Их отношения это вообще такой обоюдный интерес притягивающихся противоположностей.
***
Реал вроде и бесит, что Атлети такой бесшабашный кольчонеро, и как вообще это чучело попало в такое приличное учебное заведение, а вроде и нравится эта его неподдельность, открытость, озорство и ж и з н ь в отблесках солнца на пронзительно-голубой радужке цвета солёной волны. Ему так и н т е р е с н о наблюдать как бы со стороны за этим неизведанным миром мальчишеской упрямости и почему-то так отчаянно хочется покорить его (не от своего ли юного друга ты заразился этой болезнью соперничества, а, мадридиста?). Наверное, потому что Реал никогда не мог перешагнуть эту границу, которая непременно ведёт к счастью и отсутствию всяких условностей. Он бы и наплевал на всё, и руку бы протянул давнему "сопернику" — лишь бы повёл за собой, только гордость, сволочь, держит на привязи, не пускает.***
Атлетико нравятся королевские повадки Реала: как он высоко держит подбородок, когда идёт, как никогда не кривит спину во время письма, как томно и театрально скучающе смотрят его глаза из-под полуопущенных пепельных ресниц, как он натягивает на руки перчатки, здоровается, крепко пожимая чужую ладонь и не разрывая зрительного контакта, как морщит брови, когда натыкается на очередную выходку "индейца" и ведёт плечами, выказывая презрение, и почему его пиджак всегда такой идеально белый. Атлети это просто с ума сводит — вся эта спесь, которую так и подмывает стряхнуть с узких плеч, и эта скука, и манеры, которыми сам колчонеро не владеет, и от этого даже становится немного стыдно.***
...Ему было в кайф сунуть палки в колёса или подкинуть жука в школьный ланч. Конечно, Реал не будет это есть — с его-то королевскими замашками он едва соглашался обедать в школе, а Атлетико только едко посмеивался над ним и высовывал наружу узенький треугольник языка. Этот мальчишка весь был какой-то необычно гибкий, подвижный, озорной и невозможный до одури со своими огненно-рыжими патлами и такими же яркими веснушками, усыпавшими вечно улыбающиеся щёки до самых висков и как бы кричащими о своём наличии. Реал всегда считал веснушки, родимые пятна и прочую ересь ошибкой генетики, сбоем в системе человеческого организма и никогда не находил их привлекательными. Его собственная кожа всегда оставалась безупречно гладкой, а изредка вскакивающие подростковые прыщики тщательно замазывались тональным кремом. Однажды Атлети узнал об этом и обозвал одноклассника девчонкой. В тот момент Реал больно кольнуло где-то под рёбрами. Невоспитанный засранец. Собрать бы в кулак его всклокоченные волосы и как следует приложить лицом к чему-нибудь твёрдому, так, чтобы кровь потекла из разбитого носа багряными дорожками по туалетному кафелю. Но Реалу никогда этого не сделать, потому что ебучие веснушки так сильно идут нерадивому юнцу. Потому что он боится, что рука дрогнет и рванёт рыжую макушку совсем в другом направлении, как это повторялось с ними уже сотни и сотни раз. Реалу сложно, стыдно и противно. А Атлетико прикольно — вот так зажиматься с доставучим одноклассником в тесных туалетах получастного пансиона и улыбаться сквозь нетерпеливые и так очаровательно его ненавидящие поцелуи. Он знал, что блядская ухмылка на раскрасневшихся губах заставляет ненавидеть ещё сильнее, и именно поэтому растягивал губы так широко, как только мог. И непременно получал за это скрученные за спиной руки и, казалось бы, полную ограниченность действий. Но Атлети не был бы собой, если бы не выворачивался из самой цепкой хватки и, привстав на носочки, не чмокал в щёку так нарочито легко и развязно. Реал это б е с и л о. Атлетико это о б о ж а л. Мальчишка-случай — не сжечь, ни утопить, ни растоптать, ни в цепи заковать. Да и попадался он только по своей воле, только потому что ему так н р а в и л о с ь — наблюдать за тщетными попытками Реала показать, кто же тут король. Смешно, Атлети ведь корона не нужна. Ему нужен только этот заносчивый парень в идеально белом пиджаке, чтобы заляпать его кровью с губ в ближайшем туалете.