Клянешься? Клянусь

Он видит его на министерском приеме и узнает сразу же, в тот же миг — без паузы на осмысление. Сердце (а он и не думал, что там, в груди, еще что-то бьется) подскакивает в горло, которое тут же пережимает дурацкой пафосной бабочкой. Проклятый дресс-код. Его спутница на этот вечер — помощница и секретарша Куини — что-то тихо щебечет, отвечая на заданный раньше вопрос. Геллерт просто не слышит ни слова. На заднем плане — гул разговоров, стук приборов о тонкий фарфор, звон встречающихся в тостах хрустальных бокалов. Двадцать лет, Альбус. Гребанных двадцать лет. И всего одно лето — каникулы после выпускного из школы перед поступлением в колледж. Их короткий, скоротечный роман, в котором плавились чувствами или, скорей, бездельем и летним зноем. В который пили друг друга до дна. И даже в чем-то тогда признавались. И как же громко, напыщенно и смешно (сейчас, с высоты всех прожитых лет) звучало это слово — "всегда". А еще та дурацкая клятва, скрепленная кровью. — Мистер Гриндевальд, все хорошо? Вы вдруг так побледнели. Может быть, холодной воды? Геллерт качает головой, потому что не надо. Потому что... остановите кто-нибудь этот миг, дайте все отмотать, отказаться от приема, не прийти, передумать. "Геллерт, а разве ты трус? Конечно, то было всего одно лето, но я помню, что ты совсем не такой..." Он пытается не дышать. Нет, Альбус его даже не видит. Болтает весело со своим протеже — мальчишкой Скамандером — подающим надежды экологом, уже написавшим диссертацию по спасению редких зверей. Гепардов, ягуаров, снежных барсов... неважно. Рядом его старший братец — Тесей, глава британского Скотленд-Ярда. И что они забыли за одним столом с ведущим профессором Оксфорда? Хотя, безусловно, это все Ньют Скамандер. Геллерт слышал, что Дамблдор со своим подопечным уже смотались в пару экспедиций в Африку и Гималаи, а теперь собираются куда-то в Сибирь. Нет, он не следил за ним все эти годы. Просто еще когда за океаном в Стэнфорде заканчивал курс политологии и международных отношений, имя Альбуса звучало везде. Гремело, каждый раз задевая что-то в груди. Быть может, его уязвленную гордость? Ведь именно Дамблдор его бросил. Именно он заявил, что дальше их пути разошлись. — Геллерт, может быть, все же?.. — начинает кротко Куини, но он встает со своего стула рывком, жестом приказывая ей и всем остальным оставаться на месте. Короткой улыбкой показывая встрепенувшемуся было министру, что все в порядке. Ему нужно лишь отойти. Не видит, как из-за стола в другой части зала его спину буравят угли-глаза. Человек оглаживает двумя руками короткую бороду и невпопад отвечает что-то своим спутникам. Замечает вдруг, что руки трясутся, разливая из бокала напиток на стол. * На террасе Геллерт долго хлопает себя по карманам брюк, пиджака, забывая, что бросил курить пару лет как или чуть больше. Выдыхает — облачко пара улетает в стылую темную ночь, он сжимает перила руками. Они влажные от недавно прошедшего дождя. В Лондоне — все время дождит. Стылый, мрачный, отвратительный город. Не стоило ему возвращаться. — Ты всегда ненавидел, когда я курил, — говорит вместо приветствия Альбус и протягивает пачку сигарет с зажигалкой. Этот сорт крепче того, к которому Геллерт привык, но он принимает, стараясь не коснуться пальцами пальцев, не допустить контакта. Он все еще помнит, к чему такое ведет. — Прошло двадцать лет, — его голос хрипит, но он затягивается, не стараясь прокашляться. — Люди меняются, Дамблдор. — Люди — да, но не ты. Геллерт опускает ресницы, подставляя лицо освежающей влажной прохладе. Какая разница, о чем это Альбус сейчас? О наркобизнесе, с которым Геллерт был связан уже в то их жаркое лето? О торговле органами или людьми, о подпольной сети казино? О поставках оружия террористам в страны третьего мира? В сущности, разницы нет. Просто прямо сейчас в его жизни стало меньше на один важный вопрос. Возможно, эта запоздавшая на десятилетия встреча для этого и должна была состояться? — Так зачем же ты пошел за мной, Альбус? Рассказать мне, какой я подлец? Или еще раз бросить в лицо, насколько я тебя недостоин? — То, что ты делаешь — чудовищно. Ты мог бы освободиться от этого, оставить все позади, мы могли бы... Геллерт даже не может смеяться. Двадцать лет, Дамблдор. А ты — все тот же наивный мечтатель, который думает, что этот мир четко делится на "плохо" и "хорошо". Но только так никогда не бывает. Разве что в фильмах и сказках. — Нет, Ал. — Нет? Без каких-либо объяснений? — Просто — нет. — Я мог бы вызвать сюда полицейских. Там, в зале, например, сам Тесей Скамандер. — Один из твоих спутников, — кривится Геллерт. — Да, я заметил. И мальчик Ньют. Твой ученик. Они смогли заменить меня, Альбус? Хоть кто-нибудь из них смог? Дамблдор умолкает, прикуривая третью подряд сигарету. За ярко освещенными окнами у них за спиной все еще гремит министерский прием. Там смеются, пьют и танцуют, там решают судьбы мира прямо сейчас, и Геллерт должен вернуться, чтобы довести до конца то, для чего он сегодня пришел. Только вот разум... глупый разум под темным взглядом Альбуса Дамблдора крошится хлопьями пепла и улетает вместе с ветром, чтобы чуть позже осесть где-нибудь в водах Темзы... Двадцать лет, а он все еще здесь. Двадцать лет, и после четкого "нет" Дамблдор не плюет ему под ноги, не уходит. Двадцать лет. Почему же в груди до сих пор так печет? И пальцы покалывает от невозможного желания коснуться. — Нам не стоило встречаться... вот так. — Ты прав. Искусанный сигаретный окурок летит в темный парк через бордюр, чтобы запутаться в мокрых кустах, подстриженных одинаковыми безликими тумбами. Руки вцепляются в полы его пиджака. Сбитое дыхание — рывками по коже. Губы... Боже... Двадцать лет, а он не забыл, как упоенно, с каким наслаждением тот всегда целовался. Судорожно выдирает рубашку из брюк и за мгновение справляется с молнией. Боже... Если кто-то прямо сейчас просто посмотрит в окно... Он точно мысли читает, толкает его за широкий выступ в неприметную нишу, построенную здесь, наверное, как раз для таких, как они. Кусает его за загривок, и Альбус подается навстречу, прижимается к нему бедрами и спиной. Прогибается сильнее в нетерпеливых руках, облегчая Геллерту доступ. Рывок и сцепление. Толчок. Без единого слова. Рычание, всхлипы. И поцелуи-укусы по шее и по плечам. И, если им придется вернуться тем же путем, каким пришли, — через зал, всем сразу станет понятно, чем они здесь занимались. Господин посол и один из лучших ученых страны. Не замеченные, кстати, в отношениях с кем-то ни разу. * Потом, когда все закончится, они будут долго курить, отодвинувшись друг от друга и не спеша приводить в порядок одежду. — Ты же знаешь, что это ничего не меняет? — спросит Геллерт, помогая Альбусу завязать правильно галстук, лаская большим пальцем исцелованную кожу на шее, обводя каждую метку. Так нежно. — Знаю. И не могу иначе. Гел, не проси. У Геллерта дернется краешек рта, когда он рывком поправит на Дамблдоре пиджак и бросит холодно: — Тогда счастливого чаепития. Оглянется на него только раз, лицо опять закаменеет ничего не выражающей маской перед тем, как Геллерт откроет неприметную дверь, чтобы уйти с приема, не попрощавшись даже с министром.