Музыка - мой наркотик

      Настроение с самого утра было что-то между «Блять, когда же я уже сдохну» и «В принципе, жизнь не так уж и ужасна». Не то, чтобы встать с кровати, привести себя в порядок и пойти творить великие дела, сегодня даже открыть глаза казалось невыполнимой задачей, выполнить которую под силу только какому-нибудь супергерою, но выбора особого никто не предоставлял — хочешь или нет, вставать надо. Раз уж подписал контракт, то будь добр выполнять обязанности, в которые, конечно же, входит такой пункт как посещение репетиций, график которых создают сами участники группы. Что действительно удивляет, так это то, что кто-то реально крышей поехал и предложил начинать репетировать в девять утра, из-за чего подъём состоялся без десяти восемь.       Орущий на всю квартиру металл разбудил абсолютно всех ребят кроме самого Юры, телефон которого как раз и трезвонил уже около минуты. Плисецкий лишь немного поморщился от скрипучего голоса солиста и просто-напросто перевернулся на другой бок. Даже громкое и ёмкое «блядь» от Виктора из соседней комнаты нисколько не потревожило его сладкий сон. Тихо посапывая в подушку, он конечно же не заметил никакого шевеления на соседней кровати и только промычал что-то одобрительное сквозь сон, когда телефонная трель наконец прекратилась, но вставать явно не собирался. — Юра, у тебя будильник звонил, вставай, — тихий шепот прямо над ухом не производит ожидаемого эффекта, и Юра мямлит что-то непонятное. Тёплая ладонь ложится на костлявое плечо и начинает тихонько трясти, пытаясь вырвать парня из царства Морфея. Ну, хоть не морфия. — Даня, отъебись, мне ко второй, — уже более внятно говорит Плисецкий сквозь сон и всячески пытается оградить себя от сволочи, которой вдруг понадобилось его разбудить. — Юра, просыпайся, — чуть повысил голос Отабек, пытаясь растрясти этого засоню. Перестаёт что-либо делать только, когда увидел, как удивлённо распахнулись зеленые глаза. Явно не понимая, где он сейчас находится и что здесь вообще происходит, Юра несколько секунд пялится на спокойное лицо напротив и только потом вспоминает произошедшее за эти пару дней. — Юр, у тебя будильник звонил, — будто оправдывая свой поступок, объясняет Алтын, который так и застыл, нависая сверху, и ситуация кажется крайне неловкой. — Спасибо, — бубнит Юра, каждой клеточкой тела чувствуя повисшую неловкую паузу, но ничего не говорит и вообще старается сделать максимально пофигистское лицо, будто его эта ситуация вообще никаким образом не касается и он в ней не участвует. Не может удержаться, и, пользуясь ситуацией, разглядывает лицо, которое впервые видит так близко не на фотографии из интернета, а в живую, понимая, что не одно изображение на экране не сможет передать то, что видит сейчас Плисецкий, который даже в самых нереальных мыслях даже мечтать о таком не мог. Конечно же видит и старательно игнорирует не менее пристальный взгляд карих глаз напротив.       Ситуацию спасает залетевший в комнату Мэтт, который, играя со своим мячиком, не обратил никакого внимания на тут же выпрямившегося хозяина и севшего на кровать парня. Юра несколько секунд смотрит на беснующегося пса, пока тот не выбегает из комнаты, а после медленно поднимается на ноги, широко зевая. Вспоминает, что по правилам приличия вообще-то должен был хотя бы рот ладонью прикрыть, но тут же машет на это рукой, оправдывая себя тем, что людям, не спящим до пяти утра и встающим почти в восемь, можно и без всех этих дурацких правил.       Роется в рюкзаке в поисках щётки, так и не разобрав вчера вещи, но, чтобы вытащить пакет с мыльно-рыльным, приходится вытащить ещё и немного помятую футболку с джинсами. Это и решает надеть, но пока что просто кидает одежду на незастеленную кровать. Подумав немного, достаёт ещё и белые носки-подследники, бросая их к остальным вещам. Уже закрывая рюкзак, вспоминает про пакетик и вновь открывает, на этот раз взяв щётку. Запихнул рюкзак под кровать и отправился в ванную, собираясь разобрать вещи сразу после репетиции.       Старается как можно быстрее привести себя в порядок и в то время, пока чистит зубы, ещё и расчёсывает спутавшиеся за ночь волосы. Холодная вода хорошо бодрит, и Юра искренне радуется, что уже не так сильно похож на побитого жизнью алкаша, и только синева под глазами говорит о бессонной ночи, половину которой он провёл за написанием музыки, а вторую — за размышлением о том, стоило ли им с Беком в две хари сжирать всё, что тот купил, и как давно он так не нажирался. Недолго размышляя, взял чью то резинку, лежавшую на зеркале, и заделал волосы в высокий хвост. Вселенная от взятой без спроса резинки не сколлапсирует, и даже не случится никакой трагедии, а максимум, что произойдёт — тирада о том, что нельзя брать чужие вещи без спроса. Конечно же, несколько коротких прядей тут же выбились из хвоста и опять начали лезть в глаза. — Доброе утро, — стоя у плиты, сказала Мила, как только Юра зашёл на кухню. Надежда на вкусный и сытный завтрак тут же испарилась, будто её и не было вовсе, а единственное, что он смог сделать — печально глянуть на уже подгорающую яичницу с беконом. — Утро добрым не бывает, — бурчит в ответ Юра и опирается на барную стойку, за которой уже сидели все, кроме самой Бабичевой и Отабека. Ехать в студию с пустым желудком очень не хочется, но есть эту отраву хочется ещё меньше. Сейчас главное — выкрутиться и свалить пораньше чтобы успеть забежать куда-нибудь за стаканчиком кофе и каким-нибудь перекусом, но, если поторопиться, то можно даже поесть не в кафешке, а забежать домой к ребятам и выпросить у Полины еды с собой, и съесть по дороге к студии — и бесплатно, и вкусно.       От размышлений о еде и её добыче Юру отвлекает прошедший мимо Отабек. Проигнорировав недовольный возглас Милы, он достаёт из холодильника оставшуюся со вчерашнего дня пиццу и уносит с собой. — Вот гаденыш! — кричит ему вслед девушка, опасно размахивая деревянной лопаткой, но, конечно, её просто игнорируют, в чём нет ничего удивительного. — Скотина, ща твоя эта хуйня в мусорное ведро полетит! — Я пошёл, — отозвался Отабек из прихожей, чем заставил Бабичеву подавиться возмущением. Юра еле сдерживал смех, глядя на возмущённую до глубины души девушку, которая даже слилась с волосами своими от злости. Вот как оказывается, нужно спасаться от злой русской женщины — сначала приготовиться, после сделать, что хотел, а потом уже бежать, куда глаза глядят, пока это злое существо только переваривает произошедшее и не кинулось вдогонку.       И тут Юра конечно же тоже захотел свалить как можно быстрее и желательно с Отабеком хотя бы потому, что именно у него остатки пиццы. Если суши и пельмени они вчера съели очень быстро, то на оставленную на конец пиццу места в желудке просто уже не хватило, и было решено оставить её на чёрный день; но не один из них не думал, что он настанет уже завтра. — Я с тобой, — оттолкнувшись от стойки, говорит Юра и быстро ретируется в их комнату. Чуть не упал, споткнувшись об Пётю, но благодаря неплохой реакции успел сделать несколько шагов и плюхнуться прямо на мягкую кровать, которую по хорошему надо бы ещё быстренько заправить. Наспех одевая джинсы, отмечает, что всё это чем-то напоминает ему день прослушивания — так же споткнулся об кота, одежда как и в тот раз была уже готова, и одевался он тоже впопыхах, да и спать хотелось точно так же.       Одёргивая край футболки, Юра удивлённо пялится на своё отражение в зеркале, висящем на шкафу, и пытается вспомнить, что эта вещь вообще делает в его гардеробе, ведь никакой чёрной футболки с белым прямоугольником он вроде как нигде не покупал, но решил, что разберётся с этим как-нибудь потом, а сейчас надо бы поторопиться. Приведя кровать в более-менее приличный вид, Юра секунду оценивающе смотрит на одеяло, край которого свисает чуть ли не до пола и на подушку с немного сбившейся наволочкой, но пофигистски плюет на это дерьмище и, подхватив чехол с гитарой за лямку, уже вышел в коридор, как вспомнил про телефон и, пришлось ходить туда-сюда по комнате, вспоминая, куда его положил. Несколько раз пройдя мимо своей тумбочки, только раз на шестой заметил мобильник, спокойно лежащим рядом со стопкой каких-то книг, запихнул сотовый в карман и на ходу стал застёгивать ширинку узких до чёртиков джинсов. Не торопился бы — не стал пытать себя и одел нормальные штаны, а не эту неудачную попытку постирать вещи в новой машинке-автомат. Ещё толком не разобравшись в устройстве этой техники, он закинул вещи в барабан и включил первый попавшийся режим, после чего не смог надеть свою любимую футболку, а джинсы стали больше похожими на лосины, и каждое движение в них давалось с огромным трудом. — В студии поедим? — спрашивает Отабек у обувающегося Юры, который тихо шипел, присев на одно колено, уже в третий раз перевязывая шнурки на кроссовках. — А есть ещё какие-то варианты? — вскинув голову, отвечает вопросом на вопрос парень, всё же победив в схватке с подлыми шнурками, которые никак не хотели туго затягиваться. — Только если за кофе заскочим, а то спать хочется просто пиздецки. — У нас в кладовке кофемашина стоит, кружки где-то тоже есть. — Ну и зашибись, — одобряет Юра, вставая на ноги. Поправил сползающую с плеча лямку чехла и первым вышел из квартиры.       Ради поездки с Отабеком пришлось распустить волосы, ибо шлем его заставили одеть в обязательном порядке, цитата: «При большой аварии он тебе конечно не поможет, но зато Мила с остальными не будет причитать на наших похоронах, что, если бы мы надели шлемы, то обошлось бы». Уже не в первый раз, сидя на байке за спиной Отабека, Юра всё равно не перестаёт восхищаться скорости, с которой мчится железный конь, рычащий как самый настоящий хищник.        Находясь в машине, ты привыкаешь к постоянному нахождению в этой железной коробке и даже не осознаешь, что смотреть в окно, любуясь видом точно так же, как смотреть телевизор — ты просто смотришь на эту красивую картину, но не имеешь к ней какого-либо отношения. Но, когда ты едешь на байке, ощущения совсем другие, ты чувствуешь себя частью этой картины — ветер, дующий в лицо, заставляет глаза слезиться, но это нисколько не портит общее впечатление, и ты в любой момент можешь почувствовать дорогу под своими ногами, шаркнув кроссовком о дорогу. От переполняющих эмоций хочется кричать, но Юра лишь сильнее прижимается к Отабеку, чувствуя, как они вновь набирают скорость.       Войдя в студию, Юра тут же поёжился от холода и оглядел помещение, пытаясь понять, какого чёрта тут так холодно. По совершенно спокойному лицу Отабека было понятно, что такое у них происходило уже точно ни раз и ни два. Бубня что-то про рассеянность Никифорова, брюнет проходит вглубь комнаты и тыкает на какую-то кнопку на пульте, лежащем на столе, и только после странного писка над головой Юра замечает кондиционер, который, видимо, работал здесь всю ночь.       Вытаскивает гитару из чехла и ставит её на подставку в углу комнаты, а сам чехол, свернув в рулетик, кладет под неё. Стащив резинку с запястья, он пошёл за Отабеком, одновременно убирая мешающие волосы в хвост. Зашли они в уже знакомую Юре комнатку, в которую Бека привёл его при второй встрече и вручил гитару. Захламленная до ужаса, она нисколько не изменилась за это время, только разве что пыли на некоторых коробках стало ещё больше, и этим напоминала кладовку в «Южеди», только более просторная и взамен различных красок, тату-машинок и прочего, тут стоит целая куча коробок и инструменты.       Кофемашина, которую Юра не заметил в первый раз, стояла на небольшой тумбе, из которой Отабек как раз достал две кружки и какое-то печенье в целлофановом пакете, а пиццу поставил греться в микроволновку, о существовании которой Юра до этого момента даже не подозревал.       Пицца даже на следующий день оказалась очень вкусной, и Юра, улыбаясь, откусывал сразу от двух кусочков, чем смешил сидящего рядом Отабека, который, в свою очередь ел аккуратно и не пытался впихнуть себя всё сразу и потом мучиться от застрявшего в горле куска. Предупреждение, что таким образом Юра может подавиться, тот, конечно же, проигнорировал и продолжал есть, как хотел, при этом ещё пытаясь что-то сказать, но потом психовал и, только прожевав, спросил у Бека, что сегодня они будут репетировать. — Новую песню, — просто ответил тот, но, увидев вопросительный взгляд Плисецкого, продолжил, — на подоконнике листы с твоей партией лежат, потом посмотришь. Тебе, кстати, Виктор ещё хочет один куплет на вокале отдать, как на это смотришь?       Юра удивлённо смотрит на Отабека, так и застыв с поднесённой ко рту пиццей. Ему доверили ещё и вокал? Тем более, сам Виктор предложил это? Никифоров же всегда на вопрос в интервью отвечал, что не желает делить с кем-то своё место, и остальные ребята максимум чего добивались — подпевку. — Правда, что ли? — переспрашивает Плисецкий, выбравшись из оцепенения. Есть почему-то больше не хотелось, и он положил оба куска на салфетку. Отабек тоже убрал свой кусочек и, встав, позвал Юру жестом идти за ним.       Как и говорил Алтын, пара листочков лежали на подоконнике, и Юра, сияя от радости, взял их и уставился изучающим взглядом. Улыбка постепенно исчезала с его лица, что насторожило Отабека, внимательно следящего за парнем. — Бека, — на несколько тонов тише, чем раньше, зовёт он приятеля, и тот подходит ближе и тоже смотрит на ноты, над которыми написаны слова песни. Никаких опечаток нет — тут же отмечает брюнет, выжидающе смотря на Плисецкого. — Можешь объяснить? Я… Ну… Ноты я не знаю, — выдаёт Юра и оборачивается на парня, удивленного таким поворотом событий. — А как же ты в музыкалке учился? — спрашивает он. — Я сам учился, — неуверенно бубнит Плисецкий, чувствуя себя неловко. Они-то представляли себе идеального гитариста с музыкальным образованием, а попался им обычный парень, который учится вообще в медицинском и на гитаре учился играть самостоятельно, по книжке. — Я сам играть учился и не смог разобрать ноты, а потом просто забил на них, играя по табулатуре, но названия аккордов и их постановку знаю. — Вот как, — не ясно отвечает Отабек, на миг задумавшись о чём-то, а потом выдал: — Пошли, я тебе запишу табулатурой. — Даже не назовёшь меня дураком и не начнёшь втирать, что ничего в этих закорючках сложного нет? — удивляется Юра, ожидая смех после такого признания. — В этом нет ничего такого. Главное, что ты играешь красиво, а как читать музыку — личный выбор каждого. Я хоть и знаю ноты, но всё равно иногда путаюсь и предпочитаю переписывать всё в тетрадь так, как удобно мне, — еле заметно, одними лишь уголками губ Отабек улыбается, беря в руки свою гитару, и плюхается на диванчик. Она уже подключена к колонкам и, на всякий случай убавив звук, Алтын перебирает струны. Немного подкручивает четвёртую струну, даже не доставая тюнер, определив фальшивившую струну на слух. Юра внимательно следит за каждым движением рук и не менее внимательно слушает Бека, когда тот начинает объяснять последовательность.       На репетиции ничего особо интересного не произошло, даже медиаторы у обоих гитаристов никуда волшебным образом не исчезали, поэтому, спокойно отыграв положенное время, Юра вместе с Бекой решают прогуляться по улицам Питера и, может, даже зайти в какую-нибудь кафешку. Инструменты было решено оставить в студии — чтобы не мешались. Точнее, Отабек и не собирался брать с собой гитару, но для Юры это был очень сложный шаг, и он чуть ли не расцеловал свою гитару перед уходом. — Ебанутый, — ласково назвала его Мила. — Чем бы дитя не тешилось, — не остался в стороне Витя.       Не имея определенного пути, парни просто шли, куда глаза глядят, и, если сначала Юра старался не материться, то уже через десять минут спокойно шёл и рассказывал об одном из выступлений вместе с Данилом, Лёхой и Полиной, на котором их сумасшедшая баба чуть не оглушила зрителей, уронив микрофон. Время шло незаметно, никто из них не заметил, как солнце уже начало заходить за горизонт, а сами они стоят на мосту. Юрка заворожено смотрит на алый закат и пытается запомнить такую красоту, а Бек стоит рядом и смотрит далеко не на зачаровывающее небо. — Юра, — зовёт парня Отабек, и тот переводит на него взгляд. — Вопрос может показаться тебе глупым, но… Будешь моим другом? — С замиранием сердца спрашивает парень. Кажется, сердце перестаёт биться, но это невозможно, и он всё так же смотрит на Юру, протягивая руку. Плисецкий удивлённо смотрит на брюнета, но вскоре улыбается и крепко сжимает тёплую ладонь теперь уже друга.