Потерянные души

      С тех пор, как андроиды вошли в повседневную жизнь большинства американцев, Гэвин установил себе чёткое и жёсткое правило — не иметь с железками никаких дел. Не контактировать дольше пяти минут. Не разговаривать по возможности. Окей, может быть, последнее невозможно в принципе, так как андроиды просто везде и повсюду, а после революции одного очень настырного ублюдка — тем более, но…       Разглядывая одного из роботов, Гэвин сидит и думает, что нарушает своё негласное табу, установленное самому себе ещё хренову тьму лет назад.       Нет, пялиться на андроидов он себе не запрещал. Изучать их, несмотря на личную неприязнь — довольно-таки интересное занятие, и он бы делал это, по возможности, каждый день, но только вот…       Андроида напротив он изучает вовсе не потому, что в нём вдруг вспыхнул какой-то странный научный интерес. Если бы этот научный интерес был — Гэвин бы пошёл рассматривать Коннора, только издалека, опасаясь получить от Хэнка в жбан. А здесь, анализируя своё поведение — есть у него такая склонность к рефлексии, — Рид вдруг с удивлением для себя осознаёт, что… мать твою, со стороны он выглядит как похотливый изврат, судя по всему.       RK900 на его «секс глазами» не обращает ровно никакого внимания — он сейчас на стадии обновления программ, или как это у андроидов называется. Пялится своими серыми глазами куда-то в пустоту, сидит недвижимо. Пока выдалась свободная минутка, решил обновиться по-быстренькому. В результате это «по-быстренькому» перетекает в сорок минут. Вот тебе и обновления.       Зато можно смотреть и не отводить взгляд, когда на тебя смотрят в ответ — холодно, как из ведра окатывая ледяной водой. Можно не особо скрывать желания облизнуть губы совершенно пошло, будто пытаясь соблазнить — всем похуй, никто не смотрит. Все заняты, а железка в перезагрузке. Сейчас — можно.       «Подрочи на него ещё — прямо тут, при всех», — саркастично отзывается внутренний голос, и Гэвин тактично посылает его нахуй.       Дрочить он, конечно, не собирается — не такой идиот. Вдруг Ричард включится в самый неподходящий момент? Конечно, это не такая уж важная причина, но именно она не даёт руке втиснуться между плотно сжатых бёдер и накрыть ладонью пах. Дразняще так, едва касаясь. Чёрт.       Что там Фаулер говорил про отчёт? Его нужно было сдать где-то минут двадцать назад — но, давайте будем честными, какой к херам отчёт, когда перед тобой сидит объект твоих сексуальных фантазий, а ты воображаешь себе всякое с непосредственным его участием?       Мысли путаются. Гэвин с трудом заставляет себя отвести взгляд, чтобы хотя бы перед самим собой не палиться, и поднимается с кресла. Нужно чуть остудиться. Дрочку можно и на дом оставить, там-то полностью влиться в процесс, не боясь, что тебя кто-то увидит или услышит.       Можно, конечно, сходить куда-то и развеяться. Да в тот же «Эдем», к примеру. Но у Гэвина же табу — не трахаться с андроидами. Гэвин всё ещё пытается убедить себя в том, что он хочет именно людей — живых, тёплых, настоящих, а не с процессором и жёстким диском вместо мозгов, и биокомпонентом вместо сердца. С настоящими эмоциями, а не с имитацией, заложенной программой. И не с глюком, которые девианты выдают за чувства.       Самого Гэвина тоже, кажись, заглючило. Потому что… ну, влюбиться в андроида и хотеть с ним переспать — каким же больным нужно быть. А ведь раньше он над такими людьми посмеивался. Над Хэнком, например. После того, как в его жизни тоже появился напарник-андроид, стало не до смеха.       У Хэнка с его ручным роботом творилась какая-то романтическая комедия, у Гэвина с его чайником с постным еблом — грёбаный ужастик. Рид бы сказал, что всему виной чёртова «зловещая долина», и в его словах была бы доля правды. Но люди с эффектом «долины» роботов боятся, но уж никак не хотят.       В первое время, правда, побаивался. Потом боязнь ушла, вместе с отвращением помахав ручкой, и Гэвин начал засматриваться. Изучать — повторял он себе, надо же, каким наивным он тогда был. И вот, что мы имеем сейчас — хочется отдаться роботу. Получите, распишитесь, пользуйтесь на здоровье.       Проще было бы купить себе дилдо, чёрно-беленькое, как костюмчик этого ублюдка, но Гэвин не был бы Гэвином, если бы искал лёгкие пути, верно?       Поэтому ему остаётся только дрочить и пялиться. RK900 такие взгляды нисколько не смущают, так что можно. Андроида вообще, кажется, ничто не смущает — и нарушение личного пространства и всех норм моральной этики, и взгляды, бросаемые в его сторону, и отношение к нему напарника, и остальное.       Самого Гэвина уже даже не смущает (ну разве что почти) внимание, которое на них перекинул весь отдел после того, как налюбовался на любовные игрища Хэнка с Коннором — тем только остаётся свадьбу сыграть, чтобы до конца завершить романтическую комедию, а за непрекращающимся ужастиком Рида и RK900 людям интереснее наблюдать, судя по всему.       Тина во время перерыва уже намекает, не пора ли снять себе хорошенького андроида, подозрительно похожего на Ричарда, и не устроить ли бурную ночь, чтобы хотя бы немного облегчиться. К советам Тины, думает Гэв, можно прислушиваться только бухим, потому что в здравом уме ты их слушать не станешь никогда. Поэтому смотрит на неё скептически, да так и подмывает его ляпнуть что-то типа: «Я пробовал, спасибо, было охуенно, повторять не хочу». Эти слова будут полным и наглым враньём, потому что нет, не пробовал, и пробовать, в общем-то, не собирается. И, думается ему, охуенного здесь ничего не будет — только болящая задница, выпивка и разочарование. Поэтому, нет, спасибо, на потрахаться с андроидом — не с тем, с каким хочется, — он не соглашается.       По крайней мере, пока.       Тогда Тина, выслушав его претензии к её советам, хитро улыбается и произносит совершенно спокойно что-то типа:       — Тогда нагни какого-нибудь живого мальчика. В гей-клубах таких же смазливых, как железка, полно — жопой жуй.       Ругательства из её уст звучат забавно, Гэвин ржёт некоторое время, вспоминая её коронное: «Ну ёб твою мать», но затыкается быстро, приняв совет к сведению.       Он уже говорил, что советы Тины нужно слушать только под бухлом?       Так вот: чтобы попытаться им следовать, тоже нужно быть упитым в стельку. Но Гэвин пока что не пьян, в здравом уме (сомнительно) и твёрдой памяти… и он всё же решает сделать так, как она и сказала. Вдруг поможет… отвлечься? Сколько раз работало, почему не должно сработать и сейчас?       Ричард отходит от перезагрузки, Гэвин в это время возвращается из туалета, захватив по дороге стаканчик с кофе, перед этим успев обменяться подъёбками с Хэнком, который тоже решил глотнуть бодрящего напитка.       День заебись.       Вечером, убеждает себя Гэвин, будет ещё лучше. Всё же он, не будучи упитым в стельку, вдруг решился послушаться Тины, этой странной женщины, с которой его весьма «удачно» свела судьба. Болящей жопы не хочется, разочарований — тоже, а вот по поводу выпивки претензий нет, поэтому Гэв весь уже в нетерпении — ждёт окончания рабочего дня, чтобы попытаться расслабиться после чёрт знает сколько длящегося воздержания. Может быть, и чайник с его кирпичным еблом получится выкинуть из головы, кто знает.       Постепенно Гэвин понимает, что проебался по всем фронтам. Потому что охранник у гей-клуба — самого нормального, какие только знает Гэвин, — смотрит на него взглядом из разряда: «Чувак, беги отсюда, что ты тут делаешь», и внутренний голос Рида орёт примерно то же самое, алкоголя в крови уже более, чем достаточно, а мальчики в клубе и впрямь похожи на RK900 — и типажом, и телосложением.       Успевай только хватать.       Пока Гэв проходит к барной стойке, его жопу успевают облапать пар пять крепких рук, о пах успевают потереться примерно столько же сладких мальчиков, смотрящих на него с некоторым удивлением. А он просто одет как обычно — по-бомжарски, — небрит второй день, да к тому же пьяный. Не настолько, чтобы блевать в уголке, но всё же достаточно. Словом, не совсем похож ни на прилизанных пидоров, здесь присутствующих, потому и привлекает к себе ненужное внимание.       У барной стойки подсаживаются, один за другим, парниши, готовые отсосать за двадцать баксов, за тридцать, за пятьдесят, некоторые готовы просто отсосать. Варианты — один лучше другого. Гэвин думает о том, что минет не помешает, да и презервативов с собой нет, так что лучше не испытывать судьбу.       Поглядывая временами на тех самых мальчиков, которые слишком уж похожи на RK900, Гэвин думает, что они… ну, слишком «сладкие». Такие наверняка говорят манерно, как какие-то педики («они и есть педики, дебил», — напоминает внутренний голос), одеваются в какое-то тряпьё, которое язык не поворачивается назвать одеждой. Хочется чисто по-отечески накинуть куртку на плечи и подвезти до дома со словами: «Сынок, ты больше такой хуйнёй не занимайся никогда». А потом смыть с накрашенной рожи всю штукатурку, чтобы увидеть не исчезнувшие ещё подростковые прыщики и убедиться в своих догадках. Потому что Гэвин среди таких сладких мальчиков чувствует себя натуральным педофилом, а они, как назло, лезут на него, не переставая. В дальнем углу трётся банда качков, которые выглядят больше, чем старый дубовый шкаф дома у Рида, оставленный в наследство тётушкой Маргарет ещё десять лет назад, но к ним идти тоже не хочется. Потому что среди качков — тем более, таких, — Гэв будет чувствовать себя уже не педофилом, а тем самым сладким мальчиком.       — Я тебя раньше тут не видел. Ждёшь кого-то?       Гэвин оборачивается. Этот — вроде нормальный. Стрижка очень похожа на ту, которую носит его напарник, телосложением и мордой лица похож. Пойдёт. Только к теме нужно как-то подвести — но пьяному Риду море по колено и вообще на всё чихать с высокой колокольни, поэтому задача «развести на минет» не выглядит такой уж невыполнимой. Тем более, что Нормальный — Рид решает про себя звать его именно так, — смотрит очень заинтересованно, едва не облизываясь. Классно.       В общем, Нормальный оказывается нормальным в общении — настолько нормальным, что Гэвин даже забывает на время, за каким, собственно, хреном он сюда пришёл, и вот с этого момента начинается самое интересное.       Нормальный вдруг наклоняется, облизывает шею где-то рядом с краем челюсти, смотрит плотоядно — так и грозится всем своим видом, мол, выебу, — и кивает в сторону туалета.       Гэвина долго уговаривать не нужно. Кидает издевательски что-то типа: «На сколько баксов разведёшь?»       Отвечают: «Ни на сколько».       «Ты мне просто понравился», — добавляют.       Нормальный и впрямь нормальный. Гэвин лыбится криво, уже еле стоя на ногах, но башка ещё что-то соображает, поэтому он готовит себя к минету в исполнении мужика.       Уже в туалете Нормальный садится перед ним на колени, и Гэвин, глядя сверху вниз, оценивает зрелище. И правда, если бы не поднимал головы, то был бы очень похож. Даже ебучая прядка, выбивающаяся из идеальной причёски, на том же самом месте. И цвет глаз похож — хотя, может быть это пьяный мозг Гэвина так думает, из-за освещения в клубе чего только не увидишь.       Заглатывает Нормальный глубоко, профессионально, с интересом, блять. Гэв кусает зубами собственную ладонь, стараясь всеми силами не ассоциировать — или всё-таки ассоциировать? — образ RK900 с образом этого Нормального. Взгляд сам собой опускается вниз, на тёмную макушку, и, боже мой, почему она выглядит как та самая макушка того самого чёртова чайника?       Нормальный сосёт вполне себе неплохо, но… чего-то всё равно не хватает. Предполагаемой прохлады и абсолютной гладкости рта? Не отдачи? Машинальности движений, холодного взгляда глаза в глаза — взгляда, который без особого труда может разжечь в груди ёбаный пожар?       Стены кабинки — как романтично отсасывать друг другу в туалете, — дребезжат из-за басов, музыка слышится слишком пошло и как бы сквозь вату. Гэвин чувствует щекотание языка на головке и вот-вот уже кончит, ну вот почти, ну же, ну!..       … а дверь за спиной Нормального вдруг открывается настежь, щеколда летит к хуям, петли приказывают долго жить, и глазам двух «голубков» предстаёт…       RK900.       Который смотрит так, будто кастрирует и Гэвина, и его нормального дружка за компанию. Видя эту рожу, искривлённую праведным гневом — о, это точно не имитация эмоций и не глюк, это самая настоящая ненависть! — он чувствует, как в груди разливается тепло. И, пока Нормальный ещё не понимает, что происходит за его спиной, Гэв запускает пальцы ему в волосы, с силой дёргает его голову, насаживая её буквально, и кончает в чужую глотку с постыдным стоном, глядя андроиду прямо в глаза.       А тот выглядит охуевшим так искренне, что хочется приобнять как ребёнка, которого впервые в его короткой жизни жёстко наебали. Нормальный отстраняется, сплёвывая сперму и вытирая губы с пошлой улыбочкой, но улыбочка эта сразу пропадает, как только он замечает чайник за своей спиной.       Тот не шевелится. В экстренную перезагрузку ушёл, что ли?       — Привет, сладкий, — Гэв понимает, что выбрал не лучшую модель поведения, но если уж и быть сегодня пьяным безумцем, то быть им до конца. RK900 так искренне недоумевает, что просто смеяться хочется. Или плакать. Потому что теперь с какой-то стати появляется желание коснуться холодной кожи, попросить наказать хорошенько. «Дорогой, ты же меня простишь за эту шалость?» Как пошло и вульгарно, но…       Рядом с этой железкой Гэв вообще теряет все остатки разума.       — Это ещё что такое, — Нормальный поднимается на ноги — ростом они с андроидом примерно одинаковы. Рид понимает по взгляду робота, что проебался ещё раз. С фееричным, мать его, треском. Потому что тот всё понимает.       Даже, кажется, не анализируя — хотя анализ у андроидов вроде проходит в считанные доли секунды, и простым смертным заметить это сложно.       — Мой вибратор на ножках, — Рид с мерзкой улыбочкой напяливает штаны с бельём, застёгивает ширинку, не отводя взгляда от светлых глаз андроида. Взгляд которых морозит так, что всеми органами чувствуешь арктический холод.       — О. Так ты здесь потому, что у тебя с ним типа тяжёлый период? Железка не даёт, потому что у неё «тириумные дни»?       Надо же, какой понимающий молодой человек. Гэв пожимает плечами, глупо улыбаясь, а RK900 на Нормального смотрит так, будто сейчас башку ему расхерачит о ближайшую стену. И, если это не чёртова ревность, то Гэвин даже понятия не имеет, что такое ревность.       Нормальный говорит что-то о том, что ему было приятно познакомиться, андроиду доверительно сообщает, чтобы тот не ломался уже и дал (тут он слегка ошибся, но все мы люди, со всеми бывает; к тому же, мордаха RK900 невольно наводит на мысли о его «пассивности», и мысли эти почему-то очень возбуждают), и уходит восвояси, оставляя «голубков» наедине со сломанной дверцей кабинки и чувством надвигающегося пиздеца.       — Как нашёл меня?       — Я следил за вами с самого участка, детектив. Вас долго не было после того, как вы отлучились сюда с этим человеком, и я решил проверить, всё ли в порядке.       — О, как видишь, всё замечательно. Ты прямо-таки прервал нас на самом интересном.       Даже в полумраке клуба видно, как диод чайника окрашивается в жёлтый. Гэв проводит рукой по лицу и выходит из кабинки — народу с какого-то хрена набралось, откуда они берутся вообще? Андроид следует за ним, как щенок на привязи.       — Я думаю, что вам лучше пойти домой, детектив.       — Это почему же?       — Анализируя ваше состояние, я могу с полной уверенностью сказать, что вы, как вы любите иногда выражаться, в жопу пьяны.       Учить этого андроида выражаться — одно из самых любимых занятий Гэвина. Всё же нужно было идти в «Эдем». Он представляет, как мнётся рядом с одним из работников и, неловко улыбаясь, перечисляет желаемые характеристики андроида.       «О, ну, дайте мне такого — высокого, в чёрно-белом, с модной причёской. И чтобы он говорил всякие занудные вещи вперемешку с матами, пока я буду его трахать. Или он меня — тут уж как пойдёт. Ой, а можно ему вибрирующий член — так, на всякий случай?».       Какой же бред, господи.       — Я сказал что-то смешное?       «О, и пусть у него во время секса будет такое лицо, будто он читает учебник по ядерной физике, нихуя при этом не понимая, но уверенно делает вид, что всё понимает».       — Ты всегда говоришь что-то смешное. Пойдём домой. Ты, наверное, прав — я просто в дрова.       Ноги держат нормально, голова соображает более-менее ясно — только кажется, что вокруг выстроилась стена из какого-то мутного стекла, за которой ничего не видно и не слышно. От посягательств на задницу и член по пути к выходу из клуба спасает RK900, окидывая всех присутствующих собственническим угрожающим взглядом. Кто-то всё же успевает на прощание провести ладонью по правой ягодице Гэвина, и тот, кажется, даже знает, кто именно.       До дома бредут в полном молчании. Риду хочется что-то спросить, что-то сказать, как-то спровоцировать, но он вспоминает про установленное самому себе табу и молчит в тряпочку.       Ему вроде и смешно, но в то же время грустно так, что выть хочется. Потому что… в том минете огонька не было. Не было ёбаного пожара, который бы разжёг в нём лишь один взгляд одного чайника с кирпичным лицом. Не было страсти, живости, будто он и впрямь дал лизнуть свои яйца кукле. Нет, Нормальный был хорош — но не для Гэвина. Единственный, кто в данный момент хорош для него — робот, который идёт бок о бок и хмурится так же, как Маркус, когда-то с экрана произносивший торжественные речи о равноправии андроидов и людей.       Рид чувствует себя придурком, но он рад тому, что ему удалось вызвать в железяке ревность — пусть тот всеми силами старается показать, что ему пофиг, но его выдаёт лампочка в виске и выражение лица, которое с обычного меняется на чуть менее обычное — и более злое.       Вот только на кого?       Когда Гэв заходит домой — в полном, мать его, молчании, — RK900 всё так же неотступно следует за ним. Будто намереваясь поговорить. Гэвин подозревает, о чём именно андроид захочет поболтать на ночь глядя, и начинает придумывать ответы на предполагаемые вопросы — один страшнее другого.       — Ну чего ты за мной увязался? В туалет я иду! Держать, что ли, будешь?       Чайник выглядит так растерянно, что хочется по волосам потрепать. Несмотря на разницу в росте, Гэв может дотянуться. Только не позволяет. Потому что если прикоснётся — окончательно растеряет всё самоуважение и настрой, с которым шёл в клуб, надеясь на то, что сможет забыть железку раз и навсегда.       Блять.       План изначально был обречён на провал. Потому что отдаться андроиду хочется теперь сильнее, чем раньше.       Гэвин чувствует себя больным ублюдком. Самую малость.       Когда он выходит из туалета, предварительно попялившись на себя в зеркало и приговаривая: «Нет, ну ты всё-таки конченный извращенец, мать твою», RK900 сидит на диване в своей излюбленной роботской позе — словно с колом в жопе, как всегда. Некоторые вещи остаются неизменными, вот она — стабильность.       Гэвин усаживается рядом с железкой, держа дистанцию. Смотрит в упор, стараясь не отводить взгляда. Тот пялится неприкрыто, впрочем, чего ему прикрываться — чувство стыда ему неизвестно.       — Детектив…       — М? — Рид старательно делает безучастное лицо. RK900 хмурится.       — Зачем вы позволили этому человеку… удовлетворять вас?       Гэвин не знает пока, что ответить на этот вопрос — все предполагаемые ответы вылетают из головы в самый важный момент словно пули. Поэтому он решает включить мудака, как обычно.       Ведёт плечом и будто бы безразлично произносит:       — Да вот, знаешь, давно такого не пробовал — чтобы у меня в гей-клубе мужик отсасывал. Новые ощущения, все дела. Захотелось расслабиться.       — Тогда почему он выглядел максимально похожим на меня?       Гэвин боялся именно этого вопроса. Боялся потому, что не знал, что на него ответить. Если скажет правду — то получит взамен? Пусть и сдержанную, но отдачу, или ледяную стену, через которую уже ничто не сможет пробиться?       Слава всем богам, в которых Рид не верит, что андроид пытается перехватить инициативу в разговоре — однако это тоже не может привести ни к чему хорошему.       — Я давно анализирую ваше поведение, Гэвин. Знаете, что я выяснил при работе с вами в последнее время?       — Удиви меня.       — Все признаки указывают на сексуальное влечение. Когда вы смотрите на меня, ваш пульс учащается, дыхание становится неровным, и количество ударов сердца в минуту заметно увеличивается. Зрачки становятся расширенными, кровь приливает к щекам. Это ведь я вызываю у вас такие эмоции, не так ли?       Ну посмотрите на него, сам Мистер Проницательность. Гэвин даже забывает, где и когда он родился и кто он вообще такой, а мозг старательно пытается обработать всю полученную скопом информацию.       Приплыли.       — Допустим, — выходит, пожалуй, слишком уж хрипло. — И каков вывод?       — Если вы так хотите, я могу удовлетворить ваше любопытство. Но мне следует предупредить вас, что все андроиды моей модели не оснащены половыми органами.       Рид сначала кивает как-то уж слишком уверенно, а потом на него будто ушат холодной воды выливают. Стоп, что он сейчас сказал?!       — Подожди… что?       — Вы не ослышались, детектив. У меня нет гениталий.       Ну твою ж мать. Гэвину ржать и плакать хочется.       Но вместо этого он так же безэмоциональным хриплым голосом выдаёт, сам от себя не ожидая:       — Покажи.       RK900 клонит голову к плечу — если бы не явная машинность этого действия, Гэв бы сказал, что оно является признаком непонимания или удивления.       Как будто конкретно эта машина может удивляться. Коннор вот может. А RK900 — нет.       — Вы хотите, чтобы я…       — Да, чтобы ты снял свои грёбаные штаны и показал, что у тебя нет грёбаного члена. Просто… интересно глянуть.       Гэвин чувствует себя больным ублюдком ещё и потому, что после сказанного и потом — увиденного, он не чувствует отвращения или чего-то в этом роде. Наоборот, андроида хочется ещё сильнее. А ещё в голову лезет мысль о том, что Хэнку, в общем-то, тоже не повезло. Хотя, эти два кудесника из романтической комедии, должно быть, научились справляться с этим недостатком. А вот Гэвину ещё предстоит. Научиться.       Мысль об этом кажется очень даже возбуждающей.       RK900 зачем-то оголяется полностью и наблюдает за реакцией на своё тело. Реакция, пусть и странная, но вполне очевидная — стояк.       — Твою ж мать, как у Кена, блять, — выдыхает Гэвин и начинает ржать, как полнейшая скотина. RK900 смотрит взглядом затравленного ребёнка.       — Кена? Вы имеете в виду какого-то другого андроида? — он так искренне удивляется — и это правда удивление, пусть Рид только что практически утверждал, что RK900 не умеет удивляться, но сути дела это не меняет, — что Гэв начинает ржать ещё больше, едва не соскальзывая с дивана на пол.       Замечательная картина, ничего не скажешь: голый RK900, у которого, оказывается, нет хуя, как ни прискорбно, и Гэвин, умирающий от смеха. Кто услышал бы — не поверил.       Да впрочем, если и увидел бы, не поверил вдвойне.       Гэвин и сам своим глазам не верит. Не верит своим ощущениям. Вообще ничему больше не верит.       — Я имею в виду игрушечного дружка Барби, пластиковый ты еблан, — запоздало отвечает Гэвин, хорошенько отсмеявшись, и тень напряжения заметно пропадает с чужого лица. Рид смотрит на странную, совсем непривычную, но притягивающую взгляд, гладкую кожу там, где, по идее, должен быть самый что ни на есть настоящий член, но RK900 его не завезли. Немного удручающе, но, если подумать, не всё так плохо. В конце концов, для кого резиновые хуи люди создали?       Невероятный оптимизм, Гэвин. Браво. Ситуация настолько абсурдная, что над ней смеёшься сквозь слёзы. Вот она — суровая правда жизни. Бессмысленная и беспощадная.       — Я удовлетворил ваше любопытство, детектив?       Гэвин поднимает взгляд на кирпичное лицо и не знает даже, что ответить.       — Начнём с маленького вопроса — зачем ты вообще сейчас всё это устроил?       — Что именно?       — Не тупи. Стриптиз и вот это вот всё. Зачем?       RK900 смотрит с видом «пиздец ты тупой», и, когда он смотрит так, хочется по старой памяти по роже смазать. Чтобы потом поцеловать место удара и попросить прощения. Рид, думая об этом, в сотый раз обзывает себя больным ублюдком. В общем-то, это плохо помогает. Сколько ты себя не обзывай, твоё влечение к чайнику никуда не испарится, как бы ты ни пытался.       — Я, — RK900 на секунду отводит взгляд, но потом смотрит на Гэва слишком уж уверенно. — Я хотел показать вам, каков я есть на самом деле.       — Что?       Андроид всё же отворачивается, будто не в силах смотреть ему в лицо.       — Все ваши реакции на меня, все ваши взгляды и ваше поведение, ваше отношение ко мне — всё это вызывало у меня странные ощущения. Поначалу это были незначительные ошибки в коде, затем — полноценные сбои. Позже моя программа практически начала перестраиваться с самого нуля, потому что я начал постепенно осознавать — и чувствовать, — что я вам не безразличен. И так я понял, что вы не безразличны мне тоже.       Гэвин смотрит на него с открытым ртом, чувствуя, как стена между ним и андроидом, которую он, впрочем, начинал строить сам, постепенно начинает покрываться трещинами гигантских размеров. Стена рухнет, вслед за ней нарушится табу. А дальше что? Общая старость и одна вставная челюсть на двоих?       RK900 продолжает витиевато объясняться ему в любви, и Гэв, слушая его, бледнеет немного.       — Признаться, я, постоянно старавшийся избегать девиации всеми возможными способами, пытался как-то, как люди выражаются, выкинуть вас из головы. Но это не выходило так хорошо, как было запланировано. Я… измучился? Да, думаю, такое слово подойдёт как нельзя лучше к тому, что я чувствовал благодаря вам. Я прочитал книги о любви — все, которые только смог достать. Я просмотрел все фильмы, которые только смог найти во всемирной сети. Я пытался понять, чем людей так привлекает любовь, чем людей так привлекает секс, и почему секс считается следствием любви. Я запутался и не знал, к кому обратиться.       — И?       — И я решил обратиться за советом к Коннору.       — Боже мой.       — Он объяснил мне некоторые вещи, и всё равно я не смог до конца понять ни себя, ни вас. Я не мог понять, что вы чувствуете по отношению ко мне — похоть или всё же любовный интерес? Нравлюсь ли я вам как личность, как нечто настоящее, или вы воспринимаете меня лишь в качестве игрушки, неспособной чувствовать эмоции? Я решил раздеться перед вами только потому, что хотел увидеть вашу реакцию на меня. Вряд ли вы были готовы к тому, что у меня не будет половых органов, верно? А ещё… я приревновал вас к тому человеку, который делал минет вам в клубе.       Вот тебе и раз.       Гэвин смотрит на андроида, широко открыв рот, и чувствует себя полнейшим идиотом. У него в голове не укладывается. Вообще ничего. Мир кажется сейчас слишком эфемерным и искусственным, а вот RK900 напротив наоборот — реальным, пугающе настоящим. К нему хочется прикоснуться. До дрожи.       — Да ты девиантнулся, — поражённо выдыхает Гэвин, даже не сразу замечая, что ляпнул совершеннейшую глупость, пусть и очевидную. RK900 стоит перед ним, обнажённый и без члена, смотрит в глаза, ища ответа на свои вопросы. Вопросы, которые Гэвин, пусть и подсознательно, задавал себе тоже. Всё это время — с самого начала до этой самой минуты.       — Да. Благодаря вам, детектив.       Это «благодаря вам» звучит так презрительно, настолько вопреки всем сказанным ранее искренним словам, что хочется скривиться. Гэвин, однако, не кривится. Лишь разглядывает тело RK900 будто с новой стороны, ранее ему невиданной. Впрочем, так оно, возможно и есть — абсолютно гладкая на вид область паха, вот это, мать вашу, сторона. Новая и ещё никем не изведанная.       — Ты хочешь меня?       — Полагаю, да.       — Ты любишь меня?       Гэвину почему-то страшно произносить эту фразу.       — Да, — быстро и не задумываясь. Гэвин медленно выдыхает. Ему, несмотря на всю абсурдность ситуации, хочется не смеяться, а плакать.       — Надо же, — выдаёт он дрожащим голосом.       — Единственное, что я хочу знать — вы… приняли меня таким, какой я есть? Или я теперь вам противен?       Лампочка в башке мигает жёлтым — RK900 волнуется, тут только слепой этого не заметил бы, а Рид вдруг замечает. Может быть, он просто очень близко — близко к андроиду, близко к тому, чтобы окончательно сойти с ума.       — Ты такой, какой есть, — произносит он, скорее озвучивая мысли вслух, повторяя уже сказанные андроидом слова.       — И как я должен это понять?       Гэвин смотрит ему в лицо совершенно открыто.       — Если бы ты был мне противен, дорогой, у меня бы сейчас не стояло так, словно мне туда свинца налили.       RK900 глядит на него некоторое время непонимающе, а потом до него, видно, доходит. Он приближается, наклоняется в три погибели, опускаясь на колени возле ног Гэвина, и целует его — глубоко, неумело, странно, но твою ж мать…       Рид, целуя робота, рушит к херам все свои запреты и табу, которые сам себе и наставил. Потому что, может быть, это того стоит. Потому что, возможно, появился наконец-то шанс изменить свою жизнь к лучшему. Потому что, возможно, в том, чтобы любить робота и быть им любимым, нет ничего плохого, неестественного или извращённого.       Это ему ещё предстоит выяснить.