Муж оябуна

Мукуро тихо всхлипнул, пытаясь убрать прилипшую ко лбу прядь волос. Он был весь мокрый от пота и чувствовал себя распятым на сбившейся простыне, но поделать ничего не мог. Тсунаеши усмехнулся, целуя раскрытые в стоне губы Рокудо и продолжая толкаться в распростертое под ним тело. Сжимая тонкими пальцами ноги до синяков, юноша потянулся и убрал прилипшие пряди волос с высокого лба юного якудза. — У тебя такие красивые бедра, Мукуро, — хрипло заговорил Тсуна, улыбаясь. — Я хочу, чтобы ты набил татуировку. — Хорошо, — Мукуро прикрыл рот ладонью, чувствуя, как по щекам стекают слезы. Он был слишком чувствительным и, несмотря на обычно присущую ему непокорность, был готов подчиняться — но только Тсуне. Юный наследник клана Сугимото украл его сердце еще несколько лет назад, и Рокудо, злясь на самого себя, стал его верным псом, когда проиграл Тсунаеши несколько раз в спаррингах. Тощий юноша стойко держался против Мукуро, который был старше, и одолел его практически голыми руками. Рокудо не помог ни гипноз, ни трезубец, которым он обычно сражался. А потом Тсуна еще раз привязал его к себе — позволил лечь в одну постель с ним, взял с Мукуро клятву верности и закрепил её, взяв у Рокудо последнее, что ему принадлежало когда-либо, — его тело. Тсунаеши был умным юношей и предпочитал приобретать полезных союзников заранее. Даже Хибари Кёя, который просто хотел искупить грехи отца перед кланом Сугимото, не смог устоять перед острым умом Тсуны и его преступной честностью. Мукуро всем телом напрягся, кончая в хрупкую ладошку Тсунаеши, и разлепил мокрые от слез ресницы, глядя в потолок. Он работал с умами людей и почти не дрался ни с кем, его тело было нежным и чувствительным. Маммон говорил, что это свойственно и ему тоже. И еще одному мальчику, которого под крыло нужно было взять уже Мукуро, как якудза. Тсуна зашумел салфетками, убрал их подальше и навис над юношей, опираясь на локти. — Балдеешь? — Почти, — Мукуро потер еще влажные глаза пальцами. — Думаю вот, чем занять Франа. — Придумай ему занятия, чтобы тоже гипнозом овладел, — Тсуна пожал плечами, падая на кровать. Его волосы окончательно растрепались, но были по-прежнему мягкими и пушистыми. — Уже. Так он еще чего-то потребовал, — Мукуро откашлялся в кулак и приподнялся. — Еще и забалтывать меня пытается. А у него же особенность такая — заболтает и всё, информацию выведает, как и секреты, всего тебя изучит и успеет сто раз соскучиться, пока в себя не придешь. — Забавный, — Тсуна хмыкнул. — Он боли не чувствует, да? — Чувствует. Только ему плевать. У него лицо такое с рождения — в покер может блефовать, и никто не заподозрит, — Рокудо нашёл под кроватью Тсуны бутылку с водой, ополовинил её и сел, скрестив длинные ноги. — А еще он начал лезть к Бельфегору. Носятся друг за другом, Фран его бесит и получает… То по голове, то ножом вскользь — и всё за острый язык. В десять лет, представь себе. Тсунаеши хмыкнул, прикрыв глаза. — Скуало скажи, тот мигом Бела припугнёт. Фран нужен клану живым и здоровым, у него потенциал. — Скажу, а что делать-то еще, — Мукуро почесал в затылке. — Через неделю у нас с тобой встреча с… Помнишь? — А, да, — Тсуна перевернулся на живот, и его голос зазвучал глуше. — Там обязательны костюмы, и после встречи я трахну тебя в туалете того отеля. Мукуро нервно сглотнул, снова отвинчивая крышку бутылки с водой. Иногда ненасытность Тсунаеши переходила все границы. Ходить с ним на задания приходилось, но не очень-то хотелось. Заниматься сексом дома было как-то безопаснее. — Так вам не хватило времени или ресурсов? — Занзас внимательно и холодно оглядел сидящих перед ним посредников, с помощью которых он общался с партнерами по бизнесу. Впрочем, было что-то не так в этих людях, и интуиция мужчины медленно била в колокол. — П-понимаете, времени было мало, и ресурсы… Да, ресурсы… — Лысеющий мужчина в строгом костюме промокнул испарину на лбу, пытаясь спрятаться от тяжелого взгляда якудза. В дверь кто-то постучал с той стороны, и когда Занзас негромко ответил «Войдите», он открылась, и из полутёмного коридора в кабинет шагнул Скуало в более домашнем виде официального кимоно. Серые глаза улыбались Занзасу, а вот губы были чуть поджаты. — Занзас-сан не обедал, и я решил, что Занзас-сану нужно подкрепиться, — мечник аккуратно поставил перед мужем поднос с горячим кофе и мелкими сладостями, которые можно было спокойно есть, не боясь испачкаться. Оябун хмыкнул на такое нежное обращение в третьем лице*, но уголки его губ чуть смягчились, и он улыбнулся Скуало. — Спасибо, хотя я намеревался скоро закончить. Можешь остаться, если хочешь. Скуало кивнул и занял кожаный диванчик, с которым у него уже было связано несколько весьма приятных воспоминаний. Не только сексуальных — Скуало несколько раз умудрился на нем заснуть, иногда находил на нем спящего мужа, и однажды — Тсунаеши, которого с каждым днем все больше посвящали в дела клана. — Итак, я думаю, что дам вам время, потому что ресурсов было предоставлено достаточно, — Взгляд Занзаса вновь стал жестким. Его собеседники торопливо закивали, вполголоса благодаря за оказанное доверие и обещая все закончить как можно быстрее. — Свободны. Всех троих вынесло из кабинета на каком-то неизвестном ускорении, но оябуну было плевать. Кофе пах так заманчиво, что хотелось его поскорее опробовать. — Ты сам варил? — Конечно, кому еще я доверю такое важное действо, — фыркнул Скуало, расправляя пояс оби и распуская волосы. Он собирал их в косу на ночь и когда требовалось их убрать, но голова слегка устала, и он расплел пряди, расправляя их. Мужчина отпил кофе и отправил в рот одну из сладостей, которая особо сладкой-то и не была. Идеально. — Между прочим, это морковные пирожные, Хатсуне-сан испекла, — Скуало откинул голову на спинку дивана, массируя кожу головы. — Так что они еще и полезные. И не сладкие, как ты любишь. — Тебе тоже полюбились японские сладости, как я заметил. — В них мало сахара, это тебе не Италия с яркостью вкусов, и не какой-нибудь Алжир, — мечник сонно потянулся, распрямляя спину. — Так что я даже отрицать не буду. Занзас молча допил кофе, съев еще одно пирожное, и также молча оккупировал колени Скуало, пытаясь поместиться на внезапно тесном диванчике. И тонкие пальцы мужа, гладящие по голове и массирующие кожу стали едва ли не лучшей наградой. — Они мне пиздят, я чувствую. Посмотрим, если опять проебутся, поменяю посредников. Партнеры недовольны. — Тсуна тебе это про них говорил еще в прошлый раз, — Скуало погладил кончиками пальцев лоб Занзаса, его нос, покружил возле губ, спустился на шею и скользнул ладонью под рубашку мужчины, прижав ее к груди. Было так хорошо, что даже вставать не хотелось. — Завтра дружественный приём между кланами, нужно будет присутствовать нам обоим, — Внезапно заговорил Занзас, прикрыв глаза. — И тебе придется сделать сложную прическу. — Не хочу, — Скуало вмиг стал серьезнее, но поглаживать мужа по голове не перестал. — Скуало, это традиция, поверь, мне тоже не улыбается стоять там как идиот, в кимоно, и париться, пока моя интуиция вопит, что вокруг одни враги, и надо драться или бежать. Мечник засопел носом, тяжело сглотнув. — Я могу взять танто или вакидзаси? — Танто можно спрятать в складках, с вакидзаси сложнее, — Занзас усмехнулся. — Хотя я не удивлюсь, если ты и катану умудришься пронести. — У меня настроение убивать тихо, а не размахивать длинным лезвием, — Скуало пожал плечами. — Возьму танто. На всякий случай. — Тогда я возьму вакидзаси, если ты не против. Ненавижу махать лезвием, пистолеты куда удобнее, — Занзас вздохнул. — Отец был так рад, что ты мечник… Это же традиция — глава или кто-то такой же важный должен сражаться холодным оружием. Традиции, что поделать. Они меня всегда бесили. Пистолеты намного быстрее. — Ты просто не видишь красоты в лезвиях, — Скуало чуть потянул волосы мужчины, снова принимаясь массировать ему голову. — Хороший мечник способен убить так, что жертва и не заметит. Особенно катаной. — И ты так можешь? Скуало рассмеялся. — Я ездил по всему миру, даже в Россию, обучался рубке шашкой — вот это оружие! Умельцы могут и человека рассечь надвое, я учился этому у старых казаков. — И выучился? — Конечно. Не веришь в меня? Только с катаной не сравнишь, конечно, — Скуало облизнул пересохшие губы. — Казаки сражаются на конях, а шашка — рубит противника. И иногда колет, но в целом сражение идет одной рукой. А катана — оружие пешего человека, используются обе руки, редко одна, и удары другие — не рубящие, а режущие, лишь бы кровь пустить, а там противник сам упадет… Ты не уснул? — Нет, ты хорошо рассказываешь, мне интересно. — Сабля похожа на шашку, а меч — всегда тяжелее, поэтому я сначала учился на нем. Потом — сабля, катана, шашка и шпага. Но со шпагой скучно, уж не знаю, как ей сражались раньше, я бы лучше дрался с катаной и вакидзаси, — мечник снова чуть потянулся. — И кинжалы, много разных, пытался освоить всё, с чем вообще ещё работали по миру. Занзас покивал, елозя затылком по бедру Скуало. — Нас с детства обучают бою на катанах, на более коротких мечах, потом — мелочь типа сюрикенов, и только потом обучают стрельбе, — оябун зевнул в кулак. — Я как-то сразу понял, что душа к катане не лежит, отец понял и махнул рукой, но явно ждал, что однажды я полностью перейду на холодное оружие. — А Тсуна? — Ему нравятся рукопашные бои, — Занзас тихо рассмеялся. — Недавно он мне через пару минут после начала спарринга заломил руку, сел сверху и спросил: «Нии-сан, ты что, раскис?» Скуало рассмеялся, дергаясь всем телом. — Он силен, я заметил это. И его друзья тоже — я уже не знаю, чему обучить Ямамото, а он всё приходит и просит обучить его еще чему-нибудь… Способный парень, прирожденный мечник. — Если это говоришь ты, то мне приятно, что рядом с Тсунаеши будет такой сильный защитник, — Занзас медленно поднялся, хмуря брови. — Чёрт, есть так хочется… — Пойдем, думаю, уж для оябуна у Хатсуне-сан что-нибудь найдется, — усмехнулся Скуало, собирая волосы в низкий хвост. Танто со звоном швырнули в угол, туда же полетели мелкие шпильки из высокой прически, всякие ленточки и прочая гадость, от которой Скуало тошнило. Сверху приземлился пояс оби, а потом и тяжёлое нарядное кимоно. Ему нужно было встать под душ, смыть с волос лак, а с кожи — все эти липкие взгляды якудза, которые все как один решили наглядеться на мужчину, который вышел замуж за оябуна, вот уж смех! — Скуало. Зачем, зачем только решился на это всё? Не на женитьбу, на поход на этот чертов прием, где все играют свои змеиные роли и шлюхой в лицо не назовут. — Скуало. — Что?! — Скуало обернулся к мужу, даже не думая о том, что остался лишь в тонких брюках. — Скажешь, это всё фигня? «О, Занзас-сама, ваша жена такая редкостная красавица», и куча смеха за спиной! Занзас вздохнул, отводя глаза. — Я попросил одного — называть меня по имени, ну или хотя бы «младший муж», и то нормально, но нет, каждому нужно подойти и посмеяться, это же так весело! Скуало тяжело дышал, но кричать не переставал — слишком его это все выбесило, если не поорать, то он сляжет с сердечным приступом или разрушит половину дома. — Я наплевал на странности свадьбы, на эти прически дебильные, мне это даже почти начало нравиться, но когда большая часть якобы дружественных кланов видит в тебе лишь подстилку… — Скуало зарычал и всё-таки ударил по стене. Нежный цвет окрасился кровью из разбитых костяшек, и Занзас нахмурился. — Прекрати. — Что прекратить? Избивать твои стены? — Скуало хмыкнул, разглядывая костяшки, а потом слизнул с них кровь. — Я ненавижу быть подстилкой в чужих глазах. Я слишком горд для этого. Занзас медленно подошёл к мужу и прижал его к себе. — Ты не подстилка. Ты мой муж. Ты равный мне, я не устану это повторять. Все в клане Сугимото это знают, а скоро узнают и все остальные кланы, — оябун попытался нежно поцеловать мужа, получил болезненный укус и зашипел, но Скуало не отпустил. — Поклянись, — Скуало внимательно посмотрел в чужие глаза, гипнотизируя их. — Поклянись, что никогда не думал и не подумаешь обо мне, как о постельной игрушке. — Никогда и ни за что, — Занзас пригладил встрепанные волосы мужчины. — Тебя так задели слова Бьякурана? Он был готов на все, лишь бы вывести Тсуну из себя, не думай об этом. Скуало обессиленно кивнул, опустив глаза. — Так… Ты отпустишь меня в душ? — Конечно, — мужчина расцепил объятия, и мечник скрылся в ванной комнате. Занзас подождал еще пару минут, но шума разбивающихся вещей и стекол не было, и он принялся раздеваться. Подобные истерики Скуало закатывал не первый раз, но Занзас никак не мог к ним привыкнуть. Укушенные губы до сих пор болели, а стену стоило бы отмыть… Завтра. Дело было в том, что гордость Скуало задевали презрительные взгляды тех, кто не общался с ним лично, но имел значительный вес в среде якудза и бизнесменов Японии. И каждый раз Занзас порывался то прописать Скуало как второго владельца его бизнеса, то еще как-то сделать его положение более весомым, но что-то отвлекало. Или отказывался сам мечник, которому роль серого кардинала больше пришлась по душе. Этакий помощник, правая рука босса, которая иногда заменяет собой и мозг, и всего босса. Скуало, наконец, вышел из душа, и его выражение лица было таким умиротворенным, что Занзас облегченно выдохнул. Драться точно не полезет, даже орать больше не будет. Максимум — снова укусит, но это привычно. У оябуна иногда вся шея была искусана, а спина — исцарапана, и ничего. — В общем, я просто решил мысленно послать их на хуй, пусть со своими молчаливыми жёнушками воркуют, меня это не трогает, я мужик, — Скуало упал на кровать, распластавшись звездочкой. — Пиздец, я так рад, что ты меня любишь, просто что-то с чем-то. Занзас усмехнулся и сел рядом, подтягивая к себе книгу, которую никак не мог дочитать. — Гюго? — Скуало повернулся набок, разглядывая обложку. — Класс, ты читал «Отверженных»? Занзас медленно вздохнул. — Мы не будем обсуждать книги в постели. Скуало замолк, сверля мужа глазами. Они пролежали так минут десять, а потом мечник вновь не выдержал: — Так читал или нет?! — Читал. Скуало медленно набрал полную грудь воздуха, лег поудобнее и ухмыльнулся. — Ну и как тебе поступок Жавера? Я про самоубийство. — Я считаю, что он просто не мог иначе, — Занзас поерзал на кровати, откладывая книгу. — Ну, его мировоззрение пошатнулось, и он не нашел больше причин для жизни. Он же олицетворял закон, а его спас от смерти тот, кого он считал злом, преступник, который после своего заключения не совершил, вроде, ни одного преступления. По сути, не будем оглядываться на законы того времени. Он сохранил Жаверу жизнь, и тот был так этим… оглушён, что не мог более быть законом. А без этого — у него не было жизни. Скуало раскрыл рот, намереваясь продолжить беседу. У него давно не было начитанного собеседника, а «Отверженные» взволновали его так давно, что слова Занзаса были как целебный бальзам на рану.