Пророчество не лжёт

Среди учеников Храма, попавших туда в более старшем возрасте, чем положено, иной раз возникали сомнения в правильности выбора своего пути. Ведь не напрасно Совет джедаев старался принимать на обучение детей в возрасте до четырёх лет, чтобы они не могли сами влиять на его решение. Пусть это было и не совсем честно по отношению к кандидатам, но за то избавляло от многих проблем, вроде недовольства небогатой на изобилие жизнью Ордена и строгими его правилами. Ибо в этом случае ученик просто не знает иного существования, чем быт Ордена и невольно считает его единственно возможным и приемлимым. Хуже обстояло с более старшими детьми, которые уже успели пожить в большом мире и увидеть другие уклады существования. В частности узнать понятие дома и семьи, которых Орден уж точно никогда не даст ему, учитывая запрет на привязанности и личные отношения. Хотя и плюсы в таких ситуациях тоже имелись, например в том, что ученик сам, по своей воле приходил в храм, испытывая желание добровольно сделаться Джедаем, не по отбору в Храме, а по зову своего сердца, по которому и велит жить сама Великая Сила. Впрочем, не она ли сама указывала таким детям дорогу на Корусант? Да, наверно, но если бы они и дальше так же следовали её призыву. Увы, такое случалось не всегда. Часто, зная об Ордене только то, что рассказали другие, старшие ученики имели не совсем верное представление о нем. В их воображении рисовались красивые картины с межпланетными перелетами, красивыми взмахами светового меча и подвигами, гремящими на всю галактику, создавая иллюзию того, что именно из этого и состоит жизнь джедая. А когда узнают, что ко всем этим привлекательным благам прилагается ещё и весьма строгий и почти аскетичный уклад, ввиде четкого распорядка дня, обязательной формы одежды и системы ограничений, то иной раз выдают волну протеста. Ведь тут, в отличие от родного дома, ученику было нельзя очень многое: покидать храм в одиночку и без предупреждения, не иметь личных вещей, кроме тех, что даёт храм, проявлять открыто свои эмоции и чувства, посещать родных, кроме одного дня в полгода. Список можно было продолжать до бесконечности, прибавьте к нему ещё и скудную пищу и изнуряющие тренировки. А уж про сложные и скучные духовные практики и занятия теорией, занимавшие порой почти весь день не стоит и упоминать. В общем, как уже становиться понятно, такой порядок по душе отнюдь не каждому, не того ожидают амбициозные дети, попадая в храм. Им, всем до одного, кажется, что все навыки дадутся им легко, а некоторым вообще не надо ничему учиться, ибо они всё знают и так. Лишь единицы готовы ради настоящего успеха целыми днями не вылезать из тренировочного зала, сбивая руки до кровавых мозолей и по несколько часов сидеть в медитативной позе, чтобы хоть на пять минут достичь состояния полной отрешенности, а ночами, когда уснёт учитель, пробираться в библиотеку и до потери сознания штудировать особо незапомнившиеся строки из голокронов. Чтобы потом заснуть головой на столе, а утром проснуться с треугольным отпечатком на лбу и сильно пополнившимся багажом знаний. Именно таких учеников любили наставники, именно их уважали и ставили в пример другим. И именно к таким никак нельзя было причислить Энакина Скайуокера. Этот маленький выходец с Шили с самых первых минут появления в Храме успел попортить немало крови и старшим и младшим. Ровестникам тоже досталось немало, им с утра до ночи приходилось выслушивать: — Да ну, как так, почему тут нельзя купаться? А когда мне дадут денег на карманные расходы? Как не дадут? Нет, не согласен! Стоп! А почему нас кормят такой гадостью? Где мой любимый жареный порг? И так изо дня в день уже почти полгода. Все устали и крайне замучались делать ему замечания. Даже крайне терпеливый и снисходительный ко всему Мастер Йода и то часто не удерживался, время от времени высказывая Скайуокеру недовольство его поведением: — Об одном, Скайуокер юный, помнить должен ты, что правила наши чтить и уважать тебе следует. Иначе, отправка в корпуса обслуживания в скором времени светит тебе. Эта отповедь ненадолго заставляла Энакина прийти в себя и не выкидывать никаких выходок, ведь в корпуса обслуживания обыкновенно отправляли тех, кого считали недостойным обучения в Храме. Это считалось самым большим кошмаром для юнлингов, этого боялись и всеми силами пытались недопустить. Но выдержки его обыкновенно хватало лишь на несколько часов, чтобы потом опять: — Фу, не буду я есть эту кашу! Она такая отвратительная! Похожа на завтрак ранкора, который он ест уже второй раз! После такого высказывания аппетит пропадал уже не только у него, а как минимум, у половины группы учеников. Но всё менялось, стоило появиться в поле его зрения тоненькой фигурке оранжево-коричневого цвета и сложив на груди тоненькие ручки, посмотреть на него недовольным взглядом больших голубых глаз. В тот же миг, как по мановению волшебной палочки, вся дурь тотчас же исчезала из мыслей Энакина, а лицо становилось серьёзным. А уж когда она подходила к нему и сев рядом принималась расспрашивать о делах, тот и вовсе преображался. Выпрямила спину и подперев щеку рукой, Скайуокер начинал подробно рассказывать о том, что изучил за последнее время, стараясь не упустить ни единой подробности. Остальные товарищи смотрели на это действо и просто диву давались как может один человек резко перемениться только увидев другого. Конкретного и определённого. И действительно, только эта девушка, только она, Асока Тано, ученица замкнутого, но очень доброго и отзывчивого Магистра Пло, умела укротить непростой нрав Энакина Скайуокера. Лишь только в её присутствии он начинал вести себя прилично и доброжелательно. Другим не удавалось так на него влиять. И каждый раз, когда появлялась возможность, они уединялись где-нибудь в рекреации и подолгу разговаривали обо всем на свете. Оба они, попав в храм уже взрослыми, имели много общих проблем и мыслей. Им постоянно было, что обсудить. Иногда говорили о доме, Энакин вспоминал маму и думал о том, как ей живётся на родине с новым мужем, о чем ему говорили короткие послания, приходившие с Шили, Асока часто думала о своём отце, которого давно не видела, скучала по нему и иногда, в особо тяжёлые моменты почти срывалась на слёзы. Скайуокер тогда не выдержав боли в её взгляде, чуть обнимал её за плечо и просил не плакать, а потом, когда никого не было рядом, давал ей своего любимого Хвостика. Асока прижимала игрушку к себе и редкие соленые капли падали на её овальные ушки. Товарищи Энакина, видя эту нежную дружбу, тайком посмеивались над ними, а один, особенно бойкий на язык Феррус Олин, бывший на пару лет старше Энакина, один раз насмешливо заявил, глядя прямо на них: — Ну, что, парочка, не надоело вам ещё обниматься? Может быть, поженитесь уже? Эти слова заставили Асоку почти рассмеяться, а вот Энакина, наоборот, нахмуриться и сдвинув брови, шагнуть в сторону Ферруса: — Вот, надо будет и женюсь! Дай только вырасти! — Я-то дам — ничуть не уступил Феррус — Но как вы Кодекс обмануть умудритесь? Вряд ли Йода согласиться быть вашим шафером, а Винду принести вам кольца, впрочем и я тоже не горю желанием нести шлейф от платья твоей прекрасной престарелой невесты. Слишком большая цена за изгнание из Ордена. Это было уже слишком и побагровев лицом, Энакин наступил на Ферруса и взмахнув руками, Силой толкнул его к стене, заставляя удариться об неё и упасть. Затем он прямо-таки сел на противника и схватив рукой за волосы, другой начал лупить его по лицу и задыхаясь от охватившей душу злости, почти шипеть ему в лицо: — Не смей больше так говорить! Слышишь? Я кому сказал? Никогда больше так не говори! Асока встала возле них и начала разнимать, растаскивая в разные стороны. — О! Вот и сама Избранная явилась! — насмешливо бросил Феррус — Думаешь, ты нужна ему? Да как бы не так! Просто хочет рядом с тобой постоять, чтобы и на него твоя исключительность свет бросила, а после бросит, моложе найдёт! — Что ты сказал? А ну захлопнись, Златовласка! — снова обозлился Энакин и сильно пнул Ферруса. Тот так же здорово оскорбился, понимая отчасти справедливость этого прозвища. Дело в том, что в темно-русых волосах Олина с рождения было несколько золотистых прядей, что невольно придавало ему сходство с героиней известной сказки. — Замолчи, маменькин сынок! — тут же взвился Олин — От одной мамки забрали, так ты новую нашёл, да ещё и известную! Тут не стерпела уже сама Асока и снова подойдя к драчунам, попыталась докричаться до них, но те были так захвачены дракой, что совершенно не слышали её. И в конце-концов потеряв терпение, тогрута схватила каждого из них за плечо и используя Силу, развела их в стороны. Мальчики, недоумевая, что же случилось, снова кинулись навстречу друг другу, но оба врезались в стоявшую между ними Асоку, отчего та пошатнулась и упав на пол, ударилась головой о цветочный горшок библиотекаря Джакасты, которых она наставила по всему храму как у себя дома, что не раз становилось предметом упрёков со стороны начальства, но всегда прощалось пожилой сотруднице в память о её прошлых заслугах. Впрочем, Асока сейчас точно не собиралась ни упрекать Джакасту, ни восхищаться ею, она вообще ничего сейчас не собиралась делать, так как, ударившись о горшок, тотчас обмякла и упала на пол, раскинув руки в стороны. На её правом виске, возле бело-голубого монтралла, виднелась кровавая ссадина, из которой прямо по этому отростку спускалась красная струйка. Глаза были закрыты и она не подавала признаков жизни. — Асока! Асока! Что с тобой? — воскликнул Энакин в полном отчаянии. Тогрута не ответила ему, лишь продолжая безучастно лежать на полу. — Похоже, дело дрянь — подал голос Феррус, напуганный не меньше его. — Молчал бы лучше, и имел ввиду, что если она умрет, то я точно тебя прибью! — обратил на него свою бессильную злость Энакин. — Что тут произошло? — послышался над ними властный голос. Оба мальчишки замерли от ужаса, но перепугались ещё сильнее, когда поняли, кто пришёл на место происшествия.