Фантастические драбблы

Куинни нашла кольцо. Она не шпионила за Якобом, не рылась в ящиках в поисках рождественского подарка, совсем нет. Она просто хотела прибраться, перестирать одежду перед праздником, протереть полки, и как-то само собой, совершенно случайно, заглянула в маленький сейф за фоторамкой. Она даже не могла точно сказать, хотела ли она стряхнуть пыль с портрета миссис Ковальски или просто поправить съехавшую в бок раму, но в какой-то момент фотография оказалась в её руках, а глаза Куинни непроизвольно пробежали по потайному ящику и замерли на тёмной коробочке, лежащей поверх паспорта и прочих бумаг. Не любопытство потянуло её отложить фотографию и потянуться к коробочке. Исключительно желание поправить стопку документов. А то, что та в итоге попала ей в руки и открылась, так то абсолютная случайность. Вероятно, Куинни задела механизм, который слишком легко привёл в действие крышку, откинув её наверх. Случайность, чистая случайность. Но потом, увидев блестящий золотой ободок с прозрачным искрящимся камешком, закованным в украшение золотыми пластинами, словно лепестками, Куинни совершенно не случайно извлекла его из бархата и примерила на палец. В исследовательских целях, разумеется. Она просто хотела узнать, её ли это размер, и крайне огорчилась, когда кольцо оказалось ей велико. Впрочем, нужное заклинание тотчас исправило эту оплошность. Его она, впрочем, тоже наложила скорее по инерции. Кольцо, правда, пришлось в итоге вернуть обратно и забыть о нём, словно его и не было. У Куинни, конечно же, вышло это достаточно легко. Ну, а то, что она пересолила суп и пережарила курицу — ну с кем не бывает. Это случилось вовсе не потому, что золотое украшение занимало все её мысли. Не потому она с такой радостью и воодушевлением встречала Якоба после работы. Не потому она надела лучшее платье и не потому поставила самую романтичную из музыкальных пластинок. И томные взгляды с её половины стола летели тоже вовсе не из-за утренней находки. Не из-за этого всю последующую неделю Куинни тайком забиралась в сейф и, достав кольцо, вертела его на пальце. Ей просто хотелось удостовериться, что кольцо ей не приснилось. Да, все семь дней она проверяла именно это. А потом кольцо пропало. В преддверии Рождества, что Куинни приняла как знак, что это кольцо, настоящее, неприснившееся ей, скоро дойдёт до получателя. Коробочка такого размера действительно оказалась под пушистой сосной среди прочих подарков. Белая, с ярким бантом, но Куинни, разумеется, не подала виду, что догадывается о её содержимом. Она совсем не косилась на неё весь сочельник, а от широкой улыбки не сводило скулы. И ещё Куинни, конечно же, абсолютно не пыталась влезть в голову Якоба, чтобы найти там те самые слова признания, которые, вполне закономерно, должны были прозвучать во время вручения подарка. Мысли Якоба, направленные на что угодно, но не на ожидаемые слова, само собой, совершенно не расстроили Куинни. — Вскроем подарки? — предложила она — совершенно не потому, что терпение иссякло — просто ей хотелось увидеть, пойдёт ли Якобу новая рубашка. Тот занервничал. — Подарки. Да, пожалуй. Я… — Он нервно отер ладони о брюки. — Я хотел бы подарить тебе кое-что особенное. Куинни совсем не стоило большого труда вытолкнуть себя из головы Якоба. Она хотела, чтобы он всё сказал вслух, а потому с лёгкостью отрешилась от подслушиваний. А то, что она услышала слово «чёрт», мысленно произнесенное им трижды, так это чистая случайность. Просто подумал Якоб их слишком громко, тут только глухой не расслышал бы. — Это исключительно для тебя, — продолжил Якоб, нервно ослабив узел галстука. — Кое-что уникальное. Единственное в своём роде. Куинни вовсе не выхватила коробочку из его рук, это Якоб буквально втолкнул подарок ей в ладони. Разумеется, Якоб. Обёртка вместе с лентой поспешно улетели на пол, Якоб ведь ждал, ему нетерпелось, чтобы она взглянула, Куинни просто не хотела томить его. Крышка отлетела в сторону, и Куинни не скривилась от досады и недоумения, ей просто пылинки защекотали нос. А пирожное в коробочке оказалось изумительным. Настолько, что Куинни просто не нашла правильных эмоций для восхищения. — Оу, прелесть, — проговорила она совершенно не разочарованно. — Новый рецепт и очень необычная начинка, — довольно надулся Якоб. — Уверен, такого ты ещё никогда не пробовала. Нет, Куинни не возликовала, услышав его намёк. И она не потому так яростно впилась в пирожное зубами, что ожидала в его сердцевине сокрытое украшение, просто пирожное оказалось действительно умопомрачительно вкусным. А то, что она раздраженно фыркнула, когда доела до последней крошки, так вовсе не потому, что не нашла кольца, а потому, что расстроилась, что такая вкуснотища слишком быстро закончилась. «Нет», — Куинни решительно мотнула головой: она больше не планировала себя обманывать. Да, она разозлилась из-за кольца. Из-за того, что оно сперва было, а потом… — И где же начинка, которую ты обещал? — нахмурилась она. Якоб казался растерянным. — Куинни, детка, ты ведь только что съела пирожное. Разве ты не почувствовала пряные нотки нового крема? Я три дня бился над вкусом, половину запасов извел. Ты слишком быстро его съела, наверное. Ну ничего, у меня ещё есть. Я сейчас принесу… Он рассеянно метнулся в кухню, но голос Куинни остановил его. — Сядь. Она говорила так твёрдо, что Якоб, предпочтя не спорить с ней, сел прямо на пол. Он ничего не мог понять и был чуточку расстроен. Куинни ощутила всё это, заглянув в его мысли, и тотчас убралась оттуда. Она не была намерена жалеть Якоба сейчас. Пожалеть нужно было её, ведь это она осталась ни с чём в рождественскую ночь. Ведь это её палец одиноко страдал без кольца. Обсудить это было первой необходимостью. — Я видела. Прибиралась и случайно нашла. — Куинни села на стул и сложила руки на груди. Якоб лишь клипал глазами, мысленно вопрошая, что она имеет в виду. — Кольцо, Якоб. Не отпирайся, бесполезно. Я держала его в собственных руках, я вертела его на собственном пальце. Целую неделю. И я точно знаю, что оно мне не приснилось! — Ты о кольце, которое Ньют купил для Тины? — Якоб клипнул ещё пару раз и добавил: — То, которое он отдал мне, чтобы нюхль до него не добрался, и которое я вернул ему сегодня утром? Новая информация приложила Куинни по голове не слабее «Петрификус Тоталус». Чувства раздирали. В них смешались непомерная радость за сестру, бесконечная обида за себя, стыд и разочарование. — Вот как… — глухо протянула она. — Что ж, я рада, что Ньют наконец решился. Он что — сегодня, да? — Предложение? — Якоб рискнул всё же подобраться ближе, сделав пару коротких ползков в сторону Куинни. — Да, сегодня сделал. С размером кольца, правда, не угадал, пришлось наносить там какое-то заклинание для расширения, но в остальном всё прошло… нормально… Куинни не всхлипнула. А если и да, то не от досады и пристыженности, а от радости за сестру. Она, разумеется, также планировала сказать Якобу, что правильный размер кольца изменила она, но в последний миг передумала. Решила, что актуальнее признаться в этом лично сестре. И, конечно же, она не собиралась клянчить кольцо для себя, просто вырвалось непроизвольно: — А как же я? Якоб побледнел, попятнел, покраснел и вспотел. — Куинни, детка… — невнятно пробормотал он и окончательно стащил с шеи галстук. — Ну как ты себе это представляешь? Предложение, подготовка к нему. Ты ведь всё время в моей голове, можно ли скрыть такое? Я, наверное, и не посмею думать о подобном… Ни-ко… гда… Он обречённо опустил голову и выдавил из себя хриплое «Прости». Куинни совершенно не хотелось ругаться, совершенно не хотелось обвинять ни Якоба, ни себя. Особенно Якоба, конечно. Да и в его словах, откровенно говоря, был смысл. Её особенности действительно лишали его всякого личного пространства. А потому Куинни просто поджала губы и вернулась к ёлке. — Что ж, — проговорила она не то что безрадостно — просто устало, — давай посмотрим, что нам подготовили Ньют с Тиной. Коробка оказалась большая. С росписью в виде нюхлевых лапок. По крайней мере, Куинни хотелось думать, что это роспись, а не реальные следы не совсем чистых звериных лап. Куинни открывала её не без энтузиазма, а просто крайне медленно и бережно, ведь наверняка же там было что-то ценное. Не такое ценное, как пирожное — вкус которого она бы ощутила, не будь оно такое маленькое — но тоже крайне значимое. — Здесь две пары перчаток, — рассказала она Якобу, вовсе не печально, нет, это голос подвёл. — И учебник Ньюта. «Фантастические звери и места их обитания», — прочла она надпись с обложки. — «Издание второе. Дополненное». Якоб, у нас теперь есть дополненное издание по магозоологии. Ты рад? Ответ Якоба прозвучал у него в голове. Он не был рад. Он ощущал себя виноватым. — Ты не испортил Рождество, — выдохнула Куинни и оглянулась на него. За это время Якоб, так и не поднявшись на ноги, пересёк всю комнату и теперь сидел на расстоянии вытянутой руки. — Меня действительно невозможно удивить, — добавила Куинни. — Но я не хочу, чтобы из-за этого ты отказывался от нашего будущего. Просто я спрошу тебя, а ты скажи: ты хочешь жениться на мне? И не нужно мне никаких колец в пирожных, не нужно романтического ужина и жарких признаний. Просто одно слово. Якоб? Она отвернулась. Не потому, что ощущала себя уязвимо и неуверенно в этот момент. Не потому, что хотела скрыть смущение. Просто ей хотелось рассмотреть подарки поближе. Взяв пару перчаток в руки, она, не глядя, протянула их Якобу. Он по-прежнему молчал, и даже в голове его не созрел ответ. Он словно запутался в своих желаниях, и Куинни совершенно не было больно, а слёзы появились на глазах потому, что её растрогал подарок сестры. Ткань была мягкая и приятная, и Куинни не потому прислонили перчатки к щекам, что пыталась промокнуть слёзы, она просто хотела поближе ощутить эту удивительную мягкость. Куинни фактически сделала Якобу предложение, и её совершенно не беспокоил тот факт, что он пока не нашёл для неё ответа. — Тут ещё открытка, — бесцветно заметила она, извлекая из коробки конверт. Он был наглухо заклеен и заштампован магической печатью, не позволяющей вскрыть сообщение никому, кроме адресата. Куинни сломать печать смогла, разорвала бумагу, и тотчас ей на руку выпали два сложенных листка. Один был заштампован так же, как и конверт, другой представлял собой письмо. Куинни всё ещё ждала хоть какого-то ответа от Якоба, но сложная упаковка всё же перетянула её внимание. Раскрыв письмо, Куинни охнула. В груди её не загрохотало в бешеном ритме сердце, наверняка это желудок натужно переваривал ужин. И ладони вспотели не потому, что на бумаге отчётливо узнавался почерк Якоба, а от близкого присутствия камина. «Куинни, детка, — писал Якоб. — Я нахожусь в крайне непростом положении. За время жизни с тобой я понял много вещей: ты красивая, умная, весёлая, добрая и хозяйственная. Прекрасные качества. Но я также понял другое: тебя не выйдет удивить. Никогда. И потому в день, когда я принял самое важное решение в своей жизни, я вынужден идти на магическую хитрость. Не заставляй меня объяснять. Я думаю, ты и сама знаешь, что к чему. В общем: как только я допишу это письмо, Ньют сотрет мне память. И я не буду помнить ничего ни о письме, ни о своём решении, которое озарило меня, когда я наблюдал за тобой, безмятежно спящей этим утром. Я забуду весь этот день, а Ньют со своей стороны обещает сделать всё от него зависящее, чтобы сохранить мой секрет даже от Тины. Ты, я надеюсь, не узнаешь, что к чему раньше срока. В Рождество — именно тогда я попросил прислать тебе этот конверт. Я очень надеюсь, что ты скажешь «да». С искренней любовью, твой Якоб». — Куинни, что там? — послышался вопрос из-за спины, но Куинни не отреагировала. Она, конечно же, просто не расслышала слов Якоба. Дело не в том, что все её мысли занимал второй лист, сложенный конвертиком. Не потому она так лихорадочно бросилась взламывать печать, что её волновало содержимое. Просто… Да, её волновало содержимое. Волновал тот золотой ободок с тремя крохотными рубинами, который оказался между складок бумаги. Волновало, как точно он сел на палец, и безумно волновало, как Якоб отреагировал на произошедшее, когда она вернула ему память. Волновало сказанное «да», скрепленное горячим поцелуем, волновали неловкие признания Якоба и собственные слёзы радости. Волновали настолько, что она не заметила приписку Ньюта на обороте листа. Действительно не заметила. «Пришлось стирать Якобу воспоминания шесть раз. Шесть раз за последний месяц его осеняла идея сделать тебе предложение. Он очень любит тебя, Куинни». Совершенно не важно, что Куинни не увидела этих слов. Ведь она это знала и так.