Загнанные лошади смотрят на запад

Дни шли, как в тумане. Один за одним, бесцветным полотном. Хождение вдоль проволоки без конца и края, где нельзя ни развернуться, ни оступиться. Чарли помнил один голос, два или даже три. Они сплетались вместе, и он не мог определить, мужские они или женские. Он почти все время спал, а если и просыпался в холодном поту, то быстро проваливался назад, чтобы не чувствовать боль. Чарли даже не осознавал, когда ест. Лишь ощущал, что это забивает голод. Но день, когда он окончательно пришел в себя, Чарли запомнил. Шестое декабря. Он уточнил. За окном небо серело, и сам воздух казался каким-то блеклым в преддверии зимы. В комнате тоже похолодало, и желтовато-теплые цвета деревянной обивки мерещились голубыми. Его первым посетителем был Нокс. Чарли взвился на постели, пытаясь сесть, едва завидев того в дверном проеме. Нокс улыбался, и, черт, улыбка была лучшим, что Чарли мог вспомнить на его лице. — Эй, не подскакивай, — предупредил Нокс и наконец прошел внутрь. — Я думал, ты сдох, — выпалил Чарли в ответ, морщась. — Да конечно, кто бы тебя тогда помогал сюда тащить, — по-доброму усмехнулся тот. Он подобрал полы своего пальто, усаживаясь на край постели. Чарли вспомнил, как сам до этого сидел здесь с Ноксом, считая дни и молясь, чтобы ему стало лучше. Смеяться было больно. — А Штеф сказал, что ты… — Чарли попытался вернуться памятью к тому вечеру, но помнил очень мало. Почти ничего после того, как окунулся в темноту старой шахты, идя за светом крошечной керосинки. Маленьким маячком, удерживающим его на границе этого мира. И потом сразу эта постель. В комнате, где раньше лежал Нокс. На его же месте. — А я нет. Рука Нокса нерешительно замерла, но потом он улыбнулся и похлопал Чарли по плечу. Тело ужасно болело. Хотелось говорить, хотелось трогать Нокса. Не верилось, что он рядом. Но как же сильно Чарли жаждал знать, что это действительно так. — Но как? — только и мог воскликнуть он, превозмогая боль в животе. Чарли задрал одеяло. На нем была одна рубашка. Он дотронулся до полоски на животе. Здесь раньше торчал нож, а теперь аккуратно выстраивались в линию стежки. Нитка была все еще тут. Как и бледно-розовые следы на руках от ланцета. — Он зашил тебя, — сообщил Нокс, кивая на рану. — Прямо иголкой тыкал туда. Но сначала что-то оттуда вытащил. Кажется, это было частью тебя. — Ого. Ну… он… надеюсь, я обойдусь без этой части. Чарли ощутил, как внутри расползается тепло. Благодарность, облегчение. Штеффен знал свое дело. — Тебе повезло, что ты не жрал до этого, — продолжил Нокс. — Он сказал, что если бы кишки были грязными, не избежать бы заражения. И… и тогда вообще не факт, что мы бы сейчас разговаривали. Везунчик. Чарли не знал, что ответить. Сейчас, когда он лежал на мягкой постели в теплой комнате, и рядом безмятежно сидел Нокс, его собственная кончина казалась далекой шуткой. Одним из тысяч невозможных исходов. Но он помнил, что для него сделали. Помнил, откуда его вытащили. — Я видел твои внутренности. Гадость. — Нокс смешливо поморщился. — Как красные сопли. — Думаешь, у тебя получше? — усмехнулся Чарли, ложась обратно на подушку. Было хорошо. Тепло. Спокойно. Черт. Даже если за дверями стояли полицейские, готовые взять его в любой момент. Сейчас все было в порядке. — Так ты выбрался, — вспомнил Чарли и повернулся к Ноксу. — Что произошло? Почему Штеффен сказал, что ты… что тебя нет? — О, мне не очень нравится об этом рассказывать, — скривился тот. Но, конечно, рассказал. Стоило Ноксу дойти в своей истории до момента, когда шахтеры узнали в нем беглого преступника, у Чарли самого зашлось сердце. Хотя умом он понимал, что Нокс точно выбрался из той передряги — ведь он сидит сейчас перед ним, живой и здоровый, — волнение было явственным и ярким. — Не может быть, что они тебя после такого отпустили, — воскликнул он, и от этого закололо в боку. — Они и не планировали отпускать, — кивнул Нокс и сделал драматичную паузу, явно стараясь его дожать. Чарли пихнул его ногой. Он тут вообще-то болел, нечего было томить. — Но когда посыпался свод, они сразу обо мне забыли. Даже мой собрат О’Лири. — Но они все успели выбраться? — Все. И лошади тоже. Чарли улыбнулся, смотря в потолок. Вот бы можно было обо всех злоключениях узнавать, когда все давно кончилось и результат видишь налицо. — А шериф? — вспомнил он. — Шериф больше не побеспокоит, — уклончиво ответил Нокс. — Мы с твоим доктором решили этот вопрос. В основном он. Но я тоже. Похоронил этот вопрос. Так сказать. В корне. — О. Чарли не знал, что испытывает по этому поводу. Он не хотел сейчас радоваться чьей-то кончине, но эти новости по-своему приносили умиротворение. Без этой фигуры на доске Мракстоун вздохнет свободнее. — Кстати, — Нокс зашуршал в кармане, доставая согнутый вчетверо лист, — Клаус тебе передал. Чарли поднял глаза. Это был рисунок Отважного и его самого. По какой-то причине Чарли оказался меньше собаки. Он надеялся, это не шпилька. Над его головой аккуратными буквами было выведено «Чарле». — Очень похоже, — пробормотал он, поднимая глаза. — Передай ему спасибо. — А сам не хочешь? — Нет, я буду лежать и страдать, — усмехнулся Чарли. — Хватит. Ты уже не умер, так что не пытайся вновь. — Я был очень близко. — Ты мне рассказываешь. Чарли потерся щекой о наволочку. Да, легко не пришлось никому из них. Никому. — Знаешь, я видел Билли Боба. Там. Нокс перестал улыбаться и напрягся. — Билли Боба? — переспросил он. — Ага. — Чарли закрыл глаза. — Это не мог быть он. — Скорее всего не мог. Но он помог мне. Нокс пожал плечами. — Наверное, ты просто бредил. — Наверное. Но я здесь. — Здесь. Это хорошо. — За это спасибо Билли Бобу. Билли Боб был хорошим другом. Он был их другом. Кем бы они ни были для него, он для них оставался светом. Тем, что вывело их к дороге. Тем, что наставило на путь. Путь, который привел сюда. — Да уж, спасибо за то, что завез нас в эту проклятущую дыру, — забурчал Нокс, но не всерьез. Чарли знал, что Билли Боб всегда будет рядом, пока они его помнят. И это — и его история тоже. — Ты бы хотел, чтобы этого всего не случалось? Нокс откашлялся и отвел глаза, задумчиво потирая переносицу. Его плечи несколько раз дернулись, как будто он хотел ими пожать. — Не знаю. Нет. Да. Все уже произошло. — Он поморщился. — Так что зачем об этом… Нам теперь нужно думать о том, что будет дальше. И они оба замолчали, думая, очевидно, об одном и том же.

***

Приключений Ноксу хватило на год вперед. А, может быть, даже и на все десять лет. Он старательно ворчал и стабильно выпивал больше положенного, пока острые грани воспоминаний не стали стираться, а озера фиолетовых синяков на ребрах и груди не затянулись. Только тогда Нокс пришел к тому, что все, что с ними произошло, можно с чистым сердцем записать в колонку «Прошлое». Он бы записал туда весь город, всех его ненормальных обитателей и события, в которых им довелось поучаствовать, если бы не приходилось к ним возвращаться. А что у него еще было? Будущее? Какое? Нокс караулил мадам, ревностно наблюдая за тем, как она ухаживает за Чарли. Она ухаживала и за ним так же? Тогда он уже был счастливчиком, хоть и лучшие моменты жизни не запомнил, валяясь в отключке. — Чарли намного лучший, — сообщила мадам, явно желая его порадовать. Она закрыла за собой дверь, придерживая таз с грязными бинтами и простыней. — Это хорошо, — Нокс опомнился и почти силком отобрал вещи на стирку. — Спасибо. Проходите. Проходите. Он загремел, пропуская мадам по коридору. Когда жизнь раскачивалась на волоске, на лицо было направлено дуло, а то и вовсе задница зависела от того, хорошо ли слеплен динамит под мышкой или как рванет от перегрева, размышлять о том, чтобы предложить мадам доктор что-то неприличное, было легко. В смысле, попросить ее руки и всего такого. Сейчас это все вновь казалось далеким, лишним и неуместным. Только мадам была все так же прекрасна и все так же вызывала в Ноксе волнующий трепет, как и до этого. Была ли тогда разница, где они оба? — Мадам, помните, я как-то вас про замуж спрашивал? — Да, помню. Окончательно догнал он ее уже на кухне. Мадам успела водрузить на огонь полный чайник воды. Нокс неосторожно отставил таз с грязным на край ящика у стола, и тот с грохотом свалился на пол. — Извините, — буркнул он и бросился собирать. Часть бинтов была в засохшей коричневатой крови, часть — в чем-то травянисто-вонючем. Среди всего этого Нокс наткнулся на руки, на руки мадам, когда она наклонилась помочь ему. — Я ничего не могу вам предложить, — тихо сказал Нокс, дотрагиваясь до ее пальцев. — Ничего из того, чего вы достойны. Я не знаю, что будет дальше со мной. Даже деньги зарабатывать честно не умею. Вот оно вам надо? Мадам вздохнула. И он отпустил ее руки, потому что вздох мог значить только одно. — Может быть, — ответила она совсем другое, и он поднял на нее глаза. — Может быть, надо. Никогда не знать. — Вы серьезно? Мадам выпрямилась, держа бинты. — Вы не правый, Нокс, — сказала она серьезно. — В чем? — Вам есть что предложить. Он нахмурился. Что? Пальто свое дырявое, да сапоги, которые уже ни одна подбойка бы ни спасла. Но она смотрела на него так искренне и честно, что от этого сердце становилось больше раза в два. — И вы уже предлагать. — Мадам улыбнулась ему. — Надежду. Нокс выдохнул, потому что она была восхитительна. Выдохнул, потому что она была лучшим, что он мог найти на всех чертовых просторах Дикого Запада, да и во всем мире, чтоб ему пропасть. — Спасибо. Спасибо, — забормотал он. — Может быть, однажды я смогу дать больше. Для вас. Для нас. — Однажды, — согласилась мадам. Она расцеловала его в обе щеки, и Нокс ушел, пошатываясь. Растирая горящее лицо в тех местах, где коснулись ее губы. Наверное, в этом была правда. За ним было прошлое. И оно прошло. Но перед ним осталось будущее. Что-то впереди. Нокс хотел его увидеть. Хотел идти дальше.

***

Что он будет чувствовать при виде Штеффена, Чарли пытался не предугадывать. У него было столько вариантов. Некоторые были неосуществимы из-за того, что у него болело все, что могло болеть. Он задумался об этом, когда Штеффен наконец пришел навестить его. Чарли забыл не только те слова, что хотел сказать, но и вообще все. Штеффен на некоторое время замялся, увидев его бодрствующим, и Чарли мог видеть только темную щель в дверном косяке. Но потом Штеффен собрался и шагнул внутрь. — На тебе другая рубашка, — первым делом заметил Чарли. Штеффен оглядел себя рассеянно и поднял голову, смущенно улыбаясь. Эта была серой. Не такая красивая, как та. Он тоже не торопился заговаривать, и Чарли думал, что в голове его наверняка такой же бульон, как и в его собственной. Осознание этого делало… ну да, делало его счастливее. Все, что было связано со Штеффеном. — Как самочувствие? — спросил Штеффен, подвигая к краю постели табурет. Он опустился на него и протянул руку, поглаживая пальцы Чарли, лежащие поверх одеяла. Щекотно. Мягко. — Теперь лучше. Он улыбнулся вновь. — Мы… знаешь, мы сделали это. Ты сделал это, — вдруг сказал Штеффен. — Я думаю, вышло. — Вышло? — Чарли приподнялся, упираясь руками в матрац, и сел повыше. — Засыпало, конечно, обе шахты. Это была действительно хорошая взрывчатка. — Но ничего не выбралось наружу? — Ничего. Чарли сцепил пальцы перед собой. Это Диаз. Если бы монстр не отвлекся на него… тогда шансов у них бы не было. Пусть он был говнюком первого сорта, но благодаря его невольной жертве у них получилось. Получилось. Благодаря чертовой настойке. Получилось. Сотни совпадений, ведущих к счастью. Чарли откинул голову на подушку, улыбаясь. — Мне… — он облизнул пересохшие губы, — прямо интересно, что об этом всем думают в Мракстоуне. Сколько дней прошло?.. — О, версии самые разные. — Штеффен поднял глаза, припоминая. — Кто-то говорит, что шериф прятал в старой шахте оружие и динамит со времен войны. И в итоге это плохо обернулось. Говорят даже, что у него был большой план. Кузнец утверждает, что его помощник изъял его личные запасы динамита. — М-м-м. — Чарли пытался не думать. Не выходило. — Впрочем, некоторые считают, что этим он хотел воспользоваться против индейцев. И в итоге вышло. Индейцы так и не добрались до Мракстоуна. — Это Нокс, — улыбнулся тот. Его история. — А обо мне что-нибудь говорили? Все же… они же видели виселицу и как меня взяли… И это. Штеффен наклонил голову. — Одни считают, что ты действительно опасный ублюдок. А вторые считают, что вешать за то, что ты торгуешь ирландскими пуговицами, это перебор. Последний раз, когда я был в городе, такие слухи ходили. Чарли посмеялся, и живот скрутило болезненным спазмом. — Но никто не говорит о чем-то темном и безумном, что раньше пожирало город по кускам? — Нет, никто. Штеффен нахмурился, и его лоб просекла еще одна морщинка. — Пусть так оно и остается. Конечно, это все не было панацеей. Лживые истории не смогли бы спрятать в себе целиком и полностью, скрыв их головы в мутном болоте слухов и домыслов. Но сейчас, когда все ненадолго улеглось, и единственное, что угрожало Мракстоуну, это переизбыток сплетен на базаре, Чарли почувствовал полное спокойствие. Впервые за много дней. — Я рад, что… — начал Штеффен и замолчал. Чарли повернулся к нему, рассматривая его лицо. Говорить было тяжело, он это чувствовал. — Я рад, что все случилось так, как случилось, — прошептал Штеффен едва слышно. — Мне жаль, что… мне жаль, что ты потерял друга и прошел через все это. Но как я благодарен судьбе за то, что вы добрались именно до Мракстоуна. Вытянули его из… вытянули из него… покончили с этой бедой. Ведь это ваша заслуга. — Наша. — Большей частью ваша. Вас обоих. Штеффен закрыл глаза, уверенно кивая головой. Он перевел дух и продолжил. — Ты знаешь, что мне плевать, каким ты был раньше. Что делал. — Знаю. — У всех нас есть темные стороны. И светлые. Его голос вибрировал от эмоций, и слышать это было прекрасно. — Я рад, что сейчас ты со мной, Чарли. Здесь. Чарли сел, придерживая себя за живот. Но вторая рука ему все равно понадобилась, чтобы обнять Штеффена за шею. Поглаживая затылок и чувствуя большими пальцами пульс в артерии. Он уткнулся своим лбом в его и вздохнул. Вдох. Выдох. Губы гостеприимно приняли поцелуй Штеффена. Он был коротким, но таким волнительным. До того, как Штеффен вновь уложил его на постель. — Никто никогда не узнает, что произошло на самом деле, — пробормотал Чарли напоследок. Может быть, сказать стоило что-то совсем другое. Но он не знал, как это сказать. Он умел только показывать. — Тебя это волнует? Чарли вздохнул, пожимая плечами. — Нет, не особенно. Все, что нужно, уже сделано. — Осталось только привести тебя в норму. За недолгий разговор Чарли успел ощутить и облегчение, и удовлетворение, и удовольствие. Этого казалось так много. Он устал. — Что ты думаешь делать потом? — спросил его Штеффен. Чарли закрыл глаза. А что он будет делать потом?

***

Музыка в «У пьяной пятки» казалась ужасно громкой. Возможно, он просто привык к тишине, и поэтому пианино играло у него словно в самом ухе. Чарли не мог не заметить количество взглядов, которыми просекали его посетители. Но выступить против никто не собирался, а нового шерифа пока не выбрали. Да, по-видимому, этот вопрос, как и вопрос принадлежности Штатам, волновал жителей меньше, чем отсутствие работы. Лавинья нашла его сразу. Чуть не скинув кружку эля на пол, она запрыгнула к нему на колени и обвила шею руками. — Чарли, это ты! — довольно заметила она, прижимая его голову к груди. — Тебя выпустили! — Почти, — усмехнулся он. Совсем боль в животе не ушла, но он по крайней мере мог свободно передвигаться и делать разные вещи. У Штеффена было иное мнение: он отвергал все попытки Чарли сблизиться, пока не убедится, что все точно нормально. Последний раз он сдался, и Чарли окончательно внес une pipe в список лучших штук на свете. Даже лучше виски. Чарли обхватил ее за талию, придерживая, и подвинул к себе соседний стул, помогая ей пересесть. — До меня дошли кое-какие слухи, — сказала Лавинья незамедлительно. — Барри говорит, его помощник шерифа грабанул на динамит, а потом подорвал шахту. — О, такое говорят. — Ага. Ну это плюс вообще-то. Теперь сюда меньше ходят эти зассанные шахтеры. — Думаю, они скоро совсем перестанут, — сказал Чарли. — На самом деле… на самом деле шахты взорвались от природного газа. — О. А как же динамит? — Она приподняла брови. — Он был нам нужен для другого. — Для другого? — повторила она. — А в шахтах газ? — Да, вроде того, — пожал плечами Чарли, делая глоток эля. — Тут везде опасно. Серебро того не стоит. Ему было неловко обманывать ее, ведь она им так помогла. Но чтобы окончательно приостановить тут выработку серебра, им приходилось делать все. Он надеялся, болтушка Лавинья расскажет об этом всем своим клиентам. — У меня есть кое-что для тебя, — сказал Чарли, переводя тему. — О-о-о, все-таки кое-что ты мне покажешь. — Цепкие пальчики побежали по его бедру. — Нет, это не то кое-что! — предупредил он. — Это кое-что для кое-кого другого. — Ах, жаль. Он достал из кармана сложенную квадратом тряпочку. Она была еще чуть влажная. — Ты говорила, что любишь цветы, — напомнил он. — Ох. Ее глаза широко раскрылись, словно она могла разглядеть. Руки нащупали ткань на столе и непонимающе начали разворачивать. Штеффен разрешил ему взять несколько листков эвкалипта. Это нужно было для дела. А других цветов зимой он бы точно не нашел. — Ах! — воскликнула Лавинья. — Что это? — Это растение. Оно пахнет. Не совсем, как обычные цветы, но… — Чарли, оно ужасно воняет, — засмеялась она. — Кошмар просто. Чарли поджал губы. Он не совсем этой реакции ожидал. Ему нравился этот запах. Он ассоциировался с хорошим. Но стоило ему потянуться к ней, чтобы забрать неловкий подарок обратно, Лавинья обхватила его запястье второй рукой. — С другой стороны, у некоторых изо рта похуже несет, — серьезно сказала она и добавила, подняв лицо: — Спасибо, Чарли. Он даже растерялся от ее искреннего голоса. Он ни к какой реакции не был готов. Но это было приятно. — Тебе спасибо, Лавинья. За все. Ее губы изогнулись в теплой улыбке.