Император всея Междумордии

      Как я и ожидал, в середине осени, когда немного ослабли жёсткие правила карантина, меня срочным образом прямо с работы направили на обследование. Мол, комиссия с проверкой придёт, и за каждого располневшего на удалёнке сотрудника выпишет компании штраф в миллион евро. Честно говоря, я так испугался, что чуть не обделался. Шутка ли! Уж лучше на «IT-дыбе» загнуться, чем лечь под скальпель! Но выбора у меня уже не было.       Спасибо, что Фростман оказался не таким садистом, как мы все думали, и разрешил самому заняться усовершенствованием себя, а не направил в обязательном порядке к Ломоносову-Обуховскому — своему бывшему… коллеге по больнице, который не так давно был принят в штат компании на только что придуманную самим же Фростманом должность «ведущего инженера по качеству UI сотрудников». Надо сказать, решение наш гендир принял вынужденное и непростое:       — Мне, — сказал, — проще нанять в офис пластического хирурга на постоянной основе, чем большую часть сотрудников уволить. Мозги и морды починить можно, а междумордию… тьфу, интерфейсы — кто будет чинить?!       Доктор Ломоносов-Обуховский в молодости выступал на ринге, но после того, как сыну какого-то «шишки» расквасил нос, вдруг резко сменил профессию. Говорят, даже проходил практику на Луне. А теперь вот к нам в IT-контору заявился дежурным врачом и оказывал помощь всем пострадавшим от стрессов, дедлайнов, баблайнов, мордобоев, обедов с заказчиком и асфальтовой болезни после корпоративов. Но я, честно говоря, побаивался бывшего боксёра. И когда в очередной раз пришлось брать больничный, с воплем вырвался из объятий HR-менеджерки: «Я не пойду к врачу с такой фамилией! И нос сломает, и обухом по башке треснет!»       Но делать нечего. Начальство поставило ультиматум: либо приводишь себя за неделю в… себя, либо «до свидания». Работу терять не хотелось, пришлось признать постыдную необходимость лечения. Жаль, что на этот раз никакой моральной поддержки от коллег не получил: Саня был в отпуске, Пьер — всё ещё в психушке. На остальных я давно забил болт. Спасибо, что жена поддержала на сей раз, а то ведь тоже могла куда-то смотаться на ночь глядя — что ещё ждать от этой лисы?       Долго сопротивлялся. Пытался даже найти убежище в клубе «моржей», которые, как известно, из принципа не худеют. Тщетно — клуб закрыли на карантин. После многочисленных уговоров Сонечки, имеющей весомый аргумент в виде тяжёлой чугунной сковороды, я сдал позиции и поехал с «дипломатической миссией» в Вильнюс, дабы предстать пред светлые очи уже знакомого мне по соцсетям и «миру военных кораблей» доктора Августа. Правда, для всех было большим секретом, что мы часами зависали в онлайн-стрелялке — это не отразилось на успешном просиживании штанов на работе.       Несколько часов в автобусе и сильный мандраж сделали своё дело: не доезжая до литовской границы, я откупорил бутылку пряной имбирно-вишнёвой настойки, которую супруга мне дала с собой на случай насморка. В итоге, в столицу въехал уже мертвецки пьян. До такой степени, что прохлопал знаменитый «мушкетёрский» трактир. Ну и хрен с ним.       Прямо с автовокзала отправился в клинику. Это был роскошный чёрно-мраморный дворец в стиле псевдопетровского барокко, века так двадцать первого, с вычурными ионическими колоннами и пышногрудыми кариатидами, гипнотизирующими взгляд и явно слепленными с портрета Памелы Андерсон или хотя бы Анны Семенович. Открыл мне дверь индус в парике и ливрее, а на вопрос: «Куда пройти?» — задумчиво поковырял в носу и жестами направил в конец коридора.       Честно говоря, я долго не мог найти нужную дверь. Коридор оказался длинным и зигзагообразным, стены — кривыми, пол — неустойчивым, кабинеты врачей пронумерованы хаотично, а то и вообще не подписаны. Наконец я набрёл на дверь, на которой было написано на трёх языках — немецком, литовском и русском: «Профессор К.Ф. Август («Сильнейший»), главврач, хирург, уролог, проктолог, патологоанатом, король поликлиниковский, великий князь электролитовский, наследный герцог и курфюрст Липо-Саксонский и так далее».       Я обрадовался — вот, что значит настоящий врач, а то ведь у шарлатана Ломоносова-Обуховского на дверях написано: «Не влезай — убьёт!» — и вошёл без стука. Честно говоря, интерьер меня малость шокировал: все стены увешаны портретами обнажённых рубенсовских красавиц, причём в самых нескромных позах. На потолке — живописные фрески с античными сюжетами и тоже с обнажёнными красотками. Хрустальная люстра дополняла эпичную картину. Клянусь, если бы на одной из фресок был изображён хоть один юноша — я бы сбежал отсюда со скоростью света. Но сейчас волноваться было незачем.       В дальнем углу, около окна, за столом сидел мужик лет пятидесяти с пенсне на носу, в длинном серебристом парике с буклями, серебристом камзоле и такого же цвета остальной одежде. Он играл на чём-то клавишном, похожем на спинеттино, и не замечал меня. Я хорошенько прокашлялся.       — Ахь, захотти и дферь закрой!       — Здравствуйте, это вы доктор Карл Фридрих Август Липо-Саксонский?       — Ихь бин не доктор, ихь бин компонист! Но дихь прослушать!       Карл Фридрих мгновенно приблизился ко мне в офисном кресле на колёсиках и схватил за руку, пытаясь прощупать пульс мозолистыми пальцами — очевидно, раньше играл на скрипке или контрабасе.       — Отлично. Я к вам, собственно…       — Знайть, фсьо быть гут, — заверил меня врач. — Ихь написаль «опера сериа», искать солист для секондо сопран! Ду бист наш вторый сопран?! — воодушевлённо вопросил он.       — Я готов! — с волнением воскликнул я, совсем забыв, зачем вообще сюда приехал. — А почему не первое? Не примо? Не фёрст? — на разных языках уточнял я, потому как доктор не понимал, о чём речь.       — Найн! Дэр эстэ сопран ист майн зон Карл!       — Вашего сына тоже зовут Карл? — удивился я.       — Я! Вси майне зонне звать Карл! Карл Вилхельм, — он стал загибать пальцы на правой руке. — Карл Штефан. Карл Йозеф. Карл Йоханн. Карл Кристиан. Карл Гедеван…       — Гедеван? — опешил я, забыв, что перебивать некрасиво.       — Дэр скрипач! — рявкнул доктор Август, отчего мне расхотелось задавать вопросы.       «А я думал — пацак!» — мысленно огрызнулся я, но виду не подал, что обиделся.       — Мой коллега тоже любит называть детей в честь любимого себя.       В самом деле, когда Ижорские только узнали пол своего третьего ребёнка, то Саня сразу же выкрутился из ситуации: старшую Саню они мигом переименовали в Александру-Сабрину — в честь её любимой героини, маленькой ведьмы, а будущую младшую Саня назвал Александра-Тильда — в честь тёщи, тоже ведьмы, но отнюдь не маленькой. И никому не обидно, и семейная традиция в деле.       — Тфой коллега хорошо, молодец, — как мог, объяснил доктор Август. — Но мы не имейть время. Раздевайсь!       Ну что поделать, скрепя сердце, снял с себя всё, кроме синих боксеров с мордой Микки-Мауса «на самом интересном месте». Профессор в это время что-то сосредоточенно искал в шкафу.       — Вот! Вот оно! — с этими словами он извлёк из шкафа какой-то громоздкий переливающийся комок ткани и молниеносно приблизился ко мне, вручая всё это великолепие. — Надеть дизэ анцуг!       — Что? Надеть? Примерить? Ладно, — махнул рукой я и начал втискиваться в бриджи и нечто, напоминающее сценическое мужское платье с кринолином до колена. — По-моему, костюм какой-то кривой…       — Ду бист кривой! А дэр костюм — гут! Я сам шить! — возразил врач-композитор и водрузил мне на голову шлем из цветочного горшка с окрашенными в серебряный цвет вороньими перьями.       — Вы уверены, что этот шлем выглядит аутентично? — поинтересовался на всякий случай я.       — Я, дэр хельм ист гут! — удовлетворённо отметил доктор Август.       — Костюм немного жмёт, — заметил я. — Петь не смогу — не вдохнуть!       — Сам сказать! Das Bauchfett sollte abgeschnitten werden[1]!       — Чего?       По-немецки я не понимал, разве что интуитивно мог о чём-то догадываться.       — Живот отрезать, я, — кивнул доктор Август, внимательно разглядывая меня сквозь пенсне.       — Во бля, — я в ужасе закатил глаза, нечаянно процитировав Саню Ижорского. — Прямо сейчас?       — Найн. Нэ зейчас… Зейчас… — композитор отъехал на кресле в сторону шкафа, достал оттуда бутылку и две хрустальные стопки в барочном стиле: на них были выгравированы обнажённые ба… кхм, дамы. — За наш встреча! — Карл Фридрих Август провозгласил тост, и мы синхронно, чокнувшись — в прямом и переносном смысле — осушили всё до дна.       Я уже даже не вспомню, что мы пили, но что-то явно с запахом свежескошенной травы и совершенно убойное, так как меня вырубило после первой же стопки. Проснулся почему-то на автовокзале, на скамейке, рядом с бомжом…       «Ёлы-палы!» — мысленно возмутился я, в ужасе отодвигаясь от «надменного соседа» — судя по взгляду, щетине и запаху, как есть, рыцарь тевтонского ордена — и ругая себя на чём свет стоял. Наваждение какое-то. Был я у врача или нет? Судя по самочувствию, был. Но ничего, кроме костюма — хоть тресни — не помнил. Потому с чистой совестью поехал домой, где честно продемонстрировал пустые карманы, а также нулевой баланс на зарплатной и отрицательный на двух кредитных картах.       — Н-да, золотая у нас нынче медицина, — закатила глаза Софочка.       — Королевская клиника, — пожал плечами я, понимая, что впереди меня ждет еще множество приключений.