Не лгать, но и всей правды не говорить. Ничто не требует столь осторожного обращения, как правда, — это кровопускание из самого сердца нашего. Немалое нужно уменье и чтобы сказать правду, и чтобы о ней умолчать… не всякую правду сказать можно: об одной умолчи ради себя, о другой — ради другого. Бальтасар Грасиан-и-Моралес.
Я чувствовала как парю в невесомости, медленно привыкая к новым ощущениям окружающей действительности. Передо мной открылся невероятный вид: я плыла неспешно по космическому пространству, вокруг были мириады звезд, галактик и вселенных. Невероятное зрелище. Дрейфуя через пространство, я ощущала приятную и неповторимую мелодия от каждого млечного пути, образующих каждый свою вселенную… Самая монументальной была вселенная в центре, вокруг неё располагались другие: одни почти такие же крупные, были и поменьше, от каждой вселенной тянулись незримые канаты. Их не было видно, можно только ощущать тем самым пресловутым шестым чувством. Некоторые канаты были так прочны, что вокруг них обвивались множество других потоньше, какие-то были так тонки, что казалось сейчас оборвутся. Какие-то были яркими и заметными, когда чтобы заметить другие приходилось приглядываться. Простор вселенной прекрасно подходил для осознания собственного ничтожества перед всеми мирами, вселенными. Для многих это должно быть пыткой ощущать себя никем, медленно, но неумолимо погружаться в депрессию, нырять в пучину апатии… вместо этого я ощущала лёгкость, спокойствие, свободу… всё казалось таким неважным… и важным одновременно… будто я что-то упускаю… что-то нужное и в то же время не нужное… абстрактные образы… ты был всем и абсолютно ничем…часть этого мира. Неожиданно меня что-то начало притягивать, всё пространство пришло в движение, как будто для меня начала существовать только одна точка в этом многообразии вселенных. У меня была цель, я двигалась к ней не обращая внимания на окружающую действительность. Хотя действительность ли это? Сколько всё продолжалось определить никак нельзя, может прошли миллионы лет пока мчалась на пути к моей навеянной цели, может ни прошло и секунды. Неожиданно всё прекратилось. Абсолютно Всё. Ни успокаивающего дрейфа, ни музыки звёзд, переплетений вселенных, как будто ты застыл неподвижной статуей, находясь внутри голограммы. Появилась тяжесть тела, и его очертания. Хотя можно ли облако тумана с намёками на руки и ноги назвать полноценным телом? Вместе с этим появилось гнетущее чувство чьего-то присутствия и пристального взгляда. «Ты порадовала меня» — это был не голос, а ворвавшееся в сознание ведение. «Чем же?» — спросила в ответ, но мне не ответили. Ещё один вихрь подхватил меня, и я понеслась к млечному пути, находившемуся не на первых рядах, но и не на самой галёрке. От него шла сиротливая бечёвка, с несколькими неказистыми и тонкими ниточками, многие из которых оборваны к середине. Чарующее видение меркло тем сильнее, чем ближе меня подтаскивали к вселенной. Пока всё не погрузилось во мрак. Резко пришла боль. Пришла именно Боль с большой буквы. Словно каждую мою кость надломили, а под кожей полыхал огонь. Пытались когда-нибудь одеть на себя любимые джинсы, севшие после стирки? Вот так и меня сдавило по всему телу, только во много-много раз сильнее и больнее, вернее меня будто пытались запихать в резиновый шланг головой вперед, при том не было возможности повернуть назад, так в добавок еще и подталкивают сзади настойчиво, целеустремлённо и напористо. Было адски больно. Мне кажется, что я слышала отчётливый треск черепа, надеюсь, что показалось. Непонятные цикличные звуки не исчезли, а наоборот участились. Как в таких условиях мою голову посещали ехидные мысли? Не знаю, может из-за этого я не сошла с ума от боли, сумасшествие испугалось моего цинизма? Но как всё хорошее так и мои мучения закончились… сменившись новыми. До этого мне не нужно было дышать, да и не могла я. Но сейчас я сделала первый вдох, и мои ноздри, горло и лёгкие обожгло ледяным пламенем, их разрывало. Я закричала. Через несколько вдохов и выдохов стало немного легче, и я смогла открыть глаза. Свет был приглушён, но всё равно слишком яркий для меня, всё расплывалось. Кричать хотелось ещё сильнее. В добавок ко всем выше перечисленным радостям, добавилась тяжесть тела, и неимоверная его не поворотливость. Дышать стало полегче, но от пережитого захотелось кричать еще сильнее. Если хочется орать, то я ору. С криком уходит вся боль, бессилие и усталость.Сквозь крик смогла расслышать: — Гленда, поздравляю у тебя прелестная дочь. Я только что пережила роды… Меня, мерно покачивая, перенесли, обтёрли, и очень крепко запеленали. Ни ногой, ни рукой, ни головой — ничем не пошевелишь. Будто предыдущего мне было мало. Снова подхватили, опять понесли, передали кому-то на руки. Всё проходящее проплывало мимо меня… Я родилась… Меня покачивали, что-то говорили, сюсюкали… Мысли уплывали, куда-то далеко-далеко… Очутилась я в просторной комнате с пустыми стеллажами, присмотревшись, стало понятно, что стен нет, есть бесконечное количество стеллажей уходящих вдаль, и все они чем-то заполнены. На некоторых покоились книги, карты и прочие носители информации, одни можно разглядеть только по-хорошему присмотревшись, другие выглядели более материально. Я не спеша прошлась вдоль ряда, перешла на соседний. И только сейчас сообразила, что моё тело как у взрослого человека, а не новорожденного. Ведь было бы странно имей я тело младенца. Но я ведь не ребёнок, это к детскому телу придётся привыкать. Руки ухожены, кожа нежная, ноги худые, кажется длинные, талия, грудь тоже имеется. На мне легкое свободного кроя голубое платье, на ногах балетки. — Налюбовалась? — послышался приятный голос. И угадайте: откуда? Правильно, сзади. Что я должна сделать по закону жанра? И снова верно, вскрикнуть, обернутся, увидеть красавца, покраснеть, потупить взор, устыдиться про себя за невнимательность, подумать и прийти к выводу, что это виноват он, накинутся на него с обвинениями или вопросами… хотя возможен еще вариант с резко погасшим светом, маньяком, пафосной речью и моим медленным и мучительным убиением. Но нет. Я не спеша обернулась, сделав своё самое надменное лицо, и величественно кивнула, — Да. Жаль не хватает зеркала. Это мой мир, и я буду в нём хозяйкой. Вот теперь его можно и рассмотреть: по голосу — это был мужчина, на вид оказался тоже, одет был в костюм, о возрасте я могла судить весьма отдалённо (на уровне — не подросток, не старик, а мужчина в самом расцвете сил), а вокруг головы кружил туман, трость в руке была завершением образа а-ля я не нашёл чем ещё сильнее можно выпендриться. — И не будет никаких вопросов? — деланно удивился мужчина. — Ответишь? — складываю руки на груди, не меняя выражения лица. — И даже скажешь правду? Я в этом глубоко сомневаюсь. Хмыкнув, игнорирует мой вопрос. — Прогуляемся? — поворачивается чуть в сторону и предлагает локоть. Мысленно пожав плечами, подошла к нему, принимая руку. Послушание как вид контроля. Неожиданно все вокруг затуманилось, принимая вид аллеи с красными клёнами, как на фотографиях с видами Канады, но такой же безжизненной как и комната до этого. Чувство, что идёшь по нарисованному пейзажу: всё красиво, натурально, реалистично, но чего-то не хватает, нет ни ветра, ни шуршания листьев, ни пения птиц и возни насекомых. — Кто ты? — на самом деле не очень-то это мне и нужно, спрашиваю, лишь бы заглушить неестественную тишину. Она мне не мешает, но что-то будто по привычке заставляет говорить. — А как твоё имя? — хитро придумал перевести стрелки. Действительно, а как? Задуматься над этим раньше не было ни времени, ни возможности, ни повода. Но сейчас и того и другого в избытке. Занятно: я не помню кем была, и было ли что-то до того путешествия по вселенной. Хотя нет, определённо что-то было. Если задуматься, мне знакомы многие вещи. Например, ассоциации с севшей одеждой, видами Канады и многим другим. Или понятие «теория струн» мне знакомо, а его суть нет. Если подумать: «Где я видела кленовый лес Канады?» — «На фотографии» — «Где была фотография?» — «На телефоне» — «Где была фотография?» — «В социальной сети Instagram» — «Мой ник или кого-то из друзей?» — пусто, ничего вспомнить не могу, ни каких-либо фото знакомых, даже фото знаменитостей не помню, вижу их расфокусированном взором, как через толщу воды, не густо, но хоть так. Опять же имена создателей приложения я знаю. Парадокс. Но ничего о себе, о фкусах и предпочтениях. Но некие привычки-рефлексы присутствуют. Например, заполненяю тишину в разговоре, перебераю пальцами будто прокручиваю отсутствующие кольцо. — На самом деле сейчас это неважно, сама скоро узнаешь, а если нет, у тебя всё равно будет новое, — отвлёк меня мужчина от парадоксальных дум. — Гораздо важнее, что ты сделаешь после того, как узнаешь. Возможно, побежишь причинять добро и наносить справедливость. Может извлечёшь свою выгоду. Я бы хотел заключить с тобой сделку. Нет абсолютного контроля. Если ведешь не ты, то ведут тебя. — С дьяволом? — ехидно спрашиваю, хотела сразу отказаться, но интерес, что он мне предложит пересилил. Азарт — враг контроля. — Это как посмотреть, — усмехнулся, — Ты ничего сознательно не меняешь до своего шестнадцатилетия, пуская всё на самотёк. Особенно это касается одного человека — твоей новой кузины — племянницы. А я рассказываю о твоей прошлой жизни и приключениях с тобой произошедших. — спокойно проговорил, глумливо добавив. — О твоей смерти. А оно мне надо знать? Ничего уже не исправить. Отказ — самое разумное решение. — Давай заключим, — может, конечно, и зря, но, не попробовав, не узнаешь. Любопытство кошку сгубило. И что мне сейчас какая-то неизвестная родственница? Я её не знаю. Но и всё, что он мне сказал, за чистую правду я не приму. Нашёл дурочку. Правда бывает разной: неполной — он может умолчать о чем-то или развёрнутая под нужным углом — сделал ударение здесь, умолчал там — и, вуаля, совершенно другая картина. Правда у каждого своя. — В прошлой жизни ты жила в России с любимым отцом. Он был то ли политиком, то ли бизнесменом, или и тем и другим. Не понятно до конца. Конкуренты для него решили провести демонстрацию через его дочь, что он не такая важная птица. План был тебя припугнуть, что бы ты побежала к папочке жаловаться. Тебе было почти 16. Ворвавшиеся в дом они не ожидали, что ты готовишь на кухне, и при малейшей опасности не падаешь в обморок или кричишь, а хватаешься за нож, — делает паузу, для того что бы я осмыслила весь свой героический кретинизм. — Как говорится: «С виду она Божий одуванчик…». Видимо всплеск адреналина и как итог: одного ты поранила и будет до конца жизни хромать, а второй воткнул твою любимую перьевую ручку «Parker» в сонную артерию, выпустив чернила. Он умолк. А я погрузилась в невесёлые размышления, о бренности нашего бытия и своей идиотской смерти. Думала долго, тщательно. Столько белых пятен. — Ты не назвал ни города, ни имени, ни фамилии, рассказав только о смерти. Как я понимаю, ты и не скажешь. Верно? — хочу ли я это знать? Не знаю. Он сказал, что я любила отца, но его сейчас не помню. Так надо ли ворошить воспоминания? Они причинят только боль. Я всё равно не смогу вернуться назад. Зачем скорбить? У меня похоже появилась новая жизнь. Ещё один шанс. — Знаешь, не говори. Не хочу знать. — Твоя душа как и все до этого, расщепилась на атомы, и должна была составлять часть мироздания. Но ты как немногие, смогла собраться, сохранив знания, утратив память. Существует наверно какой-то определяющий фактор. Не замечал. Может, желание.Я бы не смог вернуть тебе память. Твоя душа сама решила, что после перерождения ты не выдержишь такого груза. Тебе ведь не нужна шизофрения или раздвоение личности? Может у тебя в прошлом было слабое душевное здоровье, это тоже могло сыграть не последнюю роль. Или ты просто не до конца собралась воедино. Нельзя сказать точно. Но что бы не служило причиной, исправлять сие досадное недоразумение я не стал бы, даже по твоей просьбе. Может сама всё вспомнишь. Мы так и шли по аллеи, мимо неподвижного озера, мимо теперь уже голых деревьев. — А дальше? — не выдержала ожидания, спросила глянув на дымку, где должно быть лицо. Так как мы всё еще шли рядом было достаточно не удобно. — Дальше? Дальше, были учтены твои пожелания: ты никогда не хотела быть главной героиней, тебе больше нравилась роль режиссёра — классический «герой второго плана». Тебе нравилось учиться, ты не любила общаться со сверстниками, выбирая из десяти одного достойного твоего снисходительного общения, — Он говорил монотонно, со скукой, при этом как-то ухитряясь показать всю мою недальновидность, высокомерие и сделать акцент на стервозность моего характера. После небольшой театральной паузы продолжил, — Как любая душа, склеившаяся вновь, она идёт на скрепление миров. Остальное, думаю, поймёшь сама. Разумеется, в более спокойной обстановке. — Что это за место? — Обвожу рукой уже аллею уже с цветущими сакурами. Да, вопрос своевременный. — Сон. Ты уснула, помнишь? — заботливо осведомляется он. Сон? Я думала, что гуляю по подсознание. Но эти термины близки. — Думаю, тебе пора. Вначале предупрежу: ты проспола очень много, где-то полгода. — Поясни, — но на меня опять не обращают внимания. И я осталась наедине с кучей вопросов: появились мысли о прошедшем времени. Я родилась недоношенной? Кома в младенчестве? Как сюда тогда вяжется сон? Сон души? Что за бред. Силой мысли отгоняю ворох бесполезных мыслей. Зачем сейчас страдать о прошедшем? — Времени осталось на последний вопрос, — мы остановились. Оглядываюсь: мы стоим в саду с цветущими яблонями. — Кто ты? Вместе с вопросом, появились пробудилась жизнь этого места. Повеяло ветром, рядом пролетела птичка, в траве застекотали кузнечики, шум травы, колыхание листьев, голубое небо, зажмуриваюсь от яркого солнца, рядом падали несколько лепестков долетевших от яблони. Обернувшись вокруг, никого не замечаю. Исчез. Всё начало рассеиваться, как туман оседать. И последнее, что я услышала, был тихий шёпот, — Не важно. Кажется он щепнул ещё что-то, но я не расслышала Всё растаяло, а на периферии сознания слышался женский голос. — Шарлотта, хватит спать соня. Надо, значит надо. С трудом приоткрыв глаза, передо мной предстаёт улыбающаяся рыжеволосая женщина. Здравствуй новая жизнь!..…и дай мне сил пережить её начало…