18 апреля.
Распрощавшись со всеми гостями и выпроводив даже маму, я упал на стул и выдохнул так облегчённо, словно весь вечер на мне висел булыжник. Я потёр усталую шею и запрокинул голову, закрыв глаза. Никто не должен сейчас меня трогать. Никакая новость не заставит меня встать с этого мягкого, деревянного стула, спинка которого осторожно впилась в лопатки и позволила спине сладостно растянуться. Саша была рядом. С того момента как милая миниатюрная женщина с зачёсанными назад янтарными волосами объявила нас мужем и женой, с того момента как черная гелевая ручка неспеша вывела «Бул» и перечеркнула размашистой «Е» с длинным хвостиком, с того момента как безымянный палец правой руки обзавелся новым украшением в виде кольца из белого золота с серебряной окантовкой — я понял что значит «ощущать человека». В моей жизни всегда хватало любовных приключений. Пресса не смолкала, а я, взбудораженный юным сердцем и жаждой обрести нескончаемую страсть, давал повод для очередного громкого заголовка. Потом я конечно же опровергал все «домыслы» и «слухи», иногда грозился подать на журналистов в суд, но по итогу высиживал недельку-другую дома и с новыми силами погружался в новые сладости жизни. Был и флирт, и нечто большее, и однодневные встречи, кто-то оставался на ночь. Сильные привязанности тоже были. И любовь была. Я повернулся, захотел убедиться, что Саша всё также придерживает стенку и сонно склоняет голову. А оказалось — спит. Да не где-нибудь, а прямо на моём плече. Её стул стоял чуть дальше от моего. Я тихонько придвинул его ближе. Всё-таки ей удобней и мне спокойней. Вернувшись в недавнее положение я попытался вспомнить ход своих незатейливых мыслей, но не вспомнил и погрузился в сон.19 апреля.
Кто-то тряс меня за плечо. — Егор Николаевич… — шептал молодой официант, легонько покачивая моё спящее тело. — Егор Николаевич… Я открыл глаза и поморщился от яркого солнца, лучи которого скользили по колышущемуся от ветра тюлю. По залу гуляла лёгкая прохлада. Столы и стулья расставили по местам. Запахло свежим крепким кофе. — Егор Николаевич? Глаза у него были зелёные. Тёмно-зелёные, как болотная тина. — Что-то случилось? — Наше заведение откроется через час. Он выглядел встревоженым. Старательно выглаженная форма подчеркивала важность этой работы для него и он никак не хотел быть уволенным из-за неосторожности в адрес солидного клиента, который в любое мгновение может устроить скандал. — Да. — я привстал, разбудив Сашу, — Понял. Официант медленно опустил напряжённые плечи и с лёгкой улыбкой удалился. — Что такое? — потянулась Саша. — Ничего. Мы немного задержались здесь. Саша, кажется ещё погруженная в лёгкий сон, без возражений проследовала со мной до машины. Я устал от вопросов, что нависли над моей головой. Я жертва. Разве я должен выпытывать ответы? Разве мне не должны все рассказать добровольно, пытаясь помочь справиться с травмой? Почему я сам собираю забытый год по крупицам? А может мне и собирать ничего не надо? Может это к лучшему, что я забыл своё прошлое. Если все молчат, то я спокойно продолжу жить так, как я помню. А как я помню? Я пристегнул её ремень безопасности. Заныло плечо. Вайновский предупреждал меня. Лечись. Вспоминай. И живи. Присыпь это всё внезапно нахлынувшей любовью и готово. Вот в этом дерьме ты сейчас и находишься. Деревья за окном мелькали также быстро, как и мои воспоминания передо мной. Плохо то, что прошлое даёт о себе знать вразнобой. Не могу сложить цельную цепь. Никак не пойму логику своих действий. Может мозг играет со мной в игру и всё, что я якобы считаю воспоминаниями, вовсе ими не является? Договорившись встретиться в течение ближайших двух часов с адвокатом семьи, я набрал ещё один номер. Наверное, давным-давно забытый недавним Егором, но всё ещё свежий в голове нынешнего. Я: — Доброе утро, Цуканова. Как ночь прошла? Какие сны снились? Лера: — Ох, ох, какие люди, да в какое время! Новости про вас впереди вас же и летят! Я: — А что поделать? Люди мы известные, у всех на слуху. Лера: — Авария, амнезия, свадьба, скандалы. Боже правый, да светские дивы кусают локти и думают, как вернуть к себе интерес после вас. Я: — Ничем не могу им помочь. А вот ты мне помочь можешь. Лера: — Тише. Какой стыд! Ты женат всего день! Я: — Мне нужна твоя консультация как психотерапевта. Лера: — Тебе? Моя? Я: — Ты покупала диплом в переходе? Лера: — Ну ок. Это оформлять официально или тебе просто душу излить? Я: — Полный приём. Но я не хочу афишировать. Лера: — Тайны. Мрак. Интриги. Хорошо, это заманчиво. Напишу тебе вечером. Я: — На связи тогда. Не люблю. Не целую. Лера: — Давай. Не люблю. Не целую. Солнце каталось по горизонту и плавно подымалось выше. Тоненькие, почти прозрачные облака тянулись со стороны центра, когда мы подъехали к дому. Саша сладко досыпала свой сон и я не стал её будить, закрыв за собой дверь как можно осторожнее. Я поднялся в квартиру, окинул её взглядом, понял, что кроме наличия огромной свалки ничего в ней не изменилось, переоделся из душного свадебного смокинга, собрал рюкзак и вышел. Остановился. Взять бы чего-нибудь Саше из вещей? Сразу вспомнились все женские вещи, которые могли быть дома, и все истории, связанные с их появлением. Хотя их может оказаться и больше. Кто знает, что я творил весь прошлый год. Я спустился. Ну не может Саша поехать со мной в свадебном платье! Ну это бред. Я набрал Женьку. Тот, естественно после ночной гулянки, трубку не поднял. Да на кого я надеялся? Сейчас же восемь утра. Он только ложится в кровать. Думай, Егор. Напрягай все свои неработающие извилины. Поднявшись в отчаянии обратно, я порылся в шкафах. Вещи, коробки, обувь, инструменты. Почему я всё храню в одном месте? Я вырыл чёрные джинсы, тонкий коричневый ремешок и бежевую рубаху. Рубаху в джинсы, джинсы стянет ремнём. Подумаешь, будет казаться на пару размеров больше. Неважно. Мода нынче непостоянна. Саша всё ещё спала, оставляя меня наедине с новым каверзным вопросом: а переодеваться она будет в машине? Это сейчас уставшая девушка покорно сидит в ней. До этого она категорически отказывалась даже видеть её перед собой. Кинув назад все вещи, я понадеялся на чудо и поехал к месту встречи с Юриным. В дороге никаких мыслей по поводу грядущего совместного завтрака с адвокатом не было. Голова полностью опустела от вопросов. Если вчера вечером это произошло от усталости, то сейчас, вероятно, от скуки. Мне скучно слышать каждый раз одно и то же. Будто фильм заглючил и месяц крутит только одну сцену. Если Юрин скажет мне то, что я уже знаю или слышал, я встану и уйду. Ничего ему не скажу, молча. Да и место он выбрал такое себе, если честно. Окраина города. Хотя сам живёт чуть ли не на Красной площади. Но на окраинах дешевле. Конечно, как я мог забыть про его звериную жадность. Попади я хоть в десять аварий, забудь родную мать и своё имя, а вот жадность Юрина — никогда и ни за что. Когда я был маленьким, этот хороший человек, тогда близкий друг отца, навещал нас с новогодним подарком в любое время года. А всё потому, что половину подарка сжирал сам. Да, как адвокат он профессионал своего дела высшей категории, но как человек он скупой и чёрствый. Сашу пришлось оставить в машине, ибо она так крепко спала, что я не смог её разбудить даже специальным громким хлопком двери, который сотряс весь салон автомобиля, но не пробудил спящую красавицу. Она литрами пила снотворное ночью? Что с ней? — Евгений Валентинович! — я помахал ему рукой, зайдя внутрь. Тот невольно фыркнул, отвлекаясь от скрупулёзного изучения цен, и встал, широко раздвинув улыбкой усы. — Ах, Егор Николаевич… — потянул он, пожав мне руку и присаживаясь на место, — Поздравляю со свадьбой. Счастливых лет и семейного счастья. Это так хрупко в наше время. — Да… — официантка принесла меню и ткнула меня им в лицо в тот момент, когда я собирался от души поблагодарить Юрина за поздравления, чтобы он смягчился ко мне и рассказал чуть больше. От злости я поджал губы, отчего официантка подумала, что я брезгую их едой и демонстративно ушла. — Ваша жена очень красивая, очень милая, очень воспитанная молодая девушка. Слишком много «очень» на один квадратный метр. — Газеты только о вас и пишут. Газеты. Конечно, газеты. Это огромный и неизлечимый минус Юрина. Газеты. Он такой фанат жёлтой прессы, что верит всему, что там пишут: от скандалов до сплетен. Оттуда он иногда черпает какое-нибудь громкое дело, ибо жёлтая пресса от того и жёлтая, а не белая. Снег тоже жёлтым бывает, если на него… — Евгений Валентинович, где был мой отец в последний месяц? У него какие-то проблемы? — Насколько я знаю, дела ваше отца идут хорошо. Недавно Николай Борисович заключил новый договор с иностранными инвесторами; я советовал ему нотариуса. Или вас интересуют какие-то конкретные проблемы? — Конкретно со мной у него какие проблемы? — В последний год с вами было много проблем. — усмехнулся он, припоминая, наверное, все мои косяки. — Очень много. — Каких? — Различных. Я не знаю, насколько уместно упоминать сейчас про все скандалы, из которых я вас вытащил. Он откинулся назад с видом супермена и ждал моей благодарности за выполненную работу, но я не услышал от него чего-то дельного, потому и не собирался кланяться в ноги. — Отец перестал со мной общаться. Из-за чего? Вы знаете? Я пустил пулю. — У меня есть некоторая информация. Но пуля зависла в воздухе, решая, кого из нас убить: меня или Юрина. – Что за информация? — Конкретный ответ на ваш вопрос я не дам. Я и сам толком ничего не знаю. Но по вашей теме есть одна ситуация. — он замолчал, выждав, когда официантка поставит кофе и уйдёт, наклонился над столом и чуть тише продолжил, — Николай Борисович передал какую-то важную вещь господину Элькеру. — Дядя Ферит давний друг семьи. В этом нет ничего удивительного. — Николай Борисович ездил к нему с нотариусом. Юрин вяло выдавил из себя подобие улыбки. Ну как же, отец всегда брал его на все важные встречи, а тут не взял в гости к другу. Адвокат расстроен и опечален, как собака, которую вышвырнули на улицу в дождь. — Я не вижу ничего странного. Они партнёры. — Передачу вещи задокументировали. Документы лежат в сейфе у вашего отца. Я эти документы не видел. Что за вещь я не знаю. — И как я сюда вплетаюсь? — Николай Борисович в телефонном разговоре с господином Элькером сказал о том, что эта вещь опасна для вас. — Опасна чем? Но Юрин пожал плечами. — Дядя Ферит ещё в России? — Нет, он уже месяц как в Турции. — Замечательно. — буркнул я. Как же хреново выпадать из жизни. Вот тебе рассказали новость и ты радуешься, что это было буквально вчера, а потом ты вспоминаешь, что твоё «вчера» для кого-то длилось полгода. — Я попрошу вас, чтобы отец не знал о нашей встрече. Положив на стол деньги, которые отозвались в адвокате теплом и уважением ко мне за проявленную вежливость, я покинул заведение. Что за вещь? Почему он отдал её Элькеру? Дядю Ферита я знал с пяти лет, с тех пор как отец впервые вывез нас за границу, в Италию. Превосходный Позитано, город-мечта! Редкий ребёнок в пять лет увидит красоту Италии во всём её проявлении. Маленький Егор шёл с отцом за руку и глядел по сторонам как любознательная мартышка. Но больше всего я восхитился уличными музыкантами, которые и подтолкнули меня к нынешней профессии. Дядя Ферит ровесник моего отца. Они познакомились в институте и с тех пор были неразлучными друзьями. Элькер всегда был желанным гостем в нашей семье, а мы в его. У него есть жена и сын. Но в последнее время мы видим я гораздо реже. Что папа отдал ему? Я бы не вцепился в слова Юрина, если бы он не сказал про документы. Это какой-то абсурд: отец официально оформил передачу какой-то вещи лучшему другу. Дядя Ферит не из тех людей, что плюют в спину и нападают сзади. Отец мог бы просто попросить его о чём-либо, и я не думаю, что дядя Ферит отказал бы. Значит это дело не такое простое, как я предполагал. — Всё ещё спит! — воскликнул я, подходя к машине, — Девочка, что ж ты делала вчера? Попытка дозвониться до Женька во второй раз оказалась провальной. На бардачке я заметил телефон Саши. Видимо она положила его, когда меня не было, но не проснулась. Взять? Не брать? Посмотреть? Немножко. Чуть приоткрыть завесу тайны. Может я найду знакомые контакты, пересечения наших кругов общения, общих друзей — любую зацепку. Пароль. Не, на что я рассчитывал? Ладно. Кто у нас в быстром наборе? Мама, папа, Иван, Марта. Марта… Что-то…Вспышка.
"— Это Марта?! — кричит Женёк мне на ухо. Я говорю по телефону. На том конце женский голос. — Да. — отвечаю я, прикрыв рукой динамик, и возвращаюсь к разговору, — Мне передали… Отлично. Отключаюсь. — Она с нами? Ты её уломал? — жужжит Женёк как шершень. — Завтра."
Я понял, что память мучает мою голову! Я понял! Голова, не боли, пожалуйста! Надо звонить этой Марте. Если она есть в моём забытом прошлом, то и в настоящем поможет. Гудки. Марта: — Саша?.. Я: — Это не Саша. Марта: — А кто? Я: — Крид. Егор Крид. Марта: — Но это Сашин номер. Я: — Вы давно её знаете? Марта: — С ней что-то случилось? Она в порядке? Я: — Ну… Я посмотрел на спящую уже более двенадцати часов Сашу. Я: — Наверное. Марта: — Не поняла. Я: — Она спит. Марта: — А зачем вы мне позвонили? Потому что она спит? Я опять посмотрел на Сашу. Я: — Ну да. Марта: — И? Я: — Она долго спит. Марта: — Вы же её муж. Меня передёрнуло после слова «муж». Господи, какой бестолковый разговор. Я: — Я просто хотел… Марта: — Я поверить не могу, что она вам этого не рассказала. Я: — Не рассказала что? Марта: — Я… Боже. Сама об этом скажет. Я: — Она спит. Я просто напоминаю. Марта: — Часа через три проснётся. Не переживайте. Я: — То есть это нормально? Марта: — В данной ситуации да. Я: — Ну ладно… Спасибо… Марта: — Поздравляю вас. Передавайте Саше привет от меня. Более тупого звонка в моей жизни ещё не было. Цуканова: Сегодня в пять у меня. У меня. Ох как громко она называет место своей работы — больницу.***
Я начал потихоньку подбираться к ответам на свои вопросы. Вещь, находящаяся у Элькера, каким-то образом повлияла на отношение отца ко мне. Одна таинственная дверь почти открыта. Мне всего лишь нужно узнать, что за вещь. Но над другими вопросами придётся попотеть. Авария и свадьба. Эти события не должны были происходить. Они не вплетаются ни в мой характер, ни в моё поведение, ни в мою разумность. Допустим, что в аварию я попал по случайности и особой тайны тут нет. Но Саша… Наверное Саша является главным знаком вопроса, который я никак не могу разгадать. Нет ни одной нити, за какую я мог бы уцепиться и добраться до истины. Нет ничего. Дома остались две атомный бомбы — Саша, которая всё ещё спала, когда я уезжал, и Женёк, который только-только приходил в себя после весёлой ночи. Цуканова ждала меня в кабинете. Я очень давно не был здесь. Всё изменилось. Длинный коридор больше не походил на коридор старой больницы, ремонт которой переносился каждые пять лет ещё на пять лет. Жёлтые стены с облупленной краской, которая отваливалась каждый раз, когда кто-либо проходил мимо, теперь были ровными. Голубоватые обои с мелким белым рисунком добавляли уверенности всяк сюда входящим, что они непременно больны и что ту заразу, какая прицепилась к ним, вылечат только здесь и нигде больше. Я вошёл без стука. По привычке. Лера сидела за столом и усердно заполняла карты пациентов. Я кивнул ей, чтобы не отвлекать от работы. — Пару минут. — сказала она мне и продолжила писать. Её от природы вьющиеся светлые волосы подстрижены под каре. Превосходно. Я всегда говорил ей — так будет лучше, но упрямая Лера вечно шла наперекор моим советам. Как мило, что она решила рискнуть после нашего расставания. Отношения с ней были непредсказуемыми, бурными и страстными. Мы забывали что мы люди, и любили как животные. Жажда друг друга одолевала нами, мы делали сумасшедшие вещи. А потом потухло. Как будто затушили спичку. Мы наполнялись друг другом, а когда заполнились до краёв — наскучили и расстались. Синие глаза бегали по буквам, читая их через одну, и сравнивали текст с бумаги и ноутбука. Я восхищался и продолжаю восхищаться этой женщиной, несмотря ни на что. Её умение выполнять два дела одновременно, её речь, подача себя и изящество, какого я не встречал ни в одной другой — поражают каждый день по-новому. Но я уже не люблю её. И на этом точка. — Садись. — она встала из-за стола и принялась что-то искать в ящике, — На кресло. — Даже представить не мог такую ситуацию. — шепнул я самому себе. Если бы мне сказали, что я приду к бывшей на сеанс психотерапии, я бы от души поржал. Серое кресло. Это кресло принимало многих. Тут сидели всякие: от истеричных недомамаш до высокопоставленных служащих. Садясь в это кресло ты становишься равным с любым, кто находится в кабинете. Неважно богатый или бедный, влиятельный или нет. Человек — вот кто ты здесь. Лера держала в руках блокнот, когда я снова посмотрел на неё. — Слушай, дорогой. — она легонько улыбнулась, — Ты вообще ничего не помнишь за последний год? — Есть проблема? Я выдохнул и приготовился слушать очередное «нет, всё нормально». — Ну… Есть. Ты знаешь, я прямолинейна… — Что случилось? — Ты назвал меня шлюхой и мы полгода не общались. Я? Я что? Что я сделал? Назвал её кем? — Я ничего не помню. — Егор. — её ладонь тихонько легла на мою коленку, — Я не требую от тебя извинений. И тем более не хочу, чтобы тебе было стыдно за то, чего ты не помнишь. Я объясняю тебе ту ситуацию, из-за которой я могу случайно вспылить. Ты же меня знаешь. — У нас испортились отношения? Виноват я? Девушка заёрзала на месте. — На самом деле ты. Не хочу тебе лгать. Виноват ты. Ты позвонил мне поздно ночью, орал в трубку, просил приехать. Я приехала. И ты меня унизил. — она увидела моё испуганное лицо, — Чуть-чуть! Я даже не обиделась. Я не расстроилась. — Не смягчай. Расскажи всё как есть. — Ладно. — закатила глаза девушка и продолжила, — Ты смешал меня с говном, Егорушка. При всех. При родителях, при знакомых, при друзьях… Я стараюсь сейчас делать вид, что ничего не произошло, ведь ты… — она вскочила с дивана, — Ты не помнишь. Тебе тяжело. Понимаю. Просто знай, что ты делал очень больно не только мне. — Прости. — Слушай… — Лера засмеялась и села обратно, — Вот видишь, мне постоянно хочется говорить тебе «слушай», потому что я хочу, чтобы ты помнил. Но давай уже начну слушать я. — Мне правда очень-очень жаль. Я не знаю, каким человеком был. Я испортил отношения со всеми кроме Женька. Лера хихикнула. — Что? — поинтересовался я. — С Женьком ты тоже посрался. Я тяжело вздохнул. — Замечательно! Короче, зачем я пришёл...