На улице уже серость, противная и угнетающая, холод, ветер. Когда Бэк в первый раз ехал в это отделение, то он внутри заморожен был, но в тайне от самого себя надеялся, верил, и погода была тогда шикарная, солнце, осень, и это настроение поднимало, но сейчас он разбит полностью, и даже природа не хочет подарить ему хоть капельку вдохновения и рвения. Было сломано все, весь мир, еще секунда и небо начнет разваливаться как в фильмах про героев, только спасать некому. В машине тишина, парень с мамой не разговаривает, не дал включить ей музыку, и только звон в голове, чернота в душе, боль в глазах. Финишная прямая, на которой Бэк уже ползет, в комнате поддержки резко вновь опустело. Шаг и лента порвется, но останется ли он
жив?
Противный звук шарканья, который так всегда раздражал Бэка, но сейчас он делает это специально, тянет время, себя на стойкость проверяет, отвлекает. Ноги ватные, они не слушаются, идти тяжело, да и не хочется, была бы его воля, прямо тут на асфальт бы лег и с сумасшедшей улыбкой на лице вскрылся бы. В последние несколько дней парня мучают такие мысли, его пугает свое же поведение, страшно от того, как он получает кайф. Еще вчера он просто умывался, задумался, начал смотреть на быстрый поток воды, интересно, красиво, необузданно, бесконечно, а очнулся, когда почти задохнулся. Он сам рукой слив закрыл, а когда налилась целая раковина воды, то он опустил голову вниз, и вот он сидит на полу, откашливается, но ему приятно, будто оргазм какой-то, сидит и улыбается. Пару дней назад Бэк встретил на улице маленького черного котенка, симпатичный, маленький, мягенький, парень присел перед ним и начал гладить, чувствовать, как шерсть приятно скользит по коже, а в сознание вернулся, когда его проходящая мимо девушка задела, но к тому времени у него вся рука была исцарапана и искусана, он не помнил, что произошло, но между пальцев были зажаты клочки черной шерсти. И самое страшное, ему нравился вид своей крови, он прямо любовался маленькими струйками, что плелись у него по руке.
Это сумасшествие, это болезнь, это было страшно для самого парня. У него часто ужасные мысли в голове, и их надо отгонять, как бы тяжело ему не было, надо бороться, надо жить, ни у кого нет права лишать самого себя жизни. Сражайся, борись, цепляйся зубами, живи. Но что делать, когда на это нет никаких сил, когда тебя уже не существует для самого себя, как бороться, как пытаться? Питаясь силами других, и Бэк в очередной раз сам себе доказывает, что без мамы он никто, что ничего бы у него не вышло, если бы не эта сильная женщина. И вот она в очередной раз поглаживает спину сына и подталкивает вперед, напоминая, что Чондэ уже ждет.
Этот кабинет, тут всегда витает напряжение помешенное с алкоголем, доктор Ким за своим столом, протягивает папку с документами Бэку, тот пробегается глазами по ней и передает маме. Согласие на пересадку костного мозга, что Бэкхен, что его мама, даже мечтать не могли, что они смогут дойти до этого этапа. Теперь они не идут по темному лесу, из которого выхода нет, только шанс прожить еще пару часов, теперь у них появилась карта, вот он выход, осталось дойти и не нарваться на неприятности всякие. Осталось немного, и лучше маленький шанс, чем никакого. На бумаге появляется подпись, а Чондэ тяжело вздыхает. Неделя, от рокового дня их отделяет всего шесть дней, за которые Бэк пройдет пару кругов ада в компании сильной химии, а Чондэ подготовит все для операции, в том числе и донорский материал.
— Почему пуста строка донора? — спросила женщина.
— Положено. Пациент не должен знать имя, так же как и родственники. У нас уже были в практике случаи, когда семья пациента, приносила неудобства донору. Один раз, мать погибшей девочки пришла прямо домой к донору, повезло, что мужчина был достаточно ловкий и сильный, заметил у свихнувшейся матери нож и выбил. Это неправильно, когда невинного человека обвиняют в смерти. Никто не дает сто процентной вероятности. — рассказал врач, в упор смотря на Бэка, и парню казалось, что в этом взгляде что-то не так, будто Чондэ извиняется, сожалеет, сам себя уговаривает и успокаивает.
— Хорошо. — женщина кивает и ставит свои подписи в нужных местах.
— Ну, еще раз, с сегодняшнего дня ты, — врач продолжает впиваться взглядом в бледного паренька перед собой. — На интенсивной химиотерапии, уничтожаем тебя внутри полностью, твою кровеносную систему и иммунную в том числе, ложишься в бокс, первые дня два ограниченное посещение, потом только персонал, серьезный режим стерильности, день 0, — но врач ловит непонимающие взгляды, и сразу поясняет. — День трансплантации, и после все в том же режиме, у тебя считай весь костный мозг убит будет, малейшая зараза и все. Как только мы убедимся, что вещество прижилось, и стволовые клетки могут выполнять свои функции, то мы ослабим режим, но до этого впереди несколько недель. Сегодня ставим центральный венозный катетер, готовься ко встрече со своим любимым наркозом. За тобой придут через пару часиков.
— А можно, чтобы это не Ча… — сразу же спохватился Бэк, но его перебили.
— Не волнуйся, с тобой все это время будет Кёнсу, а волонтер твой уехал по работе еще сегодня утром, не переживай.
И после Бэк с мамой вернулись в ту самую палату 805, в ней ему осталось недолго, уже завтра его переведут в специальный бокс, изоляция, боль и мучения. Женщина успела задремать на свободной кровати, а парень пялился в потолок и думал, много думал, представлял, и чем дольше он это делал, тем хуже ему становилось. Сегодня ему предстоит вновь встретиться с наркозом, что уже не самая хорошая новость, но венозный катетер, даже представлять не хотелось, как его будут ставить. Вообще сложно осознать, что самая настоящая трубка будет засунута тебе в одну из главных и крупных вен. Если маленькие катетеры, которые ставят в локоть, крошечные, там трубочка небольшая, идет прямо с иголочкой, парню такие уже ставили прямо так, то центральный ужасал. Ему как-то раз Чондэ ради смеха показал иглу, при помощи которой эту фигню внутрь засовывают, и это, блин, не иголочка, это прям огромная игла. Парня передергивает, а по телу бегут мурашки. А еще за ним ухаживать надо правильно, а то ничего хорошего из этого не выйдет. Было немного жутковато, волнительно, никуда не хотелось, и были мысли отказаться от этой идеи ко всем чертям.
Потолок белый и такой ровный, сразу понятно, что клиника частная и хорошо спонсируется. Взгляд по нему плавно ходит из стороны, медленно, не цепляется ни за что, и парень уже будто в трансе, тело трясется, волнение, страх, и некому это остановить, так хочется оказаться в объятиях, в тех самых, теплых и крепких, почувствовать щекой тепло чужого плеча, хочется поддержку, защиту, помощь, но все разрушено, а пыль от руин все еще попадает в глаза и заставляет их слезиться. Стук в дверь, парень переводит взгляд на врача и добровольно идет на свою же казнь. Он старается не отставать от Кёнсу, тот явно что-то говорит, но у Бэка в ушах будто вода, он не слышит ничего, только видит, как у врача губы двигаются. Холодная койка, знакомый врач-анестезиолог, маска и до жути противный запах, темнота, а потом возвращение на свет и болью под ключицей и желанием выблевать свой желудок.
Да начнется веселье.
Первые дни были как последние в обычном курсе химии, и уже тогда Бэк понял, что не выдержит. Это даже палата была другая, непривычно и неуютно, ему будто чего-то не хватало, наверное того образа Джуна, который всегда был рядом, если становилось сложно. Но это место пустое, холодное, неприятное. И только портрет разрешили повесить, но и его принесли лишь в конце первого дня, его обрабатывали, чтобы все стерильно было. Ему было больно, невыносимо, хотелось вывернуться наизнанку, внутри все скручивает, рвет и обжигает. Боль и тяжесть во всем теле, и ни одной идеи, как с этим справится. К концу второго дня дает о себе знать желудок, такое количество химии бесследно не проходит особенно для слизистой желудка, для него и обычные антибиотики опасны, а тут он еще долго держался, у многих к этому моменту развивается язва, а Бэк ничего, держится, сворачивается в клубочек, иногда от безысходности бьет в живот, а затем непременно выпивает обезболивающее, а иногда сразу целую горсть. Третий день и желудок отказывается принимать еду вообще, странно, что таблетки, которые закидываются в него от трех до пяти раз в день никак не мешают его организму, а почти пустой супчик вылезает наружу моментально. В обед Бэк проклинает все, и себя в том числе, потому что желудок давно пуст, обед уже вышел обратно, но рвотные позывы не прекращаются, и он чувствует желчь на вкус, противно невозможно, а потом она розовеет, видимо начало кровоточить горло. И только через полчаса страданий парень смог лечь обратно в свою кроватку и уснуть.
За три дня он уже понял, что его режим это не шутки. В углу вечно пыхтел очиститель воздуха, постельное меняли раз в день обязательно, персонал к нему заходил как в операционную, в полном антибактериальном одеянии. Он должен был часто пользоваться антисептиком для рук, просто их мыть, полоскать рот специальным раствором после каждого приема пищи, его специально обтирали несколько раз в день. И какая же это пытка, твое тело изнутри горит, ты сам собой порой нормально не управляешь, а тут тебя переворачивают, и боль импульсами по телу, удар током от каждого прикосновения. Как это выдержать, Бэк себе плохо представлял. Еще три дня, совсем немного, продержаться, очистить себя внутри и получить шанс на жизнь. И как бы Бэк не был убит внутри, жить хотелось все равно.
Четвертый день, а казалось, что прошла вечность. День мешается с ночью, потому что заснуть получается лишь на час, может на два, а потом снова просыпаешься от боли, желания пить, холода или жара. Под утро Бэкхён понимает, что его поколачивает озноб, тело дает реакцию на убийство костного мозга. Жар, горящая кожа, неприятное ощущение одежды и одеяла, слезящиеся глаза. Время завтрака, он пытается съесть, то что ему принесли, но больно. Горло будто ободрано, невозможно проглотить даже свою слюну. К вечеру по полости рта формируются язвочки. Вечер, день идет до жути медленно, парень часто об этом говорит, а мама отвечает, что ему просто не стоит на этом зацикливаться, но не получается, думать больше не о чем, все внимание забирают болезненные ощущения по всему телу. Почти ночь, уснуть у парня никак не выходит, ему лежать неудобно, но и повернуться он сам уже не может, а мама рядом уснула, и не будить же ее из-за всяких глупостей.
И времени подумать у парня было много, и упускать он его не стал. Вообще, он сам себе поражался, своей дурной реакции, своей ревности и бешенству. Сам себя ругал за то, что так поступил с Минсоком, сейчас он понимает, что парень ничего такого не хотел сказать, он просто пошутил, ведь он даже не знал, что случилось. А Бэк что, психанул и сразу в черный список. А сейчас одиноко, холодно, пусто, свои силы иссякли давно, и душа требует чужого тепла, поддержки. Одними пальцами Бэк цепляется за свой телефон, что лежал на тумбочке, подтягивает к краю и еле успевает схватить, прежде чем тот падает на пол. Пара движений и Бэк уже сам звонит волонтеру, правда не понимает зачем, на самом деле ему есть что сказать, но говорить он не может, ну только если немного, но лучше помолчать сегодня, чтобы завтра все было хорошо. Гудки отдают эхом в голове, противно до жути.
— Бэкхён, мать твою. — слышится дрожащий голос Минсока, тот видимо совсем на эмоциях, это то состояние, когда мужчина со слезами на глазах может побить и отругать.
— Прости. — шепчет Бэк, еле слышно и совершенно неразборчиво.
— Молчи идиот, тебе нельзя, и да, не думай, что я не в курсе, Кёнсу не зря в отделении работает. — Минсок и правда все это время был на нервах, сначала он не понял, что такого произошло, и почему Бэк заблокировал его, но после пьяных рассказов Пака у него в голове все сложилось, и он прекрасно понял, чего парень так себя повел. Сразу договорился с До, чтобы тот держал его в курсе событий, потому что душа все равно за паренька ныла и переживала. — Ты такой идиот, я просто ляпнул, так, в шутку, а ты, словно баба среагировал, даже расстроил меня сильно. Ты звонишь, потому что не можешь уснуть? Бессонница? Я угадал? Ох Бэки, тебе наверное сейчас тяжело и больно, но не переживай, я всегда рядом, давай бороться вместе, а пока я поговорю, господи, чего тебе рассказать то, боже…
Минсок паниковал еще несколько минут, перебирал темы и утверждал, что Бэк маленький идиот, который ставит его в неловкое положение, на что парень только мягко улыбался, ведь он успел соскучиться по старшему, по его волнению, болтовне и вообще. Ким нервно перебирал какие-то новости, рассказал пару забавных моментов с работы, на которую успел устроится. А потом начал рассказывать сказку, уже своим спокойным, мягким и сладким голосом, было невероятно приятно его слушать, словно обезболивающее по телу расползалось. Бэк слушал, слова сливались в один сплошной звук, ему было плевать на суть, главное слышать чужой голос, такой приятный, родной и согревающий, ему нужно было осознавать, что он не один, что рядом кто-то есть, что его поддерживают.
В тот вечер Бэк смог нормально заснуть, ночью просыпался лишь раз, но только от того, что ему жутко захотелось пить, а в остальном сон был вполне спокойным, ему не снились кошмары, он не мучился от болей и смог поспать. Но днем лучше не стало, это уже пятые сутки, а у Бэкхёна ощущение, что он уже мертв, внутри все ноет, иногда кажется, что начинают крошиться кости, когда он закрывает глаза, ему кажется, что он как Расомаха из «Людей Икс», и ему сейчас скелет заменяют на какую-то сталь. Только у парня одна маленькая проблема, он не супергерой, он не персонаж фильма или комикса, он простой человек, который слишком смертен. И около полудня Бэк думает, что откинется прямо сейчас. Утром он смог нормально позавтракать, каша почти не причиняла боли, нет, конечно были неприятные ощущения, но их можно было и перетерпеть, но к обеду Бэку казалось, что у него во рту нет свободного места, будто он туда рой пчел посадил, все горело, нарывало, временами кровоточило, поэтому на еду парень не мог даже смотреть. Оценив ситуацию и осознав, что несколько дней парень конкретно недоедает даже адаптированную еду, а про нарушенный метаболизм речь вообще не шла, Чондэ принял решение перевести Бэка на частичное парентеральное питание, итого по венам парню будут пускать не только химию, но и специальные смеси для того, чтобы он с голода не откинулся.
Процедуры, медсестры в халатах, что приходят и уходят, один пакет на капельнице сменяется другим, а парень не может уже все это терпеть, ему так скучно, что он может только концентрироваться на язвочках во рту, они ему покоя не дают, и Бэк вечно их языком исследует, отчего те иногда лопаются. Но парня заставляют часто полоскать горло каким-то противным раствором, раз в несколько часов ему во рту проходятся ватной палочкой и мазью или чем-то подобным, а еще в его таблетнице появилось на две капсулы больше. К вечеру жгущие ощущения почти проходят и парень все реже чувствует привкус крови. Около полуночи он вновь звонит Минсоку, вновь молчит, вновь просто слушает рассказы старшего, так приятно иногда слышать его хихиканье, легкие поддразнивания и непонятные звуки. Он от этого улыбался, он от этого становился счастливее.
День последний, шестой, Бэк себя не чувствовал, он не существовал, а в этом мире его держала лишь мысль о том, что уже завтра будет трансплантация, что завтра в него вольют новый костный мозг, что у него появится шанс вылезти из этой могилы, отсрочить свою кончину на десяток, а то и на несколько десятков лет. Бороться, сражаться, пытаться до самого конца, он не один, рядом с ним лучшие врачи, его мама, друг…только один живой и самый настоящий друг. Больно. С этим словом в голове идет каждая минута, оно повторяется без перерывов, потому что только это Бэк и ощущает. И хочется орать, просить, умолять, чтобы его от этой боли избавили, он на все бы пошел, душу дьяволу бы продал, лишь бы на себе адский котел в живую не испытывать. Боль. С этим чувством еще долго предстоит бороться, душевную вылечит время, а физической займется Чондэ, все непременно придет в норму, только осталось немного потерпеть, зубы сжать, самого себя уговорить и успокоить.
Но вечером у Бэка сил бороться нет, он хочет перестать концентрироваться на неприятных физических ощущениях, поэтому пытается собраться с мыслями, рассуждать о чем-то, думать, думать, думать, отвлекая свой мозг. Только ничего хорошего не выходит, он будто заново себе душу распарывает, затянувшиеся раны вновь кровоточить заставляет, без страха новые делает, и думает, думает, думает. О нем только и думает. О его красоте, о его интересном характере, о его таланте, о его предательстве. А было ли оно, это предательство? Но поцелуй же был, тот что в планетарии, и оба они были в адекватном состоянии, или действительно, просто была такая атмосфера. Кто они друг другу, кем Бэк для него является, будет ли тот плакать, если Бэк умрет, будет ли радоваться, если Бэк справится? Ничего не будет, Бэк сам себе не позволит к нему приблизиться, создать себе красивые витражи, а потом о них порезаться. Бэк для него пациент, и ему самому надо этот свой статус принять.
Бэк пододвигает к уху телефон, потому что ему сложно его долго держать, из его тела будто всю жизнь выкачали, сил не осталось совершенно, он нажимает на один из последних номеров, переворачивается на бок, прижимаясь ухом к телефону и медленно ноги к себе подтягивает, запираясь в себе, сдерживая волнение и переживание, концентрируясь на мыслях. Гудок раз и сразу же берут трубку.
— Привет, моему сильному мужчине, — довольно бодрый голос Минсока раздается в трубке. — Я уже придумал, что буду рассказывать тебе.
— Привет, хен. — ответил Бэк и сам своему голосу удивился, немного хриплый, потому что парень несколько дней не разговаривал. — Сегодня и я много буду говорить.
— Ой, у тебя голос такой хриплый, горло уже не болит, не больно разговаривать? — начал быстро тараторить старший.
— Угомони свой шквал вопросов, — Бэк попытался немного хихикнуть, но вышло не особо конечно, будто кот кашляет. — Уже почти прошло, чему я рад. Ты же помнишь, что завтра я перестану быть собой?
— Завтра на несколько процентов ты станешь другим человеком. Конечно я помню. — Минсок успокоился и снова говорил в очень мягкой манере, Бэку казалось, что он видит слабую улыбочку старшего.
— Знаешь, мне так больно сейчас. Я вообще с химией не в ладах, а сейчас я никакой, все тело шипами покрыто, и надрывается, жуть.
— Знаю, малыш, знаю, но ты держись, хорошо? Все будет хорошо, осталось воевать совсем немного.
— А еще у меня в груди так болит, иногда я думаю, что у меня из сердца начинает прорастать дикая роза, что покрыта множеством шипов, которые безбожно режут все внутри. На самом деле я просто безответно влюблен, поранился о свои же мечты. Глупо, да?
— Рассказывай, тебе нужно просто поделиться, просто говори.
— Ну ты же знаешь, как я относился к Паку. И ты тогда еще сказал, что он к Джису относится как к сестре, что у меня шанс есть, но видимо даже ты в нем ошибался. Я думаю, что они давно вместе, когда она только в больницу пришла, они обнимались долго при встрече, возможно большее не позволяли при людях, он всегда был на ее стороне в наших спорах, он ей песню посвятил, а потом я видел, как он дарил ей цветы, а она была такой счастливой. Тут все понятно, даже думать не надо. Я идиот невероятный, ведь уже как две недели пытаюсь уверить себя, что мне бы его ненавидеть, быть равнодушным, все что угодно, но не продолжать чувствовать к нему симпатию, почему я продолжаю влюбляться в него сильнее, почему? — голос сошел на тихий шепот, между словами появились долгие паузы, потому что слезы не хотели останавливаться, они просто продолжали течь.
— Но ты на него обижен, ты чувствуешь предательство?
— Конечно.
— Дай ему возможность поговорить с тобой, я думаю, что это поможет распутать все твои чувства.
— Не смогу. Не смогу его слышать, не смогу его видеть, не смогу с ним разговаривать.
Потому что все еще люблю.
— Люби, как бы тяжело не было бы, люби, это прекрасное чувство, которое поможет пройти через многое.
— Кто бы говорил, но спасибо тебе, и да, пожелай мне удачи.
— Удачи, мой щеночек Бэки. — Минсок очень нежно улыбался, хотя Бён этого и не видел, но старший не мог сдержать эмоций, ведь рядом с ним сидел Пак, который просто пялился на свои руки и покусывал щеки, будто находясь в трансе.
Волонтер часто наведывался к Киму в последнее время, и не только из-за работы. Минсок понимал его как никто другой, поддерживал и с удовольствием становился ему хорошим собутыльником. Ни один из них не придумал способа борьбы с любовью лучше алкоголя, вот они и утопали в море разной выпивки вместе. Но последнюю неделю Пак был в отъезде, он летал на запись трека, и наконец днем вернулся в Корею, а вечером пришел к Минсоку, но не пить. Парни просто сидели и очень тихо переговаривались, Пак уже успел удобно устроиться на плече друга, когда Киму позвонили. Чанёль находился так близко к телефону, а в квартире стояла тишина, что он просто не мог не услышать голос, такой хриплый, измученный, но родной, приятный, любимый. Каждое слово — очередная боль.
Люблю, все еще люблю.
Бэк был рядом, когда Чанёль дарил цветы, он видел все, и конечно же он подумал неправильно, да тут любой неправильно подумает, а Джису была тогда такая счастливая, и у Пака по коже мурашки. Он так просто отпустил своего мальчика, так нечаянно разбил ему сердце, больно сделал, хотя сам себе обещал всегда о нем заботиться. Глупо все это, настолько глупо, что Паку самому от себя неприятно. Это похоже на дурдом, которой нужно прекращать. Единственное, что Чанёль понял, так это то, что Бэк все еще его любит, а значит у него есть шанс, да даже если бы не было, Пак не смог бы его оставить. Никак, никогда. Но на самом деле Чанёль только сейчас понял то, как на него смотрела Джису, он почему-то никогда не задумывался, что мог ей нравиться, что она пришла обратно в отделение только из-за него, а не из-за больных. Он не обращал внимания на то, что говорила о ней Сонмин, он думал, что девушки просто общего языка не нашли, а то, что Бэк от нее был не в восторге, это и так понятно было, это же Бён, но возможно, что он чего-то в девушке не замечал, не видел какой-то другой ее стороны.
Парень прекрасно понимал, что Бэк сейчас его будет отталкивать, так просто и так сразу он его не простит, но он стерпит, Пак будет ждать, ему плевать, что будет с ним, ему плевать как Бэк будет относиться именно к нему, но он уже минуту шептал:
«Не отвергай меня окончательно, позволь мне подарить тебе жизнь и быть частью тебя до самого конца».
***
Время было уже позднее, Бэк давно спал, удивительно, что довольно спокойно и крепко, и Чондэ мог этому только порадоваться, завтра для них для всех будет тяжелый день, они подойдут к точке, когда начнут новый отсчет, когда начнутся другие переживания, когда появятся новые надежды. У них был шанс, большой такой шанс, не стопроцентный, но это лучше, чем ничего. Чондэ сидел напротив посапывающего паренька и любовался им, они так сроднились, он так в душу успел запасть, хоть и колючий и бесячий малый, но в этом его харизма. Это так интересно, сближаться с ним и раскрывать его, как лук, узнавать ближе, главное чтобы обошлось без слез, хотя слезы счастья никто не отменял. Попытка, последний рывок, вера, надежда, борьба. Вот чем они все сейчас живут. Чондэ глаз с ослабшего, бледного паренька не отводит, достает телефон и набирает нужный ему номер.
— Ну что, боец, завтра в пять утра как штык у меня в кабинете, и будь готов сутки отлежаться в палате. Да, завтра тебе все скажу. Спокойной ночи, выспись хорошенько, тебе еще одну очень важную жизнь спасать.
Врач осторожно вышел из бокса, стараясь не разбудить мелкого и сам отправился спать, у них завтра у всех очень важный день.
***
Пак уже неделю не был в этом отделении, а теперь он идет по нему с совершенно другими ощущениями, будто и не он здесь столько времени волонтером проработал, ему волнительно, даже немного страшно, он плетется по коридору, царапая ногтем ремешок своего портфеля. На часах без пятнадцати минут пять утра, все отделение еще спит, только медсестра на посту старается продержаться до конца смены, Чанёль мило приветствует девушку и проходит дальше. Парень двигался в сторону волонтерской комнаты, он хотел оставить там вещи, но заметив свет он немного притормозил, потоптался на одном месте, но через секунду все равно пошел дальше. Он аккуратно приоткрыл дверь, боясь разбудить Джису, но она не спала, сидела на диване и читала какую-то книгу. Девушка моментально обернулась, а на ее лице появилась улыбка.
— Доброго утра. — слишком тихо проговорил Пак, будто шептал, чем вызвал у девушки смешок.
— И тебе, а ты чего тут так рано? — девушка отложила свою книгу, концентрируясь на Чанёле.
— У меня дела, я заглянул вещи забросить, а ты чего не спишь?
— Я сегодня в ночь, да и Сонмин после операции очень плохо спит, иногда я пугаюсь, когда слышу вызов.
— Пугаешься звука?
— Нет, того, что ей плохо, того, что она умирает. Я с ней не близка, совсем не близка, но все равно переживаю за нее, не знаю почему, но я боюсь, что не успею ей помочь в случае чего.
— Я понимаю, но не бойся, все через это проходят, главное вызвать врача и медсестру, ну и стараться не паниковать. — парень присел рядом, Джису выглядела действительно взволнованной, отчего он не мог не помочь ей. Пак нежно погладил ее за плечо и даже не успел заметить, как девушка уткнулась носом ему в плечо. — Джису, я ведь тоже таким был, не привязывался к пациентам, но ответственность за них все равно ощущал. Вот ты мне вообще сестрой стала, никогда не думал, что это так круто, приводить пациентов к выздоровлению.
— Только сестрой? — девушка немного отодвинулась и с ухмылкой посмотрела на Пака, будто спрашивала не серьезно, а просто в шутку.
— Ты для меня близкая подруга, ты же знаешь, — парень стукнул себя по заднице. — Я предпочитаю мальчиков.
После своих слов Чанёль ушел, надеясь, что его намек был понят правильно. Ему давно нужно было уточнить их отношения, хотя зная Джису, это мало что поменяет, она девушка упертая и любит идти до конца. И парень не ошибся, почти сразу дверь за ним открылась.
— А что, если я хочу изменить наши отношения? — достаточно уверенно спросила Джису, стоя в дверном проеме и смотря прямо на Пака.
— Ничего, ты сделаешь больно моему очень дорогому человеку, а я этого не прощу. Не рушь то, что имеешь, ты все и так прекрасно знаешь.
И Джису знала, что ему важен Бён, и что если она ему косвенно навредит, то парень оборвет с ней все связи в любом случае, и теперь она боялась лишь того, что Чанёль узнает, что она говорила Бэку. В мыслях она уже почти попрощалась с Паком, ведь Бэк ему все расскажет, а Пак ей этого не простит.
Чанёль отвернулся в быстро пошел в сторону кабинета Чондэ. Он был немного напряжен, поэтому дверь открыл немного резко, чего сам испугался, а вот врачам было плевать, им было не до этого. Пара бумажек, разговор с анестезиологом, пара напутственных слов от Чондэ, и Пак уже лежит в палате, ему успели что-то вколоть, а теперь он лежит и ждет, когда его позовут. Еще чуть-чуть и в его тазовых костях будет около ста проколов, но заберут у него ничтожно мало костного вещества, сказали, что от этого побочных будет мало, меньше, чем от переливания крови, так, гемоглобин может упасть и все, ну плюсом отходняк от наркоза прилагается. На самом деле страшно, до жути, до отключки. От него зависит жизнь Бэка, не напрямую, но все же, он не мог представить, что материал не приживется, пойдет заражение или еще какая-нибудь фигня. Если он потеряет Бэкхёна, то он себя не простит. Он обещал Чондэ, но как ребенок под столом пальцы скрестил. Не сможет, не справиться, не выживет. Выход только один — получить от этого шанса все.
За ним приходит медсестра, девушка пытается подбадривать парня, которого явно потряхивает, но получается плохо, он ее слышит лишь временами. Он заходит в специально отведенную для процедуры палату, смотрит на анестезиолога, потом на Чондэ. Тот выглядит серьезно, но вполне уверенно, отчего немного отпускает. Парень ложится на кровать, устраивается поудобнее, улыбается врачам. Перед лицом страшная маска, неприятный сладковатый воздух, гудение, поплывшая картинка, темнота.
***
Бэкхен проснулся давно, часа два назад, хотя сейчас было лишь девять утра. Но он уже в предвкушении, он волнуется жестоко, последний раз такое было, когда он стоял в очереди на концерт любимой группы, такое сладкое и убийственное волнение, ожидание того самого момента. Ему сказали, что донорский материал закончили забирать около восьми, хватит часа, чтобы обработать его, убрать все лишнее, а этого не так много, ведь донора подбирали специально очень тщательно. В итоге на десять назначено переливание. Почему-то Бэк представлял себе это по другому, думал, что будет операция, все серьезно, может ему это прямо в кости запускать будут, но нет, просто химию в капельнице заменят на донорский материал, что подаваться будет по центральному венозному катетеру, который торчал у него из шеи.
И действительно, ничего особо не поменялось, он просто лежал под капельницей минут десять максимум, над ним была толпа врачей во главе с Чондэ. Перед этим ему дали каких-то седативных таблеток, поэтому Бэк не был уверен в своих ощущениях, они вроде были, а вроде нет, но он до последнего боролся с желанием уснуть. Во рту был странный привкус томатной пасты, кислый такой, а потом резко жжение, будто он «Кровавую Мэри» выпил, он морщился, но терпел, было легче чем с химией. Все эти несколько роковых минут парень смотрел прямо в глаза своей маме, которая стояла за специальным стеклом бокса, прижималась руками, видно было, что она жутко волновалась. На самом деле, Бэк думал, что он прямо будет чувствовать, как к нему в кости будет протекать эта жижа, но ничего такого.
Это был его нулевой день, день когда в него влили новые стволовые клетки, которым предстояло понять, куда они попали и чего от них хотят. А Бэку много то и не надо, всего лишь новая иммунная система, новая кровь, чистая, без раковых клеток. Впереди были три-четыре недели нахождения в боксе, абсолютно стерильном помещении, потому что внутри парня нет ничего, и даже самая обычная бактерия может его убить, ведь бороться с ней некому. Осталось только лежать и ждать роста показателей крови, чтобы наконец сказать, что трансплантант приживается.
День плюс один, плюс два, плюс три, плюс пять, плюс восемь… День, ночь, все так быстро меняется, Бэк мало чего понимает, много спит, мало активничает, чем пугает врачей. Вообще, боксы бывают разные и режим стерильности тоже отличается для пациентов. Часто именно детей помещают в прямом смысле бокс — коробку с окном в коридор, взрослые чаще лежат в обычных палатах, кто-то из близких может быть всегда рядом, даже спать там же, но пока Бэка изучали, то пришли к выводу, что он всегда был не особо здоровым, а химию переносит вообще жутко, поэтому выбрали условия пожестче. Многие пациенты даже на последней недели химии ходят, прогуливаются по отделению, слабость только в период капания самих препаратов, а Бэк всегда в состоянии отходняка. В день под номером плюс четыре показатели крови упали почти до нуля, было неприятное ощущение пустоту внутри, головокружение, подташнивало, как у человека, у которого упал гемоглобин, правда в случае Бэка его почти не было. Состояние апатии, ему не хотелось абсолютно ничего, только иногда бзики какие-то в голове, и иногда хочется плакать. Морально и физически подавлен.
День плюс пять, пришел Чондэ, спрашивал о состоянии, хотя и сам прекрасно видел, что парню хреново, ушел, потом вернулся и принес с собой шоколадку. Удивительно, как простая вещь может поднимать настроение, всего-то шоколад, самый обычный, а Бэк будто ребенок, ему так приятно было, он так обрадовался и до самого вечера был немного живчиком, что-то пописал, порисовал, пообщался с мамой и Минсоком. И все-таки Чондэ волшебник. На плюс десятый день Бэк уже был обычным собой, чувствовал себя нормально, чему был сам очень рад, а потом был рад еще больше, потому что показатели крови сдвинулись с мертвой точки. Теперь они всей командой наблюдали медленный рост всех показателей, радовались этому, но тихо, про себя, чтобы не сглазить.
Каждый день такой однообразный, кровать, сериалы, процедуры, времени куча, и пока настроение было в норме Бэк старался провести его с пользой. У него много мыслей, у него много времени, чтобы эти мысли разобрать, все так просто и сложно, но всегда он возвращается в прошлое, в воспоминания, которые хочет сжечь, у него есть мечта, он видит путь, по которому он должен идти. Сам себя мотивирует, пишет строчки, которые шепчет себе, когда становитcя тяжело и невыносимо, когда снова волна грусти надвигается, он повторяет себе, что не сдастся, никогда не сдастся. Неприметный блокнот, который всегда валяется на его кровати исписан карандашом, первые две страницы посвящены отсчету дней, каждое утро пишет новую цифру, и смотря на увеличивающийся столбец, парень думает, что уже хорошо поработал, что многое прошел, что скоро финал, победная прямая. Третья страничка с теми самыми новыми строчками, красиво выведенными, такими значимыми, необходимыми.
Imma look back
Imma look back to the future in fact
Let me examine the progress
The demons that tried to
Suffocate the road to success
Imma look forward into the sea
Oblivious sea I call «history»
Thunderous waves that rage
Destroying the maze
Of memories I wanna see
Прошлое это прошлое, воспоминания это лишь часть этого прошлого, а жить то нужно настоящим, а не блуждать в лабиринте тех самых отрывков. Сейчас он рвется к мечте, весь остальной блокнот исписан текстами, Бэку часто приходят хорошие мысли в голову, он их сначала прозой записывает, как идею оформляет, потом уже старается сделать рифму, но с самой музыкой у него не идет, он когда-то давно научился работать в программах для создания звуковых дорожек, но сейчас он никак не мог ухватить нужный ему мотив, отчего иногда бесился.
День плюс восемнадцать, день плюс девятнадцать одинаковы в своей серости, Бэк словил хандру, лежит серый весь, грустный, аж смотреть больно. Чондэ крутился вокруг парня весь вечер девятнадцатого дня, но ничего не говорил, лишь занимался своими делами, но потом сдался и сел на кресло рядом с кроватью парня.
— Что за уныние в нашем солнечном царстве? — спросил Чондэ, легко улыбаясь, мягко смотря на парня.
— Бывает такое упадническое настроение, воспоминания, мысли, терзания.
— А ты не один мучаешься. — Бэк смотрит на врача немного удивленно, с прищуром, подозревая что-то. — Ты знаешь, что один хороший человек тоже чувства в себе бережет, отпускать не хочет, а еще за тебя волнуется, правда, очень сильно.
— Я понял на кого ты намекаешь, не продолжай, мне плевать.
— Пиздишь, — Бэк хотел возмутиться за мат, но понял, что Чондэ просто показывает то, что он сейчас с ним как с другом разговаривает. — Вам нужно поговорить, правда, я знаю больше чем ты, и уверен, что ты должен выслушать его. Ты увидел лишь одну сторону ситуации, сам что-то там себе додумал, но выслушай правду, даже если она ничего не изменит, вам обоим будет легче, правда. Хватит мучить его, он не заслужил.
— Могу сказать тебе тоже самое, хватит мучить хорошего человека, вы не можете друг без друга, да было предательство, да вы запутались, но поговори с ним, я знаю, он все еще тебя любит, ненавидит, обижается, но любит.
— Все возможно, но не сравнивай. Можно я пущу его к тебе? Он каждый день приходит, сидит у двери, я не знаю, что с ним делать, правда.
— Кормить, отправлять спать в постель и следить, чтобы он не замерз, но уж точно не пускать ко мне.
— Глупый же ты до невозможности. — сказал Чондэ, стоя в дверях, так что эту фразу слышали оба, и она была адресована сразу двоим. Врач прикрыл дверь в палату и присел к Паку, что удивленно смотрел на него. — Не переживай, планирую на плюс двадцать четвертый день перевести ребенка в палату, кажется приживается все хорошо.
Чанель тяжело выдохнул, стукнувшись головой о стену, ему тяжело, он переживает, чувствует, что от него все зависит, если его материал не приживется, то все рухнет, он спать не может, в самом отделении ему душно, противно, нервозно, здесь около боксов спокойнее, будто это то место, где он должен быть. Нулевой день парень спал, наркоз его подкосил, было неприятно, на себе почувствовал, а потом сразу к палате Бэка, сидит тут, работает, иногда даже спит, сам не понимает, почему уйти не может, страшно, всегда страшно отпустить на секунду, а потом не увидеть больше никогда. У него болит бедро, иногда сводит, ноет всегда, должно было пройти, но ничего не меняется, приходиться пить обезболивающие. Вот и сейчас парень сидит, чувствует боль в бедре и думает, что хоть так он понимает, что не во сне Бэку помочь пытался, а наяву, что он правда стал донором для него. Чанёль все ближе прижимается к стене, будто слиться с ней пытается, сродниться, проникнуть пытается, чтобы быть еще ближе к Бэку, хоть так, но он не знает, что Бён со своей кровати встал и сел к стене спиной. Их разделяла только стена, они оба хотели быть друг к другу ближе, но оба боялись, каждый по своему, но так похоже.
Пак уже успел уснуть прямо около двери, когда мимо пронесся сначала Чондэ с ассистентом, а потом еще и Кёнсу, никто из них ничего не сказал, не успел, была паника, все что Пак слышал: он задыхается, температура, вирус, реанимация. Парень так и стоял в коридоре, дышал часто, дрожал, глазами вокруг бегал, не понимал, что происходит, а потом Бэка быстро вывозят на кровати в сторону реанимации.
Кажется пришел конец.
