку порасторопнее. Схватив за предплечье, он вытолкал её за дверь. Оглянулся на злобно усмехающегося Азога с раздражением, желая врезать и ему: — Считаешь, я был слишком груб? — Разве ж это грубость? – кривая ухмылка, пересекающая лицо хозяина клуба, исчезла. – Да я со своим отпрыском жёстче обращаюсь. Смауг удовлетворённо закивал, а его мысли вновь занял Торин Дубощит. В последнее время это происходило всё чаще и чаще. Настолько, что ночью он из-за этого не мог заснуть. И чем явственнее он представлял его, павшего духом, раздавленного и сломленного, тем быстрее поднимался его член. Это не могло не возбуждать — видеть его слабым и нищим. Возможно, он даже приполз бы к нему, Смаугу, на коленях, умоляя взять в «Эребор» хотя бы курьером. Такие фантазии вызывали острое желание подрочить. Чем он, по большей части, и занимался, если не удавалось сразу кого-нибудь заполучить на ночь. — «Э-ээребор, ну и название», - он наклонился, поднимая биту и швыряя её обратно в руки Азога. А тот, как и полагается верному псу, её поймал. — Дубощит всегда был туповат. Где ему придумать хорошее. Взгляд Смауга просигнализировал о том, что и сам Азог умом не отличается, но всё-таки удержался от обвиняющих слов. Ему по-прежнему хотелось кого-нибудь убить, четвертовать медленно и мучительно, и это будет одна говнистая Фея, если она не исполнит то, что от неё требуется.***
Кили хохотал. Он вообще впервые за этот вечер так легко и от души смеялся. — Смешно тебе? – с небольшой обидой проговорила Тауриэль, морщась и неприязненно облизывая губы. Отсмеявшись, тот запоздало вскинул руку, подзывая официантку, и девушка подошла сию же минуту, замирая в ожидании и рассеянно перенимая его заразительную улыбку. — Сюда положили соль вместо сахара, и теперь латте солёный, - Кили в последний раз хохотнул, и постарался сдерживаться после, улыбаясь одними губами. — Ой, я прошу прощения, сейчас заменю, - испуганно затараторила официантка, сминая пальцами свой жёлтый передник. – Наш бариста здесь уже вторую смену и.. — Ничего страшного, - ответил Кили вместо Тауриэль, которая так и сидела с недовольным лицом. - С кем не бывает. Девушка поспешно удалилась, унося с собой солёный напиток, а Тариэль, попытавшаяся вновь возмутиться, вдруг осознала, что этот случай – единственное, что вывело Кили из коматозного состояния. Тот выглядел странным с самой первой минуты, как она его увидела сегодня. Задумчивый, отстранённый, весь в своём мирке из одному ему известных мыслей, в которые был погружён, будто в пучину. И вот, наконец, он смеётся. Тауриэль больше всего на свете обожала его смех. — Надо же.., - прошептала она, разглядывая его глаза. На склерах были видны тонкие, красные сосуды, словно у измученного бессонницей, и где-то в глубине бархатных, тёмных глаз, на границе зрачков, можно было заметить тёплые искорки, блестящие огоньки, которых она не замечала ранее, словно они отображали то, что творилось у него внутри. — Хочешь мой американо? Я почти не пил, - молодой человек подвинул ей свою чашку, и на её щеках вспыхнул румянец, едва она подумала о том, что может коснуться губами того места, где касались его губы. В этом круглосуточном, очень уютном кафе, где можно было взять книгу из представленных на полках и почитать, сидя под клетчатым пледом, они ещё никогда не были и совершенно случайно обнаружили его. В основном посетителями здесь являлись студенты и одинокие люди, желающие найти себе пару. Тихая, не отвлекающая музыка, льющаяся из колонок, подключенных к самому настоящему виниловому проигрывателю с пластинками. Поэтому Фрэнк Синатра, Пинк Флойд и Квин. Коричневые шторы с кисточками, плотно задёрнутые так, что улицу совершенно не было видно. И это тоже было плюсом, ибо там, снаружи, сейчас так темно и неуютно, а тут - светло, тепло, и аромат корицы будоражил аппетит. — Я рада, что ты спас меня сегодня от Леголаса, большое тебе спасибо, - негромко проговорила Тауриэль, грея руки о чашку. — Нет проблем, - Кили подмигнул ей и подбросил пальцами развёрнутую салфетку. — А мне кажется, что есть. Ты какой-то не такой в последнее время, и это не одна я заметила. Может, расскажешь? — Какой-то не такой, - проворчал Кили, сминая салфетку в комок. – Люди меняются вообще-то. — Но не так же резко.. — Я влюбился. Тауриэль замерла, не донеся чашку до губ, и уставилась на своего спутника удивлёнными глазами. Уж этих слов она точно не могла никак ожидать. Кили — ловелас, любитель провести время то с одной, то с другой хорошенькой девушкой, но чтобы заговорить о любви.. — В кого? - осторожно спросила она, поставив чашку обратно на столешницу. - Я её знаю? К её досаде, на горизонте появилась официантка. Девушка принесла на их столик ещё один высокий стакан с латте и поставила рядом блюдце с десертом – свеженьким, вкусно пахнущим чизкейком. — Это в качестве извинения за наш счёт, - с виноватой улыбкой произнесла она, и после того, как Кили рассыпался в благодарностях, ушла, сочтя, что за чаевые можно было не волноваться. — Я считаю, что ты заслужила этот десерт, - Кили пододвинул его Тауриэль, и та рассеянно ему улыбнулась. — Ответь мне.., - подвинулась ближе, чтобы быть на доверительном расстоянии, и замерла, предвкушая разговор. Улыбка, что расцвела на лице Кили, была безумно милой, чуть смущённой и такой нежной. Она что угодно могла отдать за такую его улыбку, и мир отторгнуть, и Родину предать. — В кого-то очень потрясающего, - прошептал молодой человек с придыханием. Тауриэль не знала радоваться ей или огорчаться. Она совершенно не понимала, о ком идёт речь. О ней? Или о какой-то другой девушке? Насколько она знала, он ни с кем не знакомился в ближайшее время. Разве что на той самой вечеринке, о которой до сих пор радостно вспоминает вся молодёжь. Может, эта какая-то давняя знакомая, к которой он неожиданно воспылал чувствами? Неужели Кили действительно ведёт речь именно о ней? Пока он отпивал латте, немного морщась, Тауриэль тщательно изучала его, чтобы понять, пыталась сопоставить какие-то факты, но так и не смогла подтвердить свои догадки. — Имя не назовёшь? – спросила она наконец. — Не-а, - тот облизнул губы, на которых остался привкус соевого молока и усмехнулся. - Всё равно у меня никаких шансов. — Ты сейчас не шутишь, сердцеед? - возмутилась Тауриэль, не понимая, что это за ненормальная, не осознающая своё счастье. Если, конечно, он.. действительно не говорил о ней самой. Вдруг он решил, что она слишком хороша для него? - А давай так. Я скажу тебе, в кого влюблена я, а ты мне – в кого влюблён ты. Так будет честно, хорошо? Кили слегка прищурился, глядя ей в глаза. Они у неё были красивые. И умные. И он ей доверял. Пожалуй, она была единственным человеком, с кем он бы решился заговорить на эту тему. Ему нужно выговориться, объясниться, нужно, чтобы кто-нибудь выслушал его. Пусть она осудит его, пусть скажет, что он — самый паршивый брат в этой галактике, позарившийся на самое дорогое, что есть у Фили. Но блядь.. ему надо об этом кому-то рассказать, пока он не сошёл с ума. Его обречённая, жалкая, слащавая любовь выбивала его из привычного мироощущения, высасывала все силы и делала его посмешищем. Может, ему станет легче, если он поделится с кем-то? — А ты никому не скажешь? – спросил он, преувеличивая тон веселья. — Конечно же нет, как ты можешь? Я — могила, так и знай. — Даже Леголасу? Он вновь прыснул со смеху, и даже Тауриэль рассмеялась, представляя, как она сидит и докладывает обо всём нудному поклоннику, с которым не удавалось связать и пары слов — настолько не находилось точек соприкосновения. — Ну, ему может, и расскажу, - она снова улыбнулась, ожидая ответа, но в этот момент заголосил мобильник Кили, и тот, обречённо вздохнув, принялся рыться в карманах своей одежды. Хлопал по ним, запускал руку то в один, то в другой, но обнаружить пиликающий гаджет никак не удавалось. Тауриэль терпеливо следила за ним с задумчивым видом, постукивая ложечкой по краю своей чашки. — Слышно где-то слева, – наконец, выдала она. — Ага, нашёл, - выудив телефон, Кили неловко покрутил его, поворачивая правильной стороной, а затем проскользил пальцем по экрану, чтобы ответить. - Да, бро? На том конце провода стояла могильная тишина, словно звонили из подводной лодки. Беспокойство пробежало по спине ощутимым холодком. Может, что-то со связью.. — Эй, Фили, тебе чего? - прозвучало немного грубо, но ему было похер, потому что такая тишина его пугала. Внезапный треск вонзился в уши, и словно чей-то чужой голос, тихий, вымученный, задушенный страхом произнёс: — Приезжай в клинику Радагаста, ладно? - определённо, это говорил Фили, если разобраться, но.. Твою мать.. Что с его голосом?.. — Что? – пробормотал Кили, совершенно ничего не понимая. – Куда? — В клинику Радагаста. Быстрее, прошу тебя. Тело скрутили ледяные ленты паники. Она метнулась к горлу тошнотворным комком. Кили попытался сглотнуть её, снова и снова, но ничего не вышло. Блядь, его вырвет прямо на этот стол. — Что случилось? Что-то с Торином? Напротив напряглась Тауриэль, понимая, что новости будут дурными. — Всё узнаешь.., - Фили не сдержал сдавленного вздоха, от которого у Кили встали дыбом волосы, - приезжай скорее. Послышались короткие гудки. Перед глазами заплясали белые пятна. Голова закружилась — накренилось помещение кафе, подёрнулось кислотным туманом. Кили не мог ни моргнуть, ни вздохнуть, чувствуя, как кровь отливает от пальцев куда-то к сердцу, что колотилось, почти не разжимаясь — просто камнем тряслось в его грудной клетке. — Чёрт, - он вскочил со стула, хватая свою куртку и готовый мчаться скорей, сломя голову. – Ехать надо, - кинул на стол пару смятых купюр. - Похоже, мы довели Торина, и у него случился инфаркт. Или инсульт. Или ещё хуй знает что. Он может умереть, если уже не умер. — Я с тобой, - вызвалась Тауриэль, и он кивнул ей совершенно машинально, прикидывая в уме, какой же быстрее дорогой добраться до клиники.