Пророчество не лжёт

Поимка опасного преступника долгое время была на слуху у всего Храма. Особенно все восхищались Энакином, сумевшим проявить находчивость и без страха залезть в само логово преступника. Даже Асока, вопреки ожиданиям, не стала его отчитывать, а испытывая явную гордость за ученика, заступилась за него перед Советом и тот, призвав действия Скайуокера правомерными, объявил ему благодарность. Асока стояла с ним рядом и улыбалась ему, когда Магистры зачитывали эту благодарность перед всем Орденом, в присутствии верховного канцлера. Это было самым лучшим подарком для Энакина, даже большим, чем сама награда Совета. И большим, чем возрождённая из пепла рука. Она стоит с ним рядом, так, что он может ощущать её сердцебиение и чувствовать её дыхание на своих волосах, она смотрит на него, а в глазах неподдельная гордость и уважение. Да, именно они, не просто восхищение очередной детской проделкой или лукавая улыбка товарища по играм, а самое настоящее «взрослое» уважение достойным поступком. Это ли не счастье? Не доказательство того, что Энакин своего добился, на несколько шагов приблизился к своей цели? Асока наконец-то смогла оценить его, увидела на что он способен и чего стоит. Осталось ещё немного и Скайуокер увидит в её глазах и нечто большее. Что-то более тёплое, нежное и родное. Такое, что вероятно видит Сатин, когда Магистр Кеноби смотрит на неё. Впрочем, о последнем осталось только догадываться, благо поговорить на данную тему возможности не было. С Сатин он больше не виделся, а Кеноби на все вопросы отвечал уклончиво, ясно давая понять, что сейчас Энакин всё равно ничего не поймёт, такое нужно объяснять людям постарше, с солидным опытом и богатым умом. На самом деле причина была в том, чтобы никто не догадался о тайне Магистра, ведь до сих пор даже Скайуокер думал, что они с герцогиней во время тайных визитов друг к другу просто ведут задушевные беседы. «Пускай и дальше так думает» — проносилось в мыслях Кеноби, когда Энакин выходил из его кабинета. А юноша думал об этом отнюдь не так много, как часто думали другие в его возрасте, считая, что гораздо важнее для него продолжать в том же духе и побольше совершать таких же великих поступков, чтобы Асока улыбалась, это было лучшей наградой. Чувство к своей наставнице, зародившееся ещё в детстве, так никуда и не ушло, продолжая жить в его сердце. Однажды попав туда маленьким плодородным семенем, оно тихо ждало своего часа, питаясь вниманием Асоки к ученику, их проникновенными беседами, её похвалами, улыбками. Оно выросло уже большим и вот-вот должно было выстрелить вверх тонким, но сильным зелёным ростком, который мог бы прорости прямо сейчас, но как всегда, некто, щедрой рукой плеснул на него нитратным яд вынужденной разлуки, спровоцированной ссорой. Это случилось буквально на следующий день после задержания Фаула. На Нижних уровнях устраивались гонки, учреждённые местным главой, на базе какого-то развлекательного центра, прятавшегося под красивым названием: «Дом культуры работников общепита». На самом же деле ничего культурного в этом заведении не водилось со дня основания, это был самый обычный притон, где любой желающий мог делать то, что хотел. Кто пил, кто играл в азартные игры, а кто и вовсе зажимал в уголке ярко накрашенных красоток, вонявших дешевыми духами. Руководил этим всем не слишком опрятный и всегда слегка пьяноватый иридонский забрак, одетый в красный комбинезон и псевдозолотую корону. Он основал своё заведение потому, что сам являлся большим любителем всего того, что там происходило. Но больше всего этого он обожал гонки, к которым пристрастился ещё живя на Татуине, служа наемным пилотом одного из торговцев, но был выгнан им за излишнюю жадность и частые проигрыши. Не долго он переживал из-за этого, а перебравшись на Корусант, воплотил в реальность свои мечты. Пилотом тот был так себе, поэтому сейчас с удовольствием возмещал свой комплекс неполноценности на других любителях погонять, организуя гонки раз в полгода. Это устраивало всех, кроме жителей Верхов, давно уже мечтавших прикрыть веселое заведение из-за плохой репутации и частого шума, мешало лишь то, что документация была в порядке. И гонки по-прежнему исправно проходили по заданному графику и вот сегодня по всему голонету и радио разлетелись звучные приглашения: — Только один день! Только сегодня! Только сейчас! Проверьте свою удачу! Раскройте свой потенциал великого гонщика! Услышали об этом и в Ордене, однако, если мирные жители, вернее, довольно многие из них, откликнулись с энтузиазмом, джедаи отреагировали настороженно и ни под каким видом не соглашались на такое удовольствие, очень уж оно было сомнительным. За то Энакин был абсолютно уверен, что Асока, знавшая много про гонки и бывшая отличным пилотом, непременно будет участвовать и даже не сомневаясь в ответе, предложил ей участвовать вместе. При этом его лицо украшала улыбка, а руки, скрывая волнение, прятались в кармане, ведь юноши был определённый план, который он надеялся выполнить сегодня, сочтя себя уже достаточно взрослым для этого. Мало того, он всю ночь потратил на изготовление совершенно особенного подарка, должного стать символом его любви к Асоке. Едва солнце скрылось за горизонтом, а в Храме объявили отбой, Энакин, не замеченный никем, путями, изведанными с детства, выбрался из здания и спустившись на Низы, направился в сторону знакомой свалки, где часто можно было найти такое, чего не отыщешь ни в каком магазине. Главным было не попасться на глаза, а точнее, под мешки, мениконам — местным мусорщикам, непонятной расы, таскавшими за спинами ранцы и при удобном случае стрелявшими в неугодных струей яда. Их интересовали технические отходы, а вот Скайуокер в этот раз пошёл в ту сторону, куда обычно выбрасывали мусор от жителей Верхов. Те были самыми привередливыми и именно там можно было найти самое интересное, которое обнаружилось в первом же мешке, полностью набитом пустыми тюбиками и баночками от косметики, а так же разломанными украшениями. Меньше минуты потребовалось Энакину, чтобы найти то, что нужно — тонкую цепочку, порванную в одном месте и со сломанным замком, починить который было нетрудно и несколько камней голубого, зеленого, красного и белого цвета. Первые три цвета так или иначе ассоциировались с Асокой, а последний Скайуокер добавил просто потому, что он был красив. Сунув это всё в карман, юноша вернулся обратно в храм, по пути нарвавшись на несколько мусорщиков, не желавших выпускать его со свалки, пока он не порезав мечом их ранцы. И оставшееся до рассвета время Скайуокер провёл в санузле, где тщательно отмывал, отполировывал и совмещал вместе, постепенно превращая всё это из ставшего ненужным хлама в изящный и очень красивый браслет. Чувство прекрасного никогда не было сильной стороной Энакина, но только не сейчас, теперь же само сознание диктовало ему необходимые действия и браслет, рождаемый его чуткими пальцами, выглядел так, что даже сама королева не отказалась бы получить такой в подарок. Тем более Асока. Только вот наградой за эти труды пока ещё были лишь красные глаза и разбитость во всем теле — печать бессонной ночи. Скайуокер предвкушал, как предложит Асоке пойти на гонки и когда кто-то из них победит, а в этом он не сомневался, торжественно подарит тогруте своё творение. Если победит она, то в качестве приза, если он, то в благодарность за переданное мастерство пилота. И думая обо всем об этом Энакин высказал своё предложение. Вот только... — Энакин! Ни в коем случае! Я запрещаю тебе даже думать об этом! — твёрдо произнесла Тано, не отводя от него внимательных сердитых глаз. — А почему ты так настроена, ты же знаешь, мы оба умеем летать и непременно победим — Энакин был уязвлён такой отповедью и даже успел пожалеть о своём порыве. — Потому, что их устраивают преступники, это во-первых — сказала она, как отрубила — И от того, что трасса этих гонок проходит через заброшенный завод, где очень много заражённых отходов, это во-вторых. С каждым словом Тано, Скайуокер чувствовал, как холодная вода, которой его сейчас окатила наставница, течёт ему за шиворот и раздражающе щекочет спину потоками. Чувство уязвлённого самолюбия и горького разочарования в самом себе полилось в душу горьким ядом, он даже пожалел, что струйки отравы мениконов вчера не попали в него. Сейчас было бы не так горько. «А я-то думал, она наконец-то в меня поверила! Эх! Всё было напрасно!» — подумал Скайуокер, отворачиваясь от Асоки. Последние её слова, те самые, которые были во-вторых, сменили его настроение с горько-обиженого на злорадное. Появилось желание отыграться, сделать так же больно в ответ. И стиснув в кармане браслет, рискуя сломать его, уничтожив весь свой ночной труд, Энакин снова резко повернулся и выкрикнул ей прямо в лицо: — Да ты просто сама испугалась! Думаешь, что ты Избранная! Крутая! Ничего не боишься, а теперь-то я всё знаю! Ты просто обычная трусиха! Дутая величина, продвинутая канцлером! Вот иди сейчас и поплачься ему, я уверен, он сможет тебя утешить! — Энакин! Это просто возмутительно! — сказала тогрута тоже начав закипать — Я не позволю говорить со мной в таком тоне. — А что не так? Не нравится, когда тебе говорят правду? — продолжал Энакин, понимая, что должен остановиться, но никак не мог — Вот, а мне не по душе, когда ты топчешь моё сердце! Играешь мною как хочешь! То хвалишь меня, но опускаешь, как какого-то мальчишку! А я уже не маленький, я вырос и готов дать тебе всё то, что тебе нужно. За, что же ты так со мной обращаешься, ведь я же...Асока, я люблю тебя! Последние слова вырвались помимо воли, даже из горла, а из самой души, исстрадавшейся от нераздельного чувства, росток которого секунду назад с резким мстительным удовольствием выстрелил вверх зеленой острой стрелой. Кончик её вытянутся вверх и остриём дотронулся до сердца, заставляя Энакина враз протрезветь и понять, что он только, что сказал, но не успел, глаза уже закрылись стыдом и Скайуокер, махнув рукой, повернулся и исчез в коридоре, спасаясь от самого себя, от своих слов, своих чувств и мыслей, чтобы не думать о том, что он скажет Асоке, когда они снова встретятся вечером. Ведь на гонки Энакин всё равно отправится, неважно, что об этом скажет Асока, и если после этого она откажется от него как от ученика и как от друга, то так тому и быть, даже лучше будет, они перестанут встречаться так часто. Так размышлял Скайуокер, а Тано об этом и не думала, она шла на Совет, ей предстояло задание, которое началось со слов: — Разберись, как ты умеешь!