Satiriazis

Весь следующий день я терзался произошедшим накануне — мысли о том, что было сделано и сказано не давали покоя до самого вечера. Из спальни брата, стараясь не разбудить его, я ушёл ещё до рассвета, а, придя к себе, снова лёг в постель, но уснуть не смог. Я всё думал о тех девушках, с одной из которых я едва не занялся любовью, и мне было очень неприятно осознавать своё прошлое равнодушие по этому поводу. Решить, что хрупкая маленькая леди и мой младший брат якобы заставили меня? Такого мне не позволила бы совесть. Некоторое время я не виделся с Локи. Не то он был занят, не то я стыдился показываться ему на глаза — я действительно не знаю, что именно это было, но мы не встречались и не сталкивались даже случайно. Зачем я только ввязался в это? — думал я наедине с собой, в который раз проходя вдоль выстроившихся в ряды колонн. — Что мне мешало попросить девушек уйти? С чего я взял, что у меня это получится?.. Насмотрелся на Локи, на его легкомысленное поведение, наплевательское отношение к людям — и что в итоге? Теперь чувствую себя бесконечно виноватым и перед ней за свою неуклюжую попытку, и перед Локи за то, что он стал свидетелем этого. Но будь оно только так, это было бы ещё полбеды… Его упрёки, которыми он осыпал меня после… Даже не упрёки… То, как он всё разложил. Я — страстно желающий ощущать вину, он — безнаказанно подставляющий меня. И мне же ещё надлежит - о великая честь! - осуществлять наказание, необходимость которого вовсе не казалась мне настолько обязательной, какой казалась в процессе выяснения отношений, в пылу страстей. Может быть, так оно всё и было. Может быть, я рассудил верно: я сам причина того, почему он стал таким, а его поведение — следствие моих же ошибок, что воспитывать его следовало раньше, но от осознания чего-то подобного легче мне не становилось. Всё выглядело так, словно это было нормально. Я убеждал в этом и его, и себя. Однако на душе у меня было слегка паршиво. Остался неприятный горький привкус. Мне хотелось стереть из памяти прошлое, так, словно его никогда и не было. Чтобы хоть на мгновение вернуться в то время, когда всё было для меня проще. Я бы хотел всё исправить, пусть даже это было лишь моей мимолётной прихотью, которую следовало пережить, чтобы вновь вернуть себя в адекватное состояние и вспомнить, что исправлять мне, откровенно говоря, нечего и всё так, как должно быть. В конце-концов, я пришёл к выводу, что хочу увидеть Локи, чтобы поговорить с ним и, возможно, поделиться мучившими меня противоречиями, чтобы он смог развеять хотя бы часть моих страхов. Как назло, его нигде не было. Я побывал в его комнате, прогулялся по пустынным тропинкам сада, обследовал безлюдные залы… Наконец, как будто бы мне удалось напасть на его след: один человек из прислуги вспомнил, что видел моего брата шедшим по направлению к реке у подножия гор. Не долго думая, я отправился на поиски. Я быстро пошёл по заросшему сорной травой и низким кустарником леску, перемежающимся пока ещё редкими деревьями на моём пути. Минуя дороги и намеченные пути, я углублялся всё сильнее в тенистую зелёную рощу. Почему-то я был уверен, что брат не выбрал бы хоженую дорогу для своей спонтанной прогулки. Чем дальше я забирался в чащу, тем плотнее сгущалась тьма. Ветви деревьев переплетались, скрывая солнце. Лучи света мерцали на зелёной листве на самых верхушках крон высоко над моей головой. В этой изумрудной полутьме висела зыбкая тишь. Лишь изредка слышались отрывистые, но гулкие трели невидимых за листвой птиц. Я медленно взбирался выше по холму, и увидел, наконец, далеко вдали насыщенный голубой отсвет чистого неба. Видимо, я добрался до спуска к реке. Подходя ближе, я услышал плеск: потоки воды с негромким шелестом преодолевали каменистые пороги выше по течению. Вдохнув воздух полной грудью, я подошёл почти к самому обрыву и остановился в тени раскидистого дерева. Я стоял молча и неподвижно, глядя на воду, когда заметил движение. Впереди меня дальше по течению реки качнулась ветка, и из-за деревьев показался профиль Локи — он шёл вперёд, забираясь выше, карабкаясь с камня на камень. Он нёс что-то на плече. Повинуясь наработанному инстинкту, я пошёл за ним следом. Мне стало интересно, куда он может идти и зачем. Некоторое время он шёл вперёд, уводя нас всё дальше, и, наконец, остановился у самой воды, я же на одной из более-менее ровных площадок. Обходя его полукругом под покровом листвы, я не отрываясь следил за ним. Судя по всему, он собирался плавать в холодной горной реке, и я понял, что просто не могу позволить себе пропустить это зрелище. Стараясь не шуметь, я влез на одно из деревьев, нашёл ветку покрепче и лёг на неё грудью, удобно устраиваясь в тени густой зелени. Я замер, наблюдая за младшим принцем. Он стянул сапоги, брюки, размотал пояс, швырнул всё это на мох под ногами. На этом он, к моему удивлению, остановился, выправляя и одёргивая просторную рубашку. То, что он начал делать дальше, привело меня в ещё большее недоумение: отыскав рядом большую лужу красной глиняной грязи, Локи погрузил в неё руки, пачкая их. Он набрал грязь в ладони, последовательно пачкая собственную рубашку, лицо, шею и всё остальное, до чего он мог дотянуться. Я не понимал, что он делает, но зрелище того, как Локи размазывает по коже жидкую грязь меня завораживало, и я подумал, что, предложи он мне заняться подобным, я бы на это согласился. Пока я был занят собственными фантазиями об играх в грязи, Локи закончил, провёл руками по лбу и щекам и, перебравшись поближе к берегу реки, сел, поджав под себя ноги. Он развязал мешок, принесённый с собой, раскрыл его и поставил неподалёку от себя. Я не очень-то понимал, что он делает, но, заинтригованный его действиями, решил подождать и посмотреть, что будет дальше. Какое-то довольно долгое время ничего не происходило, и я успел заскучать, обдумывая перспективу тихого отхода, когда неожиданный скрипучий крик заставил меня вздрогнуть и уставиться вдаль с внимательностью гепарда, подкравшегося к дичи. Я боялся поверить собственной догадке… Локи зажмурился от резкого порыва ветра, созданного взмахом громадных кожистых крыльев, и огромный, жуткого вида огненно-алый дракон с длинным чешуйчатым хвостом и когтистыми лапами приземлился на берег напротив младшего принца, сейчас же для равновесия утыкаясь в мох когтями на сложенных крыльях. Усевшись, дракон рыкнул в сторону пламенем, и, честно говоря, на секунду моя ушла в пятки от волнения за брата. Он с ума сошёл?! Это ведь не пони, это опасный дикий зверь, способный запросто разодрать в клочья быка! О чём он только думает?! В отличие от меня, задыхающегося от возмущения и оправданного беспокойства, Локи сохранял полное спокойствие. Он медленно опустил руку в свой мешок, вынул кусок мяса, положил его перед собой и убрал руку. Дракон, немного поколебавшись, наклонил голову, подцепил мясо кончиками острейших зубов, после чего живо закинул в глотку, проглатывая и довольно щурясь. Локи достал ещё мясо — и снова дракон съел его. Это продолжалось до тех пор, пока Локи не оставил кусок в руке, и тогда Дракон наклонился к его руке, осторожно коснулся носом его ладони. Взяв предложенный кусок, он преспокойно сглотнул его и потянулся за следующим, выглядя при этом почти смирно, будто ручной. Что до меня, то я всё ещё пребывал в шоке от увиденного, но боялся даже вздохнуть — любой шорох мог напугать эту огромную ящерицу, и тогда на месте моего брата осталась бы горстка пепла! Стараясь себя успокоить, я пообещал себе, что как только смогу, я обязательно поговорю об этом с Локи, а, может быть, даже дам ему подзатыльник за тот страх за него, что мне пришлось по его вине вытерпеть! Но пока было не время для громких звуков, и я, краснея, мог только возмущаться про себя и молчать, вцепившись руками в ветку дерева. Как только у братца каждый раз получается загонять меня в такие нелепые ситуации, на которые я даже не могу никак повлиять?! Локи, тем временем, скормил своему огненному питомцу в полтора моих роста всё мясо из своего мешка, и, протянув руку, поймал его за надбровный рог. Дракон издал какой-то тихий звук, похожий на покорное рычание, и я невольно покачал головой. Вот ведь не мог он завести зверушку поменьше и гладить в своё удовольствие! Пока я тихонько фыркал и хмыкал, стараясь делать это беззвучно, Локи принялся чесать дракона за рогами, а тот, послушно наклоняя голову, позволял это делать, поворачиваясь к руке то одной, то другой блестящей красной чешуйкой. Я поймал себя на отвратительной мысли, что, если отбросить все «но», это было красиво. Сама сцена, в которой мерцающий в лучах солнца красный с бордовым рогатый дракон, доверчиво наклонял вытянутую носатую морду к руке, грязного, в красновато-бурой глине, Локи, сидящего на мягком ярко-зелёном мху, казалась умопомрачительно прекрасной, не смотря на то, что я изо всех сил желал, чтобы их общение как можно скорее окончилось, и чтобы зверь не откусил при этом брату руку или не выдохнул пламенем ему прямо в лицо. Тем временем, Локи провёл рукой к собственной шее, и дракон, следуя за движением, наклонился к его коже, нюхая его и обдавая сдержанным жаром. Я, чуть привстав, нахмурился. Увиденное меня насторожило, и я испугался своей очередной догадки. То, что я увидел после, заставило меня прийти в состояние близкое к помешательству. До этих пор я не мог себе представить такое возможным в реальной действительности. Гладя дракона по мягкому подбородку, Локи медленно лёг на спину, утягивая его шею за собой. Исполинская туша зверя по инерции двинулась вперёд, опираясь на когти крыльев. Локи же, сдвинувшись вниз, опустил руку, двигая ею за краем крыла дракона. Я боялся того, что он мог делать ею, но, к сожалению, точно знал, что именно. Почти ломая ногти о кору дерева, я прикусил язык, чтобы не издать ни звука. Я видел, как брат разводит и напрягает бёдра, мелькающие за краями крыльев, как он вздрагивает, выгибается со сдавленным стоном — он понятия не имел, что я слежу за ним, и совершенно не стеснялся в своих проявлениях. Длинный красный чешуйчатый хвост дракона обвил его обнажённую ногу, крепко стискивая икру и щиколотку. Локи прихватил огромную тварь за когти, и тот, фыркнув и засопев, приподнял края крыльев. Я увидел за ними то, чего так опасался и от чего не мог оторвать глаз: его длинный член торчал между ягодиц Локи, и, как и положено дикому зверю, он порывисто проталкивал его в самую глубину, не согласуясь с желаниями и пристрастиями распростёртой под ним жертвы. Локи, с благоговением принимающий его нападки, хрипло стонал, вскрикивая с каждым новым резким толчком внутри себя. Глина, которой он измазал тело, смешивалась с его потом, растеклась по его коже, по одежде, лицу, волосам. Он смахивал пот с глаз и в перерывах между стонами боли, мычанием, воем, полувсхлипами-полуплачем, стонал так чувственно, как никогда не делал этого со мной. Я поймал себя на мысли, что ужасно ревную к этой глупой твари, бездушно терзающей его тело, и почувствовал, как меня мутит от почти болезненного возбуждения, пронзающего сладкой истомой низ моего живота. От злобы и зудящего вожделения меня отвлёк шум: дракон, видимо, завершивший своё дело, попытался дёрнуть крыльями, но Локи, резко схватив его за боковой рог на морде, удержал, успокаивая, и лишь после этого мягко выпустил. Высвободившись, зверь отпрянул, и, нырнув с обрыва к реке, взлетел, хлопая широкими крыльями, убираясь с места преступления так же внезапно, как появился. Локи устало опустил колено, роняя запястье на мягкий мох, и, отвернувшись к реке, глубоко вздохнул. На берегу вновь стало тихо, и было слышно, как переливается, журча, вода в холодной прозрачной реке. Осознав, что опасность быть сожжённым заживо миновала, я принялся спускаться с дерева, решив сейчас же уйти от греха подальше, не рискуя прямо сейчас говорить с безрассудным принцем, поскольку опасался наломать дров, но очередная ветка подо мной обломилась, путая мои планы, и я, наломав всё-таки дров, с хрустом сломанных веток рухнул на берег неподалёку от брата. Когда я понял, что мои конечности, к счастью, целы, я сделал попытку встать на четвереньки. Повернувшись, я наткнулся на ошарашенный взгляд Локи, пристально взирающего на меня. Уйти по-тихому не получилось. Брат продолжал смотреть на меня, и я заметил, как он стягивает край рубашки вниз, прикрывая промежность. Потирая спину, я встал на ноги, и Локи, перебирая руками, тоже встал, направляясь ко мне. Мы остановились напротив друг друга: я, как обычно раздосадованный и сердитый на него за выходку, он — недоверчиво и виновато на меня поглядывающий. Когда я уже был почти готов к тому, чтобы разразиться нравоучительной тирадой, он неожиданно приподнял подбородок и, чего ещё никогда в таких случаях не случалось, улыбнулся. Почти нахально, лукаво и насмешливо. Так, словно прощал мне мою обычную ярость, прекрасно понимая, что я бессилен что-либо поделать. «Ну и что ты сделаешь?..» — значил этот взгляд. Вспыхнув от такой наглости, я, не владея собой, размахнулся и ударил его по лицу с такой силой, что он отшатнулся в сторону. Самое удивительное и кошмарное в этом было то, что и после этого удара я не очнулся и не упал на колени, чтобы молить его о прощении; я продолжал злобно взирать на него, будучи уверен, что с удовольствием врежу ему ещё раз, и ещё много раз с аналогичным усердием, если он посмеет на меня так посмотреть. Едва удержавшись на ногах, Локи встал ровно, смотря в пол, прижимая к щеке ладонь, а потом поднял на меня растерянный взгляд. Только тогда я понял, что сделал, и холодок пробежал по моей спине. Я ощутил привычную постыдную неловкость где-то в глубине горла, но насладиться ею как следует не успел. Воспользовавшись моим замешательством, Локи с нетипичной для него силой толкнул меня и, подставив подножку, свалил с ног, падая сверху. Он схватил меня за одежду на груди и прижался к моим губам, целуя насильно, и я ответил на поцелуй, потому что не смог бы такому сопротивляться, даже чувствуя привкус грязи на его испачканных губах. Не выпуская меня из своих рук, он перевернулся, оказываясь снизу. Я гладил его измазанные в глине и поту ноги, не переставая целовать, и в какой-то момент понял, что именно такого его я хочу больше всего на свете, ничего не могло бы быть естественнее, чем взять его прямо сейчас, после всего, что успело произойти. Выправив тянущий возбуждением член, я приподнял его бёдра, и, особо не спрашивая, вошёл внутрь, заставив его вскрикнуть. Он, судорожно дёрнувшись, сжался, но тут же сдался на мою милость, опадая и расслабляясь, обняв меня ногами и обволакивая член горячим нутром. Мой мозг сверлила только одна мысль: что я проникаю туда же, где только что побывал член дикой огнедышащей твари, и это знание наполняло меня каким-то неправильным, диким, но до безобразия сладким ощущением. Я ненавидел себя за то, что делаю, и я был благодарен Локи за то, что он подарил мне возможность такого удовольствия. Когда он застонал подо мной, я почувствовал постыдную жгучую гордость: и я могу заставить тебя так стонать? Даже если это всего лишь отголосок того, что он делал до меня — какая, в Хель, разница. Он стонет подо мной, ему это нравится, и, возможно, только потому, что я видел его, и я знаю, на что он способен. Это было ужасно, и это был мой Локи, и, кажется, я мог это вытерпеть. Я чувствовал острую необходимость быть с ним близко настолько, насколько это возможно. Мне давно стоило выбросить из головы все глупости. Зачем мне всё остальное, если не будет его? Конечно, я отброшу домыслы, конечно, переступлю через собственную неприязнь. Я могу и должен делать с ним всё, чего делать нельзя, всё, чего бы он не пожелал. Я хотел бы быть с ним как угодно, даже вопреки невозможности его понять. Я резко проникал в него, встряхивая мокрые скользкие бёдра; он часто дышал, прижимал костяшки пальцев к губам, постанывал, рвано выдыхал, вслушиваясь в ритмичные звуки торопливых влажных движений. Дотянувшись до моих волос, он схватил за них, с силой дёргая. Я до хруста сжал его руку, заставив отпустить, приподнялся, и от души влепил ему ещё одну грубую хлёсткую пощёчину. Вцепившись в мою руку, он прижался горячим мокрым и мягким языком к моей солёной ладони, облизывая, как благодарная сучка, и в этот момент кончил подо мной, сорвавшись на развратный высокий стон, вздрагивая всем телом, продолжая изгибаться, с охотой подставляясь под мой член. Не выпуская меня, будто только распалившись, он сильным толчком завалил меня на бок, а потом и на спину, оседлав. Не заботясь уже о себе, он продолжил сосредоточенно и плотно ублажать меня, доводя до оргазма, мне же оставалось шумно дышать, позволяя ему собой распоряжаться. Когда я почувствовал, что готов кончить, я убрал руки с его бёдер, и он, полностью завладев ситуацией, умелыми движениями завершил мои мучения, заставив меня с облегчением излиться внутрь его тела. Я морщился от нахлынувшего удовольствия, когда он, весь покрытый грязью, влажный и горячий от вожделения, медленно двигал бёдрами, напрягая мышцы и усиливая все те ощущения, что я испытывал. Я тяжело дышал, приходя в себя после вспышки наслаждения, смотря на него снизу-вверх мутным взглядом, и тогда заметил на его лице опять подобие лукавой снисходительной улыбки. Я не мог и не хотел его больше бить, но вид её мне по-прежнему был неприятен. — Ты… животное… — выдохнул я. Он убрал с лица улыбочку, и я почувствовал, как он резко сжал мой пульсирующий член внутри тела. — А-ах! — невольно прогнувшись в талии, я сорвался на стон. Проделав такое и одним движением поставив меня на место, он вновь расслабился, становясь мягким и податливым, после чего слегка улыбнулся, но на этот раз уже мягко и ласково, отводя глаза. Привстав, он сполз с меня, валясь на зелёный ковёр пушистого мха. Мы долго лежали с ним рядом, рассматривая синее небо. Наконец, он сделал попытку встать, и со стоном напрягая пресс, сел на бедро, поднимаясь, после чего на дрожащих ногах ушёл к воде. Продолжая лежать, я смотрел ему вслед. Я и жалел его — моего милого, нежного, и чувствовал, как перехватывает дух от горделивого удовлетворения из-за этой дрожи в его коленях. Локи, тем временем, вошёл в реку, пробираясь по каменистому дну. Когда вода достигла его талии, он остановился, набрал немного в ладони и умыл лицо. Утомлённо вздохнув, я прикинул, что умыться, в самом деле, хорошая идея. Я соскрёб себя с берега и потянулся за ним, решив не раздеваться вовсе, а окунуться прямо в одежде. Одежда высохнет. Вода оказалась холодной, но это мне понравилось. Это было как раз то, что нужно. Я с удовольствием погрузился в воду в полном облачении, и в довершении — нырнул, окатив Локи кучей брызг. Выплывая и отплёвываясь, я откинул с лица мокрые волосы, и заметил, что Локи не слишком-то мной заинтересован. Он продолжал чиститься, не обращая внимания ни на меня, ни на создаваемые мной брызги. Я подплыл ближе, вставая рядом с ним и попытался заглянуть ему в глаза. Локи коротко ответил на взгляд, отмывая край рукава в воде. Выглядело всё так, словно он сдержано обижается, пытаясь выглядеть равнодушным. Мой ли это малыш Локи, кидающий, бывало, щенячие взгляды, полные сожаления, когда в глазах его плескалась бесконечная грусть, и румянец на щеках вспыхивал, стоило слезам лишь только слегка увлажнить его ресницы? Кто был тот молодой темноволосый мужчина, смывающий с себя грязь в отражении холодной реки? Локи ли? Если он настолько изменился, то неужели и я тоже? Конечно, я уже не тот парень, который был исполнен праведным гневом всякий раз, как только брату взбредёт в голову с кем-нибудь флиртовать, но во многом я остался тем же собой, что и был. Или мне казалось так? И Локи, глядя на меня, испытывает подчас ту же смесь недоумения и неуверенности? Может, что и так. В любом случае, я был готов к тому, чтобы научиться его новому облику. Так что, даже если тот человек, что был со мной сейчас, и не был до конца моим маленьким братом, я вынужден был признать, что именно такого его, не-совсем-того, я и хочу. Он не мог бы оставаться мальчишкой с тёплыми ладошками каждую минуту своей жизни, и этого не нужно. Мне нравились потоки бурой грязи, смываемой им с кожи. Я хотел знать о его змеиной сущности всё, даже если это заставит меня кривиться от омерзения, тихой ненависти и презирать себя, полного похоти и злобы. Думая так, я тихо вздохнул, обходя брата кругом. Не считает ли он, что моя дурацкая фраза про животных, сказанная в пылу вожделения, что-то значила? Едва ли… О чём он мог так глубоко задуматься? Я собирался сказать ему что-то на случай, если мысли его мрачны, и это был редкий момент, когда я наверняка знал правильные слова. — Я люблю тебя, — сказал я. Обернувшись на меня, он прекратил своё умышленное равнодушие. Он смотрел на меня с лаской и усталостью, и в этом взгляде через плечо было очень много от моего малыша. Я был рад увидеть его таким, и успокоился, как упитанный конь, которого потрепали по жирному боку. — Тебе стоило снять одежду, — отжимая волосы, негромко проговорил брат. — Тебе стоило предупредить меня, что пойдёшь сюда, — заметил я. — Ещё чего, — усмехнулся он. — Это было опасно. — Ты бы не понял, — справедливо заметил Локи. — Ты бы разозлился и приложил массу усилий, чтобы меня отговорить, и возненавидел бы меня, может быть. Ты не думал об этом? Ты всё видел, и ты можешь меня ненавидеть, если хочешь. — Я люблю тебя больше, чем когда-либо до этого, — сказал я. — Серьёзно? — переспросил Локи. — Я дважды ударил тебя. — Ну… Действительно, — согласился он. — В следующий раз бей смелее. Я люблю это. — Хорошо, — согласился я, надеясь, что мне хватит душевных сил выполнить его просьбу. — И тебя, — добавил Локи, и умиротворённо вздохнул. — Люблю тебя. Странно… Но у нас получается. Он повернулся ко мне, прихватывая меня за шею, и, становясь в воде ровно, обнял меня. — Я не могу обещать, что всегда стану рассказывать о подобных вещах, — сказал он. — Но я постараюсь говорить обо всём самом важном, и постараюсь сделать так, чтобы ты был частью всех важных событий. Сложно верить, что ты готов это терпеть… — он запнулся, замолчав. — Ты такой красивый сейчас, — произнёс он, — мокрый. Любимый, — шепнул он. — Мой глупый гусь… — Всё ещё? — поинтересовался я. — Да, — покивал он. — Всё ещё гусь. Он усмехнулся, вызвав этим и мою улыбку. Он потянулся к моим губам, и я поцеловал его. — Пора с этим кончать! — заявил я, подхватывая его на руки и вынимая из холодной воды, направляясь на берег. Он ничего не сказал, только вцепился в меня покрепче, прижав голову к моей шее, и позволил себя нести.