Долгий путь домой

Руины города оживших кошмаров, среда, 4:42 p.m. Туша небесного кита бесформенной горой возвышалась над руинами некогда двухэтажных домов, а несколько из них теперь навсегда были стерты в пыль под тяжестью погибшего животного, которое пару часов назад рухнуло с облачной высоты. Как эта огромная масса при такой скорости падения не расплющилась в лепешку с разбросанными на одну-две мили внутренностями — осталось загадкой. Видимо, какие-то особенности вида. Кит, конечно, был мертв. И причиной тому стала эпичная схватка в небе, свидетелями которой могли бы стать все жители города, если бы город был обитаем. Впрочем, как минимум троим это представление запомнится еще надолго. А обе сестры были уверены, что Коса Смерти не мог не видеть и не слышать облачную китовую баталию. — Ты уверена, что он придет сюда? — Эва прикоснулась к китовой шкуре в синий отлив. На ощупь она оказалась грубой и твердой как камень. — Не может не прийти, — Иветт встала рядом с сестрой и задрала голову вверх, оценивая расстояние до вершины туши. — Это единственная еда, которую Коса Смерти сможет найти в руинах. Вспомни, мы тут, кроме китов, за эти дни живности вообще не встречали. — Даже крыс с тараканами нет, — согласилась Эва. — А Гнилозубые и Карапузы точно не в счет. Сестры медленно двинулись вдоль туши мертвого кита, и Иветт усмехнулась. Карапузами они прозвали этих мелких тварей, порожденных кошмарами Косы Смерти, что заснул под кровавой луной, и теперь спасался от них бегством и никак иначе. — Учитывая, что он от мелких только и делает, что прячется. — Согласись, они милые, — улыбнулась Эва. Да, утром феи набрели на парочку Карапузов, пока перебирались в новое укрытие. На первый взгляд, они, действительно, показались симпатичными ребятишками. — Пока конечности в лезвие косы не начинают превращать и не пытаются отсечь твои руки-ноги, — вспомнила Иветт утренний инцидент. — А про пасть от уха до уха я вообще молчу. — Зато зубы здоровые, не то что у наших Гнилозубых, — хихикнула младшая. Где-то далеко раздался протяжный вой, да такой противный, что кожа невольно покрылась гусиной кожей. «Де-е-е-е-едушка!» — Не повезло мужику с внуками, еще и крикливые, — констатировала старшая фея. — Даже если это всего лишь плод его извращенной фантазии. Она остановилась у китового ласта и задумалась. Попробовала поднять огромную конечность мертвого животного, но, конечно, ей это не удалось. Обошла, внимательно осмотрела и вернулась обратно. По блеску в глазах Эва поняла, что сестре в голову пришла какая-то идея. — Пожалуй, мы его тут и прихлопнем, — Иветт выглядела довольной. — Причем в прямом и переносном смысле слова. — Ты все еще не хочешь попытаться поговорить? — сделала Эва очередную попытку переубедить сестру. — Ни за что. Но и ждать, пока его укокошат так называемые внучата тоже не собираюсь. Слишком много у нас врагов. Поэтому будем устранять по-одному. И начнем с Косы Смерти. — Никогда раньше не думала, что ты такая кровожадная, сестрица. Иветт повернулась к младшей сестре, обхватила ее за плечи и притянула к себе: — Я просто хочу, чтоб мы с тобой были в безопасности, и чтоб ты, Эва, была счастлива. Слушай, что я придумала… *** Небеса горели красным огнем заката, когда Спирит наконец добрался до поверженной туши кита. Животное выглядело как черная гора на фоне алого неба. Глаз размером с блюдце затянулся мутной пеленой, и создавалось впечатление, будто кит печально смотрел на мужчину и уже наперед знал, что тот задумал. — Ничего личного, дружище, — хлопнул Спирит кита по шкуре и сглотнул. При одной только мысли, что он наконец-то вскоре сможет поесть, рот наполнился слюной, а живот одобрительно заурчал. Китовое мясо должно оказаться вкусным, хотя мужчина после двухдневной голодовки вряд ли стал бы привередничать. Главное, успеть отрубить кусок мяса до темноты, иначе мелкие твари смогут подобраться незамеченными и отрубить что-нибудь уже ему самому. А конечности свои Спирит любил все без исключения. Охота на зубных фей временно откладывалась, наступало время обеда. Впрочем, судя по следам, беглянки блуждали где-то неподалеку. Тоже решили перекусить или в их рацион мясо не входит? Кто ж их знает, этих магических существ? Хотя сейчас его больше волновали даже не феи. Спирит с опаской оглянулся вокруг, не видно ли поблизости маленьких тварей, называющих его не иначе как «дедушка», и превратил руку в косу. Пришла пора кита поделиться мясом для шашлычка. Краем глаза мужчина увидел какое-то движение в стороне: там, где грудной плавник несчастного животного неестественно задрался вверх. Он повернул голову и тут же забыл, как дышать. Она еле стояла на ногах: изможденная, хрупкая и беззащитная. Попыталась сделать шаг навстречу, но пошатнулась и оперлась рукой о тушу кита. Волосы без привычных хвостиков грязными сосульками свисали вниз и липли к щекам. Из рассеченной брови тянулся засохший кровоподтек, а ноги были испещрены хаотичным узором больших и маленьких царапин. — Мака! — выдохнул Спирит одними губами, на большее дыхания не хватило. — Папа, — прохрипела еле слышно Мака, и силы тут же оставили ее, она тяжелым мешком рухнула на колени. Глаза Спирита наполнились слезами. И если бы кто-то спросил сейчас, радость или горе текло по его щекам, он бы вряд ли смог ответить. Она была здесь, его Мака, его доченька, самое ценное, что было в его жизни. И он нашел ее! Он пришел за ней, чтоб спасти и вернуть домой. Не этот балбес Соул Итер, не Шинигами, не Штейн или кто бы то ни было еще, а он — ее любящий папочка! И все, кто сделал это с ней, вскоре должны будут поплатиться! Он отомстит за каждую царапинку на ее ногах, за каждый синяк и каплю крови! Он Коса Смерти, и он клянется не оставить в живых никого, кто обидел его дочь! — Мака! Доченька! — Спирит бросился вперед и чуть ли не в один прыжок оказался рядом с ней. Обхватил руками, прижал к себе и начал целовать ее светлую макушку, обильно орошая волосы слезами, которые предательски не хотели останавливаться. Он гладил ее по спине, чтобы утешить и бормотал какую-то бессвязную нелепицу, лишь бы не молчать, лишь бы она слышала его голос и знала, что папочка не оставит ее больше одну. — Папочка, — Мака вцепилась в него руками, прижалась к груди и зарыдала от счастья. — Папочка, я знала, что ты придешь! Я так тебя ждала! Я так люблю тебя, папочка! Больше всех, сильнее всех на свете! — Доченька моя! — рыдал вместе с ней Спирит, отчаянно отбрасывая назойливую мысль-стрелу, почему раньше не слышал от дочери таких признаний. — Папочка, папочка, забери меня отсюда! И все снова будет как на прошлой неделе, и мы снова будем с тобой счастливой семьей… Спирит попытался утереть рукой слезы, но только еще больше размазал их по пыльному лицу. Слова дочери сладкой патокой текли в его уши, но последняя фраза добавила ложку дегтя. Что-то он не помнил, что на прошлой неделе они были теми, кого можно было назвать счастливой семьей. Даже слово «семья» можно было употребить с большой натяжкой. Мака, помнится, отказалась идти с ним гулять, ссылаясь на подготовку к контрольной, да еще и накричала, чтоб не звонил в следующий раз в десять вечера, потому что, видите ли, поздно. Мужчина попытался мягко отстранить Маку, чтоб заглянуть той в глаза, но тут над его головой раздался внезапный звук, и он сквозь слезы увидел, как что-то огромное сейчас прихлопнет его сверху. Это было не что иное, как плавник кита, который весил, наверное, не меньше тонны. И эта тонна грозила расплющить его вместе с дочерью через мгновение. Последнее, что почувствовал Спирит перед тем, как нырнуть в забытье, была рассыпающаяся в его объятиях горячими искрами Мака.