Улица Роз

-Мигнон? — послышался испуганный возглас доктора Гарсона из лавки. Он выбежал на улицу, и увидев ужасающую картину, возгласил ещё раз. — Мигнон! -Прости, Бо… Прости. — Мальчишка был весь бледен. Он стоял рядом с мсье де Сансом и дрожащей рукой держался за его плечо. В руке его был пистолет, дуло которого остывало с заметной дымкой. — Я бы не сумел сделать четыре выстрела… Я даже не умею его перезаряжать… О… Бо… Я… Я убил его… Бо… Убил! -Чёрт возьми! — запыхтел доктор. Но тут же остыл. Не зная, что и сказать, он прижал к груди своего брата и стал гладить его по голове, выхватывая пистолет из его руки. Его взгляд упал на жандарма. — О, мсье… Вы в порядке? Давайте… Давайте уберём эти тела. Богом клянусь, никто ничего не узнает. Ну же, Мигнон! Помоги мне! Твой выстрел наверняка слышали даже в Париже! Не раскисай, братец… Сначала нам стоит всё прибрать тут, а потом мы с тобою всё обсудим. -Подождите… — Прокряхтел неуверенно и тихо мсье де Санс. В глазах его была неопределенность, сомнения. Но мигом это всё исчезло. Он встал, выдохнул и гордо выпрямил спину. — Я должен доложить об этом. Что было в его мыслях? Рапорт о своих действиях означал для него жестокое и унизительное наказание, вплоть до смертной казни. Признание сделало бы его дочь сиротой, уничтожило бы его семью. Честь. Справедливость. Когда у человека есть понятие о чести и справедливости, то он не судья и не присяжные выносят ему приговор, а сам он вершит над собою суд, при чём суд несправедливый, видя лишь зло в себе и деяниях своих, когда зачастую нет ничего злого в душе его. И вот, именно понятие чести взыграло в бедняге Шарлю, и в его голове не уставая крутилась мысль о том, что он должен ответить за свой поступок. Сам не свой, смотря в какое-то далёкое никуда, откуда не выбирается ни одна человеческая мысль, мсье де Санс подошёл к запаниковавшему Мигнону: беднягу всего трясло, он побледнел сильнее обычного, и словно охмелевший пьяница, уселся прямо там где стоял, на каменную кладку с огромными трещинами, меж которыми образовались лужи, в одну из которых, весьма вероятно, Мигнону не повезло попасть. Мальчишка впервые в своей жизни лишил кого-то жизни. До сего момента он думал, что абсолютно ничего не почувствует, если ему придётся выстрелить в кого-то. Но он выстрелил, и чувства полились, словно кровь у убитого. Первый выстрел человека всегда убивает двоих. -Юноша… Я обязан Вам жизнью… Если бы не Вы, то… — Шарль ещё с трудом связывал слова. В прочем, как и сам Мигнон, которого тряс его брат. — Как Ваше имя? -Мигнон? — прошептал, будто вопрошая самого себя рыжий. — Мигнон Гарсон. -Вы храбрец, Мигнон. — мсье де Санс протянул руку юноше. — Шарль де Санс. -Что Вы… Это мой долг, быть храбрым… Помогать тем, кто попал в беду… — - Мигнон всё ещё трясся, но в груди его что-то разгоралось, отчего он с каждым словом говорил всё увереннее и вдохновеннее, однако не переставая трястись. Бледнота выдавала его смятение, но сердце его точно не врало. — «Если бы все люди на земле не смотря ни на что жертвовали чем-то во имя ближнего своего, жизнью или жалкой монетой, помогая из чистых и искренних побуждений, то на свете, вероятно, не осталось бы места злому, грязному и бесчестному…» — Так пишет Ла Фантон… Я в это верю, мсье… Вот почему… -Я понимаю… — Тень улыбки скользнула на устах мсье де Санса. На секунду он и сам загорелся этим огнём, что горел в груди мальчишки. — Мне кажется, раз эта книга учит таким прекрасным мыслям, то не стоило её запрещать… ----К сожалению, Ла Фантон ещё и против угнетения человека человеком… Поэтому его и запретили. — Мигнон глубоко выдохнул и обернулся к брату. — Одолжишь мне немного денег на бричку до университета? Этот новый профессор из Польши будет в ярости, если я не прибуду на его занятие… Бо хотел было возразить своему брату, заставить его остаться, но по взгляду рыжего студента, который выдавал решительность перед собственными сомнениями в этот тяжелый момент, он понял, что никакие уговоры не помогут, и попросту вложил в руку Мигнона один франк. -Что же… Похвально… — себе под ус прошептал мсье де Санс, а потом продолжил вслух. — Я очень благодарен Вам, господа… -Мсье… Прошу Вас, пройдите ко мне в лавку. На Вас нет лица, я дам вам действенное лекарство против душевных мук… Это не займет много времени. Мигнон, ты тоже должен его выпить. Ну же! Поникшие и молчаливые прошли они в лавку. На стойку доктор Гарсон поставил три деревянных стакана и удалился в комнату за лекарством. Мигнон и Шарль переглянулись. Мсье де Санс читал всю боль мальчишки в его остекленевших глазах и совсем не понимал, как хватает у него воли к учёбе в такой момент. Однако и Мигнон читал боль Шарля. -У Вас есть семья, дети? — вдруг спросил рыжий Гарсон, сглотнув слюну и совсем забыв о такте, даже не замечая удивлённый взгляд, последовавший от его собеседника на этот вопрос. -Да… Есть. -У Вас есть друзья? -Есть. -Не докладывайте о том, что произошло. Забудьте. — Взгляд Мигнона соскользнул с Шарля куда-то в сторону, мальчишка и сам немного покраснел от своей бестактности. — Прошу Вас. Шарль три раза кивнул головой, сам ещё не осознавая, чему он кивает, и воцарилось молчание. Вошёл доктор Гарсон с тёмно-зелёной бутылкой и молча вылил её содержимое красного цвета в стаканы и поставил их перед всеми присутствующими. -Вино? — спросил Мигнон. -Лекарство. — отрезал Бо. Первым осушил свой стакан в один заход Шарль, будучи знатоком и любителем всяческих напитков. Доктору понадобилось два захода. Мигнон же пил долго и не умело, однако в конце напирая на содержимое… … Вскоре Шарль быстрым шагом вышел из переулка, будто в надежде оставить и воспоминания о произошедшем там, на треснутой кладке, заполненной кровью. Жандарм быстрым шагом протопал до своей лошади, и вскоре уже направлялся к площади, где располагалось кафе «Ла Шато», у коего и должны были встретиться он и его сослуживцы. Он понурил голову и вяло покачивался на своей лошади, думая о чём-то, о чём-то ужасном и плохом, что разрушало его в этот миг изнутри. Отчего же герой войны, убивший немало человек, не так уж давно стрелявший и рубивший и юношей, и зрелых мужчин, и даже стариков на войне, был подобен в своих чувствах юнцу Мигнону, впервые выстрелившему в человека? Весь ответ крылся в причинах убийства, в силе, толкающей на подобный поступок. Война даёт человеку простой выбор: убей или будь убитым. И библейские истины и законы не очень волнуют солдат. Загнанный человек забывает про ответственность. Особенно, когда тот, кто держит оружие, убеждён в праведности войны, которую он ведёт: когда он сражается за славу своей отчизны, либо защищает её от врага. Убить врага никогда не считалось злым делом… Но теперь мсье де Санс убил не врагов своего государства, а его граждан. В порыве ярости и защищая себя, но… Но в голове его была одна мысль: всего этого можно было избежать, всё это можно было решить словами, миром. Жандарм считал себя виновным, и оттого хотел сознаться в содеянном и справедливо понести наказание. Однако с каждым звонкий удар копыта о дорогу вносил сомнения в убеждения и намерения мужчины. В каждый его принцип забирались мысли о доме и дочери. Лицо мужчины менялось. Хмурело. Взгляд стекленел, а на седоватом виске проступали капли пота. Кончики пальцев начали дрожать, непроизвольно сжимая поводья крепче обычного, а отражение мужчины в немного тусклых стеклах центральных торговых лавок заметно сгорбилось. «Если я не признаюсь, то лишусь чести, буду проклят до скончания времён… — Думал про себя мсье де Санс — Не смогу больше никогда назвать себя мужчиной, человеком. О, мсье Ней! Если я не признаюсь, то я не заслуживаю ордена, вручённого Вами! Но если я признаюсь… Моя дочь останется совсем одна, её отдадут в какой-нибудь приют, лишив наследства и дома… Ей дорога будет только на панель… А бедняга Мишель снова отправится на улицу! Боже… Если я признаюсь, обреку близких людей на муки… А если не признаюсь, обреку на муки свою душу…» В таком подавленном состоянии доехал Шарль де Санс до центральной площади, где в самом центре, напротив кафе с яркой красной отделкой витрин и вывеской «Ла Шато» стоял на большом бетонном пьедестале чугунно-отлитый король этого неизвестного ныне государстве, в коим проживал мсье де Санс. Король был худощав, вытянут, одет в богатое платье, а на его вытянутой к небу руке красовался большой орёл с расправленными крыльями. На площади всегда было много народу, хотя не так много, как бывало в детстве Шарля, когда всё это огромное пространство было занято торговыми рядами. Тогда площадь была местом для бедняков. Теперь же разодетые в богатые наряды адвокаты, королевские служащие, студенты, дворяне и невообразимое количество чужеземных богачей бродили по центру города, ни на секунду не останавливаясь, спеша каждый в своё заведение. И только возле большого красивого здания с колоннами не было ни единой души, кроме кучера, почти посапывающего на своей бричке. Университет Сен-Бастон был настоящим украшением города, который громадной массой давлел над памятником государя. Выполненный в пышном стиле барокко, он слепил воображение отсветом своих золотых статуй и узоров. Изнутри же он буквально пылал своим золотом и помпезностью. Ходили слухи, что иногда ночью, когда какой-нибудь страж случайно одергивал пурпурную штору, на площадь божьим светом выплескивались золотые лучи, освещая памятник королю в сотни раз сильнее, чем все керосиновые фонари, тускло горящие в ночи. -…Шарль? Шарль! — За поводья гнедой мсье де Санса кто-то сильно дернул, заставляя её остановиться. -А? — Резко очнувшись ото своих раздумий воскликнул жандарм, глядя в лицо зрелому сослуживцу с пышными ушами. — А, Габельер!.. Я. Я прибыл, где инспектор? — Он должен сейчас прибыть… Странно всё это: я собирался на службу, а тут какой-то мальчишка сказал, что инспектор собирает нас здесь… Неужто задумал чего? И что такого срочного, чтобы он не мог немножко подождать, пока мы не прибудем в казармы? -А?.. Да-да… Ко мне тоже пришёл… Мальчишка. -Что с тобою такое? Ты сам не свой, приятель! Это что у тебя на рукаве, кровь? Братец, ты не ранен? -Тише, Габельер! -вдруг оживился мсье де Санс, резко спрыгивая с лошади. Руки его чуть заметно дрожали, чего его сослуживец не заметил. Мужчина набрал воздуха в грудь и решился — Мне нужен инспектор. Я убил четверых и должен ответить по закону за злодеяние! -Четверых?.. Четверых?! — Габельер искривил лицо в какой-то зловещей ухмылке, поцокивая и качая головой. В следующую же секунду ухмылка расползлась по всему лицу, от уха до уха, а брови скрючились змеей, и мужчина засмеялся, отчего. — Экой герой выискался! Приятель, я на прошлой неделе собственноручно убил десятерых… Что поделать: эта юная шваль, наслушавшись или начитавшись своего Ла Фантона и других идиотов, кричат что не попадя вслед слуге короля! Не беспокойся… У всякого из нас случалось такое! -Но… Они были юноши… Всего лишь юноши! Да, они… Они сами нарушили закон, но разве что по буйству крови в жилах! -И ты сделал правильно, что пустил эту дурную кровь! — Габельер приобнял одной рукой Шарля и продолжал — Знаешь ли! Люди… Все люди… Они как плоды одной большой яблони! Есть плоды зрелые, сочные, которые не спешат упасть раньше и не задерживаются на ветвях — падают вовремя, а есть плоды гнилые, ненужные! Наш долг вырезать гниль! И уверяю тебя: в глазах короля твоё дело — подвиг! -Ты знатный философ, Габельер… — тихо и неуверенно сказал мсье де Санс, хотя в мыслях у него проскочило, что мужчина ушёл от правды ровно на другой берег. -Только не стоит пока говорить инспектору, хорошо? Ты же не хочешь лишиться пары франков? И не смей сейчас вновь говорить о сохранении чести и прочей ереси! Твоя честь при тебе, пока ты исправно служишь! Знаешь, у меня есть идея! Я знаю один прекрасный бар… После службы, сегодня ночью, мы с тобой выпьем… Перебросимся картишками. Тебе нужно развеяться. -Пожалуй… Ты прав. — Шарль уже не был уверен ни в чём, но он прекрасно помнил, как ещё во времена войны справлялся с муками совести. Душа его всё ещё была полна сомнений, но сослуживец подал необходим толчок мсье де Сансу к тому, чтобы отложить губительное признание. Вскоре на площади показалась фигура в чёрном. Казалось, что это сама смерть с бледным лицом пришла по душу Шарля на своей вороной лошади. Но то был всего лишь инспектор Валерье Клермон. Странная личность… Про него ходили легенды, особенно среди преступного мира. Поговаривали, что он жил ещё во времена короля Людовика XIV, и был как-то связан с человеком в железной маске, некоторые говорили, что он и есть узник под номером 64489001. Кто-то приписывал ему еретичество, сектантство и связи с дьяволом, а кто-то называл его самим Люцифером. В любом случае, фигура в чёрном не давала спать многим в этом городе, и ангелом смерти и мести преследовала мысли любого преступника. Слухи об инспекторе пошли уже давно. Конечно, непытливый ум по первому знакомству мог бы сказать, что всё из-за возраста и внешности этого мужчины: никто не знал, сколько лет таинственному служителю закона, однако все сходились на мнении, что юноша, которому от силы можно было присудить двадцать пять лет, не мог бы стать инспектором. Кроме того, многие бывшие заключенные и жандармы клялись, что ещё двадцать лет назад именно Клермон был грозой всякой беззаконщины в городе. Но истинная причина легендарности этого человека крылась в его истории: в начале своей карьеры инспектора Клермон махом избавил город ото всех видных фигур преступного мира, в том числе и от Кесаря Иогана, самодержавца мира беззакония. Легенды начали рождаться именно от домыслов о блестящей победе инспектора над силами короля разбойников и воров. -Прошу прощения, господа, что собрал Вас так спешно. — Монотонно и безразлично произнёс Клермон почти загробным голосом, слезая со своего коня. Подол его длинного чёрного пальто каррик с четырьмя воротниками едва не касались земли, а двууголка сильно контрастировала с его бледным-бледным юношеским лицом, что всегда удивляло мсье де Санса и всякого, кому приходилось встречаться с этим человеком хотя бы взглядами. Оглядев своих подчинённых и кивнув им в знак приветствия, инспектор продолжил, всё тем же мертвецким голосом, остальные же молча слушали, выстроившись в ряд. Всего на место прибыло двадцать шесть жандармов. — Но медлить нельзя. Ситуация в государстве накалена до предела. Многие продажные редакции в обход королевского указа стали печатать мятежника Ла Фантона. Поэты-революционеры в подполье читают свои произведения для тех, кто не умеет читать. И бунтовщик Пьер Бонрэбель в столице уже открыто собирает мятеж против короля. Мэр не слушал меня доселе. Но теперь очевидно, что и в нашем городе зреет восстание. И очаг его здесь — в университете Сен-Бастон. К моему сожалению, многие из заблудших юношей уже поддались революционной заразе, благодаря этому предателю Ла Фантону. Есть основания полагать, что именно среди студентов Сен-Бастонского университета находятся заговорщики, готовящие бунт. Имена неизвестны, поэтому сегодня действовать будем по весьма простому и глупому плану, надеясь при этом на глупость и тщеславие студентов: мы обыщем их сумки. Если найдутся те, у кого есть записи Ла Фантона, то мы заключим их под стражу, а после допросим. Вопросы? -Но разве эти студенты не дворянские дети? Мы не имеем права их трогать. — Сказал мсье де Санс. — Если мы найдем у них Ла Фантона, то они уже не дети дворян, а изменники родины, мсье де Санс. Включая это во внимание, думаю, они будут благодарны за то, что их не повесят безо всякого суда. Ну, а если студенты достаточно умны, чтобы оставлять своих демонов под подушкой… — Клермон вытащил из седельной сумки сборник Ла Фантона. — Мсье Габельер, надеюсь, у Вас хватит умения незаметно подкинуть эту книгу кому-нибудь, а после сделать вид, что вы нашли её? До этого вы показали недюжинный талант в подобных делах. -Да, конечно, инспектор. — ответил Габельер и взял книгу. -Стойте, это же… Это нечестно, несправедливо. — возмутился Шарль, делая шаг вперёд. — Это бессмысленно! -Если бы я думал о честности и справедливости, мсье де Санс. — Валерье практически вплотную подошёл к Шарлю и, склонив голову на бок, пронзительно посмотрел в глаза жандарма. — То непременно бы спросил с Вас, откуда на Вашем рукаве вполне свежая кровь. Но наше дело не терпит отлагательств. Оно государственной важности. Сейчас мне плевать на Ваши авантюры, плевать даже на того идиота, который настойчиво пытается подать на Вас в суд. Вы нужны своей стране, как никогда прежде. Каждый из вас нужен. Назревает война, а на войне нет чести, нет справедливости. Кроме того… Я уже говорил: я надеюсь на глупость и тщеславие юношей. Мы непременно выпустим в тот же день из-под ареста студента, которому подложим книгу. Сейчас хитрость может помочь нам спасти сотни жизней. Вряд ли Вы уследите связь между одной книгой и клинком в ножнах, но связь эта самая роковая. А теперь, ежели Вы не против, мсье де Санс, слушайте план действий… …Через полчаса три синих мундира, не включая мсье де Санса вместе с Габельером, который, сунув большие пальцы под оружейный пояс, вальяжно качал широкими плечами, вошли в большой зал на четвертом этаже. Он весьма напоминал амфитеатр, зрителями в котором были порядка пятидесяти студентов, а центральным актёром — полноватый профессор с платонической залысиной и редеющими седыми бакенбардами. Он не сразу заметил вошедших, ибо с увлечённым видом, будто самый настоящий персонаж трагедии, вёл свой монолог о праве. Яркий польский акцент выдавал иностранца, однако юноши внимательно слушали его, а от красоты и правильности его слов становилось понятно, отчего этого человека выманивали из лучшего университета Варшавы. Пот выступил на лбу Шарля. Среди юношей он разглядел бледную трясущуюся фигуру с рыжими волосами — мальчишку, что спас его жизнь, Мигнона. Тот явно потерял самого себя: ничего не писал и ничего не слушал. Казалось, что он вовсе сейчас разрыдается от мук совести, разрывающих его душу. Но не столько само состояние Гарсона вызывало обеспокоенность у жандарма, сколько запомнившийся разговор двух братьев: среди всех книг и записей Мигнона должен был прятаться переписанный сборник Ла Фантона, одолженный им у брата. -Не думаю, что у будущих адвокатов и слуг Юстиции может быть подобная ересь… — шепнул он на ухо Габельеру. — Теряем время. -Предатели кроются в большей степени, приятель, там, где предателей не ждут. — шепнул в ответ мужчина и громким голосом, подождав, пока преподаватель закончит свою мысль, перебил вдох профессора прежде, чем тот начал новую фразу. — Мсье… Профессор. Прошу нижайше Вашего прощения! И Вас, уважаемые дворянские дети, тоже прошу простить слуг короля! Но по разрешению мэра и приказу нашего инспектора Клермона, мы должны обыскать Ваши портфели. Не волнуйтесь и не паникуйте! Мы быстро! Попрошу поставить всех перед собою свои сумки. Пустой взгляд Мигнона и полутусклый отсвет глаз мсье де Санса встретились. Рыжий точно понял, что будут искать в его портфеле. Однако ни отблеска сомнения не было во взгляде юнца — напротив, его глаза были полны решимости, будто и не было только что разбитого и мучающегося студента на деревянной лавке. Шарль выдохнул и, не дожидаясь никого из синих мундиров, не замечая, что Габельер разговаривал о чём-то с профессором, имеющим возмущенный, однако, довольно спокойный и лаконичный вид, направился к Мигнону и, безо всяких прелюдий, вытряс содержимое его портфеля на парту, начиная рыться в бумагах: учебниках, записях. Среди них был и переписанный сборник Ла Фантона. Небрежно, даже грубо перебирая в руках бумаги, жандарм зарыл под ними запрещенную книгу. -А что же вы такого опасного ищите в сумках обычных студентов? — раздался громкий голос одного из юношей. Шатен в пышной белоснежной рубашке и коротком красном жилете с искренним презрением смотрел на жандармов, а вопрос его звучал скорее вызовом, чем вопросом. -… Вещи, неугодные государству и Богу! — перебил выдох собравшегося ответить мсье де Санса Габельер. -Что же… Тогда Вам явно стоит обратить внимание на заучку — Илева! Его лицо явно не угодно богу! Право же! Берите его собой и проваливайте! — Юнец самодовольно ухмыльнулся, когда весь зал залился разряженным смехом его однокурсников, в то время как лишь один человек, бледный, как смерть, зализанный недотрога в чёрном, скрючил свои губы в дугу, с презрением смотря на обидчика. -Попрошу! Вы посмотрите на этого преступника! Он же изменник родины и еретик! — закричал высоким голосом Илев, неистово стуча кулаком по парте, лишь изредка переводя взгляд на приближающуюся к нему фигуру Габельера — Как смеет он обличать в чём-то меня? Меня! Лучшего ученика… лучшего! … Я же юрист! Мсье жандарм, приглядитесь лучше к этому франту! Чтобы Вы ни искали, Вы найдете это у этого революционера! -Аллуар, Илев! — вдруг раздраженно, прерывисто, но всё же достаточно громко выкрикнул Мигнон. Шарль только успел заметить, как зарывшийся сборник Ла Фантона освободился из-под наваленных на него бумаг, а рука мальчишки легла на его переплёт. — Хватит… Грызться… Дураки! -Что же, юноши… Все Вы, трое, — улыбнувшись и чуть щурясь, делаясь лицом совсем как лиса, произнёс Габельер. — Пускай Ваша кровь кипит, но не стоит бросаться друг на друга. Мы обязательно всех проверим, не беспокойтесь. -Я просто защищаюсь, мсье… Каждый имеет право защищать свою честь и достоинство, особенно мы, дети дворян! — протянул с гордым видом Илев. -Однако, идиот, не можешь ты себя защитить! О, как бесчестна и притворна власть! Эта лиса пыталась подкинуть тебе, Илев, книгу, пока все остальные отвлеклись на Мигнона! — Аллуар вскочил с места прямо на парту и вытянулся, кидаясь на амбразуру, при этом презрительно и гордо смотря на покрасневшего от стыда Габельера, едва не просунувшего Ла Фантона в портфель к студенту. Теперь уже все видели его подлый поступок — …И я знаю, что это за книга! Потому как Илев прав! Вы найдете её у меня! Я горжусь ею! Ла Фантон умён, а вот Ваш король — дурак! Вы слуги дурака! Все были в ступоре: и Габельер, и Шарль, и Илев, и профессор, все студенты и даже сам Аллуар от страстности и неожиданности своего благородного порыва. Жандарм с лисьим лицом выдохнул, поборов весь нахлынувший на него стыд, лицо его перестало краснеть и даже немного остыло, губа дернулась, язык цокнул, и слуга короля отправился снимать революционера с его своеобразной трибуны. Однако его шествие оборвал ещё один громкий стук сапог о деревянную парту. Габельер медленно повернул голову и увидел так же гордо, как и Аллуар, стоящего на парте со сборником Ла Фантона рыжего юношу Мигнона, хотя взгляд его не был горделивым, а скорее пустым и отрешенным. -Вы найдёте эту книгу и у меня! — резко и чётко произнёс он и высоко над собой поднял книгу. Габельер совсем огрузился, не зная, кого увести первым. Он указал Шарлю пальцами на Мигнона, но тут снова раздался стук сапог. Затем ещё. Ещё и ещё. И вскоре все студенты стояли на своих партах, гордо выставив над собою книгу Ла Фантона, которая была для них одновременно Библией и запретным плодом. И только заучка Илев остался сидеть… Аллуар вдруг заулыбался, смотря на своих товарищей, которых ни за что не хотел выдавать, но чьему поступку был неизмеримо рад, ибо считал это поступком чести. -Мы не будем сопротивляться, королевские псы! Наше время ещё придёт! Закуйте нас в кандалы сейчас, но знайте, что Ваша подлость и трусость ведёт нас на баррикады!.. … Через час люди толпой собрались на площади возле целой горы книг. Инспектор Клермон приказал сбросить все сборники Ла Фантона прямо напротив памятника королю. Юношей пришлось связать, погрузить в телеги и направить на них ружья. Среди этих студентов всё же затесался Илев. Габельер оправдал свои действия, мол, он не подкидывал книгу, а лишь достал её из портфеля, а глупый юноша подумал иначе. Гора книг была великой. Телег было много. И только один факел пылал в руках Клермона. Он выступал перед толпой, и было удивительно, как проникновенно может звучать его монотонный голос, каким живым может казаться его лицо в пламени факела. -… Дух нашего народа выразит себя с новой силой, избавляясь от этой заразы! Этот костёр не только освещает конец старого бунтующего мира, он также озаряет и новую эпоху! Эпоху порядка и благополучия!.. … Вскоре телеги со студентами уехали куда-то вдаль, сопровождаемые конвоем всадников, среди которых был и совсем поникший и задумавшийся мсье де Санс.