Лето 1998 года
Уже полуночи я лежу на своей кровати без сна. Свет от уличного фонаря, пробивающийся сквозь щель между шторами, проходит через всю комнату и заканчивается на стене, навивая чувство déjà vu. Шум города, не прекращающийся даже ночью, доносится сквозь приоткрытое окно, только усиливает его. Оно было настолько сильным, что казалось ещё чуть-чуть и вспомню что-то важное. И чем сильнее пыталась вспомнить тем дальше от меня оно отходило.
Мне надо бы скорее уснуть, ведь завтра свадьба моего отца и его пока ещё невесты, я должна буду быть маленьким ангелочком с цветами. Это очень важный день для него, он меня любит или живёт с чувством, что должен любить и пытается это делать. Я к нему привязана, но это всё. Наверно сказывается отношения которые были у родителей при зачатии. Всё, подслушанное мной, говорит, что это был фиктивный брак или как красиво называется - политический брак. Отец, наследник династии владельцев крупного отделения банков, из-за своей бессемейности не вызывал должного доверия, мать нужналась в хорошем генофонде. Брак их длился около четырёх лет. А то как они познакомились для меня остаётся загадкой. Хотя наверно это был один из знакомых знакомого старшего поколения. Но оба остались в выигрыши, он получил титул, как и хотел его отец, мой дед (правда не знаю, что у него осталось после развода). А так же воспитанную женщину, которая понимает всю важность связей и влиятельных друзей, с которой можно ходить на встречи, замаскированные под ужины с возможными бизнес-партнёрами и их жёнами, перспективными работниками и прочими нужными людьми, ведь примерный семьянин вызывает больше доверия, чем аскет. А Гленда получила быка осеменителя с большим капиталом. Не могу сказать, что такое отношение меня радует или убивает, но что есть, то есть, мне скорее плевать.
Я уже знакома с его почти женой, Кассиопей, милой девушкой из потомственных аукционеров. Чарльз, мой отец, нашёл свою тихую гавань в не именитой, но приятной и милой девушке. Такой милой, что при первой нашей, она попросила меня называть ее «Сио». Завтра я встречу ее дочь — свою новую сестру — сущего ангела по заверению отца и Сио. Почему мы должны познакомиться только в день свадьбы — для меня загадка.
Совсем рядом припарковался автомобиль, из него кто-то вышел и начал бремчать связкой ключей. Его громкие шаги были слышны до тех пор, пока он не удолился достаточно далеко. Наверно стоит встать и плотнее закрыть окно и задвинуть шторы, но моё тело так тяжалело и раслаблено, что не хочется шевелиться. Есть силы только изредка опускать и поднимать веки.
За окном промчался мотоциклист. Ох уж эта пьяняшая и обманчивая власть и свобода от скорости. Ощущение полёта. Когда-нибудь обязательно рискну и буду наслаждаться ощущением эфимерной свободой.
Есть всё-таки какое-то очарование в ночи, когда ты лежишь, а по коридору кто-то пытается бесшумно прокрастся; на улице проезжают редкие машины; проходят молодые люди, которые смеются и разговаривают громче, чем следует для столь тихого времени; прошаркал одинокий прохожий.
Двое мужчин что-то неразборчиво говорили, хлопнули двери машины, загрохотал мотор, который будет шуметь еще долго, пока они наконец не уедут. Всё это постепенно превращается в белый шум, и ты постепенно перестаешь обращать на него внимание, если не начинешь прислушиваться. И в столь поздний час в голове текут мысли, которые при солнечном свете ты гонишь, как неимоверную глупость или запрещаешь себе думать об этом. В ночное время происходят самые правдивые признания. Ты направляешь свои мысли в нужное русло, неспеша принимаешь решение. В такие моменты твой главный враг и друг — сон. Ты можешь сбежать в царство Морфея от неприятных дум или, так и не приняв решения, случайно там оказаться.
…глядеть в этот низкий и грязно-серый потолок, лёжа на каком-то старом пожухлом матраце, с девушкой, обнимающей тебя за талию и дышашей тебе куда-то то ли в плечо, то ли шею и размышлять о ценностях этого мира, убого на столько, что даже нет подходящих слов.
— Ангелика, — скажет она и перевалиться почти полностью на тебя, чтоб хоть немного удержать тепло, — о чем задумалась?
Она не любит это тягостное ожидание неизвестности.
— Ты сама прекрасно знаешь о чем, Сандра.
Теперь ты тоже её обнимаешь, чтоб хоть чуть-чуть отдалиться от холода. — По нашей опрометчивой глупости мы неизвестно где, а наша гордость нас же и погубит.
Вы обе стараетесь не смотреть на поднос с едой на двоих и стопку из двух одеял, оставленных для вас словно для нищих и попрошаек. Всё труднее не замечать голод, а с холодом вы пока справляетесь. Ложь, потому что вы обе дрожите…нет, вас бьёт судорожная дрожь.
— Не волнуйся, — говоришь чтоб успокоить её, а саму тебя гложит предчувствие, но ты уверена, что пожертвуешь ВСЕМ ради неё, — все будет хорошо.
Ты безбожно врёшь ради неё не в первый раз, но…
— Какое тут волнение, ты со мной, моя Ариэль — не весело усмехается она, подколкой пытается растормошить.
— Давай не будем осквернять наш свет этим местом.
Тяжёлый вздох, а затем снова погружаетесь в эту ужасную, противоестественную тишину. А луч лунного света, протиснувшийся сквозь не до конца смежные шторы, постепенно становится все длиннее, но он есть лишь в твоём воображении…
…неизвестно сколько прошло времени с того момента, кажется она успела заснуть.
Послышался скрежет открывающейся двери, и тяжёлые шаги в вашу сторону. Ты пытаешься совладать с отяжелевшим телом, и закрыть собой сестру, в голове приносит мерный учительский голос, призывающий соблюдать правила: не разглядывать похитителей, не смотреть в глаза, не вести себя вызывающе, не вызывать у них ненависть.
Но это было так давно, а ты так устала, что только и можешь обнимать вцепившуюся в тебя Сандру и выворачивая шею, яростно смотреть на вошедшего. Он пытается отпихнуть тебя от неё. Забрать её у тебя. Ты словно волчонок начинаешь цепляться за него, царапаешься, и кусаешься, достаешь из кормана перьевую ручку, подаренную отцом на день рождение, которую ты зачем-то схватила в самый последний момент, будто это смогло бы чем-то помочь. Он вырывает её из твоих рук и в борьбе воткнул тебе в шею. Слишком сильно тебя ударил и очень зря ты достала ручку…
…приходишь в себя от сильной боли в шеи и груди и тошноты, рядом с тобой плачет она, центр твоего мира, плачет и пытается напевать незамысловатую мелодию. Ты укутана в плед, и твоё лицо аккуратно обмывают тряпкой. Ты не можешь пошевелиться, а при малейшей попытки тебя окутывает туман забвения вместе с чудовищной болью, наверно ты застонала, потому что она перестала напевать, а быстро зашептала:
— Со мной всё хорошо, они хотели лишь, чтоб отец удостоверился в нашей безопасности. Я сказала, что тебе нужна помощь. Он скоро нас заберет. — она целует тебя в лоб и говорит, что тебе лучше поспасть. Ты чувствуешь, что тебе всё тяжелее и засыпаешь.
… в последний раз, открыв глаза и увидев её лицо с заплаканными глазами и опухшим носом. И отца побледневшего, с закусанными до синевы губами и этот выбеленный и шероховатый потолок.
Проснулась я от сильной боли в голове и шеи, и обнаружила, что не могу пошевелиться. Мне казалось, что что-то давит мне на грудь и за мной кто-то наблюдает. А так же ощущение первобытного ужаса. Через какое-то время дышать стало легче, стах отступил, и я смогла пошевелиться, но меня тошнило и всё расплывалось перед глазами. В этот момент я возненавидела эту огромную ванну, которая находиться так далеко от комнаты. Лучше бы она была маленькой, но полностью моей. Яркий свет вызывал ещё более сильную головную боль, поэтому спасительный прохладный душ пришлось принимать в темноте. Мне стало чуть легче (мир больше не плавал, а тошнота пропала почти бесследно), и я смогла связно мыслить.
Как я понимаю это и были те последствия сильного дежавю. И те самые воспоминания, о которых меня предупреждал «Мьсе Пинки» и о которых я не просила. Того человека из своего сна я решила окрестить «Демон», даже если он не посланик из жаровни, а мой собственный глюк. А потом подумала: «зачем нагнетать ещё сильней?» Поэтому он теперь «Мсье Пинки». Но чтобы он не говорил, а сделка расторгнута ровно на столько, сколь он соврал. У меня ни на секунду не возникло сомнения, что это был просто сон. Сон не может быть таким реалистичным, ты не можешь находиться в полном сознании без возможности что-то в нём изменить. Чувствовать и ощущать, вспоминать и понимать. Нет, это однозначно не мог быть сон. Это были воспоминания прошлого. Видимо за всё в жизни надо платить, даже если ты этого не просил. Что ж ещё один
урок от жизни.
Пока я сидела запутавшись в полотенце на небольшой ступеньке-выступе и думала, боли прошли почти окончательно, оставить лишь слабый фантом — воспоминание: ноющую боль в шее и висках. Что ж с этим можно жить, и как была укутаной в слишком большое для меня полотенце, так и пошлёпала обратно в комнату босая и почти голая. Надеюсь, что никого не встречу в коридоре (когда бежала в душ было не до халата с тапочками). Но моим чаяниям было не суждено сбыться: в коридоре я столкнулась с мамой Глендой.
— Лотти что случилось? Ты принимала ванну одна? — принялась меня осматривать и закидывать вопросами, потом повела меня за ручку в мою комнату.
Я понимаю, что всего лишь четырёхлетний ребёнок, но она меня слишком сильно опекает. Думаю, это из-за того, что меня слишком сильно любит и старается адаптироваться к слишком самостоятельному ребёнку, но у неё не особо получается. Ещё пару раз повторю эту мысль, и может быть смогу так думать на самом деле.
— Всё холошо, мне плосто приснился очень стла-а-ашный сон и, когда плоснулась, не могла двигаться. Я так напуга-а-алась. Но я слышала, что душ помогает забыть стлашные сны. — я тоже стараюсь быть хорошей дочерью, но получается у меня не важно.
— Ох солнышко, не волнуйся, это был сонный паралич. Ты наверно переволновалась из-за свадьбы твоего папы.- Передо мной положили стопку одежды, и погладили по голове, — И я знаю что тебе трудно, но пытайся говорить правильно. - Да, у меня есть небольшие проблемы с произношением "р" в сложных сочетаниях, но обычно это проявляется по утром, когда еще не успела разговориться, как следует.
Гленда села на корточки, чтобы смотреть мне в глаза, — Мы с твоим папой не раз говорили тебе, что он тебя меньше любить не станет.
Быстро чмокнув в лоб, меня начали переодивать: лёгкое летнее платье, чулки, сандальки. Гленда сказала мне немножко подождать, а сама побежала приводить себя в порядок.
В её характере присутствует суетливость, которая не даёт покоя всем домочацам. Это сильно раздражает бабулю и заставляет улыбаться дедулю. Видимо поэтому у мамы не такие доверительные отношения с её матерью, и напряженные отношения с сестрой. Младшим обычно достаётся больше внимания родителей. Все проблемы начинаются с детства. Отсюда ревность в детстве, а потом уже наверно по привычке. Виной тому не схожесть характеров — тётя Грейс пошла в своего папу: не злопамятная, уступчивая, а Гленда взяла, как говорит доктор Уайт: отличительные черты Монтроузов — упрямость, немного истеричности… Что привело к непрерывным ссорам и противостояниям внутри семьи. Хотя я еще слишком плохо знаю характеры членов семьи Монтроуз, чтобы судить о них наверняка.
Хотя думаю, всем передалась эта историчность Монтроузов…
Сейчас на часах было около 7, а мама обычно приходит заплетать меня не раньше 7:45 так что я успею поделать задания, которые мне оставили учитиля от заботливой Ложи. Пройдя в свою гостиную и включив радио, села за свой стол. Я вообще не пойму, зачем мне так много всего знать?
«Шарлотта, ты в ответе за наше будущее. Бла-бла-бла. Это такая честь, ответственность бла-бла-бла. Немного лишений бла-бла. Знания лишними не бывают, особенно во время твоей миссии. Бла-бла-бла.» Сразу возникло передо мной лицо мадам Кларк — женщины, приставленной Ложей, чтобы следить за моими успехами и промывать мне мозг, но это второстепенная её роль. Основной род деятельности - моё обучение.
Так как у моего отца сегодня свадьба, то меня освободили на три дня от занятий. Но дали много заданий по этим занятиям. Больше, чем обычно. Начать думаю проще с каллиграфии.
Точно без пятнадцати семь ко мне пришла мама заплетать мне волосы в какую-нибудь замысловатую косу. Ей очень нравиться делать разные прически. Однажды я спросила, где она научилась:
— В детстве я мечтала стать парикмахером и школе тренировалась на одноклассницах, пока однажды мне мама не прочила лекцию о недопустимости выбора такой профессии. С тех пор у меня это стало лишь хобби.
В такие моменты я жалею, что родилась в такой семье, но это быстро проходит когда вспоминаю о полюсах.
— Доброе утро, дедушка, бабушка, Мэдди, — мы спустились в столовую и сели на свои места. Какой-то особой рассадки не было, как сели так и сели. Сегодня нас было пятеро. Обычно мы завтракаем лишь в четвёртом.
На столе была овсянка, гренки с джемом и чай. Передо мной стояла тарелка с серой бурдой, которая просто ужасно выглядила, и на вкус была такой же, что и на вид.
— Шарлотта, не кривись, ты же знаешь мы ищем нового повара. — дедушка заметил моё кислое лицо. — К тому же каша не настолько ужасна, твоей бабушке нравится.
Ага, железный аргумент, Ариста — англичанка со всеми стереотипами — овсянка на завтрак - обязательное блюдо. Хотя, это наоборот немного не вписывается в образ, думаю она скорее помещена на здоровой пищи. Но помещена адекватно — никому не навязывает своё мнение. Если то, что на столе обычно только «правильная пища», можно назвать ненавязыванием.
Сегодняшний день довольно сложный и длинный: мы идём в парикмахерскую (если точнее, то парикмахерская идёт к нам), затем возвращаемся домой переодиваемся и едем на торжество в церковь, где будет проходить венчание. Завершением будет банкет.
…Цирюльник, приглашенный на дом, сделал мне прическу с вплетенными розами, а в сочетании с светло-розовым платьем получилось мило. На мой взгляд довольно рискованное сочитание для рыжеволосых, но главное подобрать подходящий тон. И Сио с Глендой — это удалось. Или натнятым людям это удалось. Я не вникала в организационные вопросы.
Длительность работы наших мастеров была почти одинакова, потому что живые цветы — это муторно, а Гленде делали ещё макияж.
С платьем мне помогала Ариста, а Мэдди охала и говорила какая я красивая — вобщем вела обычные для пожелых людей речи.
Во время любого — хоть немного значимого события, ради которого люди если не принарядились, то хотя бы попытались — происходит длительная фотосъёмка, и нас не миновала сия чаша. На допотопный фотоагригат (для нынешнего времени довольно хороший) меня запечатляли по самое не могу, вертели меня как форфоровую куклу, пока меня не спасла мама. Переняв на себя эту распрекрасную компанию, и уже ей помыкали как могли под чутким дедовым руководством.
От них мы сбежали. К таксисту. По меркам мегаполиса ехать было не очень долго, но пешком далековато, на метро не позволяет одежда.
Район, куда мы приехали, был довольно зелёным, чем быстро мне полюбился. Как я поняла, выбор именно этой божьей обители был сделан Кассиопеей, потому что это памятное для неё место. Она там бывала ещё ребёнком. На мой взгляд довольно подходящее место: крупное строение и живописное место.
Нас встретил Чарльз, поцеловав Гленду в щёку, направил в уголок для подружек невесты. Уйти так просто она не могла и, присев на корточки, поцеловала в щечку уже меня.
Брээ ненавижу, когда она так делает. У меня чувство, что мы как минимум расстаёмся на огромный срок. Жаль, что это не так. Нет, она мне нравится, но в ней всё слишком: слишком много вокруг меня, слишком заботливая, слишком… А вот отец — примерный подаблучник, который появляется в моей жизни не особо часто. Чем не повод для моей симпатии? Он подхватил меня на ручки и покружил. Вот просто супер-родитель.
— Привет, ангелочек. Как поживаешь? — всё ещё не снимая меня с ручек, развернулся и понёс меня в небольшой садик к скамеечке, прикрытой листвой дерева.
— У меня всё холошо. Поклужишь ещё? — меня тут же покружили ещё. Быть маленькой иногда приятно. Приблизившись к скамейке, мне стала видна маленькая фигурка в платье такого же цвета, что и у меня. Ага, понятно, меня идут знакомить с новой сестричкой.
— Ты же помнишь, что у Кассиопеи есть дочка. Из-за сложившихся обстоятельств вы не смогли познакомиться раньше… — отец немного зануден в минуты стресса. И может долго размазывать слова, и в такие моменты ещё на начальном этапе я перестаю его слушать, и все его слова превращаются в белый шум.
Мы подошли поближе и я смогла её рассмотреть в живую. На фотографиях она была русоволосой, с мягкими-не английскими чертами лица (хотя в наше время сложно «чистого» представителя какого-либо народа). Нас она не замечала — вертела в руках розу и задумчиво её рассматривала. К тому же, она сидела к нам спиной. Судя по прическе и окружающему ландшафту, розу она вытащила из прически. Она была слишком задумчива, и я не уверена, что подойди мы к ней спереди, она бы нас заметила. Мы оказались совсем близко, Чарльз поставил меня на землю и немного покашлял, привлекая внимание — только тогда она подняла голову. На нас смотрела та же девочка с фотографии. И в эту же секунду меня пронзила острая боль в шеи — фантом сна. Я прижала ладошку к больному месту и старалась не кривится.
— Кассандра — это Шарлотта. Шарлотта — это Кассандра. Очень надеюсь, что вы сможете найти общий язык. — Чарльз тут же посадил меня рядом с ней, не замечая моей кривящейся мордашки.
Девочка, мне тут же улыбнулась и положила ладошку поверх моей руки — боль чуть отступила, и я смогла улыбнутся чуть дружелюбней. По логике вещей я должна насторожиться, но вместо этого чувствовала покой и умиротворение.
Увидев мирных детей, этот не очень разумный мужчина ушёл отговорившись делами, ему и правда вроде кто-то махал, но его глупость это не отменяет. Что я так разумна для своих лет — нонсенс (но что ещё ожидать от ребёнка, «рождённого для высшей цели»?), а вот насчёт неё я не уверена, и вообще маленькие дети слишком непредсказуемы: сейчас они спокойно взаимодействуют, а через секунду кусаются и выдерают волосы.
Как только Чарльз отошёл подальше я отсела от «сестенки» подальше. — Что ты сделала?
Начала приходить подозрительность. И конечно, я имела ввиду то, как она убрала мою боль. Это совсем не нормально.
Она дернула плечами, что в равной степени могло означать всё что угодно — это зависило от фантазии наблюдателя — моя фантазия ограничилась «не понимаю о чем ты?».
Она продолжила рассматривать цветок. — Мне показалось, что тебе больно. Искреннее желание помочь — творит чудеса.
У неё был такой спокойный и грустный голос, что весь скепсис растворился полностью. И это доверие к постороннему ребёнку очень подозрительно. Это ж-ж-ж не с проста. Но она настолько выглядит безобидной и беспомощно, что невозможно бороться с желанием защищать и утешать. Невольно к ней просыпается симпатия, а подозрительность, как змея только что шипела что-то рядом, а сейчас уже уползает оставляя за собой только кончик хвостика. Предательница.
Я подсела к ней обратно и обняла, — Мне помогло, спасибо. — в ответ кивок.
— Сейчас праздник, так почему грустишь?
— Ненавижу розы и Кассиопея это прекрасно знает! — не хватает только дополняющего картину удара ногой о землю. Прямо чувствую, как сейчас начнётся истерика. — Она сделала из меня свою точную миниатюрную копию, даже платья заказала такое же, только розовое. Сказала, что я слишком мала, чтобы что-то понимать во всём этом, а розы хорошо сочитаются. Я бы ради неё перетерпела их, если бы только она меня попрасила, но она пренебрегла моим мнением. — сказав всё это она отдала мне цветок, точно такой же что были и у меня в прическе. Присмотревшись к волосам Кассандры стало ясно что этот цветок был вытащен, как я предполагает ранее, именно от туда — присутствовала некоторая лахматость, но в целом не очень критично.
Хорошо бы её чем-нибудь отвлечь, маленькие дети быстро отвлекаются на что-то другое.
— Я по дороге сюда увидела клумбы с цветами, а вон там цветет какой-то куст, довольно симпатичный. — указала рукой направление. — Давай я тебе поменяю цветы в причёске, а ты повтыкаешь их мне?
Сама не ожидала от себя подобного сумасботсва, но на что не пойдёшь ради предотвращения истерики. К тому же ей кажется понравилась идея — она повернула ко мне голову и закивала, в её глазах плясали бесенята.
К тому же от ребёнка ожидают чего-то похожего. Прекрасный способ потрепать всем нервы.
— Только не с клумбы, пойдём лучше сорвем с кустика.
Её прическа была закреплена огромным количеством шпилек, неведимок и тонной лака. Но ломать, это вам не строить — разрушать легче. И вот уже рядом на скамейке была кучка заколочек. Волосы были завиты ещё в салоне, для сотворения прически это было необходимо. Локоны были деформированы, я как смогла расчесала их рукой, кое-как завязав свободный хвостик, повтыкала цветочки.
Получилось… убогонько, и это если приуменьшить. Сильно приуменьшить. Но обратной дороги уже нет — причёска испорчена и восстановлению не подлежит. Я переложила все заколки к себе в маленький мешочек-сумочку — часть наряда, висящий у меня на руке. А розочки из своей прически Кассандра вставила в мою. Боюсь, что получилось примерно так же как и у меня, то есть не очень. Во всяком случаи вина ляжет на папочку, который нас оставил одних.
— Всё! Это была последняя, — сказала девочка и обойдя меня кругом крепло обняла, прошептав в плечо «спасибо». Было очень приятно обнимать её в ответ. Чувство целостности было необычным: будто она продолжение тебя. Но я не успела разобраться полностью в ощущениях, а она уже разомкнула объятия и забралась обратно на скамейку.
— Думаю, нам пока не надо появляться перед взрослыми. Так что пойдём лучше прогуляемся по садику.
Рядом с этой церковью был небольшой, ухоженый сад, его я заприметила ещё в прошлое посещение. Касси положительно отнеслась к этой затеи и взяв несколько веточек выложила на скамейке стрелочку, направленную в сторону входа в сад. Умно и глупо.
… В садике мне понравилось — людей нет, только цветочки и несколько деревьев — филиал рая на мой взгляд. Мы сидели на траве в полутени под деревом, а через листья пробивалось солнце приятным рассеяным светом. Крона почти все лучики забирала себе, но и для нас немного оставалось.
Я узнала о ней много интересного, оказалось, что Кассандра гостила во Франции на винограднике дедушки и бабушки по отцовской линии, ей там так нравилось, что она очень не хотела возвращаться обратно, но по отцу и деду в Англии она тоже соскучилась так что всё-таки вернулась…
Выразительно то, что свою мать она называет только по полному имени, и кажется, совсем не ради неё вернулась на остров.
Мы так похожи. От этого мне становится страшно.
— К тому же мама желала, чтобы я была на её свадьбе. — она рассказывала так вдохновлённо, невозможно было не слушать, даже если это тема совершенна не интересна. Например история о том как она пряталась от всех в винном погребе. — Я тут подумала: а может с розами она не со зла, ведь я могла и упереться, отказавшись тут присутствовать? Ведь эти розы — это очень красиво, и только для меня они ужасны…
— Кто-то здесь не любит розы? — незнакомый голос с боку заставил вздрогнуть. И тут же две ноги в классических черных штанах подошли к нам, присев на корточки, явили их обладателя: молодого парня. — Я всегда считал розы цветами любви, ассоциирующимися с великим Шекспиром.
Чуть отодвинулся в сторону, что бы нам не пришлось щуриться, смотря на него, и продолжил уже без апломба, — Вы должно быть Кассандра и Шарлотта, девочки-цветочницы?
Я просто кивнула.
Удивительное, то, что Кассандра, только что в красках расписывала каким было глупым решение пойти в погреб босиком, неожиданно включила режим фарфоровой куклы — просто начала его игнорировать. Кто-то тут такой маленький и стеснительный! А на первый взгляд и не скажешь.
Пришельцу видимо такого и согласия хватило, он продолжил, — Мисс Райхманн, невеста, просила меня вас обоих найти и отвести к мистеру Райхманну.
— Дедуля приехал?! — восторженно пропищала отмершая девица. И тут же выскочила на ноги, выражая готовность следовать за провожатым. Но когда она встала и повернулась к выходу из сада, парень смог увидеть тот ужас, что сейчас творился у нее на голове. Хотя нет, вначале он увидел помятое платье немного испачканое в земле и траве. Мы сидели на коленях по примеру японок, и благодаря этому неприглядная участь постигла лишь подол. И только затем он с задумчивым лицом посмотрел на прическу. Его брови поползли вверх ещё сильнее.
Зато я смогла определить по его реакции, что в таком виде на людях лучше не появляться. Хотя я это подозревала и сама, иначе не утащила Кассандру прятаться в саду.
— Сэл… — судя по всему этот парень какой-то юный почитатель церкви, может алтарный мальчик, или как их называют, обращение может и слишком жирновато для него, но он сейчас наша единственная связь с мистером Райхманном.
Парень лишь отмахнулся и уже с дружелюбной улыбкой ответил, — Предпочитаю имена. Я Николаус, можно Ник или Клаус. И я пожалуй, приведу мистера Райхмана сюда сам.
— Мы подождем тебя здесь, Клаус, — сама Касси энергично покивала головой на моё высказывание, что привело к выпадению ещё нескольких цветочков из прически.
— Да, наверное это будет лучшим решением, — Ник видимо тоже заметил выпавшие цветы. Быстро встал на ноги и удалился.
Мы бывали тут несколько раз, чтобы посмотреть, отрепетировать и познакомиться с главными действующими лицами. Видела священника, организатора, но не видела этого юношу в церкви и не представляю его гостем. Правда, думаю это не показатель, я не встречала и мистера Райхманна и совершенно не знаю, что от него ждать. Незнакомый парень выветрился из моих мыслей почти так же быстро, как и его материальная оболочка из сада.
— Мне не нравиться сокращенное имя. — Кассандра чуть отвернулась в сторону входа, чтобы следить за приходом своего загадочного деда, — Так иногда называют маму, и мне всё время кажется что это её имя, а не моё, понимаешь? — поспешила объясниться.
Её это здорово заботит, сильнее чем испорченные прическа и платье.
Не уверена, что мы на том этапе отношений, когда придумывают друг другу нелепые прозвища. И её слова о матери. Все то время, что я с ней провела, к Кассиопеи никто не обращался так.
У меня затекли ноги и пришлось вставать. К приходу деда надо готовиться: отрехнула своё платье и пришлась вокруг девочки, отряхнув и её, на что она отреагировала полностью индифирентно, продолжая глазеть в сторону церкви. Немного потяну время, собью с темы. Не хочу ничего выяснять. Да и зачем? Вероятность того, что мы встретимся вновь очень мала.
— Сандра. Называй меня так.
Для меня это был как гром среди ясного неба. Точно такая же интонация — словно призрак из сна.
Глядя в её глаза в мыслях восстают образы сна: все мелкие и незначительные детали — спор на кухне, запах комнаты в которой нас заперли. Я погружалась в воспоминания всё глубже и глубже. Они меня засасывали.
— Юная леди, попытайтесь объясниться: что могло с вами произойти? — вывел меня из транса строгий голос.
Нахождение спало, и я решила для себя, что так я её называть не стану. Пока я приходила в себя, эта совершенно невозможная девица, не обращая внимания на строгость с которой к ней обращались, стремительно развернулась и бросилась со всех ног к пожелому седовласому, но крепкому старичку. Хотя старичок это неуместное определение, скорее мужчина «в самом расцвете сил», на которых посмотришь и так просто возраст не определишь. Кассандра с разбегу запрыгнула на вовремя подставленные руки и обняла старикана за шею. После этого соскользнула обратно на землю.
Около входа в парк стоял Ник и с любопытством наблюдал за открывшейся перед ним сценой. Пока он насмешливо наблюдал за всей этой сценой и никуда не собирался уходить, я беззастенчиво рассматривала его: правильные черты лица, брюнет с густыми чёрными бровями, тонкие губы. Совершенно обычный, он может быть как каким-нибудь мальчиком на побегушках у организаторов торжества, так и родственником или гостем, мало ли у Райхманнов знакомых. Заметив мой взгляд, он лишь улыбнулся и подмигнул.
— Не смотря на взаимную радость от встречи, я продолжаю недоумевать, что могло случиться с твоей причёской и платьем?
Действительно после небольшой пробежки цветов осталось ещё меньше, а спутанность волос после моей помощи стала заметней.
Кассандра лишь пожала плечиками состроив недоумевающую мордашку, после чего протянула руку в мою сторону и представила:
— Дедушка, это моя новая сестра — Шарлотта. Но имя настолько обычное, что мы будем с этим бороться. Я буду называть её Ариэль.
Он перевёл взгляд на меня и потревав внучку по волосам (должно быть решив, что хуже не станет) по-доброму поинтересовался: — Это должно быть ты, Ариэль, помогла моей девочке устроить маленький саботаж?
Ясен пень, что кроме меня этого сделать никто не мог: мы на этом мероприятии единственные дети. Опираться бессмысленно — я кивнула.
— Но знаете, моя мама может сделать любую плическу, если её найти, то мигом всё исплавит.
— Без женщины тут в любом случае не обойтись, — кивнул Ник и ушёл. Опять.
***
И вот я снова лежу в кровати глядя в потолок, только на этот раз не белый, а голубой и кровать принадлежит Кассандре, она лежит рядом. Очень интересный потолок — расписан как звездное небо.
После церемонии меня, после всяческих и продолжительных уговоров, Гленда оставила вместе с Кассандрой на Шона Райхманна. Девочка уговаривала деда посетить парк аттракционов, куда, конечно же, мы не пошли ограничившись обычным парком рядом с домом Райхмана. Кассандра дала мне поносить свои вещи. Мы славно провели время.
И вот уже вечер, а Гленда до сих пор не явилась, что говорит о затянувшемся праздновании. Вот и славно, может останусь тут на более продолжительный срок. Хотя в Англии и есть маленькая традиция проводить свадьбы в среду, чтобы гости не засиживались, но Кассиопея и Чарльз отступились от этой прижимистой традиции, чему я очень рада.
— Тебе никогда не казалось, что ты не цельная? — мы лежали в позе вольта, глядя в потолок. Её голос заставил меня развернуться в её сторону. — Что тебе не хватает чего-то важного, вот тут? — так же продолжая смотреть в потолок показывает на свою грудную клетку.
— Я не верю в страх Зевса перед четырёхрукими и двухголовыми людьми. Мне кажется сама идея о поиске родной души лишь красивый миф, которым утешают себя непроходимые романтики. — это заставило Сандру так же развернуться ко мне, и грустно улыбнуться. Она такая грустная, что ограничестся шуткой не вышло, — Но да, мне иногда не хватает чего-то такого привычного, но никак не могу понять чего. Будто от души оторвали половину, а она как туман всё заполнила, но стала более зыбкой.
— С большими прорехами.
Она протянула свою руку и сжала мою ладошку.
Перевернулась так чтобы и вторая рука могла дотянуться до меня, и выжидающе посмотрела на меня с протянутой рукой. Глядя на неё меня что-то заставляет меня саму потянуться к ней. Она соединила мои лодошки в лодочка и с обоих сторон накрыла своими.
— Я думала, что возможно тебе больше подойдёт имя Шарли, такое же светлое и размереное как и в французской речи, и стойкое и непререкаемое как у немцев. Но с такими холодными руками ты останешься Ариэль.
Шестое чувство говорит мне, что дело не в моих холодных руках, а в её детской вере в идеалы.
Послышался стук в дверь, а после голос Шона:
— Ариэль, за тобой приехала мама.
— Думаю, мне больше подойдёт Шарли, лягушонок, — с сожалением вытаскивают руки из теплого кокона её пальцев и встаю с кровати. Беру чехол с платьем и выхожу из комнаты, уже в дверях мне слышится:
«Неправда».
Упрямая девочка…
Уже на пороге она обняла меня и обратилась к Гленде:
-Вы же привезете завтра Шарлотту снова к нам в гости?
Маленькая чертовка, знает как пользоваться своим положением ребёнка. Кто в здравом уме сможет отказать милой девочке которая просит с детской верой и непосредственностью сущую безделицу?
— Ведь я только недавно вернулась, и все мои друзья, с которыми я общалась до отъезда, сейчас обо мне забыли, — а в голосе такая грусть.
-Конечно, — со вздохом согласилась Гленда, — может быть только уже ты завтра придёшь к нам?
Дожала. Что и требовалось доказать. Неподалёку Шон наблюдал за афёрой своей внучки и тепло улыбался.
***
Дом Монтроузов встречал утро и ранних посетителей. Точнее только посетительницу, одно русоволосое
чудо.
Был завтрак, бабуля с дедулей допрашивали маму о празднике. Мне оставалось только молча давиться кашей — праздничная папойка была мне не очень интересна. К тому же, я опять не выспалась: у меня был тот же сон, что вчера и вновь с утра сонный паралич. На этот раз было не так реалистично, и боль была не такой яркой. Неожиданно раздался звонок в дверь, что удивило всех — гостей никто так рано не ждал, а дедуля с бабулей, думаю, их вообще не ждали. Не уверена, что Гленда вчера успела рассказать им о приглашенном ребёнке. Вечером мы были слишком уставшими и почти сразу отправились спать. Разговор разом утих и все прислушались. Это вообще удивительно, что в столовой, расположенной на втором этаже, можно услышать звонок в дверь. Но только звонок, а о чем с визитером говорит мистер Бернхард неизвестно. Послышались шаги и в столовую вошли Бернхард и моя новая сестренка.
— Доброе утро! — с улыбкой сказало это чудо, не обращая внимания на удивленные лица, — Простите, что я приехала чуть раньше, но так сложились обстоятельства.
Через несколько минут она уже завтракала этой противной кашей вместе с нами. Оказалось, что её деду нужно было срочно уехать решать важные вопросы по работе, а больше её оставить было не с кем, вот он и выгрузил её около дома, дождался пока она войдёт и уехал по делам. Бедный ребёнок, цыганёнок какой-то, живёт у всех родственников по очереди.
— Можно я покажу Кассандре мою комнату? — спросила после того, как поток объяснений, пояснений и вопросов иссяк, так же как и каша из моей тарелки.
— Конечно, Шарлотта, поиграйте у себя. — ответила бабушка, каким-то подозрительным взглядом рассматривая девочку.
Как только мы вышли из столовой, моей дружелюбной улыбки как не бывало.
Хмуро оглянувшись на Кассандру, почти побежала до своей комнаты. Когда мы вошли в мои апартаменты,состоящие из двух комнат: многофункционального мини-кабинет-гостинной-игровой и спальни. Выждала пару минут, дав осмотреть обстановку, и начала допрос.
— Кто ты такая?
Удивленно — непонимающий взгляд был мне ответом.
Причина, почему я не выспалась была ещё в том, что я размышляла ночью очень долго.
О ней.
И поняла, что всё с ней связанное очень-очень и очень подозрительно.
Рядом с ней происходит какая-то чертовщина.
Какой же я была дурой! Не заметить сразу все эти странности: её красочных рассказов, полной и правильной речи, умных фраз и тот спич в адрес матери, когда ей всего 5 лет!
***
"Ранее моя жизнь приобрела совершенно иной смысл. За короткое время, я понял, что то к чему я шёл многие годы, было лишь проходящим этапом. Не думаю, что мне сейчас сложно расстаться с философским камнем или, как я пафосно называл его раньше, пятым элементом. Для меня открылась истина совершенно не там, где я её искал всю сознательную жизнь. Решиться было невероятно, до обсурдного, легко. Особенно после всего того, на что я пошёл, ради этого удивительного вещества. Я лишь надеюсь, что это не станет концом ни для меня, ни для дорого мне человека.
Эти несколько месяцев помогли осознать, что действительно важно. Я молю Бога, что ещё не поздно исправить две своих ошибки. Одна почти решена, а для решения второй я в самое ближайшее время возвращаюсь туда, где оставил своих сыновей.
1782 год"
Запись из личного дневника Графа Сен-Жермена.
