***
Дома у Чонгука, ребята, приведя себя в порядок, поев и выпив по паре бутылок пива, начали готовиться ко сну. Удачно вспомнив про купленные футболки в сувенирной лавке друзьям в подарок, когда он гулял вместе с Тэхеном, Гук отдал их парням, чтобы было во что переодеться. Особенно порадовала обновка Юнги: его окровавленную рубашку можно было только выкинуть. Что, собственно, они и сделали с превеликим удовольствием, потому что её наличие постоянно напоминало о случившемся, а настроение, которое понемногу улучшалось, портить никому не хотелось. Сначала Чон планировал положить Юнги одного, чтобы ничем его не беспокоить, но Чимин настоял на том, что ляжет с Мином, дабы помочь тому при необходимости. Гук возражать не стал, зато Юнги мысленно проскрежетал зубами. Единственное, что парень смог отвоевать — лечь с краю, объясняя своё желание тем, что ползать в случае необходимости он через Чимина не собирается. Пожелав друг другу спокойной ночи, все затихли, проваливаясь в сон. Чонгук через сон почувствовал, как чья-то рука скользит по его плечу вниз к предплечью и замирает на запястье. Он резко открыл глаза и присмотрелся. В полутьме комнаты Гук смог разглядеть лицо разбудившего его — им оказался Юнги. — Гук-и, — прошептал он, — нам надо поговорить. — Юнги, что-то случилось? — встревожено спросил Чон. — Рана болит? Тебе надо помочь? — Нет, всё в порядке. Я хотел поговорить о нас… О наших отношениях… Что между нами происходит, Гук? — не повышая голоса, чтобы не разбудить Чимина, заговорил Юнги. — Я не могу больше жить в неизвестности. Ты отдаляешься от меня, не объясняя причин, а я схожу с ума от этого. Ты же знаешь, что для меня значишь… Чонгук прикрыл глаза: вот и настал этот разговор, которого он так старался избежать. Ему не хотелось причинять боль Юнги, отвергая его, но по-другому уже не могло быть. Тяжело вздохнув, он повернулся к бывшему любовнику и, нежно проведя рукой по лицу напротив, ответил, тщательно подбирая слова: — Ты прав, мне следовало сказать тебе раньше. Мы больше не можем быть вместе, Юнги-я. Я встретил одного человека и… это не просто увлечение. От чужого признания у Юнги в горле появился комок, который он с трудом сглотнул. Дышать становилось всё труднее. Как ни готовился он услышать эти слова, они всё равно прозвучали слишком неожиданно, раня душу. Он пару раз сделал глубокий вдох-выдох, пытаясь успокоить своё бешено колотящееся сердце. В груди сворачивался тёмный кокон из горечи, обиды, разочарования и злости. Стараясь прикрыть свою боль и горя желанием нанести обиду Гуку, он произнёс с сарказмом: — Он настолько лучше меня в постели? Я слышал, он старше тебя, неужели ты согласился на роль пассива? И почему ты так уверен, что он не бросит тебя, наигравшись? Чонгук устало улыбнулся. Он прекрасно понимал чувства Юнги, это было тяжело для обоих, но и идти на поводу жалости он не собирался, иначе это никогда не закончится. Он погладил друга по плечу и с сожалением в голосе ответил: — Прости меня, Юнги. Но давай честно: я всегда давал тебе понять, что у нас нет никакого будущего. Я знаю, это прозвучит жестоко, но у нас был просто дружеский секс, не более того. Сколько раз я просил тебя не придумывать сказку о нашей любви. Я очень люблю тебя, но люблю как друга, понимаешь? И мне очень хочется, чтобы мы и дальше оставались близкими друг другу людьми. — Но уже без постели, да? — с горечью в голосе закончил фразу Юнги. — Да, ты правильно меня понял, — кивнул Чон, затем, помолчав немного, добавил: — Зато теперь ты сможешь быть в нашей компании. Я хочу, чтобы ты был счастлив, Юнги-я. Поэтому выслушай меня, пожалуйста, и не воспринимай сказанное сразу в штыки. Присмотрись к Чимину. Он сможет дать тебе то, в чём ты так нуждаешься. Его любви хватит на вас двоих. — Как у тебя всё просто выходит, — едко заметил Мин. — Я тебя бросаю, но ты не расстраивайся, тебя подберёт другой. Ты охренел, Чонгук? Блять, ты этим мне сейчас всю душу в клочья рвёшь. Ты же знаешь, как важен для меня и никто другой мне не нужен! И уже с вызовом глядя в тёмные глаза своего «бывшего», Юнги зло прошептал: — Сука, вот скажи мне, чем тот мужик тебя зацепил? Что в нём такого, чего нет у меня? Чонгук откинулся на спину и, уставившись в потолок, ответил, слабо улыбаясь, чем вызвал недоумение у Юнги: — Ты будешь смеяться, но он натурал. Так что я с ним не целовался даже, ни говоря уже про секс. Но поверишь ты или нет, я влюбился с первого взгляда. Мне хватило буквально несколько минут, чтобы это понять. Его голос, внешность, характер — мне нравиться в нём всё. И я хочу принадлежать ему и душой и телом. Полностью, понимаешь? И да, с ним я готов быть снизу, если тебе это так интересно, потому что он для меня весь мир. И я пойду на всё, чтобы мы были вместе. Ты меня знаешь, я никогда не проигрываю. Последние слова добили Юнги. Он окончательно осознал, что потерял свою любовь без шанса заполучить обратно. Где-то в глубине души парень понимал, что Гук прав и будущего у них действительно не было. Но та привязанность, которая крепла со временем, тоже не желала просто исчезнуть. Теперь же приходилось вырывать с корнем эти чувства, причиняя себе невероятную боль, и Мин не выдержал. Судорожно вздохнув, он придвинулся к боку Чона, стараясь не тревожить рану, уткнулся носом ему в шею и тихо заплакал. Чонгук осторожно повернулся на бок, лицом к плачущему другу, рукой скользнул по волосам парня вниз по шее и успокаивающими движениями стал гладить по спине. Для утешения не требовалось слов, они и так прекрасно понимали друг друга. Мин прощался со своей любовью, стараясь принять новую действительность, Гук обещал оставаться верным другом. Немного успокоившись, но ещё не переставая всхлипывать, Юнги с мольбой посмотрел снова на Чона: — Гук-и, выполни напоследок одну мою просьбу: поцелуй меня, пожалуйста… Чонгук смотрел на заплаканное родное лицо и не знал, что ответить. И всё же чаша весов сомнений медленно качнулась в сторону Юнги, и, жалея его, Чон наклонился, нежно касаясь губ парня, не углубляя поцелуй. Отстранившись, оба не почувствовали ничего, кроме горечи, оставшейся на губах. — Спасибо… — прошептал Юнги. — И ещё я хочу эту ночь быть рядом с тобой. — Кажется, кто-то говорил об одной просьбе, — усмехнулся Чонгук. — Оставайся, я не против. Только Чимину утром сам будешь объяснять, почему находишься в моей кровати. Юнги выдохнул почти счастливо, вновь прижался к Гуку и обнял его рукой за талию. Усталость пережитого взяла своё, и парни быстро уснули. Чимин находился в тревожной полудрёме, каждый раз просыпаясь на любой звук со стороны Юнги. Обострённое чувство заботы не давало уснуть полноценно. И когда Мин, стараясь не шуметь, тихонько сполз с дивана и направился к Чонгуку, Чимин сразу проснулся. И слышал всё. Каким дураком он себя почувствовал, узнав, насколько, оказывается, были близки эти двое. А он, идиот, раскрывал душу одному и так радовался, что на него обратил внимание второй. От обиды в глазах застыли слёзы, и Чимину пришлось закусить губу до крови, чтобы не выдать себя. Как утром он будет смотреть им в глаза? Может, закатить скандал и уйти, хлопнув дверью, или сделать вид, что он ничего не знает? Мучаясь вопросами, он проворочался ещё пару часов, так и не придумав как поступить, уснул.***
Намджун обеспокоенно поглядывал на Джина: того потряхивала нервная дрожь. Видимо, действие успокоительного закончилось. Завернув по дороге в магазин, он авторитетно заявил, направляясь к стеллажам с алкоголем: — Будем лечить твой стресс большим количеством высокого градуса. Прихватив коробку с бутылками соджу, он уверенно потопал к кассе. Джину ничего не оставалось делать, как согласиться с хёном и ходить следом. Уже дома, соорудив на скорую руку закуску, они расселись на диване и принялись методично уничтожать запас алкоголя. За неторопливой беседой коробка незаметно опустела наполовину. Порядком захмелевший Намджун сидел рядом с виновником сей пьянки и придирчиво разглядывал парня. Он бы соврал, если бы сказал, что не понимает, что такого нашли те парни в Джине. Он и самому Намджуну давно уже приглянулся, но, учитывая, что тот являлся другом его брата и в придачу несовершеннолетним, старательно маскировал свою симпатию. Сегодня его выдержка почти дала слабину, пока они добирались на выручку этому «везунчику». Слава богу, что всё обошлось, иначе неизвестно, чем бы всё закончилось. Как минимум, те четверо были бы на больничной койке, а худшем случае… Джун прикрыл глаза, сдерживая накатившую злость. И услышал всхлипы… Удивлённо распахнув глаза, он увидел в хлам пьяного Джина, который ревел, но пытался «держать лицо». Придвинувшись к парню, Джун узнал причину такого поведения. Оказалось, Джин вспомнил сегодняшнее приключение и жалел себя и всех остальных заодно. На Намджуна накатила жалость, и он, припомнив, как в детстве успокаивал Гука, начал вытирать катившиеся по щекам младшего слёзы и шептать какие-то отвлекающие нежности. В довершении всего, он, к собственному удивлению, (не иначе, как действие алкоголя) расцеловал заплаканные глаза парня. Эффект оказался неожиданным для обоих: Джин действительно перестал плакать, но вместо того, чтобы сказать «спасибо» за утешение, притянул хёна за шею и припал к его губам. Не отдавая отчёта в своих действиях, затуманенный мозг Джуна не хотел ничего понимать — тело решило само — он ответил на поцелуй. И поцелуй вышел отнюдь не невинный. Спустя время Намджун нашёл в себе силы оторваться от наглого мальчишки и откинулся на спинку дивана, пытаясь выровнять дыхание. — И что это сейчас было? — немного заплетающимся языком задал вопрос Джун. — Вот, вроде ты старше меня, хён, а такие глупые вопросы задаёшь, — протянул не менее пьяным голосом Джин. — Ты ещё скажи, что тебе не понравилось. — Да ты совсем обнаглел, мелкий?! — возмутился Джун на такие заявления. — Это кто здесь мелкий? — тут же завёлся Джин. Он прополз по дивану и нагло забрался на колени к хёну. — Да я почти с тебя ростом, а плечи точно шире, чем у тебя. Он воинственно посмотрел на мужчину, а потом запальчиво продолжил: — Ты ещё меня в угол поставь или по заднице отшлёпай… И тут в пьяную голову парня пришла наглядная картина, как его наказывает Джун, охаживая рукой по голым ягодицам. Кровь прилила к лицу, и он отчаянно покраснел, выдавая себя полностью. Намджун, и так обескураженный поведением парня, прекрасно понял, отчего тот залился краской, как маков цвет, и ехидно выдал: — А ты у нас, оказывается, маленький извращенец, Джин-и… А младший, решив, что лучшая защита — это нападение, перешел в наступление: — Если я извращенец, то ты хён — педофил! От подобного заявления в Джуне проснулся дух справедливости, и старший потребовал Джина объясниться. В пьяной голове тонсена доводы выстроились стройными рядами, он очень хотел поделиться своей теорией с хёном, но язык выдал совсем другое: — Ты ответил на мой поцелуй, и тебе понравилось! А теперь тебе слабо признаться в этом. А ещё тебе, я уверен, очень хочется повторить, но тебе слабо. И ко всему прочему, я прекрасно чувствую твою реакцию на меня. Джин довольно ухмыльнулся, считая сказанное прекрасным доказательством, и поёрзал на бёдрах старшего, сознательно давя на пах. Но он не учёл одного (или же учёл), Намджуна нельзя было брать «на слабо». Тот заводился с пол-оборота, а учитывая его состояние на данный момент, то исход был предрешён. — Слабо, говоришь… — хрипло выдал он, чувствуя своё нарастающее возбуждение от действий Джина. И больше не размениваясь на долгие разговоры, притянул к себе младшего и жадно поцеловал. В душе радуясь удавшейся провокации, Джин ответил с не меньшей страстью. Не желая уступать друг другу ни в чём, оба распалялись всё больше и больше. Похоть затуманила рассудки, и на пол полетели сначала футболки, а затем и остальные предметы одежды. Намджун мстительно выцеловывал извивающегося под ним парня, оставляя свои метки распускающимися цветами по всему телу. Джин тоже не отставал и успел поставить пару-тройку засосов на любимом хёне. Как ни хотелось Джуну взять парня прямо сейчас, но он даже сквозь пьяный угар помнил, что тот не подготовлен. Чертыхаясь, он оторвался от парня и, торопливо нашарив в тумбочке смазку, вернулся к изнывающему от желания Джину. На презервативы оба забили, не желая больше отвлекаться. Обильно выдавив смазку на пальцы, Джун принялся подготавливать младшего, попутно добавляя новые отметки на его прекрасное тело. Хорошо растянув парня, Джун вошёл сразу полностью и остановился ненадолго, давая тому привыкнуть. В голове билось только одно желание жесткого секса и Джин, словно считав мысли хёна, срывающимся голосом выдохнул: — Хочу жёстко, хён. Очень хочу. Дважды просить не пришлось, Джун сорвался на бешеный темп, не давая младшему никакой поблажки. Стоны Джина смешивались с хриплым дыханием старшего, отчего каждый заводился ещё больше. Чувствуя приближение оргазма, младший потянулся рукой к своему напряжённому члену, подстраиваясь по темп Намджуна. Тот согнул ноги Джина в коленях и развёл чуть шире, открывая для себя больший обзор на действия мелкого. Они смотрели друг на друга и от этого ощущения получаемого удовольствия только усиливались. Оргазм накрыл обоих почти одновременно. Джун аккуратно вышел из парня и, тяжело дыша, завалился рядом. Уставшие, но довольные они лежали на диване не в силах пошевелиться. Потом, всё же собравшись с силами, приняли душ и, не одеваясь, легли спать.***
Намджун проснулся утром от того, что кто-то щекотал его шею. Недовольно заворочавшись, он приоткрыл глаза и увидел улыбающегося Джина. — С добрым утром, милый, — практически пропел тот. — Какой я тебе милый, мелкий. Забыл, как к хёну обращаться? — прохрипел Джун, ещё до конца не проснувшись. — Ну, мы же теперь пара. Поэтому я хочу называть тебя как-нибудь нежно, — Джин ласково пригладил волосы на голове мужчины. — С каких это пор мы стали парой? — оторопел Намджун от слов младшего. — Со вчерашнего вечера, вернее, ночи. У меня и доказательства есть. Смотри, хён, как мы с тобой красиво смотримся… — с этими словами Джин открыл галерею в телефоне и продемонстрировал десяток фотографий, выполненных с разных ракурсов. Вот спящий Намджун собственнически обнимает Джина за талию, вот они полностью обнаженные и все в засосах, вот Джин у него на плече и т.п. Рука старшего невольно дёрнулась к телефону, желая его отобрать и стереть факты его падения. Но Джин, предвидя такую реакцию, отвёл свою руку в сторону и, коварно улыбаясь, успокоил: — Хён, не переживай, я фотографии уже скопировал и переслал себе на комп. А будешь несговорчивым, пожалуюсь на тебя Чонгуку и ребятам. Ты же не хочешь стать мерзким педофилом в их глазах? — Ах ты наглый паршивец! — задохнулся от возмущения Джун. — Используешь наши наработки против своего хёна?! — Так тебя по-другому не уговорить, Намджун-и, — скромно опустив взор, ответил Джин. А затем, блеснув радостно глазами, неожиданно заявил: — Но ты можешь наказать меня за это… Намджун задумчиво окинул взглядом тело парня, представляя картину наказания, и почувствовал, как начинает возбуждаться. Утро обещало быть интересным.