Stockholm vibes.

только ты, мой милый контрол фрик, заводишь будильник пораньше, чтобы успеть сточить круассан, который остался с вечера, раньше, чем до него доберусь я. последнее время наши завтраки в Москве были чем-то вроде чая с бергамотом и то, что нашли в холодильнике. кукурузный хлеб и немного масла. любимый сыр, тосты, заботливо прихваченные тобой вместе с пино гриджио. я люблю круассаны с шоколадом, а ты – с малиной. мы всегда берём с шоколадом, потому что ты меня любишь. ты много чего делаешь по этой причине. раздаёшь пиздюлей, когда выхожу на ноябрьскую тренировку на «френдс арене» в коротких штанах (кто-нибудь, убейте этот сраный адидас, который делает такую стремную форму, пожалуйста, ради меня). отключаешь будильник раньше, чем я кину айфон в стену. отдаёшь мне свою ветровку на прогулке по Стокгольму. шведская столица в ноябре настраивает на горячий кофе, тёплые круассаны и посиделки в кофейнях с любимыми (с тобой). ближайшие пару дней нам светит только посиделка на скамейке перед (надеюсь, не во время) матчем. Стокгольм продувает ветром, и по твоим щекам бегают мурашки. я шутливо обнимаю тебя со спины, когда вся наша дружная компания тормозит на очередном мосту. «замёрз совсем» – шепчу в ухо и прижимаю, прижимаю к себе. хорошо любить брата. любые выездные игры – этакое безвременье. остановка в пространстве. они чём-то похожи на поездки в детский лагерь. ты далеко от дома, тянет творить дурацкие поступки, шуметь, не спать ночами, хохотать. тянет жить. играть на выезде – не то же самое, что на РЖД арене. здесь все по-другому. воздух, солнце, трава. ко всему приходится привыкать с космической скоростью. подстраиваться. все по-другому кроме тебя. ты – константа всего. в Москве или в Швеции на самом краю земли. в Москве ты хозяин, ведёшь себя свободно и уверенно, как дома. а здесь тебе немного некомфортно. неуютно. ждёшь подвоха, оглядываешься. знаю, что нервничаешь перед игрой. все нервничают. вон Артём уже измучил всех своими шуточками и офигенными историями. ты хмуришься только и отодвигаешься за мою спину, чтобы дзюбины подколы не коснулись тебя. зимой ты всегда становишься чуть более нелюдимым. сильнее кутаешься в толстовки. обожаешь шапки (Федя, заебал ты уже своими кандибоберами, чесслово) и вечно бубнишь, когда я что-то делаю не так. знаю, что за месяц перед Новым годом обычно самое сложное время. да и я не давлю. уже давно привык к тебе такому. я люблю твои странности. твои коленки, разбитые в попытках доказать Гиле, кто тут может стоять на воротах (ох уж эти дуэли!). твои просыпания по ночам, когда пугаешься чего-то и ко мне прижимаешься. знаешь, что я всегда успокою. я всегда рядом. какую бы хуйню ты не нес, и как бы я не устал. а разве может быть по-другому? — почему блин тут так холодно? — север, мать его. после тренировки вечерней совсем задубеваем и сматываемся первыми в номер. только душ горячий сейчас спасёт. а потом горячий-горячий чай. под звуки льющейся воды осторожно захожу в ванную, стягиваю одежду, забираюсь к тебе близко-близко, тепло-тепло. наш способ затормозить время, остановить его. поворачиваешься ко мне лицом. и вроде всю жизнь живу с близнецом, а никак не могу перестать удивляться как сильно ты похож на меня. я живу с зеркалом и люблю зеркало. самое лучшее зеркало на свете. обнимаю, в глаза вглядываюсь, пытаюсь что-то угадать в них. северные шторма, деревенскую траву перед домом в далеком детстве, булочки под одеялом в академии локомотива, первый гол, первый поцелуй, первое «я с тобой, и это не обсуждается». и греет уже не только горячая вода. — согрелся. полотенца в Стокгольме особенно большие и мягкие, а привычно сдвинутые кровати не так сильно бесят, как обычно. вместо будильника завтра будет ор Артёма на весь коридор, а пока есть шанс немножко выключиться из этого мира, устраиваясь на твоей груди. чувствуя, как ты целуешь меня в волосы, прижимаешь к себе и не собираешься отпускать. этой ночью – и всегда.