***
Тэхён выходит на сцену как всегда — весь неземной, красивый и невероятный. Он знает себе цену и никому не позволит её хоть сколько-нибудь занизить. Но. Во время выступления он периодически отвлекается (совершенно непростительно), так как быстро находит Чонгука и кожей чувствует, что тот далеко не полностью сосредоточен на нём. Младшего будто что-то тревожит, нервирует и волнует. Он не отслеживает каждое движение, как делает это обычно (он вообще-то всего один раз-то и пропустил вечер выхода Тэхёна, но виной тому была работа — какая-то облава на Низших, совсем не интересно). Вампир практически жаром пылает из-за внезапного приступа злости, хотя подобные вещи ему несвойственны. Пока никто не видит, забирается повыше и все остальные выступления следит за Чоном, нервно ёрзающем на кресле, вплоть до момента появления предпоследнего выступающего. У Тэхёна учащённо бьётся сердце, когда понимает, что именно в этот момент Гук становится спокойнее, сосредоточеннее. Злость настолько застилает глаза, что не выдерживает и уже через несколько секунд скрывается в закулисье, откуда прямой путь к чёрному выходу. Вампирам тоже свежий воздух иногда прочищает мозги.***
Тэхён сидит на мотоцикле (который Чонгук выгнал снова на улицу только пару дней назад, когда погода стала не по-мартовски тёплой и сухой) боком, закинув ногу на ногу и совершенно не по-человечески удерживая равновесие. — Прости, я задержался… — Я заметил, — довольно холодно отвечает, даже не поднимая глаза. Тэхёну где-то глубоко внутри неловко за подобное поведение, но усмирить себя пока что не может. Насыщенность эмоций, прямо как насыщенность аромата Чонгука сейчас, зашкаливает. — Понимаешь, этот парень, что выступал предпоследним… Мне нужно о нём кое-что знать для личного дела. — Влюбился? — запросто произносит, как будто уточняет — какая погода за окном. Чонгук отшатывается, как от пощёчины и переспрашивает сипло: — Что? — ему, очевидно, отвечать никто не собирается, поэтому быстро подходит и берёт Тэхёна за руки, часто мотая головой. — Нет-нет, что ты. Я только тебя люблю… Прежде, чем последнее слово срывается с его губ, Тэхён уже знает окончание фразы и очень быстро вскидывает голову, чтобы получить первое такое признание хотя бы глаза в глаза, пусть другие обстоятельства уже не исправить. — Л-ладно, — быстро отвечает, перекидывая ногу и устраиваясь на байке. — Обсудим всё дома. Чон немного заторможено кивает, видимо ещё сам не осознаёт, что только что сказал, и садится на своё место, после разгоняясь до таких скоростей, на которых у Кима звенит немного в ушах, а мысленно он даже присвистывает. Разговор начинается, всё-таки, не сразу, как они переступают порог квартиры. Сперва они оба принимают душ (Тэхён ненавидит ходить дома с малейшим намёком на грязь или пыль, сверхчувствительность сказывается), не сговариваясь расходясь в разные ванные комнаты. Проходит ещё примерно полчаса, прежде чем они собираются на кухне — Чонгук начинает готовить себе ужин, а Тэхён устраивается на барной стойке и медленно пьёт густое вино. — Так кто он? — всё-таки дублирует вопрос Чон, пока продукты им раскладываются на столешнице. — Хосок-хён… он… один из нас, — вампир ещё ни разу не признавал кого-то из своего числа, только про Чимина, всё ещё общающегося с ним лишь звонками (сейчас он вроде где-то в Испании), всё сразу было очевидно. — Почему вы выступаете там? Там все… работники… из числа ваших? — Далеко не все, но… понимаешь… В том месте есть… источник дополнительной силы. Не… ведьминский алтарь, но похоже. Наши спо…собности там усиливаются. — Способности? — Чонгук разворачивается на месте, чтобы заглянуть в глаза, гнёт бровь и выглядит немного недоверчиво. Особенно странно и забавно то, как он при этом сжимает в руках ни в чём неповинную морковку. — Именно, — пожимает плечами и старается уйти от ответа, ведь это не та тема, которую следует знать человеку. Ему бы вообще сейчас замолчать, но пытается сделать мягче и просто поменять тему. — Почему ты вообще заинтересовался Хосоком? Мне следует… Э… Ревновать? — Я вроде уже объяснил, что это лишнее… — тихо проговаривает Чонгук, разворачиваясь и продолжая заниматься своим делом. Впрочем, объяснить он всё-таки удосуживается. — Юнги-хён в него влюблён. — Вот оно что, — удивлённо отвечает, раздумывая обо всём и ни о чём сразу, часть из этого постепенно произнося вслух. — Хосок-хён очень… близкий мне человек. Но мы с ним не общались примерно лет двадцать. Крупное недопонимание вышло, но глупое. А сил встретиться и поговорить так и не нашлось, хотя в клубе оба выступаем. — Вот зачем вам маски! — неожиданно вскрикивает младший, разворачиваясь на месте с поднятым в руке ножом, который непроизвольно вскидывает, высказывая догадку. — Чтобы никто не мог вас узнать! Вы же не стареете, а выступать продолжаете! — Какой умный мальчик, — ехидно замечает, а Чонгук в это время прищуривается и явно сожалеет, что научил его язвить. — Это одна из причин, да. Мы возвращаемся туда раз за разом… и из-за источника, и из-за необходимости иногда искать себе людей «безопасным» способом. — Это как? — непонимающе спрашивает Чон, хотя вновь возвращается к готовке. — Мы привораживаем своими способностями гостей, — спокойно отвечает, тут же добавляя категоричным тоном. — Прежде, чем ты начнёшь возмущаться — ты пришёл в мой «ленивый» день. Мне тогда совершенно не нужен был партнёр, но ты всё равно на меня запал. — Ты точно знаешь, когда я приходил впервые? — уже совсем не пытается скрыть не прекращающееся удивление в голосе. — Да. Ты во мне тогда чуть дырку не просверлил. Я запомнил твои глаза. Если бы у Чонгука и так не горели щёки от жара плиты, он наверняка бы покраснел именно в этот момент. — И ты на мне вообще никакие свои приёмчики не использовал? — звучит… любопытственно, а не недоверчиво. Это Тэхёну определённо нравится. — Не нужно было. Ты как-то сам свалился к моим ногам. Чонгук поворачивается с возмущением, но залипает на щиколотку Кима, которую тот поднял в воздух, чтобы немного покрутить обнажённой ступнёй. Ничего даже говорить не нужно. Ведь правда была озвучена, ничуть не преувеличенная. — Так что… за «безопасный способ» и зачем это всё? — Дело в том… В клубе определённая система безопасности, которая отслеживает гостей. Не слишком тщательно, но достаточно, чтобы уберечь нас от раскрытия сущностей. Если бы ты не был моим, я бы уже им пожаловался, ведь проворонили Охотников. Аж двоих, — качает головой и уже опущенной на другую ногу ногой, задумчиво протягивая. — В целом, система успешна, но и мы исключаем казусы. Приворожив, мы можем получить человека в некое взаимовыгодное сотрудничество. Человек под специальным приказом искренне говорит — готов ли поделиться своей кровью и стать на время нашим источником. Поскольку большая часть посетителей мужчины и не все из них геи, мы либо получаем донора-любовника, либо друга-донора. Оба варианта хороши и взаимовыгодны. — В чём выгода людей? — напряжение звенит в голосе Гука и в его сведённой спине. В целом он походит на зверя перед прыжком. Разница только в том, что он не готовится к прыжку, а отговаривает себя от него. В этой ситуации чрезмерно остроты и терпкости, Тэхён рискует накалить всё до предела: — Люди получают пару капель нашей крови, что обещает им хорошее здоровье и долголетие. Они не становятся бессмертными, но прожить до ста лет практически в добром здравии вполне могут. Хотя мы, разумеется, не исключаем вероятность смерти по неестественным причинам. Чонгук оказывается нос к носу с Тэхёном за считанные секунды, кажется, впервые выдавая свои нечеловечески способности. Всё-таки Охотники довольно сильно отличаются от обычных людей. У Тэхёна даже в глотке пересыхает от такой демонстрации. А ещё… призывно дёргается в паху. — Скажи… Сколько у тебя сейчас доноров? — почти скалится, показывает красивые ровные зубы и закручивает спираль возбуждения внутри старшего ещё немного. — И к каким категориям они относятся? Друзья? Любовники? — Почему тебя это так волнует? — Тэхён очень старается не выдать возбуждения и разозлить Гука до того опасного предела, где можно будет перенаправить русло реки. Хотя с темпераментом его, это будет равносильно одному из подвигов Геракла. — Тебе не кажется, что ответ очевиден? Почти невинно мотая головой и хлопая глазами, пока всё твердеет в желаниях, забывая об осторожности и предупредительности, добивается предполагаемого заранее: — Я уже сказал — я люблю тебя. И я не хочу, чтобы… — Заблуждения… снова… — улыбается и откидывается на руки, ставит те позади себя, пальцами цепляясь за дальний, от своих ног, край барной стойки. — Ты снова судишь меня по другим. Обычным и Высшим вампирам не требуется пить кровь постоянно. — Что? — Гук замирает, а его сердце теперь колотится совсем бешено, Тэхён это слышит, когда обвивает ногами и тянет ближе к себе. — У меня нет никого кроме тебя, Чонгук-а, — не признание, но почти оно, очень на грани. Договаривает, когда уже буквально впечатывает его в себя, тут же обвивая руками и втягивая всю глубину его аромата, где примешана лёгкая терпкость пота и злобы. — Мне хватает тебя и нужен только ты. Чон рычит от переизбытка чувств, что его пытаются изнутри разорвать, но ему помогают — целуют в губы так, чтобы подтвердить сказанное и лишний раз доказать свою неоспоримую привязанность. Одежду срывают не глядя и целостность, явно, её не сохраняя. Это точно не имеет значения. — Гук… — задыхается, опаляя именем шею, где ощущает букет ароматов (сегодня отчего-то можно позволить себе почувствовать больше), и придвигаясь ближе к краю стола. Тэхён сегодня впервые за столетие разозлился и умудрился разозлить Чона, поэтому ему интересно даже — во что это может вылиться. В нечто… прекрасное? О, а это действительно прекрасно, как его вжимают в гладь стойки, целуя и кусая плечи с ключицами, пока ногтями впиваются в бёдра. Чонгук обычно такой аккуратный и заботливый (даже после того, как узнал о вампирской сущности), а сейчас его просто срывает со всех возможных тормозов. И его вкус становится в такой безудержности ещё более насыщенным, заполняющим лёгкие помимо воли. Тэхёну определённо нравятся последствия сумасбродства, поскольку Чонгук практически метит его, разрывая кожу, засасывая её до боли и заставляя поскуливать от удовольствия, чего обычно за сдержанным (он раньше думал, что сдержанный) старшим не водилось. И Чон даже не осознаёт — разрывая плоть, пусть и очень поверхностно, помогает Киму кожей ощущать его терпкий вкус. — О, пресвятая чёрная ночь, Гук, умоляю, трахни меня, — похабный оборот вырывается до обработки мозгом, но даже когда стыд накрывает леденящей волной, проходящейся по позвоночнику, Тэхён своих слов назад не забирает, только смотрит глаза в глаза, чувствуя, как его щёки горят. — Тебе идёт… румянец, — рычит в губы и тут же их припечатывает, скользя пальцами внутри и с удивлением отмечая — Тэхён мокрый и явно готовый к грядущему, хотя с предыдущего их раза прошло несколько дней, а заранее он вряд ли… С мысли резко сбивает то, что вампир, очевидно — утомлённый ожиданием, самостоятельно обхватывает чужой полностью эрегированный член пальцами, чуть массирует его, наблюдая за реакцией, а затем приставляет к пульсирующему колечку мышц, через мгновения давая наполнить себя и оглушительно выстанывая имя своего человека. Разгорячённый человек, принадлежащий ему, пахнет восхитительно ярко и пронизывающе. Его предполагаемый вкус заставляет рот наполняться слюной настолько, что та капает с уголка губ. Благодаря высокому болевому порогу Кима, они проводят в такой позе немало времени, прежде чем Чонгук сжаливается и опускает его на пол, разворачивая к себе спиной и кусая теперь её, пока одним жёстким толчком заполняет жаркое и жаждущее нутро, плотно его обхватывающее и заставляющее желать двигаться ещё быстрее. Почти теряя контроль, вампир позволяет себе сойти с ума от всех оттенков — пряности, сладковатой теплоты и нежной бархатности. Он буквально раскладывает всё на мельчайшие крупицы. Упираясь руками в стойку, Тэхён с силой отгоняет внезапно проснувшуюся жажду. Повезло, что Чонгук сзади и не может видеть ни поалевшие глаза, ни вылезшие клыки, которые в первый их раз его напугали, рассказав о природе (поскольку тогда Тэхён, впервые за долгое время, был не с донором и забылся). Восстановив контроль и нормальный цвет радужки, снова наслаждается каждым прикосновением и мгновением, отдаваясь во власть своего Охотника. — Люблю, — выдыхает он так, чтобы довольный Гук услышал и зарычал, а после такого Тэхён почти в беспамятстве пребывает и откидывает голову на плечо младшего, сорвано умоляя поцеловать, уже через пару секунд заляпывая барный стул неровными подтёками. Он так сильно сжимается внутри, буквально выдавливает из младшего оргазм, заставляя заполнить себя горячим и липким. Так, чтобы ощутить себя на грани и уже через мгновения почувствовать слабость в коленях. Чонгук тихо усмехается ему в шею, проводя по той языком, а затем целует в аккуратный изгиб челюсти, после чего несёт на руках до спальни, где укладывает на свежие простыни, быстро обтирает влажным полотенцем и обещает скоро вернуться. Расслабляясь, Тэхён не замечает — сколько проходит времени, но младший действительно появляется довольно быстро. Ему он протягивает бокал любимого вина, а сам устраивается с тарелкой на краю кровати (Тэхён к еде в постели относится не слишком хорошо, но иногда вольности позволяет и младшему, не только же себя баловать). — Знаешь… Мне любопытно, — неожиданно говорит, улыбаясь уголками губ. В ответ получает вопросительное мурчание, поэтому продолжает. — Ты… всегда готовишься к сексу? Любишь… разрабатывать и увлажнять себя? Тэхён всеми силами старался вести себя и подстраивать ситуации так, чтобы этого вопроса не возникло. Но. Столько времени вместе… Он даже тянул с их первым разом, лишь бы правда как можно дольше оставалась невысказанной. И после раскрытия сущности он снова тянул… А теперь придётся пояснять, ведь обман — уже давно не их вариант. — Нет, Чонгук-и, — нервно выдыхает и прикрывает глаза на пару секунд, затем садясь и встречаясь взглядом с немного нахмуренным парнем. — Просто у таких, как я, есть второй пол. Я не только мужчина… я мужчина-омега. Поэтому… Мне не нужно готовиться к сексу, мой организм сам… это делает. — Как это? — недоуменно переспрашивает Чонгук, хватаясь пальцами за простыню после того как вздрогнул. Старший внимательно следит за реакцией и за усилением запаха, ведь тот не меньше мимики рассказывает об эмоциях, которые так насыщены и полны сейчас. — Что значит…второй пол? — из-за ошарашенности привкус становится более терпким, что Тэхёну нравится, хотя общий контекст ситуации сложен и требует разъяснений. — Да ты не бледней. Для тебя-то особой разницы нет… — хмыкает и отводит взгляд, устремляя его в окно. — Просто я не… Не укладываюсь в твоё стандартное понимание. У омег есть определённые… особенности. — Чего кто? — Чонгук решает, что лучше ему устроиться удобнее и убрать пока тарелку. Та отправляется на пол, а он садится ровнее и к стене, откидывая на неё голову и готовясь слушать. — Снова скажу — среди нас довольно мало учёных, я тебе не раз объяснял. Нас вообще мало. Поэтому мы не знаем всего. Только недавно Хосок получил степень врача и смог добраться до продвинутой аппаратуры… — Очень интересно, но можно пока без предыстории? Это потом… — Альфы и омеги созданы друг для друга. Но они оба мужчины обычно. И они составляют идеальную Пару. Очень редко встречаются омеги-женщины… Поэтому не будем о них, — вздыхает, рассуждая, что нужно добавить в первую очередь. — Грубо говоря, альфа — Высший вампир-интерпретация мужчины, а Высший омега, по человеческим меркам, имеет общее с женщиной, — Тэхён непроизвольно делает паузу, а затем добивает всё-таки. — Именно мы продолжаем род. — Что делаете? — Чонгук бы повысил, наверное, голос, если бы у него остались хоть какие-то силы. Ему явно слишком тяжело принять услышанное, а насыщенность и глубина информации, о которой и подозревать не мог, выбивают из колеи. — Продолжаем род. Высшие вампиры, в большинстве своём, подавляющем большинстве, рождаются, а не обращаются, — Тэхён осторожно, боясь спугнуть, оказывается совсем рядом с Чонгуком, скрещивает ноги и берёт запястье младшего в свои ладони. — Гук-и, тебе не о чем волноваться. — То есть… У тебя могут быть дети, рождённые тобой? — Да. Но забеременеть я могу только от альфы. — А я — не он? — немного заторможено уточняет, явно пытаясь совладать с бурей внутри себя. — Нет, прости, но… — Зачем тогда тебе я? — удивлённо, кажется, совсем искренне, снова переспрашивает. Впрочем, искренность его не спасает от нехилого удара в плечо. — Это за что?! — Чтобы ерунду не говорил, — недовольно бурчит Тэхён, отводя глаза. — Сказал же, что люблю тебя. Потому и нужен, — неожиданно он совсем меняется в лице и медленно произносит. — Гук… Если бы ты знал то, что повлияет на человека слишком сильно… ты бы стал ему рассказывать подобные вещи? — Для ответа… Мне не хватает контекста. — Если бы ты знал день своей смерти, ты бы смог спокойно жить? Или… день смерти кого-то из близких? Чувствуя неслабую основу для такого вопроса, Чонгук действительно крепко задумывается, пытаясь прикинуть вероятную реакцию. — Я, думаю, хотел бы знать день своей смерти. Это дало бы возможность подготовиться. «Очень практично», — думает Тэхён, не решаясь озвучить такой комментарий. — Ты… уже знаешь — обратить в Высшего вампира нельзя. И это действительно так. Но что… если бы вдруг было можно? Ты бы пошёл на это, чтобы остаться со мной? — старший говорит тихо, едва шелестит голосом, но Чонгук слышит каждый оттенок его интонации. Чонгук ощущает всю глубинность этого вопроса. Между ними повисает тишина, но в ней младший не выказывает волнения, наоборот — даёт немного поддержки, поглаживая Тэхёна по колену. Спустя неизвестное количество времени, Чонгук медленно проговаривает: — Я практически уверен, что с тобой согласился бы стать кем угодно, — поднимает взгляд и ловит чужой взволнованный. — Во мне уже нет юношеского максимализма, чтобы без раздумий кричать о любви и, не думая, соглашаться на такие вещи, хотя сама мысль… Мне не претит, так как остаться с тобой надолго — весьма привлекательно. Но… мне, думаю, пока ещё не хватает знаний и опыта, чтобы и согласиться. Тэхён немного дрожит и осознаёт, что плачет только тогда, когда Чонгук стирает с его щёк влагу и спрашивает с волнением: — Эй… Ты чего? — Я тебе верю… И… не знаю… можно ли было бы ответить лучше… — Тэхён подаётся вперёд и замирает у Чонгука на груди, обвив того руками. — Спасибо… — Могу задать вопрос сам? Я не готов, явно, услышать всё, но… То, что ты боишься рассказать, связано с отношениями Высший — донор, о которых ты рассказывал сегодня? — Да, вроде того, — шелестит Ким, вдыхая с упоением родной уже запах, кутаясь в него и утопая в восхитительной глубине ароматов. — Ладно. Тогда как-нибудь потом объяснишь мне остальное, — улыбается Чон, прихватывая губами край уха старшего и оттягивая его. — Ты не…злишься на меня? — почти с наивностью спрашивает, носом потираясь о ключицу. — За что? — Я не могу рассказать тебе всего… Пытаюсь, но инстинктивно скрываю некоторые вещи или недоговариваю. — Тэхён, ты ещё на мосту сказал уже очень много, я ценю это, — усмехается и целует в висок, после слыша вой собственного желудка и неловко смеясь. — Кажется, я всё ещё голодный. «А я, кажется, полюбил тебя слишком сильно», — думает Тэхён, разгибаясь и хитро прищуриваясь: — Но в целом неплохие вышли отвлечения. — А ты ведь специально меня на кухне разозлил, да? — Чонгук осторожно соскакивает с постели и подхватывает тарелку с пола, направляясь к выходу из комнаты. — Кто знает, — невинно отвечает Ким, откидываясь на подушки и довольно потягиваясь.