Потерянные души

      На улице хреначит снегопад вперемешку с дождём, и Хэнк уже давно вымок до нитки — однако машина сейчас в ремонте, и до дома приходится добираться своим ходом. Автобус останавливается на другом конце улицы, и выходить из его тепла совершенно не хочется, но остановка конечная, поэтому приходится. Мужчина выходит, поднимая воротник куртки и где-то в глубине души жалея, что не умеет телепортироваться.       Фаулер поздравил с успешным закрытием дела и милосердно дал Хэнку отгул на завтрашний день. Андерсону даже не приходится придумывать, чем он будет заниматься весь следующий день — улыбка при одной только мысли сама лезет на лицо. Его отправили в «командировку» в другой город, а напарник его остался в Детройте, и не виделись они уже настолько давно, что Хэнк готов лететь домой ещё быстрее, чем летит сейчас.       Коннора он о своём прибытии не предупредил. Интересно, как сильно тот удивится, когда увидит его на пороге дома — мокрого и покрытого снегом, взъерошенного и холодного. Коннор… мысли постоянно возвращаются к нему, как возвращались во время поездки, когда ему нужно было думать над тем, как бы поймать преступника побыстрее, а не о том, как хорошо будет в объятиях андроида провести всю ночь. Сейчас мысли об объятиях кажутся ещё более сладостными. Интересно, чем он занимается? Ушёл в спящий режим, который так сильно иногда смахивает на настоящий человеческий сон — особенно в последнее время? Сидит и читает одну из своих любимых книг, которая нашла приют среди остальных старых бумажных книг Хэнка в книжном шкафу? Чёртов раритет, что уж там.       Улица не желает заканчиваться. Хэнк уже давно промёрз до костей, пальцы не греются даже в карманах куртки, в затылок жестоко дует ветер, и снег оседает на ресницах, вконец убивая видимость… Однако мысли о том, что дома его будет ждать Коннор, грели изнутри. Так, как, в общем-то, не должны были греть.       Ему и впрямь пора привыкнуть к присутствию Коннора в своей жизни, однако он, наверное, так никогда и не привыкнет.       Потому что Коннор — это самое лучшее, что случалось с Андерсоном за последние пять лет, а он так не привык даже к хорошему, что лучшее кажется ему всего лишь сладким сном, от которого так страшно просыпаться.       Странно. Когда-то он не мог и мысли допустить о том, что будет строить свою жизнь на пару с андроидом. Андроидом, который сначала твердил без остановки, постоянно раздражая, что он — всего лишь машина, созданная для служения людям, а потом помогал Маркусу с восстанием с таким остервенением, будто только для этого и появился на свет. А потом случилось то самое объятие наутро после событий… и тогда Хэнк, возможно, попал в ловушку окончательно и бесповоротно, потому что с того дня он лишь сильнее начал привязываться к Коннору, и привязанность эта не имела ничего общего с дружеской привязанностью, или с той, которая возникает между родителем и ребёнком. Это — нечто глубже, сильнее и страннее.       Первое время, признаться, Хэнк чувствовал себя больным озабоченным ублюдком. Сейчас иногда тоже возникают такие мысли, но стоит только Коннору появиться в его поле зрения, как эти мысли пропадают без малейшего следа, будто и не было их вовсе. Хэнк ощущает себя влюблённым подростком, и не сказать, что ощущение это ему нравится, но… всё же чувства, которые у него вызывает Коннор, намного сильнее его собственных предубеждений и предрассудков.       И это тоже чертовски странно.       Дом встречает его тёмными окнами — должно быть, Коннор всё же в спящем режиме. Оно и неудивительно — этот болван как самый послушный на свете мальчик ложится «спать» ровно в десять часов. Конечно, Андерсон приноровился соблазнять его раньше, чем наступал назначенный час, и сегодня ночью вряд ли он дождётся жарких объятий, запрокинутой головы и несдержанных стонов, которых Коннор обычно себе никогда не позволяет. Но мысль о том, что он наконец увидит своего мальчика после долгой разлуки, заставляет его стариковское сердце радостно трепетать.       Он достаёт из дорожной сумки запрятанный в самые глубины ключ от дома (запасной хранится у Коннора), матерится себе под нос. Пальцы не слушаются, еле поворачивают ключ в замочной скважине, и сейчас Хэнку по-честному хочется убивать, однако он наконец-то открывает дверь и, будто боится, что его услышат, заходит внутрь.       Коннор все же не в отключке. В доме горит приглушённый тёплый свет от светильников, и Хэнк, закрыв дверь за своей спиной, смотрит на андроида, который, сидя на диване в одной лишь футболке Хэнка да в боксерах, читает свою любимую книгу. Зрелище… эффектное. Возможно, для кого-то другого не настолько, но Хэнк уже чувствует эту знакомую до дрожи тяжесть внизу живота, и, когда Коннор вдруг поднимает на него взгляд, разряд тока проходит вдоль по позвоночнику, заставляя вздрогнуть.       Андроид смотрит на него, покрытого снегом, долго и внимательно, пока, наконец, не откладывает свою книгу в сторону и не встаёт с дивана. Расстояние между ними не слишком большое, однако время между мгновением, когда Коннор с дивана встаёт, и мгновением, когда он к нему приближается, кажется Хэнку растянутым на целую грёбаную вечность. Коннор близко — волосы чуть растрёпанные, знает ведь, что Хэнку нравится, когда именно так… в его растянутой футболке, купленной на концерте одной из любимых групп сто лет назад, с голыми, о господи, ногами. Такой домашний и родной, такой привычный, что поневоле даже думаешь о том, что перед тобой — настоящий живой парень, а не человекоподобная машина.       Коннор стоит к нему вплотную, и сквозь слои одежды до Хэнка доносится жар его тела. Андроид, когда нужно, до странного тёплый. Сейчас его тепло заставляет в грудине что-то болезненно-приятно щемить.       — Я ждал тебя, — тихо говорит Коннор, чуть вздрагивая, когда Хэнк опускает руки ему на поясницу, прижимая к себе ещё теснее. Снег на одежде и в волосах тает, футболка на груди Коннора от прикосновения становится влажной, но, черти бы её взяли, кого сейчас это вообще волнует?       А ещё Коннору легко говорить такие вещи прямо и не стесняясь. «Я люблю тебя». «Я скучаю». «Ты мне нужен, Хэнк». «Обними меня». «Поцелуй меня». Чёрт возьми, как же Хэнку не хватало этой прямолинейности…       Мысли о том, что этот робот, который вышибает признания из преступников, умело манипулируя ими, что робот, который носится с пистолетом наперевес во время очередной погони со скоростью чёрт-знает-сколько километров в час, что робот, который может положить в мгновение ока целый отряд вооружённых до зубов людей, — здесь, сейчас, наедине с Хэнком и в его же руках такой… нервный, податливый и необычайно спокойный.       Как нервозность может граничить со спокойствием, Хэнк не знает, но, судя по тому, как ведёт себя Коннор, такое вполне возможно.       Губы Коннора тоже тёплые, сухие и мягкие. Как же Хэнку не хватало их, чёрт… Чужие руки помещаются на его плечах, гибкое стройное тело так льнёт к нему, что становится трудно дышать. Андерсон чувствует себя так, словно он сейчас находится в самом правильном месте во всей ебучей вселенной. В самом родном месте. Самом спокойном, самом необходимом.       Вылизывать изнутри абсолютно гладкий пластиковый рот — то ещё занятие, но Хэнк не был бы больным ублюдком, если бы не признал, что ему это нравится. Плевать на отличия Коннора от обычных людей — его отдача восполняет всё с лихвой. До недавнего времени Хэнк иногда задавался вопросом — а что можно делать с андроидом, у которого отсутствуют половые органы, и даже задницы как таковой нет? Пожив с Коннором, он с каким-то извращенским удовлетворением выяснил, что, оказывается, можно.       Коннор остро реагирует на его прикосновения, и датчики посылают импульсы удовольствия в его искусственный мозг. Андроиды вроде как неспособны ощутить возбуждение, но состояние Коннора в такие моменты, как сейчас, если не похоже, то находится очень близко. Много тактильной чувствительности, и никакой член не нужен — твой мальчик уже готов, Хэнк, осталось только довести его до полной отключки и перезагрузки систем, и делать это с Коннором оказалось куда приятнее, чем ожидалось изначально.       Ведь… несмотря на анатомические «особенности», Коннор и правда реагирует на всё как живой. Это невероятно заводит.       То, как он изламывает себя постоянно. Идёт наперекор ещё брыкающейся иногда программе, отдаётся так, как ни одна шлюха в жизни Хэнка не отдавалась. И смотрит — не как в обычном своём состоянии, щенячьим взглядом, в котором, если приглядеться, иногда читается холодная учтивость или попросту спокойствие. Смотрит иначе. По-другому.       Хэнк не может объяснить, потому что его словарного запаса явно не хватит на то, чтобы нормально описать этот взгляд. Зато он может сказать, что чувствует, глядя Коннору в глаза — будто кто-то хакнул его мозг и проник в самое нутро, не желая выбираться, как чёртов паразит, но наличие этого паразита не особо волнует. Более того, оно кажется правильным.       Хэнк забирается ладонями под футболку и прослеживает холодными пальцами чужие бока с ненастоящими рёбрами. Коннор вздрагивает. Забавно. Иногда его можно прямо-таки загладить до получения некоего подобия оргазма — Хэнк проверял. Даже делать особо ничего не пришлось — оставалось только полагаться на фантазию. Касаешься руками, губами, всем, чем только можно, любых участков тела и наслаждаешься глухими стонами в подушку или в собственное плечо. Гладишь, трогаешь, изучаешь, внимательно глядя в глаза машине, а машина-то и машиной не выглядит вовсе — человек, самое что ни на есть живое существо. Мыслящее, наслаждающееся, любящее.       Кто бы мог подумать, что про Коннора когда-то можно будет сказать «любящий». Даже самому не верится.       Коннор отстраняется, явно неохотно выпутываясь из объятий Хэнка, и торопливо помогает снять мокрую насквозь куртку. Что-то с умным видом говорит о том, что Андерсон может простудиться, но кого сейчас это ебёт, скажите на милость? Хэнка вот ни капли не волнует «пятидесятидевятипроцентная вероятность заболевания» — он даже начинает подумывать о том, что возьмёт хренов больничный на работе и восполнит дни разлуки с Коннором с лихвой.       Куртка летит куда-то в сторону, Коннор опять тянется к его губам, но, останавливаясь на полпути, вдруг улыбается странно и несмелой ладонью гладит его по лицу.       — Добро пожаловать домой, Хэнк, — говорит он всё так же не повышая голоса, будто Сумо со своей лежанки может их услышать. Хэнк ухмыляется, ни слова не говоря — лишь перехватывает запястье Коннора и целует его, неотрывно глядя андроиду в глаза.       Домой. Да, точно. Он наконец-то дома. Как же долго он этого ждал.