Dum spiro, spero (Пока дышу - надеюсь)

Watch out, watch out I should open my eyes Countdown, countdown What to do now? Feels like I’m trapped in an hourglass

      Время — такая интересная штука, неуправляемая, неподвластная, жуткая. Когда ты хочешь растянуть момент, то все пролетает в один миг, но когда ты желаешь, чтобы все быстрее закончилось, то время течет невероятно медленно. Кажется, что у нас так много времени, но на самом деле его так мало, ничтожно мало, только его никто не ценит, совершенно никто.       Кажется, что тот, кто знает о своем ограниченном времени, знает его цену, относится к нему серьезнее, тратит на полезные и интересные вещи, он в это оставшееся время живет. Обман. Ты знаешь, что скоро умрешь, это знание давит, угнетает, только сильный может помешать жить и наслаждаться жизнью, зная, что это последние его дни. У многих нет никакого желания бороться, наступает апатия, приходит равнодушие, и хочется умереть сейчас, ведь нет никакого смысла оттягивать концовку, которая и так всем известна.       Был ли Бэкхён сильным? Нет. Точно нет, пока он был один, пока отстранялся от всех, пока избегал помощи, пока жалел и ненавидел самого себя. Был ли Бэкхён сильным? Да. Точно да, когда доверился людям вокруг, когда позволил им зажечь огонек надежды внутри. Когда он был вместе с мамой, Джуном, Чондэ, Кёнсу, Сонмин и Чанёлем, он был невероятно сильным. Он боролся, пытался бороться. Он тогда начал надеяться, и он надеялся до самого конца.

Like a tunnel with no light there’s no end, I'm scared

      Бэк думал, что ценил время, что знал важность каждого вновь прожитого дня, но он ошибался. Когда он начал задыхаться, когда он понял, что горит, когда он понял, что на грани смерти, тогда осознал, что тратил время впустую. У него было столько проблем, но он даже не пытался их решить, он винил во всем окружающих, жалея себя, но далеко не он тут жертва. Почему он сам никогда не делал первого шага, почему ждал, пока это кто-то за него сделает? Ведь он так много из-за этого потерял. Воздуха не хватает, в груди жжет, глотку будто ободрали и обсыпали перцем, дышать, хочется просто нормально дышать. Он пытается, набирает ртом воздух, но он дальше не проходит, легкие не хотят увеличиваться, будто все мышцы отключились. Страшно, страшно невыносимо. Конец, это конец. Еще минута, парень сидит на кровати, дергает ногами, пытаясь заставить легкие работать, не помогает. Жарко, очень очень жарко, капли пота проступают по всему телу, с лица уже капает прямо на кровать. Паника. Он пальцами еле нащупывает кнопку вызова персонала, а потом туман. Он будто уже ничего не видит, лишь пелена, за которой скрывается темная картинка, в которой иногда блестят какие-то желтые блики, наверное свет из коридора или от фонаря за окном, но почему это в его мутном и кружащем сознании напоминает ему звезды. Неужели он умрет с звездным небом перед глазами? С ним, но без Чанёля? Это была последняя мысль, которая пролетела в голове у парня, а дальше звон, какой-то гул на фоне, отдаленно напоминающий голоса. Запах. Одеколон Чондэ — единственная вещь, способная сообщить о том, что врач успел, он здесь, он готов помогать.       Бэк не один, ему есть на кого положиться, но сейчас ему просто страшно, он боится отключиться совсем, закрыть глаза, и больше никогда не открыть. Ощущение смерти такое стойкое, настырное, будто рядом, прямо за плечом стоит жнец, а от него разит гнилью и жженой плотью. Выворачивает, но лишь в уме, лишь по ощущениям, на деле он задыхающийся мешок костей, который наполовину ушел в другой мир. Темнота, она наступила так резко и неожиданно, что Бэк от испуга вздохнул, через боль в легких, он смог, но сразу после отключился. Если бы не этот вздох, не эта маленькая порция кислорода, то врачи могли бы и не успеть поставить аппараты. Он сам себя спас, даже не осознавая это. Но как долго будет длиться это спасение?       У Чондэ трясутся руки, когда врач быстро пытается подключить аппарат искусственного дыхания, парень в его руках задыхается, хрипит, у него горит вся кожа, рядом ассистент, который оперативно подключает нужное оборудование, Кёнсу, который быстро дает распоряжение о реанимации и переключается на капельницу Бэка, меняя препараты. Сердце бьется бешено, в глазах тоже все идет импульсами, руки практически не слушаются, только мозг привык работать в таких ситуациях. Выбора нет, нужно пытаться спасать, хотя шанса практически не осталось, у парня явно температура, а значит попал какой-то вирус, бактерия, да хрен его знает, что там такое, а у него нет иммунной системы, она только начала крепнуть, формироваться. Так выглядела финишная прямая, только ленточка не красная, как хотелось, а черная.       Пак в коридоре не понимает, что происходит, дрожит, моргает, не может поверить, он будто ждет, когда сможет вырваться из этого жуткого кошмара, но нет, это не сон, реальность, самая жестокая. Еще пара секунд, группа врачей скрывается за дверями, Чанёль мощно бьет себя по груди, активируя свои легкие, а потом вдох, выдох, бег. Он быстро равняется с Кёнсу, говорит лишь одно слово: мама. Врач отрицательно мотает головой, поправляя капельницу, а Пак останавливается, чтобы позвонить женщине. Через полчаса она уже здесь. Все прекрасно понимают, что от ее присутствия никому легче не станет, она спасти его не сможет, но она должна быть здесь, рядом сыном. Каждая минута — борьба. Каждый вздох — жизнь. Не важно сколько часов он еще проживет, но проживет, и все они будут рядом.       Всю ночь врачи возятся, срочным порядком берут анализы, делают какие-то обследования, из палаты не вылезают, никому ничего не говорят, просто пытаются делать свою работу. Около семи часов утра Пак сидит на иголках, он давно отпоил женщину водой, в которую добавил снотворного потому, что ей нельзя столько волноваться, ей лучше поспать, а он сидит, то на полу, то на скамье, то с одной стороны палаты, то с другой. И все что его успокаивает — размеренное пиканье аппарата, которое подтверждает то, что Бэк жив, что у него все еще бьется сердце, что он все еще дышит.       Начало рассветать, в огромное окно, которое находилось в конце коридора начал пробиваться солнечный свет. Чанёль чувствовал, что начинает засыпать, это просто от нервов, такие переживания выматывают, и вот они последствия. Но резко парень принюхивается, и ему кажется, что он чувствует запах кофе, но списывает это на глюки. Правда через несколько мгновений из-за угла появляется Минсок, с четырьмя стаканами кофе в руке, явно не выспавшийся, взволнованный, пальто накинуто прямо на домашнюю одежду, а кепка явно скрывает грязные волосы. Сказать, что Пак удивлен все равно, что ничего не сказать, ведь если ему не изменяет память, то Киму никто пока не сообщал, ну лично Пак уж точно, он слишком переживал за состояние старшего, поэтому не стал срывать его ночью. Минсок по лицу все видел, поэтому присел рядом, протянул кофе, а потом спокойно показал телефон.       Чондэ чувствует, что дело идет к финалу, он с Кёнсу всю ночь вели ожесточенный бой, пытаясь понять, что произошло с Бэком. Он устал морально и физически, последние несколько ночей и так выдались не очень, поспать времени не было, а вот теперь врач валится с ног, но продолжает, у него есть долг, который он обязан выполнить. Когда они подключают очередной прибор для обследования у Кима руки сами в халат за телефоном лезут, он делает все по старой привычке, сам себе не отдает отчет, но только когда видит на экране буквы, то глубоко вздыхает, осознавая, что он сделал. Мужчина надеялся, что его номер в черном списке, но сообщение без проблем отправляется.

Ты мне нужен

      Чанёль смотрел на сообщение, которое было отправлено около часа назад. И Пак не знал чему удивляться сильнее, то ли тому, что Чондэ написал такое Минсоку, эта фраза была как сигнал о помощи, оно оправлялось редко, лишь тогда, когда врач совсем выбивался из сил, но удивляло и то, что номер Чондэ не был заблокирован Минсоком, а еще мужчина в телефоне Кима был записан как «Все еще Любимый». Да, они с Бэком были правы, эти двое не смогут друг без друга, они очень глупо расстались, не разобравшись в чувствах, но оба любят, все еще так же сильно. Было ли у Пака так же? Он Бэка любит, до потери пульса, до разрыва грудной клетки, любит и остановить это не может, но что чувствует Бён? У Чанёля одно лишь желание — успеть сказать люблю, как только это будет возможно, прошептать своему маленькому, но такому сильному мальчику свое самое искреннее люблю.       Когда на часах было уже около девяти утра, когда Чондэ с Кёнсу наконец вышли из палаты. Мужчины были очень уставшими, измотанными, но спокойными, даже немного счастливыми. До смог дойти до лавочки, а вот его друг сел прямо на пол. Спящая до этого мама Бэка, открыла глаза, а когда осознала, что врачи наконец вышли к ним, неожиданно начала плакать, пытаясь что-то сказать, но выходило плохо, женщина не могла ничего произнести, ее слова тонули в слезах, она могла лишь хватать ртом воздух, пытаясь приподняться с места, но Чанёль заботливо усаживал ее обратно, при этом бросая взгляды на Кима. Все ждали, они хотели узнать, как долго они еще смогут видеть живого Бэка. — Состояние стабильно, — проговорил Чондэ, ярко улыбаясь и прижимаясь к стене. — Как оказалось у него пошла реакция, скажем так, его новая иммунная система решила показать, что она уже работает. Не скажу, что нет рисков для его жизни, но их явно меньше, чем мы первоначально предполагали. Мы сбили температуру, но он все еще спит, надеюсь к вечеру оклемается. И пожалуйста, не забывайте о стерильности.       Такой простой вывод из нескольких часов напряженных обследований и невыносимых переживаний. Но он так много значил для всех, для каждого, кто тут сидел, даже не верилось, что можно немного успокоиться, выдохнуть, расслабиться. Опасность есть, но это не тот риск о котором они переживали изначально, самое страшное прошло стороной, и осталось только самому себе повторить множество раз, что все будет хорошо. Секунда осознания и облегчения показалась целой вечностью, но на самом деле мама Бэка моментально разрыдалась вновь, но уже от своего маленького счастья, она просилась к сыну в палату, но врачи попросили не беспокоить Бэкхёна ближайшие пару часов, если он за них не проснется сам, то будить его не стоит, в парня влили и так слишком много препаратов. Чанёлю лишь оставалось увести женщину к себе и накапать ей успокоительного.       Чондэ бросил взгляд на часы, что красовались в его руке, сразу же матюкнулся, вскочил на ноги и начал показывать Кёнсу, что они дитчайше опаздывают на обход. Ким был на нервах, измотан, уставший, но его работу за него никто не сделает, а у него не только один пациент, потому пришлось брать себя в руки и поднимать с пола. Когда врачи понеслись по коридору, Минсок провожал их спины взглядом. Такое уже было и не раз, он знал, что Чондэ в нем нуждается как никогда, что его нужно встретить, когда тот закончит с делами, успокоить, поддержать, а самое главное — накормить и положить спать. Минсок хмыкнул, а на лице появилась какая-то болезненная ухмылка. Зачем он это делает? Почему не может оставить врача в прошлом, почему он летит в больницу моментально, оправдываясь Бэком? Почему он на автомате идет к нему в кабинет, а по пути заказывает любимую лапшу доктора? Потому что все еще любит.       Минсок немного разочаровался в себе, когда Чондэ пришел на три минуты позже доставщика, и разочаровался лишь потому, что он слишком хорошо знает врача и по привычке заказал еду именно к тому времени, когда тот закончит. Чондэ же был немного в шоке увидеть мужчину у себя в кабинете, а на столе свое любимое блюдо. Будто ничего не менялось, не было никаких ошибок, и этот замечательный мужчина все еще принадлежит ему. Но нет. Не принадлежит. Он его потерял, сам предал, сам же от себя и оттолкнул. Хотя на деле Чондэ жить без Минсока не может, ему неуютно, пусто, одиноко, холодно. У него часть жизни пропала, часть его самого где-то потерялась, сбои в системе случаются все чаще, а про алкоголь даже вспоминать не хочется. Только сейчас Минсок снова у него, и картина какая-то полная, правильная, родная и такая привычная, а самое главное — теплая. И пусть у него нет возможности обнять бывшего волонтера, у него нет права прикасаться к нему, наверное, даже влюбленно смотреть на него не позволено, но так хочется, до боли в груди.       Минсок сидел поставив локти на свои колени, взглядом в руки уперся и улыбался, странно конечно, но именно так хотелось, ведь они снова вместе, дополняют друг друга, согревают и успокаивают одним лишь своим присутствием. И Минсок счастлив, он скрывать этого не может, ну и плевать. Хотя как только он собирается с мыслями и поднимает голову на врача, который застыл в дверях, то выражение его лица вновь приобретает холодной оттенок, а улыбка исчезает совсем. Он ладонью стучит по дивану, приглашая мужчину сесть рядом с ним, тот моментально реагирует и словно деревянный подбирается к Минсоку. — Прости меня за это сообщение, — начинает тихо Чондэ, присаживаясь на диван. Ему сейчас безумно неловко, но пусть так, зато рядом. — Я сам не понял, когда это отправил. — Ничего, ты просто устал и сделал это по привычке. — Минсок тяжело выдыхает, и Чондэ кажется, что мужчина сожалеет об том, что это всего лишь привычка. Только кто ему подскажет, что это не кажется?       Минута молчания, в кабинете гробовая тишина, они не знают как избавиться от неловкости, от недосказанности, они понятия не имеют с чего начать разговор. От нервов Минсок внимательно осматривает кабинет несколько раз, жмется к спинке дивана, но все же решается заговорить. — Что-то бутылок на полке стало в разы меньше, — Минсок осуждающе посмотрел на врача, а тот лишь рукой шею потер, стыдясь самого себя. — Неужели опять? — Ким прекрасно помнил, как когда-то врач справлялся со стрессом только с помощью алкоголя, тогда пришлось бороться, а после Минсок взял обещание, что доктор больше не вернется к этому. Вернулся. Неужели страдал? Неужели ему самому больно было? Разве так бывает? — Я вернулся, но уже исправился, правда и то, и то твоя вина. — на последней фразе Чондэ запнулся, будто она сама вырвалась. — Не делай вид, что ты скучаешь по мне, так только больнее.       И Чондэ больше не делал, он просто начал говорить с ним так, будто все как раньше, говорить, чтобы расслабиться, говорить, чтобы узнать о его жизни, просто чтобы слышать его голос. Врач чаще задавал вопросы, на которые Минсок сначала не больно охотно отвечал, но потом разошелся. Только в середине рассказа про занимательный день на работе, когда они с коллегами пытались попасть ручкой в стакан, мужчина понял, что Чондэ засыпает. Он так и не поел, возможно был слишком шокирован, а теперь и спать спешил, слушая Минсока. Но бывший волонтер встал с дивана, поправил подушку и попросил Чондэ немного поспать, а тот вырубился моментально, как только его голова коснулась подушки. И врач так и не узнал, что Минсок прошептал самое теплое «я люблю тебя» перед тем, как выйти.

***

      Страшно, когда вокруг сплошная темнота, когда ты вроде понимаешь, что ты это ты, но ничего сделать не можешь, будто у тебя тела нет, только сознание, которое осталось наедине с пустотой. Возможно так выглядит смерть, так думал Бэк, очень много думал, скорее только эта мысль была у него в голове. Он просто больше ничего не помнит, темнота, пустота, страх и мысль, что он уже умер, но в следующее мгновение до носа доходит противный запах спирта и какого-то лекарства, перед глазами уже не кромешная тьма, он видит свет, что пытается пробиться к нему через закрытые веки. Он еще не совсем пришел в себя, ничего не понимает, хоть и открыл глаза, он чувствует, что немного улыбается, но это большее на что он способен. Еще мгновение и он понимает, что перед ним мама, она держится за его руку, судорожно целует, старается не заплакать. Она что-то говорит, но у Бэка только звон в ушах, потом он понимает, что она спрашивает о его состоянии, он снова лишь улыбается и кивает, показывая, что все не так плохо. — Мальчик мой, как же ты нас всех напугал, как же хорошо, что ты тут, боже, спасибо, спасибо. — мама шептала слова, продолжая прижиматься губами к холодной коже рук своего сына, и сколько было счастья от того, что она холодная, значит температура прошла. — Прости. — одними губами отвечает парень, он чувствует, что горло не способно говорить, все пересохло, и после этого осознания парень понял, что очень хочет пить.       Он просто покрутил головой, и заметив бутылку с водой на тумбочке, он кивнул в ее сторону, а мама все прекрасно поняла. Женщина аккуратно помогла сыну попить, хотя даже это давалось ему с трудом, но после воды он смог уже свободнее разговаривать, что его действительно порадовало. — И что хоть со мной было? Честно, я думал что уже концы отбрасываю. — парень уже сам держал мамину руку, наслаждаясь ее теплом и мягкостью, он был рад, что мог чувствовать хоть что-то. — Как объяснил доктор Ким, то твоя иммунная система активировалась, вся в тебя, ты тоже с характером, вот и она решила показать что может. Это все равно опасно, твоё состояние заставляет желать лучшего, бледный весь, обессиленный, хорошо хоть температуру сбили. — мама нежно поглаживала его руку, она так на физическом уровне поддерживала. — Какая жуть, правда. — хихикнул Бэк, легонько ударяя себя ладонью по груди.       А потом Бэк снова уснул. У него все ещё была сонливость от капельниц, которые ему поставили, вроде ему ещё вкололи какие-то успокоительные, но он был не уверен. Засыпать было страшно, поэтому он долго боролся со своим желанием, парень не хотел возвращаться в темноту, в эту холодную пустоту, где он один, и ему кажется, что это его конец. Но парень засыпает, продолжая чувствовать страх. Только он не попадает в темноту, которой так страшился, перед ним палата реанимации, его мама, что сопит, лёжа на диване, а самое страшное — он сам, его тело внизу, прямо перед ним, исхудавшее, измученное, бледное. Холодок пробегается по коже, но есть ли у него сейчас кожа, непонятно. Парень начинает паниковать, неужели это все, душа покинула тело и ждёт своего проводника, а в последние минуты он смотрит на самого себя, он много таких историй слышал, в фильмах видел. Он в панике. Это его смерть? Пришло его время? Нет. Нет. Нет. Он так много не успел сделать и сказать, он не сказал маме, как он благодарен ей за свою жизнь, за ее поддержку, за неё саму. Он не поблагодарил Чондэ и Кёнсу, которые из последних сил боролись за его жизнь, они так много сделали, что кажется, он не сможет их отблагодарить никогда. Он не сказал Минсоку, что тот для него словно старший брат, который и отругает, и поможет, перед родителями, а точнее перед врачами прикроет, он не успел ему сказать, что очень ценит его поддержку. А ещё он не успел сказать тёплые и нежные «я тебя люблю» Чанёлю, сейчас было плевать, как сильно он обижался на волонтера, но Бэк действительно сожалел, что не успел насладиться им сполна, теплотой его объятий, запахом его кожи, мягкостью его волос, сладостью губ. Всего было так мало, а хотелось много, очень много, чтобы вечно засыпать и просыпаться с ним, чтобы чувствовать его прикосновения, чтобы слышать признания шепотом на ухо. Поздно?       Бэк просыпается, у него все лицо от слез сырое, дыхание сбито, тело дрожит, а перед глазами все та же картина из сна. И так повторялось каждый раз, когда парень отключался, именно отключался, а не засыпал. Он не мог заставить себя закрыть глаза и уснуть, боясь больше не проснуться, боясь того, что эта картина из сна станет реальностью, что его душа тело покинет без возможности вернуться. Страшно, страшно засыпать, потому что страшно умирать. Но больше всего Бэк ненавидел свой повторяющийся кошмар за то, что он всегда думал о Чанёле, о том, что нуждается в нем, о том, что сожалеет обо всем, о ссоре, о таком малом количестве поцелуев и объятий, ему хотелось увидеть его лицо в последний раз, почувствовать его тепло в последний раз. И больше с самим собой он справляться не мог, не мог сопротивляться своим желаниям, он давал себе обещание перед ТКМ, что будет исполнять свои мечты, жить в удовольствие до самого конца. И когда кажется, что смерть дышит в затылок, что ты можешь заснуть и больше не открыть никогда глаза, появляется сильный страх, подстегивающий, заставляющий действовать.       Был вечер, за окном давно было темно, в палате был только приглушённый тёплый свет от лампы, что висела над кроватью. Мама сидела на диване и что-то увлечённо читала. Чондэ возился с какими-то приборами, что были встроены в стену и давно подключены к парню, они с Бэком бросались странными фразами по поводу космоса, немного спорили. Было уютно, спокойно, и парень конечно это ценил, такую расслабленную атмосферу, которая не давит, не угнетает. Врач перешёл к капельнице меняя некоторые полёты, потом стал проверять центральный катетер. — Удивительно, что ты ухаживаешь за ним, — бубнит Чондэ, обновляя пластырь вокруг. — Ну, ну, сам он ухаживает, конечно. — хмыкнула мама, прикрывая лицо книгой, чтобы не встречаться взглядом с Бэком. — Черт, забыл ножницы, не могли бы вы принести. — обратился Чондэ к женщине, придерживая моток специальной клейкой ленты. Женщина лишь кивнула и вышла в коридор, по пути обменявшись с Бэком высунутым языком.       Бэк выждал минуту, нервно водя глазами в разные стороны, собираясь с мыслями, боясь немного, даже стесняясь. — Чондэ, — протянул младший, а после того как услышал одобрительное мычание, продолжил. — Как там Сонмин, я так в себя погрузился, что даже не вспоминал о ней, немного стыдно даже. — Неплохо, операция тогда прошла замечательно, уже выписали давно ее, мы удалили все проблемные части, шанс возобновления очень мал. Я, правда, так рад, что смог ее спасти. — врач искренне улыбался, а Бэк его нисколько не осуждал, наоборот, радовался сам от таких новостей. — Она обещала к тебе прийти, готовься, будет ругаться, что ты про неё забыл. — Знаю, знаю, но правда хочу ее увидеть. Даже не верю, что теперь она здорова. — парень тяжело вздохнул, собираясь с мыслями заново. — Как там Пак? — Хреново, что могу сказать. Он продолжает свою тему с сидением под дверью, ничего не могу сделать с этим идиотом, кажется, только трактором его оттуда прогонять. Все время сидит, пишет, сочиняет что-то. Но я за него правда переживаю. А чего это ты вдруг? — Может я решил дать ему шанс? — Мне позвать его? — Ну не прямо же сейчас — Не переживай, маму я найду чем занять, а вам и правда стоит поговорить. — Возможно ты прав. Боже, не думал, что прислушаюсь к твоим словам, но ты умеешь капать на мозги. — Бэк немного улыбнулся, на что Чондэ поиграл бровями. — А ты не хочешь поговорить с Минсоком? — Тут не от моих желаний зависит, я то может и хочу, но точно знаю, что он этого не хочет. — Чондэ поджал губы, а взгляд стал немного грустным. — Я уверен, что ему тебя тоже не хватает. Кстати, я тут уже третий день в сознании, а он так и не пришёл. — Он был, когда ты только попал в реанимацию, приехал ранним утром и пробыл тут весь день, пока ты валялся в отключке. Сомневаюсь, что он не пытался с тобой связаться, ты вообще телефон проверяешь? — Нет, я даже без понятия где он, но если там куча сообщений от хёна, то прошу, не пускайте его, я выживал не для того, чтобы умереть.       В палату вернулась женщина, протягивая врачу ножницы, а тот в свою очередь продолжил закреплять катетер. — Вообще, у него на работе завал, но думаю, что в ближайшие несколько вечеров стоит ждать его в гости. — Я не готов перед ним оправдываться, он меня за игнор в асфальт закатает, боже. — Бэк скорчил гримасу боли на своём лице, за что врач легонько ударил его по лбу, чтобы тот не разыгрывал тут комедии. — Все, солдат, готов твой катетер, через час где-то к тебе заглянет Кенсу, поставит витаминки. А вас, — он повернулся к маме Бэка. — попрошу пройти в мой кабинет, нужно ознакомиться с некоторыми соглашениями. Я подойду после того, как сдам списки лекарств главной медсестре.       Женщина кивнула врачу и удалилась из палаты. Чондэ вышел следом, пожелав Бэку удачи. — Ну что, герой-любовник, — Ким вновь присел рядом с Паком, который сидел у стены. Врач всегда так делал, когда выходил из палаты. — Тебя пригласили, не проеби свой шанс, как друг тебя прошу.       Чондэ хлопнул парня по плечу, поднялся c корточек и ушёл, а Пак несколько минут не мог понять, что он только что услышал. Бэк действительно разрешил ему зайти? Прямо сейчас? У Чанёля волнение появилось, сердце в груди бешено забилось, а ладошки моментально вспотели. Он столько раз представлял себе, как расскажет все Бэку, как тот его простит, и все у них будет хорошо. В своих представлениях он не раз оправдывался перед мелким, говорил много и красиво, но сейчас, когда он сидит напротив его палаты и знает, что должен туда войти, у него в голове пустота. Ну пусть так, пусть он будет заикаться, путаться в словах, но он увидит Бэка прямо сейчас, ведь другого шанса у него может и не быть.       Вот так стоять перед Бэком сложно немного, непривычно, неловко, он смотрит с обидой, ждет чего-то, а Пак тушуется, дрожит, просто стоит в дверях. Шаг, и снова стоит, боится, ведь Бён никак не реагирует, просто продолжает его взглядом прожигать. — Ты раздражаешь, — бросает Бэк, но после испуганного взгляда Пака и его попыток приблизиться к стене, он поправляется. — Раздражаешь так дрожать, проходи уже, ну. — Бэк, — Чанёль имя произносит с опаской, думает, что сейчас его отругают за использование этого сокращения, но парень только вопросительно брови поднял. — Должен ли я извиняться сейчас?       И Бэк искренне не понимает, почему Чанёль всегда умудряется задавать такие правильные вопросы, любой другой уже бы начал свои прости и извини, но почему Пак будто кожей чувствует, что Бэку это не надо вообще. — Нет, ты же и так знаешь, что я простил, как бы я не хотел на тебя обижаться, но простил. — Бэк немного болезненно ухмыльнулся, отчего у Пака ноги подкашивались, он так скучал. — Просто объясни мне все. — С чего начать? — С самого важного, с песни. — Понимаешь, еще тогда, в детстве, я нашел в тебе вдохновение, я нес твой образ у себя в памяти, правда надеялся увидеть тебя снова хоть раз. Если так можно выразиться, то твой детский образ был моей музой на протяжении всего моего творчества. Хах, как же глупо, но мило, не правда ли? Так вот, все песни, получается, посвящены тебе, одни про тебя, другие для тебя, но в них есть твоя частичка, это неизменно. Но вот я в этом отделении, не важно какая у меня цель, но вокруг люди умирают, это тяжело. И Джису мне стала слишком близка, я правда к ней привязался, в один вечер я заметил ее в коридоре, сидящую прямо на полу, она плакала, сильно, навзрыд, да, она так умеет, да на самом деле любой человек умеет ломаться. И меня тогда так шибануло, мне правда хотелось как-то помочь, поддержать, и мой мозг ничего другого не придумал, как включить дэмку песни на телефоне и сказать, что это ей. Но знаешь, я не жалею, она тогда улыбалась, я правда своей музыкой помог человеку. — Ты помог ей найти смысл бороться, а точнее ты подарил ей самого себя, она ведь влюбилась, я видел с каким лицом она слушала ту песню, ее улыбка была искренней, поэтому мне было очень неприятно, почему это твоя песня посвящена ей, почему она такая счастливая. — Ты ревновал. — Пак широко улыбнулся, протянув последнюю гласную. — Ты не в том положении, чтобы так смело разбрасываться словами. — Бэк бросил на парня недовольный взгляд, а тот поднял руки вверх, показывая, что сдается. — Но знаешь, меня поразили слова, они будто про нас, про таких нас, которых мы сейчас имеем, точнее имели в тот момент, когда ты знал обо мне многое, а я тебя не помнил, как так вышло то? — Я почему-то всегда думал, что ты меня забыл, может быть моя судьба кануть во времени абсолютно одиноким, человеком, которого никто не помнит? Я не знаю, но я был уверен в том, что только я знаю тебя, никак не взаимно. Вот тебе и текст. Хотя, может я провидец в десятом поколении, но ты этого не узнаешь. — Какая же ты зараза, Ёль. — Бэк даже не понял, что сказанул, но потом опомнился, но сразу сделал вид, что ничего такого не случилось. — Ты как меня назвал? — Чанёль. — Да? — Да. — Бэк сидит красный до жути, а Чан понимает, что не ослышался, и он счастлив, его вновь так назвали, даже не верилось. Но Бэк все же решил перевести тему. — Так что у вас с Джису? — Ты очень глупый, а еще появляешься не там где нужно. Она мой первый выживший пациент, она первый человек, который показал мне, что моя музыка умеет излечивать, она мне очень близка и дорога, но она мне подруга, даже скорее младшая сводная сестренка, правда, ничего более с моей стороны, ведь я уже говорил в тот день, когда мы поссорились, что мое сердце давно занято. А в тот вечер она написала мне, что прошла курсы и теперь официально волонтер, ну я решил немного ее поздравить, притащил букет, но ты все понял не так, со слов Минсока у тебя была еще какая-то информация, а этот инцидент ее лишь подтвердил. — Да уж, было неприятно, вообще я тогда пришел к тебе, чтобы сказать, что все вспомнил, обидно, что вспомнил под ту песню, которая в распоряжении Джису, но да, я в тот вечер был так рад, ты даже не представляешь, но в тот же вечер я был так разбит, жуть. Мне вообще вредно испытывать такие эмоциональные перепады. — Звучит так, будто ты беременный. — Ой отстань от меня, я вообще то был с жизнью под сердцем, да, раковые клетки в тот момент никто не убивал. — Ну что молодой папаша, как семейная жизнь? — А я не почувствовал, я бы стал отцом одиночкой, но сделал аборт, теперь у меня есть только я. — Поправлю тебя, частично ты не ты, а твой донор так-то. — Блин, я тогда не знаю что это.       И парни рассмеялись, так искренне и громко, как раньше, как до всех этих ссор, они оба наконец расслабились, вернули друг друга себе, да, пока не на том уровне, что был до, но уже лучше. Пак чувствовал себя комфортно очень, шутил шутки, что-то рассказывал, отвечал на все вопросы мелкого, и всегда неизменно смотрел на него, любовался, взглядом проходился по всем деталям, по каждой линии, он не мог поверить, что вновь находится рядом, что у него есть возможность смотреть на этого прекрасного парня, а еще знать, что частично этот самый парень он сам, что внутри него есть частичка Пака, и эта мысль доводила до мурашек.       Когда в палату вернулась мама, то она с порога заметила сидящего Чанёля, женщина улыбнулась, глянула на спящего, но расслабленного сына, и у нее на сердце стало спокойнее, она решила не мешать им, поэтому пошла к Чондэ, зная, что он поймет ситуацию и придумает что-то для нее. В конечном итоге женщина спала в кабинете врача, потому что тот все равно не оставался на ночь. Впервые Бэк не боялся спать, у него не было плохого предчувствия, страха, парализующего его сознание, ему было спокойно и уютно, он наконец смог нормально поспать. И теперь каждый вечер он звал к себе Пака, обнимал его руку вместо игрушки и спокойно засыпал, только рядом с ним, чувствуя его присутствие и защиту.

***

      На третий день после своего недовоскрешения Бэк наконец попросил в руки телефон. Посмотря на количество уведомлений ему хотелось спрятаться куда подальше, он глупо улыбался и будто сам от себя в одеяле скрывался, ему было приятно, что люди о нем помнили, переживали, звонили ему, но потом он вспоминал этих людей и становилось немного страшно. Куча сообщений, пропущенных вызовов, уведомлений из социальных сетей, боже они ему голову отвернут по очереди. И хоть Сонмин пыталась дозвониться до него достаточно часто, но Минсока ей не переплюнуть, ему видимо сообщили, что Бэк пришел в себя, поэтому с того самого дня накопилась куча сообщений. Начиная от вопросов про его самочувствие, продолжая угрозами и заканчивая извинениями и советами. Мужчина явно очень переживал, по сообщениям было видно. Звонить ему было конечно страшно, но необходимо, да и Бэк уже успел по нему соскучиться. Ему ответили сразу после первого гудка, чего Бэк не ожидал, а в итоге растерялся. — Мелкий, я тебя побью, ты же знаешь. — сразу начал Ким, но по голосу было слышно, что он еле сдерживает смех. — И я тебя люблю, — парень попытался сделать милый голос, отчего Минсок только цокнул. — Я только сейчас телефон взял, прости, надо было связаться с моим лечащим врачом. — Бэк мягко подстебнул старшего, хитро улыбаясь. — А я и связывался, между прочим, от тебя ответа не дождешься, Пак пропал в жопе мира вместе с тобой, у меня не было выбора. — Бэк такого не ожидал и немного закашлялся. — Вы помирились с Чондэ? — С чего ты взял, что я звонил ему, у тебя вообще-то и Кёнсу есть, — Бэк собирался возмутиться, но Минсок его прервал. — Да с Кимом я разговаривал, с Кимом. Не скажу, что помирились, но смирились с существованием друг друга. — Ты его комфортишь? — Чего? — Ох, отсталая ты черепашка, ты помогаешь ему? Ты же знаешь, что ему тяжело, что он переживает, и ты его поддерживаешь? — Не то чтобы да, но и не совсем нет. — Отвечай нормально, блин. — Ты Чанёля к себе пустил, вы все прояснили и теперь вы вместе? — Что за вопросы? — Вот и сиди тихо со своими, не лезь в чужое дело. — Ким рассмеялся, а Бэк лежал и улыбался, радуясь, что у его хорошего друга дела пошли в гору и в депрессию он не свалился. Они оба просто боялись признать свою слабость перед чувствами, но друг друга и без объяснений поняли. — Ты когда ко мне приедешь? — жалобно спросил Бэк, давая понять, что хочет видеть друга у себя. — Прости, я сейчас в командировке, неделя и я у тебя, обещаю привезти какой-нибудь сувенирчик. — И вкусняшку? — И вкусняшку.       Бэк был очень счастлив за Минсока, он прекрасно понял, что тот больше Чондэ не отталкивает, и если врач не будет тупить, то у них все вернется на место, правда зная Чондэ, им придется помогать. Хотя, кто бы ему самому помог, вот у него есть Чанёль, они вроде как помирились, решили все недопонимания, но больше ничего, Пак возможно боится перейти черту и разрушить только наладившиеся отношения, и Бэк это видит и чувствует, но ничего сделать не может, самому страшно. Он часто вечерами в голове прогонял слова старшего о том, что он его любит, и пусть он бросил их в разгар ссоры, но они точно были искренними. И Бэк думал, что теперь его очередь наконец сказать, ведь он для этого и вернул Пака, чтобы больше не терять, но решиться никак не может, нет сил заставить себя произнести это, все равно немного волнительно и страшно, поэтому Бэк молчит.       В этот вечер Чанёль долго не появлялся в палате у Бэка, из-за чего младший немного хандрил, внутри он переживал немного, а на деле злился, грубил, но его понимали, ему все еще было сложно, в теле слабость, ходить у него получается редко, маму напрягать не любит, поэтому просит Чана прогуляться с ним, не редко Бэк переоценивает свои силы и волонтеру приходится нести парня обратно в палату, он иногда пытается сказать, что им бы пора возвращаться, но Бэк сопротивляется, а спорить с ним не очень то и хочется, легче его потом на руках принести. Но сейчас Чанёля рядом не было, ведь волонтер пошел на анализ крови, а потом еще по делам, но Бэку он не говорит.       Чанёль пока не хочет раскрывать мелкому-то, что он является донором, он боится, сам не очень понимая чего. Скорее всего того, что если вдруг опять что-то пойдет не так, а Бэк будет знать, то младший будет его ненавидеть, винить в том, что не помог, в том что загоняет его в могилу. Ему самому иногда казалось это бредом, но он правда боялся того, что перед смертью Бэк может считать Чанёля своим убийцей. Дурь какая, парень эти мысли отгонял от себя, ведь нужно просто верить в мелкого, в себя, в врачей, в судьбу, верить, что они правда уже идут на поправку, осталось немного и у них точно будет счастливый конец, Чанёль его непременно добьется.       Уже подходя к палате у Чана было какое-то волнение, будто воздух был разряжен и дышать становилось сложнее, он сам не мог объяснить себе это чувство, но шаг ускорил. Парень осторожно заглянул в палату, заметив, что Бэк уже спит, обнимая одеяло. Приблизившись к кровати, Пак заметил, что мелкий очень сильно хмурился, иногда резко поворачивая головой, мычал, с силой сжимал одеяло в кулаках, что немного напрягало Чана, у младшего неспокойный сон и это не очень хорошо в его состоянии. Чанёль присел на корточки у кровати, одной рукой обхватил руку младшего, а второй проверил температуру, но все было в норме. Мелкий начал хныкать, сжиматься, и Пак даже не знал, что с ним делать, он начал шептать ему что-то успокаивающее, поглаживать голову с уже достаточно отросшими волосами. А в какой-то момент Бэк начал плакать и дрыгать ногами.  — Нет, нет, нет…я не хочу, не хочу…мне страшно…я не хочу умирать…вернуться…как мне вернуться…страшно…я не успел… Ёль, мне страшно…я не успел ему ничего сказать… — младшего колотило, ему явно снился кошмар, а своими словами он пугал и старшего. Пак попытался разбудить Бэка, но он только продолжал хныкать и плакать.       Резко Бэк открывает глаза, отчего Пак сразу пододвигается ближе к нему, проводит рукой по лицу, смахивая остатки слез. Младший ничего не говорит, чувствует вторую руку парня на своей, берет и переплетает пальцы, сжимает сильно, будто ему ни в коем случае нельзя с ним расцепиться. Так приятно, когда большая и теплая ладонь Пака нежно поглаживает разгоряченную от слез кожу, так приятно ощущать его руку в своей, так приятно видеть его рядом, слышать его дыхание, чувствовать нежность кожи. Бэк сдвигается на край кровати и тянет руку парня на себя, заставляя того переместиться на кровать, а когда Чанёль уже действительно на половину лежал, мелкий его ногами зацепил и не отпускал, а Пак не глупый, понял чего от него хотят. Волонтер забрался на кровать с ногами и улегся поудобнее, и уже сам потянул мелкого на себя, приобнял и велел спать. И Бэку казалось, что вот оно счастье, когда он может засыпать в объятиях Чанёля, чувствовать его запах, утыкаясь носом в его грудь. Большего не надо, можно оставить так? Ну и пусть он болен, ну и пусть они в больнице, ну и пусть у них были недомолвки, но сейчас так хорошо, уютно, приятно. Хотелось оставить все прямо так.       Утром Бэк проснулся от того, что Пак пытался осторожно слезть с кровати, но он не был бы Чанёлем, если бы у него все вышло, парень запутался в одеяле и в результате повис на нем. А дальше Бэка забрали почти на целый день на обследования, причем Чондэ так неожиданно передвинул этот медосмотр на два дня раньше, что Бэку бы начать подозревать неладное, но никаких зацепок у него не было, поэтому пришлось смириться с той отговоркой которую предложил врач, мол, он его раньше хочет из реанимации вывести. Вернувшись в палату Бэк действительно понял, что его кровать — самое лучшее место на всем свете, мягко, удобно, она не пытается взять у тебя кровь, просто сказка. Парень уже успел завернуться в кокон из одеяла и залипнуть на видео из интернета, как его дверь немного приоткрылась, а из-за двери выглянула голова Сонмин с красной чалмой на ней. — Ой. — все что успел сказать парень перед тем, как девушка залетела в палату и обняла его. — Прости меня. — За что? — удивилась она, слезая с парня и пересаживаясь на диванчик. — Я про тебя совсем забыл со своими проблемами, мне так стыдно правда. Как ты? — Бэк присел на кровати. — Не переживай, я знаю, что у тебя там творилось. А я неплохо, можно сказать, что теперь я здорова, Чондэ волшебник, операция прошла неплохо, я от нее всего несколько часов отходила, да и то, скорее от наркоза, чем от самой операции. Так что я полна сил, энергии и счастья. А ты как? — Видишь, торчу в реанимационной палате, во-первых, они боятся, что мне снова станет плохо, а тут есть все, что поможет спасти мне жизнь, во-вторых, сейчас все боксы заняты, а в обычную палату меня переводить боятся. Устал я вообще, хочу выйти наконец и знать, что все хорошо. — Мечтать не вредно, губешку то закатай.       Приход Сонмин очень взбодрил парня, у него настроение целый день просто отличное было, а потом мама еще вкусностей принесла, так вообще жизнь раем показалась. Только под вечер парню поставили какую-то капельницу, которая должна была улучшать его иммунитет, подкинув различные группы витаминов, но видимо организм так отвык от этого, что Бэка начало клонить в сон, он долго сопротивлялся желанию, потому что ждал Пака, но все равно отключился раньше.       Утром Бэку казалось, что он сошел с ума, ведь он просыпаться начал от крика чаек и запаха моря, вот прямо витал в воздухе аромат соленой воды, не хватало только припекающего солнца и легкого ветерка в лицо. Еще несколько мгновений парень не хотел открывать глаза, думая, что это все его больная фантазия, но расставаться с ней не очень то и хотелось. Недовольно хмыкнув и повернувшись на спину, Бэк наконец открыл глаза, пялясь в потолок, только его фантазия никуда не ушла, чайки продолжали кричать, слышался шум воды, а Бэк был все больше уверен, что он свихнулся. И только поднявшись на локти Бэк понял, что идиот в этом мире явно не он, а после сразу упал обратно смеясь в голос.       Перед ним было то еще зрелище: На пол стены висел плакат с морем и пляжем, на телевизоре включена картинка с водой, из колонок доносятся звуки моря, а на полу под этим плакатом Чанёль в шортах, в рубашке с пальмами, сидит в позе лотоса в маленьком надувном бассейне, который наполнен песком, а рядом также бассейн, но с водой. Этот придурок сидит, сложив руки на груди и через спущенные солнечные очки смотрит на Бэка. — Чанёль, скажи мне честно, ты идиот? — сквозь смех спрашивает мелкий. — Скажи мне честно, ты хочешь коктейль? — поинтересовался Чан, вставая из песка и пытаясь его отряхнуть. — Ну, не откажусь. — Тогда прошу, проходи на пляж. — Нет, ты серьезно притащил сюда детский бассейн с песком? — Бэк поднялся с кровати и присел рядом с импровизированным пляжем. — Нет конечно, я притащил два таких бассейна, один с песком, а другой с водой. — Она соленая? — Бэк уже играл рукой в воде. — Да, лично морскую соль растворял. — Господи, и откуда такой идиот вылез? — возмущался Бэк присаживаясь в песок, а ноги спуская в воду. — Из твоих мечт. — отозвался Чанёль, протягивая парню бокал с каким-то оранжевым коктейлем. — Не льсти себе, засранец. Ты попросил чтобы меня снотворным закидали? — Не без греха, конечно. — Ммм, вкусно, что это? — Бэк отпил немного через трубочку. — Фирма секретов не раскрывает. — ответил Пак, присаживаясь около бассейна с песком. — Вот ты хотел побывать на море, и я привез его тебе. — У тебя не все в порядке с фантазией. — сказал Бэк, немного посмеиваясь, а потом потрепал парня по волосам. — Другие таких друзей как я мечтают найти, а ты не ценишь, что имеешь. — Пак показал язык и собирался встать, но Бэк его удержал за руку, а ногой немного обрызгал, за что непременно получил в ответ.       А потом Чанёль просто включил сериал на телевизоре и они несколько часов сидели и наслаждались. Бэкхён все еще задумывался, как этот идиот это провернул, притащил в больницу бассейны, песок, огромный плакат, но все объяснялось наличием Чондэ и Кёнсу, еще возможно мама не мимо проходила, а вот он и результат, но Бэк рад. Это невероятно приятно, когда кто-то так сильно заморачивается для того, чтобы просто сделать человеку приятно, чтобы просто удивить и поднять настроение, такой поступок невозможно не оценить. Бэку никогда такого не делали, никто так не старался, а Чанёль уже не первый раз умудряется удивить, возможно, если бы Бэк был не в больнице, то Пак мог прийти в середине ночи и, показав билеты, забрать отдыхать на настоящее море, но ситуация не позволяла, поэтому парень вывернулся как мог. И он невероятен, наверное, именно за это маленькое сумасшествие Бэк и любит парня, что сидит рядом.       Через день Бэка перевели в обычную палату, сказали, что результаты анализа крови не могут не радовать, обнадежили, что недели через две парень сможет уйти домой, на окончательное восстановление. Чондэ, когда только получил результаты стоял в коридоре, их ему на ходу в руки сунули, он даже сначала не понял, но когда прочитал, то руки моментально затряслись от волнения и предвкушения, а потом врач улыбался во все свои белые зубы. Он любил побеждать, и теперь уже видел красную ленту перед собой, уже вторую за последнее время.       Вечер был очень теплым, Кёнсу уже успел уснуть на диванчике в кабинете Кима, сам врач сидел за своим столом, самое удивительное, что не в куче бумаг, попивал кофе, он наконец смог снять свою форму, укутавшись в уютный свитер. Перед ним сидел Чанёль, грея руки о чашку с чаем. — Когда расскажешь, что ты его донор? — поинтересовался Ким, отпивая немного напитка из кружки. — Я пока не знаю, но мне есть, что ему сказать, и я кое-что придумал. — Надеюсь ты не потащишь песок в отделение, опять? — на последнем слове врач сделал акцент, из-за чего Чанёль рассмеялся. — Нет, хватит с нас морского настроения, я вообще… — Чанёль хотел сказать еще что-то, но его прервало оповещение на телефоне врача, и у Пака реакция оказалась лучше, парень выхватил его прямо из-под рук врача, бросая взгляд на экран. — Любимый, — протянул Чанёль улыбаясь во все зубы. — Даже не знаю, кто это! Спрашивает, почему ты еще не дома. Вы переписываетесь? Да? Да? Да. — Немного, временами, ничего такого. — Ким пытался держать лицо, но осознавая, что смущение слишком заметно, попытался прикрыть лицо кружкой.       Чанёль уже рот открыл, чтобы что-то сказать, но его вновь прервали, парень хотел возмутиться, но повернувшись на открывшуюся дверь сразу замолк и стал очень серьезным. В кабинет зашла Джису, ее лицо было очень холодное и безэмоциональное, даже мурашки по коже у волонтера пошли. Девушка бросила грустный взгляд на Пака, но тот посмотрел лишь с сожалением, он уже ей все сказал и помочь ей с ее чувствами никак не мог. Девушка положила бумажку перед Чондэ и встала напротив, ожидая, когда врач туда посмотрит. Ким перевернул документ, быстро пробежался по нему глазами и моментально поставил свою роспись. — Ты знаешь, мы всегда будем рады, если ты нас навестишь. — Ким мягко улыбнулся, возвращая бумагу девушке. Пак все понял по этим словам, девушка принесла заявление об уходе. Она кивнула врачу, а потом пошла к выходу, вновь жалобно посмотрев на Пака. Но парень предпочел смотреть в пол, ему не хотелось делать ей больно, но смысла ее останавливать не было.       Джису вышла из кабинета, сжимая в руке свое заявление, ей было больно и обидно, она прикусывала губу, нервно трясла головой, пытаясь не заплакать, но как только она вошла в волонтерскую комнату, девушка не смогла сдержать свои эмоции. Слезы из глаз потекли непроизвольно, а внутри так сразу пусто стало. Она пришла сюда для того, чтобы сблизиться с любимым человеком, но в результате она лишь ухудшила их отношения. Сейчас Джису понимает, что Пак давно свое сердце отдал другому, что чувств к ней у него никогда не было, он просто ее ценил и оберегал, она ему подруга и все. Но она надеялась, что Чанёль ее остановит от этого заявления, не отпустит, попросит остаться помогать, но потом вспомнила, что из-за нее Пака отвергли, из-за того, что она на него претендовала, из-за того, что Пак уделял ей внимание, и получается, что из-за нее Чанёль страдал. Не удивительно, что он ее не остановил, ведь парень наверняка понял, что она тут не из благих целей была, а только ради него. Аж самой противно стало, но ничего не изменить, а ту боль, что сейчас изнутри разрывает, нужно просто пережить.

***

      Бэк так искренне радовался тому, что смог вернуться в свою 805 палату. Хоть здесь многое напоминает о боли, хоть порой тяжело тут находиться одному, но здесь спокойнее, легче, теплее. Бокс, а потом и реанимация плохо действовали на парня, ему казалось, что стены давят, что от них только холод исходит. А так спокойнее, есть какая-то уверенность, тут есть не только плохие моменты, но и очень хорошие. Бэк мечтал, что он скоро окончательно соберет свои вещи и покинет даже эту палату, но только вперед, только здоровым, никак иначе. Ему нравилось просто лежать, доедать запасы мармелада и смотреть на свой портрет, вспоминать свое обещание, вдохновляться, набираться сил и уверенности. И не хотелось уходить даже на очень важные процедуры, но пришлось, не он тут себе расписание составляет, да и с местным медперсоналом лучше не спорить, такого как он любая медсестра на руках спокойно сможет вынести.       Вернуться в палату было еще приятнее, ведь Бэк осознавал, что на сегодня мучения закончились и можно просто полежать, хотя он никогда ничем особенно сложным и не занимался, но таскаться по всем кабинетам он все равно не очень любил. Сначала он даже ничего и не заметил, но когда лег на кровать и привычно взглянул на портрет, то его взгляд остановился на колоске пшеницы, что был прикреплен к картине, а на ниточке висела еще какая-то бумажка. Бэк встал ногами на кровать, чтобы достать до портрета, парень аккуратно забрал колосок и спустился на пол. Руки уже начали немного подрагивать, когда он открыл маленькую открыточку. «Символ нашего с тобой детства. Ты же помнишь? Я безумно любил бегать по тому полю, любил простор и свободу, чувствовал себя окрыленным, но каждый раз оборачивался, чтобы проверить, на месте ли ты, не отстал ли, а еще смотрел на твое счастливое лицо, понимая, что нашел правильного человека, которому нравится тоже, что и мне. Иди к месту нашей второй первой встречи.»       Бэк сначала понять не мог, что тут вообще происходит, что он только что прочитал, что от него хотят, но еще раз пробежавшись глазами по строчкам вернулся в реальность. Дыхание начало от приятного волнения перехватывать, улыбка расползлась на все лицо, парень задумчиво облизнул губы, погладил колосок пшеницы, почувствовал вновь это легкое и приятное щекотание. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, куда следует идти. Парень чувствовал, что на этом месте Пака не найдет, тот не такой простой, но Бэк шел уверенно, достаточно быстро, но волнение скрывать не получалось, бумажку он уже всю измял.       Парень только вывернул из-за угла, как сразу посмотрел на то самое пианино, за которым они несколько ночей сидели наедине вместе с музыкой. Бэк медленно прошелся по нему рукой, будто трогая свои воспоминания, а потом уже потянулся к коробочке, на которой лежала записка. «Часть твоей мечты внутри»       Парень очень осторожно открыл коробочку, даже не представляя, что там может лежать, но когда он увидел телефон, то не очень понял смысл той надписи. Стало немного яснее, когда парень включил его. Надпись на заставке экрана телефона гласила: «Разблокируй и нажимай на плей, оно твое»       Долго думать над паролем не пришлось, день, когда Бэк поступил в это отделение, день их первой второй встречи, так банально и просто, но так интимно, а еще очень приятно. Быстро набрав пароль, парень стоял несколько мгновений без движений. На телефоне был открыт проигрыватель, а в названии трека красовалось: «Бэк. Демо 1». Мелкий сначала сам своим глазам не верил, понять не мог, что это не шутки, но потом, присев на стул, он включил запись. Эта песня новая, Бэк ее еще ни разу не слышал, но ему нравилось, даже очень, и он был рад, что перед прослушиванием решил присесть на стул. Начало этого трека было явно очень обманчивым, оно было очень нежным и спокойным, а потом песня набирала обороты, чтобы разорвать в припеве. И Бэк не верил, что это для него, что эта песня действительно может стать его собственной. Ему останется только выйти из этого отделения. Бэк немного отошел от шока, а потом понял, что ему не дали следующую подсказку, он вернулся к коробочке и заметил надпись на ее дне. «Та, к которой я тебя ревновал»       Бэк не смог сдержать своего смешка, ведь он сразу понял о ком идет речь, точнее о чем. Он конечно мог бы подумать и на Сонмин, но девушки в отделении сейчас не было, да и наверняка у нее есть свои дела, чтобы поздним вечером приезжать в больницу, но на самом деле, Бэк понимал, как Пак относился к девушке, и он бы не стал просить у нее помощи в организации сюрприза для Бэка, а сейчас происходил именно он. Поэтому на автомате оставалась одна особа, невеста Бэка, лучшая и неповторимая Сьюзи. Пришлось идти к дежурной медсестре и узнавать, где сейчас находиться его избранница, а женщина с широчайшей улыбкой на лице выкатила ее из комнаты, где хранилось все, для медсестер, Бэк не имел ни малейшего понятия, как это помещение обозвать.       С его малышкой ничего не случилось, как когда-то Джун на нее все напялил, так все и оставалось, только наверху, куда цеплялись препараты, висел красивый букет из белых, розоватых и голубых георгин и пионов, а на нем записка. «Ты знаешь, что георгины считают символом всепобеждающей жизни, а пионы в Китае символизирует счастье всей жизни? Вот и наша с тобой жизнь всепобеждающая, честно, с самого начала мне было плевать на онкологию, мне был важен только ты. Но ты такой сильный, осталось совсем немного, чтобы победить. А еще, ты маленькое счастье всей моей жизни. Теперь тебе пора идти туда, где ты всегда находил защиту.»       Сначала Бэк без промедлений двинулся в свою палату, но на полпути подумал, что это как минимум не логично, ведь оттуда и начался весь его квест, поэтому встал посередине коридора, сжимая свой букет и пытаясь понять, куда ему идти. Мысль приходит внезапно, и от очевидности хочется хлопнуть себя по лбу, но руки заняты. Конечно, тем самым местом была комната волонтеров, куда Бэк часто приходил, когда ему было неспокойно, он приходил к Чану, любил устроиться у него под боком, не один раз там засыпал. Он действительно находил там защиту в лице самого Чанёля.       Парень быстро добрался до нужной комнаты, но дверь открывал медленно, думая что Пак там. Ведь Бэк уже достаточно находился по отделению, да и что может быть после букета. Но помещение оказалось пустым, только стопка вещей на диване, а на них записка. Парень сначала посмотрел на оставленные вещи, увидев огромную чёрную толстовку он ухмыльнулся, не удержался и поднёс к лицу. От кофты пахло парфюмом Пака, отчего Бэк стал ещё счастливее, он сразу вспомнил ту первую толстовку, которую стащил у волонтера, а теперь он ещё одну сам ему отдаёт, будто знает, что запах от неё очень мелкому важен. Наконец парень читает записку. «Твой неизменный стиль — чёрная толстовка. Я помню, как ты стащил у меня первую, мне и второй не жалко. Это невероятно видеть тебя в своих вещах, будто бы часть меня всегда рядом с тобой. Я всегда готов тебя согреть. А теперь одевайся теплее и иди туда, где живут те, кто сплёл наши отношения.»       Бэк сразу понял, что Чанёль почти его слова процитировал, этот намек был одним из самых понятных. Натянув на себя толстовку, парень вновь притянул ткань к носу, он не мог совладать с собой, от одного этого запаха ноги подкашивались. Оглянувшись, парень заметил тёплые ботинки и носки, смешные такие, пушистые, с кроликами. Бэк быстро оделся, накинул на толстовку одну из огромных паковских курток и вышел в коридор. Маршрут довольно привычный, прямо на крышу, туда, где Пак уже устраивал маленькие посиделки для мелкого. Опять под открытое небо, и погода была на редкость ясная, относительно теплая, ну хотя бы не было пронизывающего ледяного ветра. Бэк только у дверей понял, что от волнения и нетерпения он совсем забыл про букет, оставив его валяться на диване. Стало сразу как-то стыдно, но возвращаться назад совсем не хотелось.       Потерев руки друг о друга, Бэкхен наконец смог заставить себя открыть дверь. Прямо напротив, у самого края, опираясь руками о ограждение, спиной к нему стоял Чанель, а у него в руке был огромный прозрачный гелиевый шарик, который был опутан мелкими золотыми светодиодами, что уходили в пушистою кисточку, которая была вместо веревки, а внутри ещё были белые пёрышки. Это выглядело невероятно красиво.       Пак не заметил, что дверь открылась и на крышу зашёл Бэкхён, парень задумался о чем-то своём, поэтому мелкий тихо подошёл с боку и встал рядом. — Вечной жизни не бывает, можешь не думать об этом. — сказал тихо Бэк, отвлекая волонтера от своих мыслей. Тот моментально повернулся к нему и так мягко и ярко улыбнулся, что у Бэка дыхание перехватывало. — Это тоже тебе. — Пак тактично проигнорировал фразу Бэка, протягивая ему шар. — Он невероятно красивый, будто частичку неба у себя в руке держу. — мелкий сразу забрал свой подарок, не отводя завороженного взгляда от него. И Пак был так счастлив, видя это воодушевленное выражение лица. — Ну вообще-то, это для того, чтобы ты загадал желание, одно, самое самое важное. Тот твой список почти заканчивается, но наверняка есть одно, самое главное желание, донеси его до небес, докричись до них, пора случиться чуду и в твоей жизни. — Пак смотрел очень нежно, а на самом деле боролся с желанием сгрести этого ребёнка к себе в объятия и больше не отпускать. — Хорошо, — Бэк замолчал на несколько мгновений, упёрся взглядом куда-то вниз, чуть-чуть прикусил губу, затем кивнул сам себе и начал обратный отсчет. — Три, два, один.       Пальцы резко разжимаются, и светящийся шарик, что символизирует две главных мечты Бэка, поднимается все выше. Так глупо, он не смог выбрать одну, не смог решить, что для него важнее, здоровье или любовь. Парень шарик взглядом провожает, улыбается, а потом вздрагивает. Чанель подошёл сзади и обнял, так сильно и крепко, что хотелось у него в руках рассыпаться, так тепло и нежно, что казалось, хватит секунды на то, чтобы растаять. Бэкхен свою руку аккуратно поверх руки Пака кладёт, хочет прямого контакта, так, чтобы кожа к коже, так, чтобы обжигало, так, чтобы грело. — Бэк, я правда люблю тебя. — всего несколько слов, а Бэк внутри не живой, он не понимает происходящего, у него у груди сердце в бешеном ритме заходится, а легкие перестают дышать. Он не верит, что слышит эти слова. — Я хочу быть с тобой, я хочу быть для тебя дурашливым и домашним, сильным и серьезным, хочу, чтобы ты видел все мои стороны. Я хочу, называть тебя своим, я хочу, чтобы ты был моим, моим мальчиком. Я хочу тебя касаться, обнимать, целовать. Я хочу просыпаться в пентхаусе с тобой на кровати, так чтобы ты растрёпанный и сонный лежал напротив, а под нами целый город. Я правда всего этого хочу. — Ёль, — Бэк шепчет, потому что чувствует, как у старшего руки дрожат, он волнуется дико, хотя и мелкому не легче, он и правда забывает дышать, у него внутри праздничный салют, не меньше. Но ему ещё и больно, ведь он тот, кто он есть. Парень разворачивается в объятиях и смотрит Чанёлю прямо в глаза. — Ты правда этого хочешь? Ты понимаешь, что я… — Я все понимаю. — Дай договорить. Ты понимаешь, что я все ещё онкологический больной? Что я могу сдохнуть в любую секунду, ведь ТКМ не гарант на жизнь, некоторым это делают несколько раз, а они все равно умирают. Ты правда понимаешь, что я вишу над пропастью, меня в любой момент не станет. Ты хоть осознаёшь, что ты предлагаешь? Я боюсь тебе больно сделать. — Даже если мы не вместе, я все равно чувствую к тебе все те же чувства, я меньше переживать за тебя не стану, мою боль ты никак не сможешь сократить, ты уберечь меня от этого не сможешь, так дай же нам шанс на счастье, которое будет здесь и сейчас. — Это слишком… — Бэк, пойми, для меня нет разницы, хоть год, хоть месяц, хоть неделя, хоть день, да пусть даже час или минута, главное с тобой, рядом, вместе.       И Бэк не выдерживает, снова плачет. Он так часто это делает в последнее время, что сам себя дразнить начинает, но в нем слишком много эмоций, чтобы оставаться спокойным. Парень носом в грудь Чанёля утыкается, руками за его плечи хватается, прижимается ещё сильнее, ближе. — Ты такой дурак, Ёль, но… я все равно люблю тебя.       А после Чан уже ничего не слышит, он находится не здесь, не в этом мире, не в этой реальности, у него только ощущения остались, его маленький мальчик, который находится в его объятьях, который признался, который любит его взаимно, такой маленький и хрупкий, но его, родной и любимый. Пак паренька чутка поднимает, тот наконец от груди отрывается, хватается за шею, тихонько хихикает и правда радуется. И важнее чем его улыбка нет ничего. Вот так вот, все просто.       И Чанёль парня обратно ставит, но из рук не выпускает, целует, очень осторожно, просто губами касается, будто просит разрешения, а Бэк отвечает, не думает, ладошками до лица доходит, одну оставляет ласкать щеку, другую в волосы заводит, жмётся, ластится, поддаётся. И Ёль не выдерживает, сдаётся, срывается, одной рукой голову парня придерживая, другой талию с силой обнимает, пальцами под рёбра впивается так, что Бэк прямо в губы ему немного хнычет, но нравится это обоим. Невинный поцелуй перерастает в совершенно другое, Чанёль парня раскрепощает, целует страстно, языком с его сплетается, губу покусывает. Ему бы паренька себе на талию закинуть, попытаться донести до комнаты, а там в стену вжать и продолжить, губами изучить все тело, начать находить все самые чувствительные участки, но пока нельзя, больница, ТКМ, выписка. И ничего не остаётся, как всю страсть в поцелуй пустить, так чтобы у Бэка не было ни одного сомнения в том, что он любимый и желанный.       Бэку так непривычно думать, что Чанёль действительно теперь принадлежит ему, что он теперь имеет полное право обнимать его, когда захочется, целовать, когда вздумается, ревновать. Он принадлежит ему, с ног до головы, до кончиков волос, весь только его, с его шутками, с его дурачеством, с серьезностью, с его музыкой. Поэтому Бэк момента не упускает, держит волонтера всегда рядом, немного стесняется проявлять знаки внимания на людях, но сам свои нервишки треплет, когда в столовой под столом руки переплетает, своим пальцами изучает каждый хрящик на руке Пака, каждую венку, запоминает. А потом думает, что даже эта выступающая косточка тоже принадлежит ему, улыбается сам своим мыслям. А когда Чанёль замечает, он наклоняется, смотрит прямо в глаза, сам улыбается и пальцем легонько носа касается. Мило, все то, что тут происходит невероятно мило, как из самых розовых мечт Бэка, которые очень очень редко забирались ему в голову.       Бэку нравилось, когда Пак по середине коридора его находил, обнимал сзади, и шёл, как мишка, издавая непонятное кряхтение, которое должно было выражать его удовольствие и счастье. Любил, когда Чанёль иногда его на плечо закидывал и тащил в волонтерскую комнату, просто потому, что хотел, чтобы мелкой сидел рядом, пока он работал, на диванчике, в толстовке, с кружкой горячего чая в руках, так уютно и по-домашнему, будто они дома, а не в больнице. Самому Чанёлю нравилось, когда Бэк укладывался ему на колени, подтягивал ноги, руками обвивал талию, а носом утыкался в живот, а потом вот так и засыпал. Всегда рядом, маленький и нежный, уставший и измученный, но только его Бэк. Ещё Чанёлю нравилось, когда Бэк ложился на диван и забирался позади Пака, обвивая руками и ногами, словно коала. Бэк был тактильный, не хотел упускать ни одного момента.       Вот и в этот вечер Бэк не отпускал Пака от себя, утягивая к себе на кровать, но старший долго сопротивлялся, ноя, что кровать слишком маленькая. В результате победила грубая сила и Бэка принесли на мягкий диван, который был уже разложен. — Почему он разобран? Ты готовился к этому, маленький извращенец? — хихикнул Бэк, перекатываясь с края на середину и раскладываясь звездочкой. — Конечно, прямо сейчас начну тебя тут раскладывать. — ответил Пак падая на мелкого сверху, но предусмотрительно подставил себе руку, чтобы не придавить Бэка всем своим весом. — Ай, тяжелая ты туша, сдвинься, — Бэк попытался спихнуть старшего в сторону, но тот держался крепко, посмеивался прямо в ухо и иногда его чмокал, но потом все же сдался и перекатился на бок. — Так почему диван разложен? — Я ночью вчера работал, сидеть устал, вот и разложил, чтобы было где разлечься, чего ты ржешь, тело вообще-то затекает. — возмутился волонтёр, подгребая Бэка к себе и целуя его в щеку несколько раз. — Что сегодня Чондэ говорил? — спросил Чанель, когда они наконец успокоились и Бэк мирно улёгся у него на груди. — Завтра контрольные анализы, если с ними все хорошо, то я пойду на выписку. — сонно пробормотал мелкий. — Не верю даже, что все заканчивается, — Чанель до этого легонько волосы Бэка пальцами перебирал, а сейчас нежно поцеловал в макушку и улыбнулся, почувствовав, что после этого Бэк сильнее его обнял. — Я так рад за тебя, малыш. — Фу, что за прозвище. — Не нравится? — Стоит ли мне назвать тебя папочкой? — Иди в задницу, мелкий. — Бэкхён только рассмеялся и уткнулся носом в шею старшего, но не сдержался и очень медленно коснулся ее губами. — Я тебя спать принес, а не вот это вот все. — Я ничего такого не сделал. — пробурчал Бэк, возвращая голову на грудь волонтера. — Ты меня пытался соблазнить. — и Чанёль рассмеялся, переворачиваясь на бок и обнимая Бэка руками и ногами. — Ничего такого не было. — оправдался мелкий, начиная щекотать Чанёля. — Спи давай, если мы проспим анализы, Чондэ нас раскатает. — Чанёль немного ослабил хватку, позволяя Бэку устроиться удобнее.       Это было мечтой — засыпать рядом с любимым человеком, чувствовать тяжесть его тела, его прикосновения и тепло от них, слышать замедляющееся дыхание прямо над ухом. Бэк никогда не думал, что спать на груди Пака удобнее, чем на его любимой подушке. И самое главное, просыпаться, видеть ещё спящего парня, отключать быстро будильник и будить его мягкими поглаживаниями щеки. И хотелось так всегда.       Но среди воцарившегося праздника есть то, что готово его испортить. Дичайшие волнение сотрясало все тело, Бэк не знал, как с ним справиться, холодно было даже под одеялом. Такого страха давно не было, а после стольких прекрасных чувств, что он сейчас испытывает с Паком, тревожность переносить становилось ещё труднее. Вместе с ним себе места не находил и сам Чанёль, он не знал, как успокоить мелкого, как ему помочь. Им оставалось ждать около часа, когда Чондэ завершит в обход и пойдёт в лабораторию забирать результаты, потом придёт сюда, в палату Бэка, ещё несколько минут потратит на то, чтобы проанализировать данные, а потом вынести вердикт. Куда? Вниз или наверх? Жизнь или смерть? Рак или здоровье? Осталось ждать около часа.       Вся палата была наполнена напряжением, оно витало в воздухе, казалось, что его можно было ощутить кожей. Бэк сидел в своей любимой позе, откинувшись на стену, он уже не знал, куда деть голову, он ее наклонял, поворачивал, задирал к потолку, но не помогало. Он чувствовал себя беспомощным, совершенно слабым, никчемным. Мама сидела на противоположной кровати, женщина забилась в самый угол, нервно поглядывала на сына, но подойти к нему боялась, знала, что его просто лучше не трогать, хотя ее кое-что в его поведении смущало. Бэк смотрел на Чанёля очень жалобно, будто одними глазами просил о чем-то. А Чанёлю неловко было, он понимал, что мелкий просит, чтобы его обняли, поддержали, но Пак не мог себя пересилить и позволить такие нежности при женщине. Чан просто сидел на стульчике, почти напротив мелкого, смотрел на него, нервно дергал ногой, брови заламывал, по лицу можно было понять, что ему Бэка жалко, он понимал его волнение, он чувствовал его желание, но не позволял себе никаких действий. А мелкий не сдавался, жался, смотрел. Не помогало, Чан оставался непреклонен.       В этот момент Бэка радовало только то, что в палате нет самых обычных часов, в этой тишине он бы точно слышал бы их тик, а так он слышал дыхание мамы и Ёля, но концентрировался на втором, думал, что он в парня вселяется, тот все его страдания с ним делит, и становится не так тяжело, не так сложно, не так нервозно. Он бы хотел раствориться в нем, забыть себя, свою жизнь, не быть собой, быть без рака, но он такой какой он есть, он обычный человек, который страдает немного больше других. И все же, Бэку не понять, откуда в Чанёле столько силы, именно внутренней, это же насколько искренне он любит мелкого, что готов на все, на все страдания, на боль и переживания, на борьбу. И у Бэка есть только один выход — ценить это, всей душой и сердцем, и любить его взаимно. Счастье есть, оно рядом, оно в простоте, оно в самом маленьком моменте жизни.       Скрип двери заставляет Бэка вздрогнуть, парень поворачивает голову и видит в дверях Чондэ. Врач немного запыхался, видимо шёл слишком быстро, но заметив Бёна застрял в дверях, у него тоже есть страх, страх того, что он не справился. Но в следующую секунду Ким чуть не падает прямо в центр палаты, потому что несущийся к ним Кёнсу пытался разговаривать с кем-то в коридоре и не заметил стоящего в дверях Чондэ.       Тишину никто прерывать не собирался. Кёнсу сел на кровать рядом с мамой, а Чондэ подсел к Бэку. Мелкий пытался заглядывать в бумажки, но он ничего из этого не понимал, ощущение что это какая-то высшая математика скрещенная с латынью. Оставалось только следить за выражением лица доктора и пытаться понять хоть что-то именно по нему, но Чондэ был каменный, он быстро листал бумаги, его глаза носились по строчкам, но на лице не дрогнул ни один мускул. Напрягало, это напрягало всех, даже Кёнсу, даже тот уже начал нервно теребить свой халат. Секунда. Доктор Ким резко переворачивает бумаги и хлопает ими о свои колени, а голову вскидывает вверх, смотрит прямо в глаза Паку, тот весь напрягается, Кёнсу прикрывает глаза, Бэк утыкается взглядом в одну точку, а мама поджимает к себе колени. Тут нить натянута, ее задеть и она лопнет, нутро рвалось от ожидания, тело устало дрожать, нервы слетают к черту. — Мы…победили. — это все, что успел сказать Чондэ перед тем, как его повалил визжащий от радости Бэкхён.       Парни создали настоящую живую кучу, наваливаясь друг на друга, и лишь женщина в углу рыдала от того, что столько стараний, столько сил было убито не зря, что ее маленький мальчик смог, справился, победил. Она так боялась, что ей придётся хоронить собственного сына. Видеть его измученным было невыносимо больно, сколько раз она у бога спрашивала, почему он, почему не она, за что все это. Но сейчас осталась только радость, сейчас наступила пора жить и радоваться жизни.       Чанёль поднял Бэка с кровати, подхватил за талию и удерживал, чувствуя, как его мальчик за его шею и плечи цепляется, чувствовал его вес в своих руках, чувствовал, что обладает им. — Бэк, мы справились, победили…я смог, не подвёл, как же я рад. — полушепотом произнёс Пак прямо над ухом мелкого, а затем спрятал лицо в изгибе его шеи. — А ты то тут причём? — в шутку спросил Бэк, но тут Пак поднял голову, бросил мимолетный взгляд на Чондэ, а потом поставил Бэка на пол, сжал с силой и потерся носом о щеку. — Ты часть меня. — Потому что я люблю тебя. — попытался продолжить за него Бэк. — Потому что, твой костный мозг… — Пак запнулся, но не позволил себе медлить даже несколько секунд. — Этот костный мозг — мой. Я донор, малыш. — Что? — Бэк отошел немного, посмотрел на врачей, а те только взгляды прячут, посмотрел на маму, та не в меньшем шоке. Чанёль попытался его снова обнять, но он остановил его, вытянув перед собой руку. — Господа врачи, можно спросить, вы чем думали? Как вы могли вообще ему это предложить, вы знали, знали, что если провалитесь, то потеряете двоих, так почему вы не защитили его? — Хотелось орать, трясти этих никчемных докторов, которых он своими друзьями считал, он правда им доверял, но не думал, что они смогут так бездумно подвергнуть опасности дорого ему человека. — Бэк, спокойнее. — начал Чондэ, Бэк бросил на него взгляд, Ким надеялся увидеть в нем злость, но заметил лишь обиду. Он и правда знал, как мелкий дорожит волонтером, но сейчас он не жалеет о своем выборе. — Ты понимаешь, что у него была лучшая совместимость, если бы мы выбрали другого донора, то выше была бы вероятность неудачи, а значит выше вероятность потерять вас обоих. Ты думаешь, что этот влюбленный придурок смог бы пережить твою смерть даже не являясь твоим донором? Серьезно? Ты думаешь, я решил все это сразу, вот как только тебя тут увидел, то сразу решил, что Пак будет тебе донором? Я сидел не одну ночь, просчитывая различные ситуации, высчитывал процентную вероятность. Мне тоже тяжело далось это решение, но сейчас, смотря на хорошие анализы, я не жалею ни разу. Мой долг — спасать жизни, а не души. — Чондэ говорил спокойно, четко, расставляя все по полочкам. — Спасибо. — одними губами произнес Бэк, рванув к Киму и утягивая Чана за собой, чтобы обнять сразу обоих, а потом разрыдаться, потому что можно, потому что счастлив.

***

— Не понимаю, как можно вот так бросить родную мать. — возмущалась женщина, наблюдая за тем, как Бэк старательно собирает свои вещи. — Мам, я же все объяснил, ну чего ты. — парень в десятый раз прошелся от шкафа к чемодану, стоящему между кроватей, а по пути чмокнул маму в щеку. — Мне давно пора жить отдельно, да и Чанёль слишком хорошо уговаривает, а ты собиралась открыть китайский филиал. — Откуда? — Твоя рабочая почта. Ты же не думаешь, что без твоего личного присутствия у них пойдет все гладко? Вот и я так не думаю. Да и вообще, — Бэк говорил быстро, эмоционально, таскаясь от чемодана к шкафу и обратно. — У меня в планах заниматься музыкой, а точнее своей музыкой, еще более точнее альбомом. Вероятность того, что я все равно буду спать там стопроцентная, ночь, вдохновение, сама понимаешь. — Ну да, вы ближайшую неделю точно до пианино не дойдете, ну или найдете ему другое применение. — женщина заранее прикрылась рукой, и не зря, Бэк моментально кинул подушку. — Мама, вот кто о чем, блин. — Собирайся, чудик, завтра в двенадцать надо освободить койку. — женщина поднялась с кровати, потрепала сына по голове и начала помогать ему собирать все то, что успело переехать в больницу. — Ну может хоть недельку поживешь дома со мной? — Ты через два дня после выписки едешь в Китай на перерезание красной ленточки на новом офисе. — как бы мимо строк сказал Бэк, будто ничего такого и не случилось. — Прости? — Твоя рабочая почта, мой телефон, оповещение в восемь утра, деловое предложение, мое соглашение, вот. — к последнему слову Бэк уже прятался за изголовьем кровати, а женщина наступала на него с подушкой. Но в палату зашёл Чан, остановившись напротив этой картины и прибывая в явном шоке. — А что вообще происходит? — все-таки решил спросить парень. — Да ничего такого, просто мой сын так хочет переехать к тебе, что нашел способ сплавить меня из страны. — А, вы про китайское отделение? — А ты то откуда? — Он не умеет тихо просыпаться. — Мне не нужны подробности, не нужны. — женщина подняла руки вверх и пошла за последними вещами, что оставались на полках шкафа.       Последние два дня Бэк готовился к переезду, хотя это конечно не очень подходящее слово, но парню казалось, что именно это в его жизни и происходит. Выписка, он не думал, что услышит это, он привык находиться на домашнем режиме, мотаться в больницу, вечно сдавать анализы, закидываться горстями таблеток, но теперь это выписка. У него внутри нет ничего лишнего, его кровь чиста, он практически здоров. Осталось залечить болячки, которые образовались из-за химии, например проблемы с желудком и печенью. А еще ждать. Никто не давал гарантию, что через месяц, полгода, год Бэк будет все также здоров. Нет. Много случаев, когда после долгой ремиссии случался рецидив, но думать об этом не хотелось, не сейчас.       После того, как они узнали о том, что Бэка будут готовить к выписке, Пак сразу начал парня обрабатывать. Он давно мечтал жить вместе, видеть своего мальчика в своей большой и такой пустой квартире, чтобы тот заполнил ее своими вещами, своим запахом, своим присутствием. Поэтому волонтер сразу предложил мелкому переехать к нему, тот не сразу согласился, но Чан умеет уговаривать, и целоваться он тоже умеет. Не верилось, что вот он финиш, за шаг от них. Была идея натянуть красную ленту у выхода, но Минсок покрутил у виска и сказал, что Пак придурок. Не новость, конечно.       Вот она последняя ночь в этом отделении, Бэк живет тут так давно, что сам уже не может примерно прикинуть сколько, временные рамки разбились, потому что иногда дни тянулись целую вечность из-за его мучений, иногда за день случалось столько, что мелкий сомневался, что все эти события смогли уместиться в двадцать четыре часа. Бэк лежит у себя в палате, последний его комплект формы, темно-бордовый, самый любимый цвет из всех, просто черного у них нет, а еще он похож на вино. На стене уже нет портрета, потому что он заботливо убран, тумбочка пустая, и больше там не прячется мармелад, рядом больше нет капельницы, а за окном снег. Прошло достаточно времени, а Бэк все тот же, едкий, колкий, но сильный и верующий Бён, которого оставил после себя Джун. Парень встал со своей кровати, чтобы сесть рядом с свободной, давно пустующей койкой. — Джун, смотри, я не врал, я добился. Ты же знаешь, что ты зажег меня, что вернул мне желание жить. Ты мне показал, что не важно, какое ждет меня будущее, важнее всего наше настоящее, тот момент в котором мы живем. А еще, мы не можем решать за людей, они должны сами сделать выбор, быть рядом с такими как мы, или нет. Спасибо, что ты был в моей жизни, спасибо, что всегда будешь со мной, я знаю, я верю, я почти чувствую. Мой маленький мальчик, ты должен был жить, но теперь мне предстоит прожить яркую жизнь, чтобы она была сразу за двоих. Джун, ты мой кислород, ты мое сердце, что гонит кровь по венам, ты мой мотор, ты часть моей жизни навсегда.       Бэк говорил все тихо, но четко, его голос не дрожал, он ни в чем не сомневался, он не чувствовал слабости, он совершенно не хотел плакать, внутри было только абсолютное спокойствие и уверенность. Это его жизнь, в которой всегда будет место для мальчика, который зажег огонек надежды в потерянном парне. Бэк встал с пола, глубоко выдохнул и вышел в коридор. Время было еще не позднее, поэтому тут было достаточно много народа. Бэк давно не выходил в то время, когда все были свободны, он любил тишину этих стен, когда тут пусто, но сейчас было шумно, кто-то о чем-то разговаривал, кто-то смеялся. Но Бэк не чувствовал себя лишним, он сам невольно немного улыбался, видя людей, которые настроены на победу, которые счастливы в этот момент, ведь явно не место и не время определяет счастье. Эти яркие коридоры радовали глаз, было на душе спокойно, когда люди вокруг выглядели спокойно. В первый день Бэк это все так ненавидел, не понимал, отрицал. А сейчас он часть всей этой жизни, он хорошо вписывается, потому что знает, во что тут верят, знает, как тут живут, как тут борются.       Парень немного вздрагивает, когда длинные пальцы переплетаются с его и сжимают ладонь. Бэк поднимает голову, чтобы посмотреть на улыбающегося Пака, а потом тянется, чтобы поцеловать в щеку, что делает волонтера еще более счастливым. — Чан, у тебя есть тут рамен? — вдруг спросил Бэк, хотя это даже вопросом не назовешь, парень был уверен, что да, поэтому тянул Чана в сторону его комнаты.       Бэку нравилась их обыденность, у них не было неловкости от каких-то бытовых действий, по типу готовить вместе, что-то решать, просто жить вместе. Вот и сидеть напротив, и смотреть, как Пак воюет с горячей лапшой тоже ему нравилось. Самое важное, что им было абсолютно комфортно и правильно, им не нужно было ничего скрывать, ни о чем думать, они просто вместе и от этого они абсолютно счастливы. — Слушай, — начал Пак, откладывая палочки. — Как на счет новоселья? — Ты, я, Кёнсу, Чондэ, Минсок. Замечательно, но готовить мы не будем, доставка сможет добраться на твой пентхаус. — А Сонмин? — А почему про Джису не спрашиваешь? — Не язви, я серьезно спросил, ты с ней в хороших отношениях, да и Чондэ тоже. — Во-первых, она уехала на море. Во-вторых, у меня есть кое-какой план, и она бы там была бы очень некстати. — Бэк посмотрел на своего парня, поиграл бровями, а тот все прекрасно понял.       Из комнаты парни вышли только глубокой ночью, когда все больные разбрелись по своим палатам, а коридоры опустели. Чанёль держал руку Бэка и вёл за собой, до того, как они пришли к пианино. Парни не были здесь очень давно, хотя в начале часто тут сидели, сочиняли что-то, просто дурачились. Но сегодня они надеются, что пришли сюда в последний раз. Бэк сразу усаживается за пианино, поднимая крышку инструмента, проводя пальцами по клавишам, но боясь на них нажать. Пак присаживается рядом, кладёт руки и начинает не торопясь играть простенькую мелодию, а Бэк рядом руки убирает и улыбается. Младший просто обожал, когда Чан играл, когда погружался в музыку, но ещё больше он любил, когда парень смотрел на него в процессе, будто каждый звук посвящён только ему. — Бэк, — позвал Чанёль, и дождавшись ответной реакции, продолжил. — Смотри что есть.       Пак протянул мелкому тот самый блокнот, где когда-то Бэк написал свои желания. Парень очень слабо улыбнулся, смотря на предмет, взял его в руки, немного потёр его, а затем открыл, пробегаясь глазами по строчкам. — Спасибо. — проговорил парень, поднимая голову на Пака. — Ты лучше любого волшебника, а теперь давай ручку, надо отметить, то что исполнилось.       Некоторые пункты были вычеркнуты ещё в тот день, когда Чанёль забрал мелкого из больницы и отвёз к себе. Парень с улыбкой на лице зачеркнул пункт, где Бэк писал о море. Такое себе море, конечно, но это было весело и очень странно. До такого нужно было ещё додуматься. Бэк останавливает взгляд на одном пункте, зачёркивает его и отдаёт блокнот обратно. — Дорогой волшебник, с тебя ещё пикник и альбом, а я постараюсь пожить подольше. — Да, пошли прямо сейчас на пикник, плевать на снег, на холод, главное с друзьями. — Бэк стукнул парня в плечо, отчего только посмеялся. — А над альбомом я вообще-то работаю, демку же показывал. Стой…— Пак резко открыл блокнот, пробегаясь глазами по всем пунктам, потому что одного он в своей голове не досчитался. — Бэк… — Ну знаешь, думаю, если я люблю тебя с детства, то ты и есть любовь всей моей жизни. — Бэк сам притянул парня к себе, мягко обвивая его шею, сам настойчиво целовал, не боялся ничего, и сам не заметил, как начал прогибаться под руками Пака, которые чувствовал на своей талии. Желание, в мозги бьет, управляет телом, но сдержаться, им нужно сейчас сдержаться. Поэтому Пак разрывает поцелуй, легонько чмокает в нос, а потом тащит в палату, потому что завтра утром выписка, им стоило бы и поспать немного.       И вот уже порог отделения, дверь, отделяющая онкологию от других, одной рукой Бэк держит свой чемодан, другой мамину руку, сжимает с силой, потому что нервничает, переживает. Перед ним Чондэ и Кёнсу, врачи смотрят на него и улыбаются, и парень начинает улыбаться им в ответ, но на глаза слезы все равно наворачиваются. Бэк обещал себе быть сильным, больше не ныть по любому поводу, но эмоции сильнее, и парень ничего не может с ними сделать. Он пытается проморгаться, мотает головой, пытается до самого последнего, но ничего не выходит, слезы все равно начинают стекать по щекам. И потом его легонько стучат по плечу, Бэк оборачивается чтобы встретиться с тёплым взглядом Чанёля, стоящего за его спиной. Пак замечая слезы, быстро протирает своими большими ладонями щеки парня, а потом разворачивает и подталкивает к выходу.       К дверям подтянулся и другой медперсонал, который всегда был рядом, медсестры, готовые прибежать в любое время дня и ночи, помощники главных врачей, следящие за всеми пациентами. Бэк никогда не думал, что так больно будет прощаться с персоналом, что так сильно можно привязаться к отделению, где готовился умереть. Но здесь люди другие, у них настрой серьёзный, они решительно идут к цели все вместе, поэтому сложно не прочувствоваться этой атмосферой. Они влились в него, сложили нового Бён Бэкхена, который хочет жить, который будет жить. Парень сначала смотрит на всех своим старым, давно забытым взглядом, холодным, с нотками ненависти, просто напоминает, каким он сюда пришёл, а потом улыбается и начинает обнимать всех. Слова не нужны, все и так понятно, что они просто все рады, очень сложно спасти жизнь человека, болеющего онкологией. Это рулетка, ведь болезнь очень непредсказуемая, а Бэкхён вытянул свой счастливый билет, но каждый из присутствующих причастен. Бэк оглянулся и понял, что ему не хватает рядом Минсока, но парень работает, и Бён не обижается, все прекрасно понимает, да и не хочет делать из своей выписки событие мирового масштаба. Никто не даёт гарантию, что ему не придётся вернуться сюда снова. Но пока у него есть время, чтобы пожить вне этих стен.       Сложно со всеми прощаться, но нужно, после радостных объятий, пролитых слез, добрых улыбок, Бэкхён выходит из отделения. Ему недели через две нужно прийти к Чондэ, снова анализы, курсы таблеток, но это все мелочи. Не будет больше рядом Сьюзи, внутрь не будут вливать химию, Бэк сможет наконец себя откормить, нагуляется на свежем воздухе, может перестанет быть похожим на бледную поганку, но больше всего он хочет отрастить волосы. Они уже начали появляться, он даже в какой-то момент был пушистым, но они пока слабые, растут местами, потому Бэк пока старается их сбривать, но не под ноль, так, чтобы хоть что-то да оставалось, поэтому к любимому капюшону от чёрных худи добавляется не менее прекрасная чёрная шапочка, которая в сочетании с большими круглыми очками ему даже очень идёт. И вот он снова в маминой машине, чтобы на два дня приехать домой, собрать вещи и переехать.       Бэк думал, что у него больше вещей, но при сборе чемоданов он понял, что и одного вполне хватит, только ещё коробку с обовью захватить и все. Он дома с мамой был два дня, а потом она улетела. Парень гордился собой, ведь в аэропорту, когда ее провожал, он сдержался, не плакал, хотя хотелось. Он хотел побыть с ней еще какое-то время, но он понимал, что тот шанс на развитие, который она получила, терять нельзя, а она бы непременно плюнула бы на это все ради сына. Поэтому сын сам все за неё решил, хотя сейчас ему немного грустно, но о решении он не жалеет.       А к квартире Пака Бэк привык быстро, потому что мечтал о таком, он хотел жить высоко, чтобы из огромных окон было видно весь город, чтобы вечером звездное небо было и вверху, и внизу. Да и рядом с Чанёлем было очень уютно, тепло, комфортно. То состояние, когда вы в удобных и мягких растянутых вещах, только что попили чай, а теперь один из вас работает, а второй временами лезет обниматься. Бэку очень не хватает тактильных ощущений, он все время тянется к старшему, чтобы почувствовать его, он сам не понимает почему, но ему хочется, а Пак только рад. Бэк привык засыпать с Чанёлем, поэтому волонтёр теперь в отделении не задерживается, да и некого ему больше сторожить, а тут дома ждёт маленький комочек счастья, тёплый, улыбчивый, его. И просыпаться они привыкли вместе, и Бэку даже нравилось, что старший свой же будильник не слышит, что Бэкхён его будит легкими прикосновениями, невесомыми поцелуями, а Пак от этого просыпается с улыбкой.       Но все равно ночами они не спят, у обоих прилив сил и вдохновения, они сидят, где только могут, непременно с ноутбуком и клавишными, они пишут музыку, они творят вместе, придают звучание их эмоциям и чувствам, переживаниям, страхам, мыслям. Они не пишут про любовь, потому что про неё пишут все, любые ситуации уже давно стали текстами песен. Они могли бы написать целый альбом про свою историю, про то как зарождалась, умирала, а потом воскресала их любовь, но это такое личное, это хочется держать между собой, чтобы это была их история, которую не должны знать все. И им все равно есть, о чем писать. У них много переживаний, у них много рассуждений, которые хочется донести. Бэк думал, что они напишут музыку быстрее, но за десять дней они создали лишь демо одного трека, но оно такое сырое, это все ещё не то, что они от него хотят, им предстоит много работы, но они готовы работать для исполнения ещё одной мечты Бэка, он обязательно выйдет на сцену с новыми хитами, а Пак утверждает, что теперь пишет только для него, на что Бэк ворчит, ведь тогда ему жить не на что будет.       И все эти маленькие перепалки, временные обиды, ворчания, недовольства такие бытовые, а от этого уютные. Все хорошо у них в этой жизни, это не больница, это их дом, они обычные люди, и это так прекрасно. Поэтому придя домой с прогулки и замечая работающего за столом Чанёля, Бэк мягко улыбается, скорее даже ухмыляется, тихо подходит к парню сзади, нежно проводит по его спине снизу вверх, при этом утыкаясь носом ему в шею. — Привет. — полушёпотом здоровается Бэк, будто он парня сегодня вообще не видел, но почти целый день шёл для него слишком долго, поэтому он и приветствует его, обвивая руками за шею и кладя подбородок на плечо. — Привет, малыш. — в тон отвечает Пак, мягко улыбаясь, поворачивая голову, и чмокая парня в щеку. — Ты сегодня рано. — Бэк немного морщится, чувствуя легкий поцелуй старшего, а потом заглядывает в ноутбук, но ничего не понимает из-за какой-то таблицы с цифрами. — Ну у меня же нет больше мелкого идиота, которой в любой момент может что-то учудить. — Бэк на это дует губы и хмурится, показывая своё недовольство. — Точнее есть, но он просто дома. — Все спокойно? — Бэк явно спрашивает про отделение, а Пак его прекрасно понимает. — У нас да, у доктора Чхвэ были проблемы, кажется у него скоро скончается пациент, они борются за минуты. — тихо проговаривает Пак, разворачиваясь на крутящемся стуле и ставит Бэка лицом к себе между своих ног. — Боже. — все что может сказать Бэк, забираясь пальцами в волосы Пака. — Я, кстати, почти доделал второе демо, мне кажется, оно звучит неплохо. — Чан поднял голову, чтобы видеть лицо Бэка. — Когда успел, работящая плюшка. — сказал младший, чмокая Пака в нос. — Я сегодня почти ничего не делал, вот и решил провести время с пользой. — Чан мягко улыбнулся, и провёл носом по изгибу шеи. — Ты делаешь хоть что-то, кроме написания музыки? — спросил Бэк, но голос в конце дрогнул, потому что парень начал покрываться мурашками от того, что Чанёль нежно несколько раз коснулся губами его шеи. — Да, я ещё успеваю тебя любить. — ответил Пак, прикусив кожу в районе ключиц, и Бэк сразу сжал пальцы, натягивая волосы старшего.       Чанёль знал, что Бэк чувствителен, даже прикосновения через одежду могут дать результат, но шея и рёбра были особенными, с тонкой и мягкой кожей, всегда горячие. И Чанёль себя сдержать не может, легонько покусывая кожу, проходясь от шеи до плеча по ключице. А Бэк уже подрагивает, на укус резко и глубоко вдыхает, по позвоночнику волну пускает, глаза прикрывает, а пальцами начинает цепляться за плечи старшего. Он слишком мягкий, податливый, живой, чтобы Пак мог остановиться, он не может и не хочет, только ближе, только сильнее, только очень нежно, чтобы не спугнуть.       Чанёль себя знает, в те моменты, когда от него требуется быть очень серьёзным, в те моменты, когда он пьян, в те моменты, когда он слишком много хочет, его более властная, мужественная натура ползёт наружу, обычно он мягкий и милый, но бывают исключения, когда у него даже взгляд становиться другим, когда лицо резко меняет свои черты, когда он действует властно, эгоистично, сильно. Сдержать, почувствовать, чтобы мелкий не пожалел.       Чан проходится руками по бёдрам младшего, оставляя одну руку на ягодице, а вторую поднял к позвоночнику, позволяя парню прогнуться, а губами быстро прошёлся обратно по ключице, поднимаясь до шеи. — Ёль. — на выдохе зовёт Бэк, и сам не понимает, просит ли он этим его остановиться или продолжать.       Но Чан на него лицо поднимает, а в глазах жар, желание, а на губах ухмылка, он ягодицу с силой сжимает, а другой рукой к себе только ближе притягивает, и Бэк под напором сдаётся, сам в руки его лицо берет, наклоняется, сначала облизывает его губы, потом медленно на них выдыхает, опаляя нежную влажную кожу. Пак немного рычит, ну или просто так тяжело выдыхает, но звук получается странный, гортанный, а Бэка от него ведёт, он мурашками покрывается, и быстро накрывает чужие губы своими, но Чан не настроен подчиняться, он моментально углубляет поцелуй, задавая свой темп, сегодня он медленный, развязный, отчего Бэк почти падает на него, поддаётся.       Чанёль немного резко отстраняется, вдыхая полной грудью и засматриваясь на распаленного Бэка, он уже покраснел, у него губы влажные и немного припухшие, взгляд слегка поплыл, и Чан облизывается, понимает, что он уже полностью его. У Пака руки прогулялись по спине мелкого, тот тяжело вздыхает, прогибается и голову немного закидывает назад, и Чанёль момента не упускает, опаляя губами кожу на шее, а потом оставляет первую свою отметину. Бэк снова его имя произносит, но уже скорее выдыхает. И у Пака слетают все тормоза, он руками легонько отодвигает парня, поднимается со своего стула, и помогает Бэку запрыгнуть себе на талию. Бён моментально увлекает Чанёля в поцелуй, но Пака это не останавливает, он несёт парня в спальню, чтобы его уложить на кровать. Но Чанёль не ожидает, что Бэк не собирается полностью подчиняться, он сам с Пака стягивает футболку, начиная выцеловывать грудь парня, оставляя свою отметку. Он пытается дрожащими руками справиться с ширинкой джинсов старшего, но ему даже молния не поддаётся. Пак немного на это хмыкает, начинает рвано целовать мелкого, отвлекая, делая все самостоятельно. И Чанёль долго себя сдерживает, делает все аккуратно, стараясь каждый раз, когда Бэку было не комфортно, отвлекать его, целуя, поглаживая, что-то нашептывая. Но когда парень привык, тот сам начал требовать большего, а Пак не сдерживался, выбивая из мелкого стоны, и каждый раз довольно хрипел, когда Бэк раз за разом повторял его имя. Бэку казалось, что он сейчас обмякнет и двигаться больше не сможет, но после каждого «Бэк, ты такой горячий», «Как я тебя хочу», «Люблю тебя, малыш» Бэк лишь по новой заводился. Им было жарко, в ночи все смешалось, они стали чем-то единым, и обоим было невероятно хорошо.       На утро Бэк осматривал масштабы трагедии на своём теле. Вся грудь и шея была усыпана темно-красными, бордовыми, фиолетовыми отметинами, на бёдрах красовались синяки от пальцев, а потом он обнаружил, что засосы у него и на спине, на плечах виднеется россыпь укусов. Посмотрев ещё раз на себя в зеркало, парень сам себе смущенно улыбнулся, понимая, что именно этого и хотел, что ему нравится это, нежные и спокойные утро и вечер, жаркая ночь, которую он проводит не с первым встречным, а с одним, с любимым, с его. Бэк осторожно возвращается в спальню, решив, что после такой ночи Пак сам себе завтрак приготовит, потому что у Бэка ноги все ещё подрагивали. Парень прилёг рядом со старшим, тот спал на животе, уткнувшись лицом между подушек. Бэк рукой сдвинул одеяло вниз, немного оголяя кожу спины. Осмотрев все, Бён довольно облизнулся, пальцами проходясь по царапинам, которые сам же и оставил, а еще виднелась пара укусов прямо на лопатках, но Бэк абсолютно не помнит, как он их там оставил. Мелкий продолжает водить пальцами по красным линиям, местами чувствует бугорки собранной кожи и запекшейся крови, думает, что стоит бы это обработать, когда парень проснётся. Но старшему абсолютно плевать, он спит и ему прекрасно, поэтому Бэк все же плюет на свои валяния, потому что окончательно проснулся, вытаскивает из шкафа одну из футболок Пака, и та виснет, но не сильно, всё-таки плечи у Бэка имеются, не хрупкой девушкой родился.       На кухне парень понимает, что давно ничего не готовил, и уже боится даже начинать, но желание есть преобладает, поэтому Бэк решает, что яичница с тостами и кофе прекрасно сойдут на завтрак. Яйцо шипит на сковородке, разносится аппетитный аромат жаренного бекона и свежего запеченного хлеба. Пак видимо именно от этого прекрасного запаха и просыпается, потирает сонно глаза, натягивает растянутые домашние штаны и выбирается в гостиную, и в этот раз он сам радуется, что из дверей его спальни открывается прекрасный вид на кухню, ведь это так невообразимо приятно наблюдать за Бэком, который шипит и пытается справиться с яйцами на сковороде, а масло явно против. Пак в пару шагов преодолевает расстояние, вставая за спиной мелкого и пускает руки по обе стороны от парня, забирая сковородку и поднося к ней тарелку. Бэк мягко улыбается, дожидается, когда Чан закончит с едой, а потом переплетает пальцы обоих рук, голову к нему поворачивает и легонько целует в уголок губ.       Ради такой домашней рутины стоило бороться, ради утренних объятий, легких улыбок, уютных вечеров стоило влить в себя всю химию, стоило терпеть, стоило самого себя мотивировать. Именно так думал Бэк каждый раз, когда смотрел на Пака. Он нашёл своего человека, он не сомневается в этом, знает, что других не нужно. Каждая минута с ним сходит за вечность, он думал, что после рака он не будет считать каждый миг, когда ему удалось прожить, но это не так, потому что он этим мигом живет, он наслаждается каждой минутой, он счастлив, и это счастье заслуженное, у самой смерти отвоёванное, он его выгрызал. И он получил самое главное — Чанёля около себя.       Ближе к вечеру пятницы Бэк немного нервно носится по квартире, прибирая все, что только можно, заботясь о каждой детали. Чанёль как всегда сидит на диване с ноутбуком и с серьёзным видом ждёт, когда у него отформатируется какое-то видео, мелкий в подробности не вдавался. Обойдя все комнаты, Бэк прошёл на кухню, проверяя купленное печенье, что было все ещё запаковано в пластмассовый контейнер, самый вкусный чай, который был убран в даль самой высокой полки, удостоверился, что сеточка от заварочного чайника у Пака в кабинете, а потом развернулся лицом к Чанёлю и немного хитро улыбнулся.       Парни уговорили прийти к ним Минсока, старший долго отнекивался, сопротивлялся, но под давлением двух достаточно напористых друзей сдался и обещал к ним заглянуть в честь того, что они съехались. Правда у Бэка на него в этот вечер были свои планы. До назначенного времени было ещё минут двадцать, но на всю квартиру послышался звонок в дверь. Бэк довольно улыбается, ведь все идёт по его плану, он быстро отправляет сообщение, состоящее только из галочки, и бежит открывать гостю. — Привет, — здоровается Минсок, когда перед ним открывается дверь. Бэк ярко ему улыбается и затягивает в квартиру, обнимая. — Простите, я немного раньше, просто с работой быстрее закончил. — Не страшно, правда, я ещё не успел ничего на стол поставить. — Бэк отпускает мужчину, позволяя ему раздеться. — Минсоку привет, — раздаётся из гостиной голос Пака. — Бэк, чего надо. — Завари пока мой любимый чай. — отвечает ему мелкий, протягивая старшему тапочки. — Его тут нет. — доносится уже с кухни. — Смотри внимательнее. — отвечает Бэк, мягко улыбаясь и бросает взгляд на Кима, который смотрит на него с понимаем, и от этого они немного посмеиваются. — Этот? — показывает Пак упаковку чая, когда парни проходят на кухню. — Ещё раз, привет, Минсок. — Привет, привет. — улыбается старший и садится за стол. — Нет. — немного недовольно отвечает Бэк, подходя к своему парню. — Ты на этой полке посмотрел? — Да, несколько раз, он же тут всегда стоял. — отвечает Пак, продолжая перебирать разные пакетики чая. — Посмотри тогда вон там. — Бэк указывал на отдельную высокую полку, а сам берет заварочный чайник. — Пак, блин, а где сеточка для заварки? — А я откуда знаю. — Ты вчера весь день с этим чайником слонялся, не переставая пробовать все мои чаи. — Не знаю, поищи. — Бэк недовольно цокает, а потом бросает взгляд на Минсока. Парень сидит положив подбородок на ладони, улыбается мягко, наблюдая за парочкой.       Бэк начинает слоняться по всей квартире, а Пак старательно перебирает всю полку в поисках вкусного чая. — Какого черта, она у тебя на рабочем столе забыла? — возмущается Бэк, возвращаюсь на кухню. — А твой чай почему вообще оказался в самой заднице. — Я давно его не пил, вот он назад и уехал. — оправдался Бэк, забирая из рук Чана пакетик с заваркой. — Открой лучше печенье, у меня не получилось.       Бэк заливает чай кипятком, и начинает доставать чашки, а Чан мучает коробку с печеньем, когда раздается звонок в дверь. Парни удивленно переглядываются, Минсок смотрит на них в недоумении, а парочка отвечает таким же взглядом. — Хён, открой пожалуйста. — попросил Бэк, расставляя чашки. Минсок только кивнул и двинулся к двери.       Когда он уже был в прихожей, ему показалось, что парни на кухне затихли, но подумал, что они просто хозяйничают, поэтому не больно шумят. Ким открывает дверь, не обратив внимание на то, что домофон с камерой был выключен, а о глазке мужчина даже не вспомнил. Правда, он дверь открыл, а потом несколько секунд стоял в ступоре. Все, что он мог увидеть, это Чондэ, который привычно покусывал нижнюю губу от волнения и старательно держал букет из ромашек. Ничего не меняется, врач все еще помнит, какие цветы любит Минсок, он все еще неумело делает сюрпризы, так неловко и не вовремя, но это все равно очаровательно. Было бы очаровательно, если бы не та пропасть в их отношениях, которую они сами создали. Чондэ и сказать ничего не успевает, слишком нервничает, чтобы сказать хоть слово так быстро, а Минсок с застывшим удивлением на лице дверь обратно закрывает. — Бэк. — голос дрогнул, но недовольные нотки слышались очень отчетливо, кажется, старший начал закипать. — Считаю, что вам нужно поговорить. — ответил Бэк, поправляя все на столе и показывая Паку, что им пора смотаться с гостиной. — Считаю, что ты мог меня спросить. — Минсок продолжать кричать из коридора, он просто двинуться не мог, он все еще плохо понимал, что там происходит. — Считаю, что Бэк прав, и вам нужно поговорить. — поддержал мелкого Чанёль, прихватывая часть печенья с собой. — Я не буду открывать ему дверь. — очень тихо прошептал Минсок, будто жаловался, будто он просто боялся, но проходящий мимо Чан его услышал. — Я, как хозяин этого дома, не оставлю своего друга в подъезде. — Пак сказал это довольно спокойно, а сам пошёл дальше за мелким.       Минсоку ничего не оставалось делать, кроме того, что открыть дверь. Он просто распахнул ее, быстро возвращаясь в гостиную, где двух остальных парней уже не было, но на столе лежал тортик, печенье и налит ароматный чай. Мужчина недовольно водил нижней челюстью, он достаточно резко сел за стол, беря чашку в руку и вдыхая аромат каких-то ягод для успокоения. Чондэ видел напряжение в теле мужчины, видел его нервы и недовольство, но не знал, что с этим делать. Раньше было проще, он всегда мог просто пошептать ему на ухо, обнимая его и все, он быстро успокаивался, но сейчас у него нет на это права. Раньше он всегда знал, что он должен сказать, он всегда чувствовал, какие слова сейчас подходят лучше всего, а сейчас он слишком переживает, поэтому все заранее продуманные слова вылетели из головы, и он будто студент на экзамене, боится сказать что-либо.       Чондэ сел напротив, очень медленно положил букет на стол и стал смотреть на Минсока, который нервно отпивал чай маленькими глоточками. Мин глаза на врача не поднимал, он только стол изучал, свои руки, чашку, чай, но никак не мужчину напротив. Он думал, что будет чувствовать гнев и ненависть, что не сможет терпеть его рядом, в тот момент, когда только уходил от него. Потом понял, что ему сложно, ему холодно и одиноко, что сердце продолжает любить, и как бы он не был обижен, какая бы боль изнутри не терзала, он продолжает к нему тянуться. А потом он сдался, он позволил себе с ним говорить, он позволил ему снова присутствовать в своей жизни, он писал ему сообщения, хотя за каждое себя ругал, но на каждый ответ он улыбался. И сейчас ему просто неловко, неловко самому себе признаться, что перед сном он все равно мечтал, что Чондэ придет к нему, скажет самое простое извини, будет стоять и теребить упаковку от ромашек, и каждый раз он засыпал только после того, как прощал, как обнимал, как вновь целовал. И вот она реальность, но он к ней просто не готов, он помятый после работы, последнюю неделю он разрабатывал очень важный и интересный проект, но ведь вдохновение приходит только ночью, поэтому у него круги под глазами, лицо бледное и уставшее, а тут он со своим букетом, в элегантном пальто, в водолазке с высоким воротом, на которую надет пиджак, в черных джинсах, что прекрасно сидят на нем. А Минсок забывает иногда дышать, ему сложно видеть такого красивого врача рядом с собой, ему сложно быть рядом и не позволять себе вновь сдаться, позволить сделать себе больно снова. Всегда ли изменив однажды, изменяют и потом? — Нет. — прошептал Чондэ, а Минсок на него поднял удивленный взгляд, он на несколько секунд застыл, вновь рассматривая лицо врача, с немного заломленными бровями, с приподнятыми уголками губ. Но потом, осознав, что задал свой вопрос вслух, Минсок лишь отвернулся. — Ты можешь ничего не говорить, не смотреть на меня сейчас, но постарайся меня услышать. Мне сейчас сложно слова связывать, ни одной мысли в голове, я волнуюсь, словно школьник. Просто, мне тяжело, очень тяжело без тебя, мне кажется, что нет большой части моего мира. Я сам в себе запутался, и поэтому причинил тебе столько боли, я своими извинениями не смогу залатать все эти раны, но все равно, прости меня. Извини, за то, что перепутал, что усомнился в чувствах к тебе, что предал тебя, потому что ты не заслуживаешь. Я эмоционально перегорел, давят родители, спрашивают, когда я поженюсь, на работе сложные пациенты, люди вокруг умирают, мне просто было тяжело…       Ему и правда было так тяжело, он сейчас это говорит просто, а Минсок всю боль через слова чувствует, не прерывает, не может и не хочет, он сейчас сам рвется извиниться, ведь не замечал, он не знал, что на него давили родители, мужчина это скрывал, зная что для его парня тема не самая приятная, на работе хоть Минсок и был всегда рядом, но будто все равно вдали от него находился, не замечал, как каждый пункт в анализах по кирпичикам врача разрушает, он не видел как его Чену было плохо, было сложно и тяжело. Он требовал поддержки, он давал ее другим, но не ему, он просто не замечал, поэтому он сломался. — Поэтому я сломался, Сонмин очень нежная и симпатичная девушка, но самое главное почти живая, шанс очень высок, эта мысль исцеляла меня, она заполняла мое сознание, помогая двигаться дальше, а вместе с ней в мое сознание вторглась и сама девушка, тогда у меня не было сил разбираться, я принял это за влюбленность, за окрыление, хотя это оно и было, но не любовь, нет. Только сейчас, сидя и разбирая все свои мысли, чувства, поступки, я понимаю, что любил тебя всегда. Не думай, что сейчас я буду лезть к тебе с этими чувствами, но я просто хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя, и никогда это люблю меньше не становилось, правда сейчас у меня сердце бьется бешено, будто я влюбился впервые. Прости, я понимаю, что все эти оправдания тебе не нужны, что это все глупо. Прости. — последнее слово было тихим, немного хриплым, но очень искренним, Чондэ смотрел на Минсока, надеялся, что он поднимет на него глаза, что увидит все чувства, что внутри ураганом бушуют.       Чондэ молчал, он сказал все, что мог, но далеко не все, что хотел. Он не смог описать все то, что чувствует, все то, что испытывает, ему хочется обратно, туда где Минсок всегда рядом, где берет его за руку слишком часто, когда они сидят вместе, где ходит по дому, ворча, но при этом убираясь. Но он просто не может, Чондэ надеялся, что его слова вызовут хоть какие-то эмоции, но Минсок молчал, голову опустил, поэтому Ким понять не мог, что с ним происходит, что он чувствует. Мужчина еще немного с надеждой подождал, наблюдая за Мином, а руками нервно теребил обертку от цветов, но тишина, мертвая и такая холодная. Он понял, что ждать больше нечего, что у него нет шанса, но он хотя бы попытался. Видимо придется тоже научиться жить без Минсока, как он научился жить без Чондэ. Мужчина просто встал со своего места, неловко прошептал прощание, и направился к выходу.       Минсок сидел, слушал, ругал себя, не мог поверить, что и сам виноват, что не видел его состояния, что сразу не почувствовал ничего. Еще жалел о том, что сам шагов навстречу не делал, хотя хотел, очень сильно хотел, и прекрасно знал, что без него Чондэ тоже не может.Они привыкли друг другу, они уже дом и уют друг для друга, в отсутствии одного, второму плохо, дома не так тепло, еда не такая вкусная, вечера скучные, а подъемы тяжелые. Они нуждаются, потому что любят, это не влечение, не симпатия, не влюбленность, это часть существования, компонент системы, без которого она дает сбой. Минсок боится поднять глаза, не хочет видеть всю боль в глазах Чондэ, не сможет с этим справиться. Но тут шаги, удаляющиеся шаги, вот так звучит потеря, это тот звук, который сообщает, что через мгновение все закончится, и пути обратного не будет, это намного противнее чем высокий писк или скрежет по доске, это звук разрушающейся жизни и умирающих чувств. — Я просто не смогу без тебя. — Минсок быстро врача догнал, так привычно обнял его со спины и уткнулся носом в ворот водолазки. Чондэ чувствовал, как Мин дрожит, он боится, что его мальчик плачет, он не может позволить себе сделать ему больно снова. — Прости меня, Уминни, ты достоин был лучшего. — Чондэ повернулся в кольце рук, обхватывая ладонями лицо и поднимая его к себе. Мужчина пару секунд смотрел на это лицо, он думал, что успел забыть все детали, но нет, ничего не забылось, он все хранил в памяти очень бережно. А потом он посмотрел ему в глаза, и Чондэ показалось, что он видит там только любовь и счастье за пеленой накатывающихся слез. Мужчина поцеловал щеки, чуть ниже глаз, он так делал раньше, намекая, что Минсок не должен плакать. И он не заплакал, не сейчас, не в этот момент. — Чен, ты и есть лучшее в моей жизни. — Чондэ улыбается ему, так широко, так ярко, а потом он быстро целует Мина, надеясь, что тот не оттолкнет. А тот только этого и ждал, он устал чувствовать эти родные губы только во сне, ему не хватало реальности, и вот теперь он наконец снова ощущает немного суховатую нижнюю губу, оттого что врач часто ее облизывает или закусывает, когда думает, а потом понимает, что Чондэ в поцелуй улыбается, его лицо в ладонях еще сильнее сжимает и чуть ли не пищит от счастья.       А Бэк с Чаном все это время сидели в нижней гостевой комнате, прячась от возможного гнева Минсока, ну и пытаясь не мешать мужчинам разбираться со своими жизнями. — Господи, это идиотизм. — шепчет Бэк. — Что ты имеешь ввиду? — Твою логику. Просто сидеть с ними и контролировать происходящее — это чересчур, а сидеть у стенки со стаканчиками — это нормально. — Мы бы им своим присутствием мешали, но ведь все равно интересно о чем они там говорят. — Да уж, не повезло им с друзьями. — Зато вам повезло, потому что мы заказали мясцо. — раздался полушепот Минсока из-за двери.       Конечно, Бэк и Чанёль получили от Минсока, он на них еще долго бросал недовольные взгляды, но пусть они и были таковыми, но зато он бросал их, держа Чондэ за руку. После этого они очень часто собирались вот так по пятницам, просто чтобы расслабиться в конце недели. Буквально через неделю после этого бэковского плана Минсок вернулся к врачу, но с работы не ушел, потому что почти добился должности капитана команды разработок. Но Чондэ и не был против, он был только рад тому, что Мин занимался тем, что ему действительно нравилось, и еще ему нравилось, что они оба спешили домой, чтобы увидеть друг друга, побыть вместе и просто расслабиться, став самыми обычными Ким Чондэ и Ким Минсоком, а не врачом, который ежедневно теряет людские жизни, и не программистом, у которого горят все сроки.

***

Спустя 7 месяцев       Бэк сидел в небольшой комнате, она была погружена в легкий полумрак, потому что включена была лишь теплая подсветка, в воздухе витал запах свежего кофе, корицы и выпечки, время на часах показывало уже далеко за полночь, но парень не обращал на это абсолютно никакого внимания. Он сидел в черной толстовке и рваных джинсах на огромном мягком стуле. Он уже устал, ему было тяжело работать над деталями, он никак не мог понять, нравится ли ему результат или нет. Парень оттолкнулся ногами от пола и покатился на стуле к противоположной стене, но вдруг резко остановился. Он не понял причину торможения, ведь столкновения со стеной не было, Бэк поднял голову вверх, натыкаясь на улыбающегося Чанёля. Парень обхватил спинку стула и покатил его вместе с парнем обратно за мониторы. — Малыш, поехали спать, у нас еще есть время доделать все. — Чанёль быстро чмокнул мелкого в уголок губ, посмеиваясь его страдальческому выражению лица. — Ёль, я просто чувствовал, что сегодня именно тот день, когда я добью этот трек, но я не понимаю, что не так. Я уже подумал перезаписать некоторые дорожки, вот послушай, тут явно можно сделать мощнее. — Бэк было потянулся к мышке, чтобы выключить песню, но Чанёль перехватывает его руку, нажимает на сохранение и выключает всю аппаратуру. — Ты просто уже устал и заслушал его до дыр, трек тупо надоел, поэтому ты хочешь все поменять, мы проходили это уже с первым альбомом, хватит, малыш, спать. — Чан за руку поднимает Бэка на ноги и ведет к выходу. Бэкхён продолжает недовольно бурчать о том, что ему нужно было еще совсем немного времени и он точно бы с ним закончил, на что Чан только глаза закатывает.       Бэкхён уже неделю ночами зависает в студии, раньше Пак думал, что это его особенность из-за музыки ночами торчать за аппаратурой, но своего парня он привел в эту же пучину. Собрались двое работать над музыкой, но оба придирчивые очень, хотят достичь идеала, создать то, что будет нравиться им самим и людям, которые будут слушать. Первый альбом Бэка они записали через месяц после выписки, еще через полмесяца они начали его продвижение. Это взорвало индустрию, альбом был невероятно разнообразный, главный трек качал, звучал очень мощно, но и без баллады о звездах у них не обошлось, Бэк оказался разносторонним и справлялся со всеми задумками, которые только они с Паком могли навыдумывать. И рэп, и высокие ноты, и танцы. А еще и имя Чанёля в авторах шумихи наделало, и скрывать свои отношения парни не стали, лучше рассказать все сразу, чем потом наталкиваться на скандалы, но все равно пресса умудрилась найти информацию о заболевании Бэка. Шло очень важное интервью, на котором один из репортеров спросил об онкологии, лечении. И Бэк не растерялся, ответил честно, прямо, но достаточно сухо, не стремясь делать акцент на жалости. Вот так и прошел дебют, громко, долго, бурно. Но теперь от нового альбома много ожидают, а Бэк не хочет никого разочаровывать.       Вообще, он даже не верит, что за ним часто ходят люди с камерами, что у него есть свой фанклуб, что люди ради него приходят в самую рань на различные шоу, что билеты на его концерт раскупаются всего за пару дней. Он не верил, что такого добиваются с дебюта, но Пак всегда говорил, что это только начало, ведь то, что они творят — не хиты однодневки, это их мысли, их суждения, их история жизни. Они берут абсолютным качеством того, что делают, начиная от музыки и заканчивая текстом. Бэк цепляет многих своей харизмой, своей милотой, своей серьезностью, своим голосом, своим поведением.       Он стал более открытым, уверенным и спокойным. Сам Бэк говорил, что это все из-за отросших волос, за которыми он ухаживает с особым рвением. Он вновь научился дурачиться, творить что-то непонятное, не стесняться самого себя, он наконец верит, что его могут полюбить, что он человек, который в этом мире не один. И сейчас, сидя в машине рядом с Паком, поглаживая его бедро и наблюдая за ночным городом, Бэк думает, что это то, чего он всегда желал. Быть собой и быть счастливым. А все остальное лишь плоды его трудов, он ценил исключительно людей, которые всегда были рядом, своих самых близких.       Утром Бэк немного переживал, он суетился, бегал по квартире, пытаясь найти свои вещи. Пак привык к такому шустрому Бэку, он всегда такой, когда волнуется, поэтому старший просто молчит и готовит завтрак, пока младший носится из комнаты в комнату. — Все, юла, — Пак одной рукой перехватывает парня за талию и усаживает за стол, ставя перед ним яичницу и кофе. — Поешь. Ты чего так переживаешь, у тебя же не концерт на огромном стадионе, просто маленькие перемены в деятельности. — Да я вообще не понимаю возмущений, я же не ухожу из музыки, наоборот, говорю, что готовлюсь к скорому камбэку, так чего началось то. — возмушается младший с набитыми щеками. — Фанаты очень странный народ, дай им время и они привыкнут, когда поймут, что практически ничего не поменяется в этой жизни. — Пак поставил еще одну порцию и наконец сел завтракать. — Ты видел новый пост Сонмин? — Никогда бы не подумал, что ты будешь на ее подписан. — Она не такая уж и плохая, если так подумать. — Да, да, ну и что там. — Она уже во Франции. — Вот же дает, тоже хочу путешествовать. — Она обещала мне сшить пиджак, как только откроет ателье. Вообще, она молодец, что решила шить для мужчин, глядишь найдет себе иностранца какого-нибудь. — Кстати об иностранцах, мама написала, что она планирует открывать второй филиал в Китае, только не личный, а совместный с тем, не помню как его офигенным красавчиком предпринимателем. — Бэк поиграл бровями. — Молимся, что он не дебил и с удовольствием станет твоим отчимом. — От наличия меня, он поседеет наверное. — Главное, чтобы не полысел. — Очень смешно шутишь, не могу, Пак. — Бэк быстро поставил посуду в посудомойку и пошел одеваться. Он долго пытался понять, стоит ли ему приодеться, или наоборот вообще не париться, но в результате он надел широкую рубашку, чувствуя в этом себя достаточно прилично и удобно.       Машина, снова вид из окна, и снова дорога. Почему Бэк всегда куда-то стремиться, куда-то рвется, не может усидеть на месте. Его вечно куда-то да тянет, но главное, что теперь он не боится двигаться, он точно знает, что не упадет, что у него все получится, ведь Чанёль всегда рядом, теплый, надежный, родной, его Пак Чанёль. Можно было идти хоть на самую опасную гору и ничего не бояться, его всегда поддержат, поймают, спасут. Ему больше не с чем бороться, но есть ради кого жить. Каждый раз, когда он думает, что часть Пака в нем находится, что процент от него, это и есть Пак Чанёль, у него по телу мурашки, это те самые бабочки бьются о живот, а он счастлив, потому что это не сказка, это жизнь, где он все еще надеется, что проживет очень долгую жизнь, просто вот так спокойно, делая что хочется, живя так, как ему удобно. Просто он научился ценить жизнь, за то время, пока гулял по краю своей могилы.       Бэк на самом деле не верил, что снова заходит в эти двери, на которых написано «Онкологическое отделение», но не для того, чтобы пройти очередные анализы или просто навестить Чондэ, он пришел сюда снова, просто потому, что он часть этого места, он тут заново родился, и уйти спокойной отсюда он не может. Он стоит в той самой волонтерской комнате, на диване сидят четверо самых близких ему друзей, а он так глупо стоит, смотрит на футболку у себя в руках и плачет. Рубашка-поло, плотная, с бейджиком, а самое главное — красная. Он обрел здесь себя, нашел поддержку, научился верить и бороться, и теперь он готов делиться своим огнем внутри с другими. Бэк именно тут стал собой, он знает, как это сложно, как внутри все вымирает, как света уже не видно, но он понял, что бороться в одиночестве бессмысленно, одному гору не сдвинуть, только когда рядом есть те, кто готов быть на твоей стороне не смотря ни на что. Он научился здесь заново дышать, а вместе с каждым вдохом любить жизнь и верить, что после этого глотка воздуха будет следующий, и следующий, и следующий. Просто стоит надеяться, пока дышишь.

Это не точка, это лишь начало.