Клянешься? Клянусь

— Я не могу пойти против Гриндевальда, — говорит Альбус смешному мальчишке и отводит в сторону взгляд. Не потому что лжет, ведь каждое слово — правда чистейшая, как слезы младенца. Не потому что отправляет того на верную смерть — а вдруг повезет, и мальчик правда сумеет выследить, отыскать. Альбус отводит взгляд, потому что Ньют Саламандер способен прочитать в нем тоску. Горькую, жгучую, как костерост, который Геллерт так не любил в то их далекое, безумное лето. Когда они еще были — одно, когда он держал его руку, и счастье струилось по венам, когда Альбус был уверен: перед ними весь мир. Какой же он был тогда идиот. * — Выступи против него, сразись с ним. Только ты по силе равен ему и сможешь противостоять Гриндевальду, — твердит глава департамента магического правопорядка, а у Альбуса только и получается, что давить из последних сил извиняющуюся, скупую улыбку, с усилием лепить ее на лицо и качать головою. — Простите, я не могу. Не могу пойти против. — Это все потому? Вы были близки, точно братья... — один взмах руки, и марево плывет между ними. Там Геллерт тянет руки к нему, там оба они — совсем молодые. Укол под ребра точно рапирой насквозь. Сморгнуть боль, все еще не отпуская с лица пародию на улыбку. Тряхнуть головой, не в силах глаз оторвать. — Не братья. Мы были во сто крат ближе, и потому я никогда не смогу. Я никогда не смогу пойти против Геллерта Гриндевальда. Я никогда не смогу поднять на него палочку, руку... Я никогда не смогу сделать что-то, что приведет его к смерти... Я никогда... Вот только Трэверс совсем не поймет. * Мракоборцы уходят, аппарируя прямо с моста, а он идет по гулким, пустым коридорам, и громкий стук каблуков пугает задремавшие было портреты. Три пролета наверх, по витой лестнице — в узкую, пыльную башню. Туда забыли дорогу, наверное, даже совы. Туда не суют свои носы призраки и полтергейсты. Туда, где в затянутой тенетами, мрачной кладовке под белым покрывалом — оно. Проклятое зеркало, в которое не заглядывал столько лет. Проклятое зеркало, которое говорит только правду, обнажая душу, читая сознание. Те, кто смотрят в него беспрерывно, просто медленно сходят с ума. Белая ткань взмывает в воздух, и пыль щекочет в ноздрях. Он звонко чихает, опираясь на раму рукой. Он трет воспаленные веки, но пока что не смотрит — не может заставить себя посмотреть и вновь увидеть е г о . Сколько лет уже минуло, Геллерт? А ты по-прежнему смотришь мне в душу. Не так. Ты по-прежнему во мне, ты внутри. Я бы вырвал тебя с куском кровоточащего сердца. Я бросил бы на промерзшую землю и растоптал каблуком. Если б хоть что-то из этого было возможным... потому что я — это ты. Потому что, Геллерт, так долго... "Альбус Дамблдор... ты клянешься?" — он прямо здесь, за стеклом, и глаза прозрачные, как вода в роднике, смотрят точно насквозь. У Альбуса потеют ладони, и сердце бьется о ребра, как птица о прутья. У Альбуса в горле — колючий комок, но как-то получается продавить по пересохшему горлу: "Клянусь..." Летучие мыши мечутся под крышей с беззвучными воплями и сыплют на голову пыль и столетнюю грязь, еще какую-то дрянь. Ничто не имеет значения. "Клянешься?" — "Клянусь" И опускает ресницы. Геллерт дышит громко и сбито. Тепло ладони — к руке. Он чувствует, как сплетаются пальцы. "Я тебя никому никогда не отдам. Не позволю, чтобы нас разлучили" "Да кому мы нужны? Геллерт, придумаешь тоже" "Нас ждут великие дела. Тебя и меня, Альбус, вместе. Мы перевернем этот мир. О нас сложат легенды и прославят в веках..." "Я просто хочу, чтобы ты был со мной" Поцелуи с привкусом солнца. Поцелуи сжигали дотла. Поцелуи испепеляли рассудок. И тело было будто чужое, — тело, принадлежавшее только е м у , и метки от е г о губ бутонами распускались на плечах и ключицах. — Это клятва на крови. Ты клялся, ты обещал. Это клятва на крови... — Я помню. Голос, как тогда — молодой, чуть протяжный. Раздается прямо в его голове. Или это все зеркало, которое окунает... возвращает и дарит... Те, кто смотрят в это зеркало беспрерывно, постепенно сходят с ума. У Альбуса ломит в затылке и под веками жжет. У Альбуса кончики пальцев зудятся и чувство, будто с них и ладоней кожа слазит кусками. У Альбуса — задорный смех в голове, а еще обжигающий шею и губы горячечный шепот, стадо мурашек от затылка и вниз по спине. У Альбуса фантомные поцелуи на веках. У Альбуса прикосновения чужих ладоней — по коже. По комнате заброшенной башни клубится туман. Занимает собой все пространство. Он повсюду — снаружи и в его голове. Альбус вязнет в нем глубже и двинуться с места не может. ...у спрятанного в чащобе озера чей-то [Геллерта] смех, и тихий плеск прохладной воды, они же собирались поплавать. С его волос стекает вода, и в закатных лучах они кажутся то струящимся золотом, то потоками крови. Вода блестит на плечах, и он потянется, чтобы собрать губами все капли и распробовать вкус. Он опрокинет его в высокую траву, и веточки, листья будут спину колоть, а Геллерт замрет, глядя на него неподвижно и выдохнет: "Альбус" — прежде, чем рвануться навстречу губам. Те, кто смотрит в это зеркало беспрерывно, постепенно сходят с ума. Альбус моргнет, возвращаясь в реальность. Туман стелется понизу рваными, скупыми клочками. Он отвернется с усилием, глянет в окно, за которым давно уж стемнело, и россыпи звезд сияют так ярко, что больно глазам. * — Это клятва на крови, все верно? Вы потому не могли? — Ньют Саламандер вручает ему небольшой изящный сосуд. В нем будто что-то сломалось после гибели Леты Лестрейндж, у него внутри — пустота, у него задушенный крик бьется в горле раненой птицей и грудь раздирает когтями. — Это клятва на крови, — говорит ему Дамблдор, подтверждает. ...рука у Геллерта тогда не дрожала. Он так уверенно, так крепко сжимал, а Альбуса нежностью топило, как с головой — в водопаде. Дышать через раз получалось, и пожар занимался под кожей... — Вы сможете уничтожить это? Разорвать эту клятву? "Вы сможете сделать все, чтоб убить? Чтобы больше он не дышал, чтобы не было нигде... никогда в этом мире..." — Я попробую, Ньют. "Я никогда не пойду против Геллерта Гриндевальда" * "Я закончил с учебой, но если мы правда хотим отыскать Дары Смерти, можно попробовать начать с Хогвартса, там в библиотеке... Ты что такое творишь? Мерлин, Геллерт! Если увидит кто-то, хоть Аберфорт...", — он хохотал и отбивался шутливо, пока его прижимали к земле, пока горячие губы по шее скользили, пока Геллерт кончиком языка на животе выводил древние, тайные руны, пока снова сплетал их пальцы в замок и наваливался сверху, обжигая собою. "К Мордреду твой Хогвартс и книги сейчас. Альбус... никогда не смогу от тебя отказаться... Обещай... обещай, что со мной навсегда..." "Обещаю..." Геллерт, я тебе обещаю.