Музыка - мой наркотик

      Дома Юру вместе с Отабеком ждали, оказалось, что только Пётя в компании с Меттом, которые поочерёдно вышли в коридор встретить хозяев. Как выяснилось чуть позже, оставшийся дома народ бухал ещё и после ухода Юры, а на момент их возвращения уже были не в состоянии даже самостоятельно стоять на ногах. Только вот Витя не хотел спокойно спать вместе с Кацуки на диване, и в желании поскандалить, стал наезжать на не вовремя зашедшего на кухню Отабека, который всего-то хотел попить, и пошло-поехало.       Сначала Юра ещё слушал пьяный бред Никифорова, но уже через несколько минут ему это наскучило, и он оставил Отабека на произвол судьбы, а сам, как и давно хотел, пошёл играть на гитаре. Собирался посидеть в их комнате на троих, но Ли довольно вежливо попросил его не мешать своим присутствием редактировать новый клип, и Плисецкому не оставалось ничего, кроме как вытащить свою любимую Бэль и отправиться в гостиную. На диване продолжал дрыхнуть Кацудон, поэтому пришлось полубоком садиться в кресло, устраиваясь так, чтобы грифом не задевать подлокотник .       Бэль — первая электронка, которая появилась у Юры после акустической, на которой он играл бы и дальше, если б она была в ещё рабочем состоянии — в последний раз, когда он пытался на ней хоть что-нибудь сыграть, то с грустью отметил, что колки уже совсем не держат струны, а нижний порожек держится на честном слове, да и внешний вид — довольно потрёпанный, будто лак пытались самостоятельно соскоблить ножом; но всё равно гитара до сих пор хранится в шкафу у дедушки, как напоминание о том, что он смог всего этого добиться. Эта красавица пережила уже несколько походов в мастерскую, но на пятый раз знакомый мастер просто послал его нахер и сказал купить новую. Играя с тринадцати лет, Юра приобрёл себе уже далеко не одну гитару — пара акустических, несколько басовых и обычных электронных, которые до сих пор лежали в студии ребят — но всё равно Юра всегда играл на Бэль, хотя её надобно уже отправить на пенсию — множество царапин и порой не работающее гнездо под джек заставляли задуматься о замене, но Плисецкий как и всегда, немного посидев в раздумьях, просто отправляется в мастерскую по починке музыкальных инструментов. На вид гитара самая обычная — чёрный лакированный корпус с белыми деталями, но слишком уж много с ней связанно, и Юра просто не может пересилить себя и заменить её на что-то другое.       Никифорова было слышно даже в другой комнате, а это очень бесило пытающегося сосредоточиться на игре Плисецкого. Заранее убавив громкость, он на слух настраивал гитару, отмечая, что нужно в следующий раз не забыть купить новую батарейку для тюнера. Крутит колок, не глядя на гриф, и никак не может понять, какого хрена звук совершенно не меняется. Тихо чертыхнувшись, он понял, что крутит как бы не тот колок, и теперь придётся перенастраивать ещё одну струну, а тут ещё и не затыкающийся Никифоров подливает бензину в огонь. С каждой секундой Юра начинал беситься всё больше, а этот придурок бздит всё громче и громче, но идея с наушниками злость немного сбавляет. На удивление парня провод почти не запутался в кармане джинсов, и он тут же заткнул ими уши. Сегодняшний день не переставал удивлять: гнездо для проводов сегодня не тупило, и звуки, которые извлекал из гитары Юра, полностью глушили бесящего Виктора. Медиатор мягко прошёлся по струнам несколько раз, а Юра пытался вспомнить какую-нибудь песню, но на ум ничего не шло, и только назойливый ритм всё никак не выходил из головы.       Сначала, вслушиваясь, медленно всё же отыгрывает боем по открытым струнам крутящееся в голове «вниз, вниз, вверх, вниз, вверх, вниз». Потом уже чётче повторяет это и понимает, что теперь не успокоится, пока не подберёт аккорды и не сочинит хотя бы первый куплет. Даже не думает толком, пальцы на автомате зажимают аккорд «Em», и медиатор в правой руке снова отбивает всё тот же ритм. Долго над следующими аккордами не думает, просто действует на уровне жопочуйки, и получается лёгкий, но красивый бой по струнам. Правда, когда переигрывает партию снова, он тут же отмечает, что в некоторых местах музыка звучит криво, и некоторые моменты приходится менять и переигрывать, чтобы убедиться в хорошем сочетании. Проблема возникла потом — после четырёх аккордов, которые он подобрал с лёгкостью, в голову не лезло абсолютно ничего, из-за чего он начал откровенно страдать фигнёй, перебирая струны и пытаясь припомнить, какие аккорды будут хорошо звучать после придуманных. — Плисецкий! — Парень чуть не подпрыгнул, услышав, как его зовут уже, видимо, не в первый раз. Выдёргивает наушники и поворачивается в сторону Виктора, который, немного покачиваясь из стороны в сторону, смотрит на Плисецкого затуманенным взглядом. — Чё я-то сразу? — спрашивает он, вытаскивая наушники из разъёма и складывая их в карман, а саму гитару ставит так, чтобы она опиралась на подлокотник. Никифоров несколько раз моргает, видимо, вспоминая, что хотел сказать. — Я тебе тут душу изливаю, а ты даже не слушаешь, неблагодарный, — еле как проговаривает он, а Юра уже серьёзно начинает бояться, что этот придурок сейчас упадёт на пол и там уснёт, а на утро будет жаловаться на больные суставы и головную боль.       Никифоров, кажется, хочет сказать ещё что-то, но закрывает рот ладонью и чуть ли не выбегает из комнаты. Перепил «Белой лошади»*, идиота кусок, вот теперь и проведёт весь вечер в компании «белого коня». Зато не придётся слушать его пьяный бред, и это огромный плюс.       Больше играть на гитаре не хотелось, и вообще хорошо бы было сейчас разложить свои немногочисленные вещи, взятые на первое время, этим он и убьёт время, если Ли уже закончил. А ещё надо Данилу позвонить и спросить, как он там и насколько пьяный, а то ещё взбредёт на бухую голову на мотоцикле покататься, кто этого дебила знает. Если он по пьянке однажды искупаться в речке решил, наплевав на то, что плавать не умеет, чуть не утонул; правда, и теперь в воду заходить боится, но зато получил жизненный урок. Так-то его может Полина с Лёшей остановить, но это только в том случае, если они вместе с ним за компанию не напились в дерьмо, и теперь втроём ищут себе приключения на пятую точку.       Как оказалось, Сынгыль уже почти доделал и попросил его не тревожить ещё хотя бы десять минут. Юра положив гитару в чехол, удалился вместе с телефоном на балкон, дверь на который была в кухне. Захватив по пути кружку сока, что почти не тронутая стояла на столе — наверное, Отабек не выпил, но ничего, он поймёт и простит, это же Отабек — Юра набрал номер Дани и по привычке считал гудки. Уже собираясь скинуть звонок, он всё же услышал долгожданное: «Алло?». На удивление голос был трезвым, а, зная, как быстро пьянеет Матвеев, Юра был уверен, что он и капли алкоголя не принял. — Как ты? Не спился ещё даже? — переходит сразу к делу Плисецкий.        Воздух на улице свежий и веет прохладой, от чего руки сразу же покрываются мурашками. — Не поверишь, но ваапче не до этого, — весело отвечает тот, но уже через секунду его тон меняется на более холодный, можно даже сказать, злой или раздражённый. — У нас сегодня опять гостья была, насчёт тебя спрашивала. — Чего? — на всякий случай переспрашивает Юра, хоть и больше чем уверен, что правильно понял, о какой гостье идёт речь, не в первый раз уже домой к ребятам заходила, ведь именно там раньше большую часть времени пропадал Юра за написанием новой песни или же съёмки видео для своего лично канала на ютубе. — Не чего, а кто. А кто именно, я полагаю, ты и сам знаешь. Сначала она пыталась вломиться к нам в квартиру и проверить, правда ли, мы тебя не прячем у себя, а потом выпытывала твой новый адрес. Я уже даже дверь закрыл, а она орать на весь подъезд стала, что ей кормить ребёнка нечем и назвала тебя бездушной тварью, — устало произнёс Данил.       И Плисецкий как наяву видел, как тот тряхнул головой и сжал пальцами переносицу, вспоминаю не самые приятные моменты за сегодня. Сам же Юра шумно вздохнул, зная, что теперь эта женщина, которая являлась его матерью, не отвяжется, пока не добьётся того, что ей нужно. Подпёр голову одной рукой, второй продолжая держать телефон у уха, и посмотрел на небо, занавешенное серыми тучами. «Такие же серые, как люди, жаль, что тучи умнее этих человеков, — промелькнуло в голове. — Всё вокруг серое. Дома, прохожие, небо и даже я. Только музыка остаётся яркой, как луч солнца. Музыка — это наркотик, который даёт некоторым повод существовать дальше», — рассуждает про себя Юра, но филосовские мысли прерывает снова начавший говорить Данил: — Может, ты всё же поговоришь с ней? Я понимаю, что ты её даже видеть не хочешь, но попытаться-то стоит. По крайней мере, ты сможешь хотя бы высказать ей всё, да, и может, она хочет исправиться, не зря же так настырно добивается встречи с тобой. — Ага, исправиться, как же, — чуть ли не шипит Плисецкий, — То есть, до моего шестнадцатилетия она про меня даже не вспоминала, а как стал зарабатывать хорошие деньги, то стразу же осознала, что у неё сын вырос и ему надо уделять внимание, и хотя бы иногда видеться? Пусть сначала пить, как свинья, перестанет, а потом уже контакт лезет налаживать, — начинает закипать парень, из последних сил сдерживаясь, чтобы на эмоциях не кинуть телефон из окна. Обычно в стену кидает, а тут тот скорее окно разобьёт, если кинет. — Юр, — смягчил голос Даня, будто это хоть немного успокоит Плисецкого, а не разозлит ещё сильнее, — успокойся. Ты знаешь, мне абсолютно пофиг на уже взрослых людей, которые сами не в силах себя обеспечить, но она говорила про какого-то ребёнка и просила деньги для него. — Ага, конечно, — фыркает Юра. Ладонь непроизвольно сжимается в кулак. — На бутылку, наверное, не хватает, вот и несуществующим ребёнком прикрывается. Так говоришь, будто она ни разу не пыталась таким образом деньги у дедушки выпросить. Я тогда мелкий был, она к нам домой тогда впервые пришла и начала умолять дать деньги для ребёнка. — Ладно, не буду с тобой спорить, — сдаётся парень, зная, какой Юра — упрямый баран. — А? Да, ща приду, без меня жрать не начинайте, — чуть приглушённо звучит голос Матвеева, что перебивается истеричным Графским возгласом. Полина ужинать зовёт. — догадывается Плисецкий, — Юр… — Иди, иди, я сам с этим разберусь, — хмыкает он и спустя немного времени добавляет, — и это… Ты там не натвори ничего. Окей? И с Юрой помирись, вы ж два дебила друг без друга не сможете. — Спасибо, Юрка. Удачи и до скорого, — отвечает Даня и первым вешает трубку. ***       С детства Юру растил дедушка, и тогда ещё совсем маленький мальчик никак не мог понять, почему деда на вопрос Юрки, где мама с папой, отвечает очень расплывчато или же умело переводит тему. Жили они вдвоём не то чтобы бедно, но и без особого шика. Дедушка, не покладая рук, работал на двух работах: днём — в мастерской для автомобилей, а ночью — охранником в гостинице. Единственный родственник, о ком знал маленький Юра — это покойная бабушка, которая очень хотела понянчить внучка, но у судьбы на это были другие планы, и Людмила умерла за несколько месяцев до рождения долгожданного ребёночка. В детстве мальчик частенько, пока дедушки не было дома, шарился во всех шкафчиках и полках, до которых мог дотянуться со стула, в поисках фотографий родителей, уверенный в том, что они точно лежат где-то в квартире, не мог же Николай не оставить себе хоть одно напоминание о дочери и своём зяте.        В семь мальчика отправили в секцию балета, где он отличился практически сразу же после появления, и всегда хвастался дедушке новым достижением, на что тот по-доброму посмеивался, потрепав внука по золотистой макушке, и говорил, что всё у него ещё впереди. Через полгода после первого похода в балетную студию он впервые увидел свою родительницу, ведь матерью её назвать язык не поворачивался. Юра тогда только с тренировки вернулся, только домой зашёл и увидел рядом с большими уже старыми ботинками дедушки туфли, какие-то странные, но точно женские. С кухни доносились голоса, и он, конечно же, пошёл на них. Тогда он впервые увидел свою мать, которой оказалась женщина с короткими блондинистыми, как у мальчика, волосами, но глаза — тёмные, то ли карие, то ли серые. Она чуть ли не на коленях умоляла своего отца дать ей деньги для маленького сына, а Николай в свою очередь смотрел на неё без капли жалости и под конец её слёзной речи сказал, чтобы она убиралась из этой квартиры и подумала насчёт первенца, которого оставила расти без обоих родителей. Кажется, эта женщина ещё тогда пожелала «счастливейшей» жизни своему сыну, проходя мимо.       Много времени уже прошло, Юра бы и при всём желании не смог в деталях вспомнить тот день, только последующий разговор про родителей с дедушкой хорошо в памяти отпечатался. Наконец, узнав, что отец любил ещё даже не родившегося Юру, но пропал без вести ещё до его рождения, а мать после родов не могла даже находиться рядом с новорожденным сыном и, в конце концов, отдала его своему отцу; Юра больше не интересовался их жизнью, лишь иногда мог спросить про бабушку, о которой Николай рассказывал с особой любовью, а истории, связанные с ней, помнил в деталях и пытался во всех подробностях рассказать их маленькому внуку, который частенько засыпал на коленях у деда под конец рассказа.       После того случая Светлана ещё несколько раз приходила выпросить у отца деньги, но мужчина, как и в первый раз отправлял её обратно ни с чем.        Юре одиннадцать, когда он перестаёт ходить на балет из-за идиотов, которые решили, что драка изменит мнение Плисецкого о том, чем должны заниматься настоящие мужчины; и после этого инцидента путь на большую сцену ему закрыт, но в тайне от всех он изредка продолжает заниматься балетом, обещая доказать всем, а в первую очередь — своей матери, что он сможет. Пусть она смотрит на него через экран телевизора и сожалеет о том, что оставила его, отдав своё предпочтение алкоголю и друзьям-алкашам. Проходит около года, и Юра осознаёт, что он больше не может заниматься так, как это было в детстве, и ему никогда не выступить на таком же уровне, как остальные.       Любовь к гитарам просыпается в тот момент, когда Плисецкий в одиночестве гуляет по парку и впервые в живую видит, как на ней играет на тот момент ещё незнакомый ему мальчик. Гитарист примерно такого же возраста, как и сам Юра, видимо, замечает пристальный взгляд блондина и поворачивается в его сторону. — Иди к нам, — весело улыбнулся тогда Даня и указал на место рядом с собой. Тогда он и познакомился с небольшой группой, состоявшей всего из трёх людей — самого Данила, Лёши и Полины, к которым вскоре присоединился Юра.       Ему тринадцать, когда дедушка на день рождения дарит его первую в жизни личную акустическую гитару. Николай взял её с рук у какого-то знакомого, но она была в прекрасном состоянии, и, кажется, Юра влюбился в неё. Улыбаясь во все тридцать два зуба, Юра говорит дедушке, что назовёт её Бэль, и на радостях бежит скорее играть. Он просит Даню научить его играть на гитаре на следующий день, и Матвеев уже хотел согласиться, но, вскоре помрачнев, рассказал о переезде в другой город из-за отца, но Юра не отчаивается и учится сам по подаренной Полиной книге, понимая, что дедушка и так работает без продыху, а учёба по игре на инструменте с учителем — платная. Вспоминать о первых попытках репетировать вместе с Полиной порой даже стыдно, и очень хочется спросить у мелкого себя, откуда у него растут руки, но ребята всё равно смеются и говорят, что на то время он играл просто великолепно.       Когда Юре исполняется шестнадцать, на его день рождения в виде сюрприза приезжает Данил, которому на тот момент, как и остальным ребятам, восемнадцать и они всерьёз задумываются насчёт создания своего канала на ютубе. На первые заработанные самим деньги Юра покупает себе электрогитару, которую назвал в честь своей первой гитары в жизни. Очень долго и тщательно выбирал в самом лучшем, по его мнению, магазине, где обычно покупал струны; и для работающего здесь парня стал уже как брат. Женя — владелец этого магазина, где можно было найти абсолютно всё, что требовалось для игры на каком-либо инструменте, а ещё в другой комнате у него была мастерская по починке, и порой туда Юра сдавал свои гитары из-за небольших повреждений, которые появлялись обычно после поездок вместе с гитарой в метро.       Проходит ещё один год, и Юру иногда узнают на улицах, что очень льстит парню, но он продолжает усердно заниматься игрой, вспоминая, что мечтал выступить на большой сцене ещё в детстве, но в качестве балеруна, а теперь исполняет свою мечту, только теперь с гитарой в руках. После одного из выступлений, что они с ребятами устроили на набережной, мать впервые приходит именно к нему и просит простить её, и дать денег. Плисецкий тогда еле сдержал себя и как можно спокойней сказал ей убирать свою тушу из его квартиры и забыть сюда дорогу.       Телефон в руке вибрирует, от чего Юра чуть ли не роняет его, полностью уйдя в свои мысли. Он почти сшибает рукой стакан с соком, но всё же смотрит на пришедшее сообщение Неизвестный номер: Пельмени, пицца или суши?       Парень несколько секунд удивлённо смотрит на сообщение, но всё же набирает сообщение Вы: Бери всё. Кстати. А это кто?       Собеседник набирает сообщение, потом, видимо, стирает и снова набирает, потом вновь стирает, и так повторяется ещё несколько раз, но через пару минут ответ всё же приходит. Неизвестный номер: Это Отабек. Мне твой номер Виктор ещё вчера дал. Вы: Стесняюсь спросить, но у него-то откуда мой номер?       Быстро печатает ответ и, не перечитывая, нажимает на кнопку «отправить». Неизвестный номер: Юр, ты продюсеру свою контактную информацию оставлял, а Витя, он по жизни Витя. Только не злись. Я поесть купил, скоро буду. Вы: Ладно.       Юра тыкает на номер и забивает его в книгу контактов, лаконично подписывая как «Бека». Кажется, он даже помнит, как произошло это слово — «лаконично», от области, в которой жили неразговорчивые спартанцы. Это ему так мозг задрочил магистр всея истории- Алексей Граф. Берёт стакан с соком и залпом выпивает содержимое, надеясь, что Отабек вместе с едой придёт в ближайшее время. — Стоп, — вслух говорит сам себе Юра и с грохотом ставит теперь уже пустую кружку на подоконник. — Когда он успел выйти из дома и сходить в магазин? Ладно… Зато хоть поедим нормально, — уже тише сказал он, заходя на кухню и ставя чайник, чтобы заварить для них двоих по кружечки горячего и бодрящего кофе, который, кажется, Отабек любит так же, как и сам Плисецкий.