Ближе, чем братья

      На уже старой Батильде допотопная шляпка и растоптанные туфли, за которые Геллерту было бы стыдно, если бы он не решил для себя в далеком детстве, что судьба посредственностей не тронет его. Он убеждает себя, что нужно дать волшебнице шанс, ведь она одна предложила ему место, кормит его и не особенно тщательно следит, чем он занят. Пусть она бесполезна, глупа и выглядит, как музейный экспонат, Геллерт не делает ей замечаний и старается выполнять просьбы, когда они не мешают ему.       — Лучше бы тебе держаться подальше от Дамблдоров, — говорит Батильда, с чудовищным скрипом размешивая сахар в чае. Рукой, без помощи волшебной палочки.       На самом деле, Геллерту плевать на сахар, чай, ложку, скрип и даже на саму Батильду, и он знает об этом. Увы, разговор снова рискует коснуться дома Дамблдоров, вот в чем причина злости.       — Я разберусь, — говорит Геллерт, стиснув зубы.       — Молодой человек!       Геллерту приходится смириться с неизбежной проповедью, а в особенности со словосочетанием «молодой человек», от которого его тошнит. Англичане ухитряются использовать язык, на котором даже заклинания почти лишены смысла. Что уж говорить о повседневном разговоре. Разве что один…       — Вы меня слушаете, молодой человек?!       Батильда не груба. Геллерт внушает себе, что она добрая, умная и в особом смысле красивая женщина. Каждый день он твердит себе, что обязан желать ей добра, ведь она осталась одна между ним и другими волшебниками. Если бы не она и ее доброта, Геллерт мог оказаться в плохом положении. В очень плохом положении.       Но обманывать себя сложнее с каждым днем, особенно когда он вынужден слушать лекции о воспитании, терпеть скрип ложечки, смотреть на растрепанную волшебницу, которую интересуют только книги и давно свершившиеся дела. Она еще совсем молода, но ведет себя и разговаривает как старуха. Иногда Геллерта посещают неприятные мысли, будто Батильда и его считает свершившимся делом. Пройдет пара-тройка лет, все уляжется, он вернется на родину и станет чиновником или кем-то еще более бесполезным. Она напишет историю про юного волшебника, который был исключен из Дурмстранга, потому что изучал «плохие» заклинания, опубликует в газете, в журнале или подошьет в архив для своих дурацких книг.       — На вашем месте я всерьез задумалась бы о…       Геллерт хочет, чтобы она замолчала. Любой ценой. Он хочет, чтобы Батильда Бэгшот оставила его в покое. Вместе с чудовищной усталостью и разочарованием на него накатывает злость.       — Мне нужно идти, — говорит Геллерт вместо тех неприятных вещей, которые ему хочется высказать ей.       — Опять? Куда на этот раз, молодой человек? — Батильда не настроена выпускать его из лап. Возможно, приготовила новую речь об искуплении и возвращении на путь истинный.       — Хочу прогуляться перед сном, — отвечает Геллерт и улыбается. Тепло, добродушно, искренне. Как ей хотелось бы, чтобы он улыбнулся.       — Возвращайся пораньше, — просит Батильда. При всех ее недостатках, у нее есть и достоинство — например, ей легко внушить что угодно. Жить рядом с ней просто. Если бы только Геллерта не грызла совесть.       Совесть со смешным именем Альбус. Все эти слова о благодарности — его слова. Альбус считает, что Батильда проявила храбрость, решив взять в дом волшебника, исключенного из магической школы. По словам Альбуса выходит, что Батильда Бэгшот — героиня. Каждый день Геллерт пытается разглядеть в ней черты, которые присваивает ей Альбус, но терпит поражение. В этой волшебнице нет ни отваги, ни самоотверженности, но что хуже всего — она абсолютно посредственна в магическом отношении. Единственное, что по-настоящему волнует ее — история магического мира.       На улице влажно, душно, мерзко. Туман. Альбус утверждает, что в туманах нет ничего особенного, но Геллерт уверен, что проблема в том, что Альбус никогда не был в нормальной стране. Они спорят об этом и о многих других вещах, забывшись, так что их выгоняет с улицы рассвет.       В последний раз они подняли тему, которая по-настоящему волновала Геллерта. Природу магии. Альбус выдвинул предположение, что магия может передаваться по наследству, они долго искали доказательства, цитировали школьные учебники, и в конце пришли к неутешительному выводу, что природа магии непостижима. Во всяком случае, ее нельзя постичь теми способами, которые есть у Альбуса и Геллерта, бредущих по Годриковой Впадине.       — Зачем ты вернулся сюда? — спросил Геллерт.       — Из-за семьи, — ответил Альбус, хотя по его лицу было видно, что ответ не нравится ему самому.       Теперь Геллерт идет к дому Дамблдоров, против которого ополчилась Батильда, чтобы объяснить, почему Альбус не должен оставаться в захолустье, где туманы — обычное дело и одновременно главное событие, основная тема светских бесед.       — Привет, — говорит Альбус, как всегда, озираясь по сторонам. Делает вид, что разглядывает Годрикову Впадину, но Геллерт замечает, как взгляд ненадолго становится пристальным — в ту секунду, когда Альбус смотрит в окно второго этажа, плотно задернутое занавесками.       — Привет, — отвечает Геллерт и не спрашивает про окно, потому что обсуждать тех, кто живет в доме Дамблдоров, Альбусу больно.       — Как дела у мисс Бэгшот?       — Отлично. Отлично. Теперь уже можно переходить к делу? — Геллерт кладет ладонь на плечо Альбуса, обнимая его в плотном тумане, и толкает вперед. Они быстро проходят мимо домов любопытных соседей. Если бы можно было толкнуть Альбуса так же легко, когда дело касается более серьезных вещей, Геллерт давно покинул бы Годрикову Впадину. Но Альбус упрям. Впрочем, в его случае это скорее достоинство, чем недостаток. Можно быть упрямым, когда способен трансфигурировать предметы на ходу, не касаясь волшебной палочки.       — Снова будешь уговаривать меня уехать? — спрашивает Альбус.       — Снова будешь отказываться, — отвечает Геллерт и убирает руки в карманы, потому что Альбусу это не нравится. Как и многие другие, Альбус живо реагирует на самые крошечные события в жизни. Не помогает даже знаменитая британская отстраненность.       — Ты знаешь, что я не могу, — говорит Альбус.       Он не может, потому что должен заботиться о семье. Не может, потому что у него есть обязанности. Не может, потому что теперь, когда он взрослый, ему приходится считаться с мнением других. Не может из-за долга. Не может — ведь любому ясно, что уйти в его ситуации способен только жестокий, эгоистичный мерзавец.       Геллерт знает, что это слова Аберфорта. Еще одной посредственности из Годриковой Впадины. Однажды, размышляя о том, как Альбус Дамблдор мог родиться в таком отвратительном месте, Геллерт пришел к интересной мысли. Что если магия уравновешивает могущество разумных существ в пространстве? К примеру, в Лондоне полно волшебников, но все они — потомственные бестолочи, зато в Годриковой Впадине, где большинство не способно даже перо поднять в воздух, родились Дамблдоры. И здесь магия поступила, как человек с хорошим чувством юмора. Одного из них она сделала форменным идиотом, а другой стал самым талантливым… одним из самых талантливых волшебников своего времени.       — Покажи еще раз, с картами, — отвечает Геллерт, резко меняя тему. Альбус всегда немного застревает на таких поворотах. Теперь он смущенно улыбается, достает колоду и разворачивает веером перед Геллертом.       — Выбирай.       Они смеются, когда у Альбуса получается вытянуть «нужную карту» только с третьего раза. Колода исчезает в воздухе с легким хлопком. Геллерт знает, что Альбус трансфигурировал ее из чего-то ненужного. Из старой книги? Из песка под ногами? За кажущейся легкостью стоит настоящее волшебство, и фокус с картой приобретает новый смысл для того, кто хорошо чувствует магию.       — Ты не поможешь им, если останешься здесь, — говорит Геллерт. Теперь, когда у Альбуса хорошее настроение.       — Я должен…       — Да, ты должен что-то сделать, Альбус. Должен. Как и я. Нельзя просто жить, обладая такой силой. Я понимаю тебя, — Геллерт снова кладет руку на плечо Альбуса, делает шаг вперед. В тумане за высоким кустарником их не увидят — Альбуса часто волнуют такие мелочи.       — Нет, ты не… — Альбус убирает его руку, но делает это слишком медленно для человека, которому неприятно.       — Нельзя быть эгоистом, Альбус, — Геллерт подходит еще ближе. Так, что дальше уже неприлично.       — О чем ты? — один из величайших волшебников своего времени смущенно краснеет, отводит взгляд и начинает громче дышать. Для величайшего волшебника своего времени это слишком неподобающе, зато для подростка — в самый раз.       — Ты думаешь, что должен заботиться о своей семье, верно?       — Да, — Альбус делает отчаянную попытку отойти назад, но там своевременно появляется фонарный столб. Отступать некуда.       — Почему ты думаешь, что только эти люди — твоя семья? — спрашивает Геллерт, пока его рука плавно возвращается на плечо Альбуса, а потом касается щеки. Шеи.       — Я… не…       — Весь магический мир, все волшебники, Альбус, все они — твоя семья, — говорит Геллерт, разворачиваясь. Уходит от фонарного столба и идет обратно к дороге, которую они исходили вдоль и поперек.       Несколько секунд Альбус молчит.       — Да, да, конечно, — говорит он поспешно после долгой паузы. Возвращается на дорогу, поправляет одежду.       — Обладая такой силой, нельзя размениваться на десяток людей, Альбус, — говорит Геллерт. Если не поможет и этот небольшой спектакль, придется идти на крайние меры. Геллерт знает, что может лишиться всего, но риск оправдан. Альбус стоит любого риска.       Одно дело быть одиноким в мире, где понять тебя не способен никто. Совсем другое — стать одиноким, оставив за спиной человека, который понимает тебя с полуслова.       — Я обязан позаботиться о них, — отвечает Альбус. Тяжело дыша, то и дело касаясь рукой волос, воротника, запонок.       — Хорошо, — Геллерт ускоряет шаг.       — Куда ты?!       — Я устал, Альбус. Иногда мне кажется, ты нарочно ищешь предлоги. Отказываешься, чтобы я придумал новые аргументы. Пока я живу здесь, магглы прокладывают эти отвратительные металлические дороги, убивают друг друга, изобретают новое оружие.       — Постой!       — Нет, Альбус, — Геллерт замирает в центре дороги. — Ты знаешь, что я ждал очень долго. Терпел мисс Бэгшот. Твоего одержимого манией величия брата. Годрикову Впадину, где никогда ничего не происходит. Если ты хочешь остаться здесь, оставайся.       Альбус стоит в неестественной позе: ноги на ширине плеч, руки в карманах, голова опущена вниз. Кажется, что он читает сложное заклинание. Или молится — Геллерт видел, как это делают магглы. Им так нужен кто-то, на кого они могут положиться, что они стали придумывать себе богов. Управлять ими будет легко.       — Не уходи, — просит Альбус. Он поднимает голову — на лице нет слез, только вежливая улыбка. Все из-за упрямства. Если бы не оно, Альбусом можно было бы управлять так же легко. Но разве это будет так увлекательно?       — Ты пойдешь со мной?       — Я отвечу завтра. Обещаю, я отвечу завтра.       Альбус разворачивается и уходит в туман. Спустя несколько секунд его уже не видно — аппарация или что-нибудь посложней. Зная Альбуса, Геллерт поставил бы на новый способ исчезновения в тумане, открытый только что под влиянием момента.

***

      Геллерт вертит в руках алую безделушку — кристалл. Новый трофей Альбуса, необходимый, по его словам, для приготовления чудодейственного эликсира, способного вылечить магглов от… очередной болезни.       — Положи, он может разбиться, — Альбус сидит за столом, погруженный в свои мысли. Со стороны не скажешь, что ему всего двадцать лет. Из-за долгой работы он больше похож на умудренного жизнью мужчину.       — Я склею его, — Геллерт подбрасывает безделушку в воздух, ловит и подбрасывает снова.       Альбус тяжело вздыхает.       — Не сомневаюсь, — говорит он. — Обязательно склеишь. Ты говорил с этим мракоборцем?       — Альбус, они называют себя…       — Говорил или нет?       Геллерт подбрасывает кристалл чуть выше нужного и не спешит ловить. Грохот. Осколки разлетаются в разные стороны.       — Прости, — говорит Альбус. За последние два года он успел хорошо распознавать подобные намеки.       — Да, я говорил с ним, — Геллерт достает палочку и медленно собирает с ее помощью все осколки. Камень действительно сложен, но вернуть ему форму — задача скорее кропотливая, чем тяжелая.       — Чего он хочет? — Альбус встает, подходит к креслу, в котором сидит Геллерт, и садится на правый подлокотник. Внимательным взглядом провожая осколки камня, он наклоняется к уху Геллерта. — Его нужно расплавить, — шепотом.       Альбус кладет руку на волшебную палочку, которую держит Геллерт, и вкладывает собственное заклинание. Кристалл превращается в жидкость.       Вдвоем они наблюдают за тем, как разрозненные кусочки становятся единой массой, а потом под воздействием нового заклинания твердеют, создавая вместе законченную форму кристалла.       — Если бы ты придумал заклинание, которое превратит этих никчемных карьеристов во что-то стоящее, — говорит Геллерт, возвращая кристалл на место.       — Я работаю над этим, — усталый вздох, улыбка. Альбус возвращается на место.       — Так ты хочешь узнать, чем закончился наш разговор с мракоборцем? — спрашивает Геллерт.       — Их вроде не так называют? — улыбается перу и бумагам Альбус.       — Какая разница? Он сказал, что они последуют за нами только через его труп.       Альбус отрывает взгляд от письма, над которым трудится уже пару часов. Письмо предназначено очередному Министру.       — Геллерт, ты же не…       Геллерт смеется. Во время разговора с мракоборцем ему в голову пришла веселая мысль. Убить наглеца, а потом сказать Альбусу: «Вот я и выполнил его условие». Но Альбус редко ценил такое прямолинейное остроумие, и в последний момент Геллерт сдержался.       — Нет, просто использовал немного магии. Они поддержат нас. Можешь не волноваться об этом.       — Я не волнуюсь, Геллерт, — Альбус с улыбкой возвращается к бумагам. — В крайнем случае, ты все склеишь.