broken stars

Все его близкие, наверное, очень расстроятся. Вот что подумал Чан, наблюдая, как океан пожирает последние отголоски солнца. Ветер принес запах соли и тепла, спрятанного в его выжженных летом волосах. Он давно об этом думал, формировал мысль в голове день за днём, пока она не превратилась во что-то определённое, осознанное, принявшее самую ужасающую форму. Он думал об этом, пока давился вздохами на тренировках, пока ехал на работу в душный офис, пока доедал завтрак через силу, пока... Пока не осознал, что в этом его единственное спасение. Он знал, что это решение морально убьёт большинство его близких, но понимал, что иначе эти мысли добьют его самого раньше, чем это сделает это он сам. Под ним остывал песок. Чан вбирал в себя последние отголоски лета, спрятанные между нот осени, и считал минуты до наступления темноты. Кто-то шел к нему неторопливо и осторожно, но, погрузившись в себя, Чан не слышал чужих шагов. Плечо загорелось от прикосновения. Оно было невесомым, словно касались одними кончиками пальцев, но даже от такого Чан вздрогнул больше с непривычки, чем от неожиданности. Кто-то рядом усмехнулся знакомо и по-родному. – Ты опять здесь сидишь? – Хан присел рядом, устраивая подбородок на коленях. Чан не нацепил на себя улыбку, зная, что с этим человеком не нужно играть роль примерного общительного парня с кучей друзей. Можно просто помолчать и прекратить цеплять на себя фальшивые эмоции, которых он никогда не испытывал. – Тебя там все ищут. Не хочешь обратно? Чан покачал головой. Волны разбивались о берег и пеной возвращались обратно в океан. Он давно здесь не бывал: приехал впервые с прошлого дня рождения. Это место стало для него той самой тайной, которую он спрятал ото всех на глубине души. Он любил прятаться здесь от всех, запираясь в оболочке мыслей и отключаясь от внешнего мира. Тогда для него не существовало посторонних звуков, кроме тихого шороха волн, не было запахов и цветов: всё смешивалось в сплошную синеву, наполненную ароматом ветра и тепла. – Мне здесь нравится, – шепнул юноша, играясь руками с ветром. – Я бы хотел здесь умереть. Чан почувствовал, как от его слов напрягся Джисон. Тот никогда не любил подобные темы: либо сводил всё к глупым шуткам, либо злился, сам не понимая, на кого из них двоих. Иногда Джисону казалось, что стоит ему отпустить друга хоть на мгновение - и он его потеряет. Он до дрожи в коленях боялся, что когда-то Чан воплотит свои слова в жизнь, как бы иронично это ни было. Ведь так или иначе, для Чана больше ничего не существовало. Была ли эта опустошенность всем, что он сейчас чувствовал, Джисон не знал. Откровенные разговоры заводили их в тупик. Он не знал, как давно это началось. Это не было резкой переменой, но Чан лишь постепенно становился всё более замкнутым в себе. Пусть как и раньше он общался со многими людьми, смеялся над чужими шутками, говорил "Да" любым затеям товарищей, но его взгляд стал пустым. Это была та самая первая деталь, отличить которую был способен только по-настоящему близкий человек. Позже он стал чаще молчать, пропадал днями и неделями, запирался в квартире ото всех. Каждый его поступок был натянутым, будто юноша заставлял себя делать хоть что-то. Он жил через силу, спрятавшись в скорлупе, и иногда Джисону начинало казаться, что друг ждёт, пока вода выйдет из берегов, чтобы поглотить и его, подобно закатному солнцу. – Почему ты продолжаешь говорить об этой ерунде? Чан, наконец, посмотрел на него и пожал плечами: – Если бы я мог, то хотел хотя бы выбрать подобающее место. Лицо у него было серьёзным, без намека на шутку. От его слов Джисона пробил озноб, который обычно бывает после внезапных удручающих новостей. – А если бы не мог? – Тогда просто сделал бы это где придётся. И засмеялся, хотя это не было шуткой, и оба это знали. Джисон слышал слишком много намёков, чтобы из тревожных звоночков они превратились в оглушающий звон. Он думал об этом долго и с расстановкой, чтобы прикинуть варианты, как это предотвратить. Что он мог сделать для того, чтобы Чан отказался от своих мыслей и сделал шаг навстречу? Джисон понимал, что, наверное, не был слишком хорошим другом. Если бы он старался лучше, то Чан бы никогда не пришел к таким мыслям. Если бы он делал больше для их дружбы, то заметил, когда это началось. Когда-то давно Чан сказал ему смотреть не глазами, а сердцем. Возможно, если бы он последовал совету друга, то сразу бы всё понял. Поддержка давалась ему с трудом, и, наверное, Чану больше помог прием у специалиста, чем пустые разговоры с другом, но все попытки Джисона отправить друга на лечение тот игнорировал или начинал злиться. Иногда, когда Джисон попадал на "хороший период", Чан даже соглашался, что это стоит обсудить с профессионалом, но затем его запал угасал и он снова закрывался в себе, ничего не делая. Джисон не был очень хорошо знаком с семьёй Чана – виделся с его матерью и отцом по отдельности, когда ему доводилась возможность гостить у друга несколько раз. Он не думал, что его "не долюбили", ведь даже после развода родителей парень был в одинаково хороших отношениях и с мамой, и с папой. Он был старшим сыном и период развода пришелся на тот возраст, когда решения взрослых уже не оставляют в психике болезненные отпечатки. Он думал о причинах. Много и долго. И ничего не приходило в голову. – Как насчёт вообще этого не делать? – Сложно остановиться, когда уже начал. Они говорили об этом как о погоде. С каких-то пор разговоры о самоубийстве стали звучать настолько обыденно, что превратились во что-то незначительное. Когда у тебя в излишке чего-то, ты прекращаешь обращать на это внимание. Так было у Чана, но для Джисона это никогда не было пустяком. Он подыгрывал беспечности друга, но внутренне всегда содрогался от одной мысли, что Чан когда-то исчезнет по своей воле, а он сам с этим ничего не сможет сделать. Он был в силах изменить что-то, но в то же время был чересчур бессилен. – Пойдем к остальным, – предложил Джисон вместо ответа и встал, подрагивая от холодного ветра. Чан кивнул и поднялся следом, машинально накидывая свой пиджак поверх Джисоновой футболки. Хан прошёлся пальцами по клетчатому узору и большим округлым пуговицам. Пиджак выглядел так, будто ему недавно исполнился третий десяток, и Джисон не знал, где Чан его вообще нашел, но ему нравилось. Джисон был рад, что остались ещё вещи, которые могут приносить ему удовольствие. За маленьким пляжем, со всех сторон скрытым высокой травой, спряталось маленькое строение бывшего киоска. Под накрытием их ждала компания, расположившись прямо на дощатом полу. Чан увидел их издалека и помахал рукой, привлекая внимание. Джисон лишь успел поймать момент, когда тот нацепил на себя маску радостного именинника. А после всё завертелось вновь. Он получил доставку спустя месяц после возвращения из поездки, когда сидел дома и пялился в экран ноутбука в надежде выдать из себя что-то достойное. В дверь позвонили, и он отложил беспокойство о грядущих изменениях от заказчика вместе с очками для работы. За дверью стоял курьер, смотрел безразлично и без всякой инициативы протягивал пакет и бланк о получении для заполнения. Джисон наспех расписался на бумагах и, закрыв дверь, вернулся к себе. Повертел пакет так и сяк, ощупал его мягкие шуршащие бока и принялся открывать. Внутри оказался пиджак. Тот самый, который выглядел так, словно Чан урвал его на барахолке за бесценок. Джисон помял его стоячие плечики и надел, чувствуя, что тот всё ещё хранит запах своего владельца. В пакете больше ничего не оказалось. Джисон с интересом осмотрел все карманы, но ничего не нашел. Внутри у него засело странное предчувствие. Будто должно было произойти что-то нехорошее. Проглотив комок, он схватился за телефон и тут же набрал знакомый номер. Он слушал гудки один за другим и чувствовал, как паника поднимается к горлу. На третьем звонке он начал одеваться. Когда он был готов завязать шнурки на кроссовках, ему перезвонили. – Что-то случилось? – бодрым, но взволнованным голосом спрашивал Чан по ту сторону, и в этот момент Джисон словно впервые глотнул воздуха. Он дрожащей рукой отодвинул телефон от уха и рассмеялся. Тихо, на выдохе. Истерически. С его плеч разом свалился огромный камень, тянущий его вниз последние полчаса. Он смеялся и смеялся, пока в нём не осталось ничего, кроме огромного облегчения. – Нет, всё в порядке, – наконец, ответил он ожидающему другу. – Теперь всё в порядке. Зима в этом году наступила поздно. В начале февраля выпал первый снег, толстым мягким слоем забросав улицы пригорода. Джисон любил зиму, потому что всё замерзало. Любил за водоёмы, покрытые толстой коркой льда, и за долгие праздничные выходные, в которые он мог побыть с близкими. Ему нравилось, что Чан проводил с ним большую часть времени в последний месяц, но тревога все равно не покидала его ни на минуту. Излишек свободного времени появился после того, как друг уволился с работы и перестал общаться с большинством своих друзей. Время от времени Джисон замечал у их общих знакомых детали, ранее принадлежащие Чану. Например, его любимые часы на руке у хорошего друга с работы, коллекцию игрушек из киндера у его младшей сестры, шарф у отца. Казалось, он по частям раздавал себя всем, кого знал и любил, и от этого мерзкое чувство в груди шевелилось с новой силой, заставляя без сна ворочаться по ночам. Джисон знал, чувствовал: скоро что-то произойдёт. Даже если Чан больше не поднимал ту запретную тему, заставляющую беспокоиться о нем всё сильнее. Начало февраля выдалось действительно холодным. В один из таких промерзлых дней Джисон получил от Чана письмо на электронную почту. Не смс, не звонок – именно письмо, которое он поначалу спутал с очередным запросом от заказчика. Ничего толкового там не было, кроме просьбы встретиться в "их месте" в определенное время через пару дней. Джисон дураком не был и сразу же купил билет, потратив на него часть отложенных про запас денег. В день икс Джисон нервничал. Чан не отвечал на звонки и сообщения, но изредка появлялся в сети. Джисон хотел бы знать, о чем думал его друг и по какой важной причине позвал его в другую страну для встречи. Сидя в зале ожидания, он волновался сильнее, чем мог себе позволить хоть когда-либо. Это чувство перерасло в панику, когда объявили о часовой задержке рейса. Джисон мысленно перебирал варианты, которые помогли бы ему добраться до нужного места в кратчайшие сроки. Как только самолёт приземлился, он тут же вызвал такси. В голове набатом одна за другой бились мысли. Он опоздал на час. Чан дождется его. Всегда дожидался. Он скажет всё, что тревожило его в последние несколько месяцев. Он поддержит его и всё будет хорошо. В конце всё обязательно будет хорошо. В пути он раз за разом звонил на болезненно знакомый номер, но он так же болезненно молчал. Когда он вышел из машины, вокруг не было ничего, кроме песчаной дороги, спрятавшейся в безжизненной траве. Он шел почти вслепую, погрузившись в собственные мысли. Пальцы касались инея на промерзлых растениях. Ветер кусал его за щеки и холодно обнимал за шею сквозь воротник. Быстрый шаг превратился в лёгкий бег, когда в десятке метров показался старый пляжный киоск. Джисон вбежал на досчатый помост, принеся за собой песочную труху на подошве. Вокруг было тихо и пустынно. Джисон скользнул нервным взглядом от тропинки до самой кромки воды. Океан был живым: бился мелкими волнами о берег и утаскивал ракушняк на дно. Джисон поморщился и осторожно ступил дальше, туда, где сухая мёрзлая земля становилась влажной и кляксами липла к ботинкам. Ему показалось, что в этот момент всё исчезло. Осталась только сероватая синева океана и молочное небо. Ветер стих, а солнца не было. Под камнем у травы лежал листок. Джисон вытащил его дрожащими руками, не веря в совпадение. Он пробежался по неровным строчкам раз, второй, а затем с силой скомкал его в ладонях. Выдохнул, и в это мгновение стал абсолютно пустым. Вместе с воздухом из лёгких он выпустил наружу большую часть себя. Он расправил листок и аккуратно сложил его в карман. Кто-то выключил все его эмоции. Возможно, он сам. Он вернулся к оставленной у киоска сумке и достал оттуда неизвестно зачем взятый с собой пиджак Чана. Осмотрел его в последний раз и вернулся к воде. Возможно, он не верил. Может быть, не хотел верить. Внутри было пусто, но в то же время он чувствовал себя заполненным до краев. Казалось, карманы прожигали слова, быстро выведенные почерком его друга. "Прости, что не смог дождаться. И спасибо тебе за всё". Он бросил последнюю дорогую ему вещь в воду и проследил за тем, как океан забрал её с собой. Вода проглотила его без остатка. Так же, как горизонт проглатывает солнце, океан сожрал его лучшего друга. Джисона разьедало от морской соли. Налетевший ветер разнес по округе пепел – всё, что теперь от него осталось.