9
Сумерки теперь приходили раньше, а рассеивались позже, чем обычно. Закономерный ход событий, из-за которого Отто оставался во тьме подольше. Если он попадал к себе в спальню как раз на изломе дня или ночи, то привычно не включал свет и садился на пол в углу, подбирая ноги. Заворачивался в сумерки, словно в тёплое одеяло, прикрывал глаза и растворялся в собственной жизни. Он всегда так делал, ещё в детстве, когда в доме отключали свет из-за кипы неоплаченных счетов. Папа тогда жёг свечи или ставил масляную лампу в кухне, чтобы приготовить ужин и выполнить парочку заказов. Деньги лишними никогда не были, ведь на шее у папы сидел не только Отто, а ещё и два племянника, оставшиеся без родителей и крова. Папа мог бы и не брать их к себе, но тогда бедолаг продали бы как сирот, коль уж вся родня от них отказалась. А ещё папа мог бы принять одно из предложений, которыми его баловали альфы. Омегой папа был рослым и видным, очень притягательным, несмотря на руки в мозолях. Отто хорошо помнил, как все оборачивались вслед белокурому омеге в поношенной, но чистой одежде. Никого даже не смущало, что рядом тёрся мелкий альфа. Они считали папу строптивым, с тяжёлым характером, часто полагали, что всему виной Отто, но ошибались — папа всегда решал всё сам, особенно в том, что касалось ухажёров. Вопрос со школой Отто тоже решал папа. И он остался непреклонным, несмотря на яростные протесты Отто, не желавшего учиться так далеко от дома. Ведь тогда в доме остались бы одни омеги. Отто охотно променял бы школу с хорошей репутацией на что-то поплоше, лишь бы рядом с семьёй. С папой они накануне отъезда поругались в хлам, и Отто выдерживал характер — полгода не ездил домой. Может, и к лучшему, потому что папа не видел синяков, ссадин и следов от побоев. Школа оказалась неприветливым местом для Отто. В классе он был чуть ли не самым маленьким, худеньким, но ярким при этом. Стоило ему в первый же день расположить к себе учителей и одноклассников, как тут же на его голову обрушилась кара в виде группы несогласных альф. Ему пеняли на малый рост, худобу, рыжие волосы, бедность и отсутствие отца. Отто как следует отметелили тогда, но он не был бы самим собой, если бы пожаловался кому-то или сдался. Как говорил папа, Отто ещё в утробе вместо крови влили в жилы непокорность. Он не выносил, когда ему говорили, что делать. Отто не терпел чужие навязанные правила и вставал на дыбы. Умом Отто понимал, что в одиночку силёнок ему точно не хватит, дабы всё изменить. Это подтолкнуло его к учёбе. Да и влиять на учителей ученики не могли, а учителя Отто любили, пусть даже он почти не прилагал усилий, чтобы им понравиться. Он всего лишь хорошо учился и был острым на язык. Первые полгода в школе Отто только острым языком и мог досаждать обидчикам и отыгрываться за всё, а они покорно сносили все его насмешки — на уроке и на глазах у учителя не кинешься с кулаками на мелкую рыжую шмакодявку и не затолкаешь обидные слова обратно в глотку. После занятий же Отто прибегал к уму, устраивал ловушки и каверзы, придумывал планы, чтобы рассорить буйных альф и валить их по одному. К концу учебного года он очень даже преуспел, а дальше дали знать о себе наработанные навыки. Отто оставался всё ещё самым мелким в классе, зато и самым быстрым. Скорость в сочетании с сообразительностью делала чудеса, а закалка, выносливость и умение держать удары только добавляли Отто опасности, как и умение находить в окружающих слабости и пользоваться ими. Вполне достаточно, чтобы ещё через полтора года подмять под себя класс. Тогда же Отто научился не стесняться собственной семьи — видел собственными глазами, что в других — благополучных на вид — семьях частенько детям жилось похуже. Служба в армии навыки Отто отполировала и довела до совершенства. Жаль, поздно, и его навыки родной семье не пригодились, зато у Отто оставались друзья, которым он мог помочь. — Ради чего всё это? — спросил однажды у него Телль. — Потому что я могу. И хочу большего. — Отто имел в виду не деньги и не власть, а собственные возможности. Ему нравилось влиять на реальность и менять её себе в угоду. Он просто ставил перед собой цель и добивался её. Потом новую, повыше, и снова добивался. Искал, может быть, предел. Ту вершину, которую он не одолел бы. Хотя об этом Отто старался не думать. В прежние времена он цеплялся за родню, позднее — за друзей. За них цеплялся и теперь, мало думая о себе. Папа называл Отто защитником, и Отто нравилось слышать это. Нравилось до той степени, что Отто с этим сжился. И сейчас он продолжал идти вперёд, использовать баланс силы и разума ради друзей — осуществлять чужие мечты не менее увлекательно, чем осуществлять собственные, а то и увлекательнее вдвойне. В последний год тёплое одеяло темноты перепадало Отто всё реже и реже. Он безжалостно уплотнял собственное расписание и старался сделать как можно больше. Был стимул, чтобы разрешить все трудности по возможности быстрее. Отто прикрыл глаза от яркого света, разлившегося по комнате. — Так и знал, что найду тебя здесь, — пробурчал с недовольством Клаус. — Как всегда или опять? — Как всегда, — лениво отозвался Отто и осторожно приоткрыл один глаз. Клаус зазывно помахал папкой, после небрежно протянул её Отто. Нахмурился, когда Отто с безразличным видом пристроил папку у себя на коленях, но открывать не стал. — Твои подозрения оправдались. Не хочешь взглянуть? — Нет. Позже. Или всё так плохо? — Хуже некуда. Я ведь говорил — он слишком безупречен и слишком чист. Убрать его? — Не нужно. Пусть играется дальше. — Это глупо. — Держи друзей близко, а врагов — ещё ближе. Не твоя ли любимая поговорка? Оставь его в покое. — Зачем тебе такой риск? — Затем, что уберёшь этого, и на его месте возникнет другой. И снова придётся тратить время на всякую ерунду. Так всегда происходит. Он умный, Клаус. Хочу посмотреть, что с ним будет, когда он поймёт, что на самом деле происходит. Мне интересно, как он поступит. Надеюсь это увидеть. — Он мог бы и сразу догадаться, раз такой умный. — Это если бы он располагал всей информацией. Но он не располагал. Но он в самом деле умный. Он поймёт, что обречён. Дай ему время. И вот тогда мы увидим достойное представление. — У тебя от силы остался месяц, — с заметной неохотой напомнил Клаус. — Знаю. И очень надеюсь, что этот месяц пройдёт нескучно. Поможешь? Клаус тотчас оказался рядом, чтобы протянуть руку и поддержать. Помог доковылять до кровати. — Всё-таки опять. И врёшь мне. Ни стыда у тебя, ни совести. — Ага, ничего лишнего, — с трудом налепил на лицо улыбку Отто, кое-как улёгся и прикрыл глаза, сражаясь с накатившей слабостью. Клаус метался у кровати, бренчал ложкой о стеклянные стенки стакана, шуршал на полках под низким прикроватным столиком, а после поддерживал Отто, пока прижимал край стакана к его губам. — До полудня продержись, потом обещали ровный магнитный фон. Ну или можно на время смотаться на Кродо. Побудешь как на курорте. Правда, снежном и мёрзлом. Зато там магнитные возмущения практически не ощутимы для тебя. — Спасибо, но я уж как-нибудь обойдусь. — Отто заполз под одеяло, неторопливо избавился от одежды и спихнул её на пол. Клаус бормотал ругательства себе под нос, но одежду собрал и аккуратно сложил на стуле. — Что ты решил насчёт программы? Мне кажется разумным провести независимую проверку. — Мы её уже провели. — И ты доверяешь его заключению? Даже теперь? — Клаус с возмущением упёр кулак в бок и требовательно уставился на Отто. Пришлось натянуть одеяло на голову, чтобы спрятаться от этого взгляда. — Нет, ну ты серьёзно? — Вполне, — проворчал из-под одеяла Отто. — Загляни в папку, — занудно велел Клаус. — Там больше интересного, чем ты думаешь. С другой стороны, наверное, ты прав. Ни к чему лезть в это и оставлять следы. Там и без нас управятся. Тот мальчишка, из борделя, помнишь? — Что с ним? — Заглянул бы в папку — не спрашивал уже. Он мёртв. Помедлив, Отто резко сел и откинул одеяло с головы. Властно протянул руку. Клаус, поджав губы, подхватил оставленную на полу папку, чтобы через миг передать её Отто. Читать содержимое папки Отто не рвался. Куда интереснее выходило узнавать всё самому и собственноручно складывать цельную мозаику из маленьких разрозненных кусочков. Эта «мозаика» стала первым приятным подарком за последний год жизни Отто. Подарком, разогнавшим скуку и сумерки. И Отто в привычной манере счёл этот подарок судьбы личной собственностью. Клаус наверняка уже догадался, какой вираж ждёт их всех в ближайшем будущем, раз осуждающе нахмурился. — Терпеть не можешь, когда тебе мешают? Тогда не волнуйся, мешают не тебе. Это один из его хвостов. Личный. Пусть сам и разбирается. Разве не этого ты хотел? Ты ведь и Ялию ему оставил. — Ялию он сам подцепил. Ему с ним и разбираться. Да и что я скажу Ялии? Что там всё глухо? Ялия мне не поверит и правильно сделает. Сказать Ялии об этом должен не я. По крайней мере, будь я на месте Ялии, я бы тоже левым альфам не поверил. — Сильно сомневаюсь, что Ялия рассуждает так же, но меня это не касается. Меня касается твоё расписание. И твои дела. И мне всё это ни черта не нравится. Когда ты обедал в последний раз со мной и Теллем? Когда мы последний раз вообще отдыхали? — Ты хочешь взять отпуск? — поразмыслив, уточнил Отто с намеренно невинным видом. — Прекрати. Я не о себе говорю. Мы с Теллем обедаем хотя бы раз в три дня вместе. Без тебя. Потому что ты постоянно работаешь. Если кому и нужен отпуск, то только тебе. — У меня он будет. Скоро. Возможно. — Вот именно что «возможно», а ты делаешь вид, будто ничего не происходит и всё идёт как обычно. Играешь тут ещё в свои игрушки, которые могут поставить крест на всём прямо сейчас. Поверить не могу, что отмачиваешь такое именно тогда, когда нельзя этого делать. Отто фыркнул, плюхнулся на подушку и снова натянул одеяло на голову. — Ты меня слушаешь вообще? — Нет, я сплю. Ты же этого хотел? Ну вот, я отдыхаю. Спокойной ночи. — Замечательно. Сейчас утро, чтоб ты знал, и мне пора на работу. — Клаус поворошил одеяло, уволок папку и с чётким звуком припечатал её к столешнице. — Почитай обязательно. Хотя бы просмотри по диагонали, как проснёшься.***
Эльрих с утра ломал голову над возникшей сложностью. Переезд оставался жестокой необходимостью, но участие в игре Ялии и Отто создавало проблемы. Эти двое искали общества Эльриха, и если Эльрих внезапно исчезнет из дома, у них закономерно возникнут вопросы. Неудобные. А исчезнуть Эльриху необходимо, чтобы сбить со следа наёмника, жаждавшего его смерти. Эльрих вылакал литр кофе, но мозги всё равно отказывались выдавать подходящий вариант. Ещё через час Эльрих докатился до версии с ремонтом и кочевой жизни. Если каждый день менять отели... Лакеи. Чтоб их за ногу... Никакой гарантии, что в его номер не сможет кто-то просочиться. Ненужный риск. Но что же делать? Просто молча съехать и спрятаться — идеально, но Ялия и Отто станут искать его, и они найдут — дело времени, а потом снова повадятся ходить в гости и вытаскивать Эльриха куда попало. Проследить за ними ничего не стоит, а опытному наёмнику — тем более. Развить мысль Эльрих не успел — пришло сообщение от Сэма. Потом Эльрих торопливо собирался, просчитывая маршрут от дома до места встречи с учётом хвоста. Добирался в итоге на своих двоих, чтобы уж наверняка потерять возможного наблюдателя. Сэм вальяжно расселся за столиком в старинной кофейне. Бросал кусочки синтетического сахара в чашку и строил глазки альфам, забегавшим выпить кофейку перед обедом. — У тебя уже сироп в чашке, — неприветливо обронил Эльрих, устраиваясь за столиком напротив Сэма. — У меня сироп уже везде, — не остался в долгу Сэм. — Но ты не волнуйся. Меня попросили просто узнать, как продвигается дело. — Есть контакт. Мне осталось лишь продумать способ. Поместье под наблюдением. Сам понимаешь, в такой обстановке непросто работать, а заказчику меньше всего нужно, чтобы я засветился. Версия с естественной смертью тогда накроется. Я продумываю особые обстоятельства. Думаю, дело выгорит, но потребуется ещё время. Полгода ждать не придётся, так заказчику и скажи. Я управлюсь быстрее. — В детали посвятишь? — Сэм улыбнулся немного натянуто. Не в его духе. — Странно слышать от тебя такое. Конечно нет. — Сам знаю. Понимаешь же, что это вопрос не мой. Я тебя понял. Заказчика оставь мне, донесу как смогу. — Тебя что-то беспокоит? — На памяти Эльриха Сэм редко нервничал, а сейчас именно этим и занимался. Нехорошо. — С чего бы? — Улыбка Сэма вновь выглядела фальшивой. — Просто дело... м-м-м... деликатное. К слову, у тебя есть хоть полгода, хоть дольше. Заказчик переживает о способе, а не о времени. Будь осторожен. Нужна только естественная смерть. Непременно. Если у тебя будет хоть малейшее сомнение, то лучше воздержись. Пусть позже он умрёт — ничего, но наверняка, и чтобы без вопросов. Сэм заплатил за кофе и убрался к чёрту, а Эльрих всё сидел за столиком и хмурил брови. Ему не давали покоя слова Сэма. Какая-то мелочь, что проскользнула в беседе почти незаметно. Стоило бы всё проанализировать, но Эльриху не давали покоя ещё и проблема с жильём да намеченный в клинику визит. С системой безопасности клиники Эльрих поигрался-таки, чтобы занять временно должность наладчика вспомогательного оборудования. С наладкой медицинского оборудования Эльрих бы не справился, а вот всякие регистрационные комплексы были ему по зубам. Да и для дела так выходило даже лучше. Правда, Эльрих намучился с гримом, раз уж менял внешность буквально на ходу — возвращаться домой при несомненной слежке не хотелось. Потом снова отделывайся от хвоста уйму времени. Собеседование он прошёл без особого труда — условия на временной должности оказались такими, что мало кто на них согласился бы. Эльрих же наплёл с три короба об обеспеченной семье и желании работать даже за символическую плату. В новеньком форменном комбинезоне он приступил к непосредственным обязанностям и занялся тестированием в приёмной. Проверял регистрационные и архивные программы на наличие сбоев, сверяясь с инструкцией компании-поставщика. Пару ошибок обнаружил и отправил отчёт, после чего отправился по кабинетам в соответствии со списком. Работа для Эльриха сложности не представляла. Проблемы возникали исключительно из-за отсутствия беспрепятственного доступа в помещения, и Эльриху иногда приходилось подолгу просиживать под очередной дверью. Зайти внутрь он мог только с разрешения ответственного лица, отвечавшего за помещение в целом. И под наблюдением. На деле же пункт о наблюдении порой нарушался, потому что пялиться на занятого делом Эльриха никому особо не хотелось, да и многие врачи вели приём пациентов и отказать в приёме права не имели, так что Эльрих на время наладки получал полный доступ к оборудованию. Конечно, особенно сильно Эльриха интересовал кабинет доктора Штрауса, как и его картотека. Ну или общий архив. Однако такими темпами до общего архива за один день Эльриху добраться не светило. К вечеру он уж сомневался, что и до кабинета Штрауса доберётся хоть когда-нибудь. Эльрих приканчивал третий стаканчик кофе из автомата и поглядывал на часы. Пожалуй, при такой работе ему и волноваться не стоило о переезде. Если каждый день торчать в клинике с утра до глубокой ночи, то встречи с Ялией и Отто ему точно не грозили. На период работы — уж наверняка. А отработать надо весь период, иначе возникнут вопросы у службы безопасности. К чему привлекать ненужное внимание? Подсчитав в уме, за сколько дней — примерно, получится проверить всё оборудование, Эльрих пришёл к выводу, что оно того стоит. Можно опечатать дом, слинять на шесть дней в тайник, а потом вернуться. Преследователь, убедившись, что Эльрих не дома, предположит верный вариант со сменой жилья и не будет ждать возвращения Эльриха. Временно, но всё же это давало Эльриху небольшое преимущество, как и система слежения при опечатывании. Кроме того, если преследователь рискнёт нарушить целостность границ опечатанного жилища, Эльрих об этом узнает сразу. Больше того, он получит данные нарушителя напрямую из базы РК как владелец дома. Эльрих сомневался, что его неизвестный враг сделает такую глупость и нарушит границы, но даже при таком раскладе наёмнику придётся следить пару дней за домом, чтобы увериться — Эльриха там нет. Он взял четвёртый стаканчик кофе, когда в коридор выглянул начальник службы безопасности. — Конец рабочего дня. Можете задержаться до трёх часов ночи. Это максимум. После трёх в этом здании остаются на местах только дежурные по графику. Как закончите со всем оборудованием, будете свободны до конца месяца. Первый день выдался сложным? — Вовсе нет, — Эльрих изобразил приветливую и немного усталую улыбку. — Работа мне нравится, но я больше околачиваюсь в коридорах и жду, когда меня запустят. Если бы не это, я бы управился дня за три, а так... — Ну что поделать... Поделать было решительно нечего, поэтому Эльрих снова скучал в коридоре и ждал. До контрольного срока успел поработать ещё в двух кабинетах, после переоделся в служебном помещении на первом этаже, распрощался с маркером на выходе и немного поболтал с охранником. Избавлялся Эльрих от грима тоже практически на ходу, искал кружные пути и проверял охранные системы ещё за три квартала до дома. Как он и предполагал, неизвестный враг ограничился слежкой. Оказавшись дома, Эльрих педантично всё проверил. На всякий случай. Прихватил всё необходимое, повозился с оборудованием в кабинете и воспользовался потайным ходом к стоянке. Опечатывал дом уже оттуда и вводил новый код с помощью дубликата замковой панели. До тайника дорога на каре занимала всего двадцать минут. На месте Эльрих оказался в пять утра, впрочем, он и не рассчитывал на продолжительный сон. Вообще на сон не рассчитывал, потому что выходить на работу в клинике предстояло всего через три часа. За это время нужно было запустить домашние системы, перекусить, поработать с внешностью и проверить, что там творилось в поместье Отто. Закончив с гримом, Эльрих установил себе правило — в эти шесть дней без грима из тайника не высовываться, иначе Ялия или Отто очень быстро его найдут. Шесть дней — срок не такой уж и большой, но кому-нибудь из альф он мог показаться непомерным. В полвосьмого Эльрих полюбовался на торчавшего в кабинете Отто. Ворох бумаг шёл бонусом. Отто работал в поте лица. Поколебавшись, Эльрих всё-таки отыскал код поместья и отправил запрос. Видел, как Отто неохотно повернул голову к столу, а потом ещё неохотнее выкопался из бумаг и поплёлся к рабочей панели. «Запрос принят. Какой канал предпочитаете?» Эльрих выбрал голосовой. — Доброе утро. — И тебе. Довольно... неожиданно, — с лёгкой осторожностью прокомментировал его запрос Отто, присев на край стола и ослабив узел галстука. — Просто решил быть вежливым и предупредить, что уеду на несколько дней. На тот случай, если тебе вдруг опять что-то взбредёт в голову... — Это чтобы я не бродил кругами вокруг твоего дома и не выл одиноким псом? — Ну, выть можешь. Я бы такое точно послушал в твоём исполнении, — не удержался от смешка Эльрих. — Напомни при случае, я повою специально для тебя. Хотя твои уши рискуют стать трубочками. — Всё так плохо? — Я ужасно немузыкален. И я не буду спрашивать, куда и зачем ты едешь. — Не хочешь знать или... — Или. Полагаю, ты всё равно не ответишь или соврёшь. Но я не поэтому не буду спрашивать. — А почему же тогда? — Потому что ты уже решил, что уедешь. Тебе это нужно, ты решил — ты в своём праве. — Отто не переставал Эльриха удивлять и сбивать с толку. — Я только надеюсь, что когда-нибудь, может быть, ты захочешь говорить мне всё. Потому что будешь доверять и хотеть этого. Я подожду. — Самоуверенный... — тихо начал Эльрих. — Отнюдь. Я же выразил надежду, а не уверенность. — Ну да, кто бы сомневался. На словах тягаться с Отто по-прежнему было бессмысленно. — До встречи, — буркнул Эльрих и торопливо ткнул пальцем в значок «завершить сеанс». Потом смотрел, как Отто продолжал сидеть на краю стола и глазеть в окно. Вот Отто взлохматил пальцами чёлку, помотал головой и побрёл обратно к раскиданным по полу бумагам. Выглядел он удручённым, словно и впрямь расстроился из-за «отъезда» Эльриха. Мишень. Отто — это мишень. Забывать об этом Эльрих не имел права. Его так учили. Он мог думать о мишени что угодно, но в отношении мишени всегда работало всего одно нерушимое правило — точное попадание. Мишень существует исключительно для того, чтобы быть поражённой. «Играй с мишенью в любые игры, но в итоге ты должен убить мишень. Ничто иное недопустимо». Эльрих читал книги и смотрел фильмы, и не раз смеялся над нелепостью сюжета, когда наёмный убийца влюблялся в жертву, как будто такое — ну капля здравого смысла — возможно в реальности. Нет, невозможно. Лицо в перекрестье прицела называлось мишенью и вызывало только один алгоритм, вбиваемый годами. Мишень — это неживое уже по определению. Даже если мишень ходит, дышит, говорит, мишень всё равно мертва с того самого мгновения, как она обозначена алым маркером. Ходячий мертвец — вот что такое мишень. И Отто тоже был ходячим мертвецом. Уже неважно, чем он отличался от других альф. Неважно, чем он восхищал Эльриха. Отто мёртв, просто об этом знал пока лишь Эльрих. Знал и пытался разгадать, пока о смерти Отто не узнали другие. Хватило бы времени, чтобы разгадать, иначе будет обидно. Но если бы Отто не пометили маркером «мишень»... Если бы только не пометили... «Пути назад нет».