Глава 32. Точка невозврата
Юдзуру подошёл и плюхнулся на диван рядом с играющим Шомой, обнимая его и, пользуясь тем, что арена ещё не подгрузилась, целуя в щёку. Шома поддался, опершись плечом на супруга и так вот незамысловато отвечая на объятия. Юдзуру знал, что не должен подавать голоса: Шома опять ведёт трансляцию. Вдохнул запах его волос и ушёл в спальню, забрав ноутбук, оставленный с обеда на диване. Закрыл за собой дверь, чтобы не “фонить” стуком о клавиши и устроился на кровати. Время уже перевалило за девять и Юдзуру включил запись трансляции с французского этапа. После возвращения с Осенней классики с золотом, когда Юдзуру пришёл в Крикет и они с Гисленом заговорили о прокате, тот вдруг вспомнил: – Кстати, Шома сказал тебе? – Что? – Про Осеннюю классику? – А, про короткую? Гислен заметно выдохнул: – Слава богу. – А что? – Я боялся за вас, ребята. – А, думаю, что мои предпоследние национальные кое-чему нас всё-таки научили, – улыбнулся ему Юдзуру. Шома держал “свои” проблемы при себе. Рассказывал всегда нехотя, загадками и недостаточно. И дошло это до того, что Юдзуру не имел представления о возникающих у Шомы проблемах. Вообще. А потом делал что-то, что срывало кран. Это Гислен и Трейси, успокаивая Юдзуру после тех национальных, говорили, что разговоры очень важны. Но что толку было говорить об этом Юдзуру? Он принял важность разговоров, извлеча запоздалые уроки из своего “расставания” с Хавьером, а потом ещё наобжигавшись о молчание Шомы. Если бы Юдзуру знал о накалённой атмосфере в Гран-при Токай, он бы определённо точно вёл себя осторожнее, чтобы не подставлять Шому ещё сильнее. Но это менялось. Шома стал рассказывать больше. Если его что-то беспокоило или что-то не нравилось. Так, он почти сразу после Классики сказал: “Твоё беспокойство выбило меня из колеи во время короткой”. “Хорошо, я понял”, – ответил Юдзуру и больше не напрашивался ехать с ним на соревнования. По этой причине или нет – оба проката во Франции были потрясающими и принесли Шоме золото, но… Нет, Кевин Эймос тоже превосходно выступил, но… Юдзуру смотрел на протоколы и занимался тем, чем запрещал себе заниматься, пока выступал сам: пытался проанализировать благосклонность судей. Из разных стран к разным спортсменам. Сверял оценки, особенно ГОЭ, с тем, что видел на экране. Кевин был потрясающий, но разница с Шомой всего в три балла казалась Юдзуру маловероятной. Он сидел и, в тихую, не говоря об этом Шоме, пытался вычислить какую-то динамику. Знал, что Шому такие вещи раздражают и, более того, понимал это, так как сам себя ещё очень хорошо помнил. Излишние волнения о благосклонности судей спортсмену ни к чему. Если бы Шома узнал, он бы, конечно, не был в гневе. Но закатил бы глаза и сказал, что не хочет ничего об этом знать. Юдзуру поджал губы: да, и это говорит тот же Шома, который сформулировал своё желание “откатать ещё хотя бы серию Гран-при” буквально словами “на пробу. Посмотреть, что получится”. Видимо, Шому интересовала общая динамика? Может, впечатление от зала? На самом деле, оценки качались после каминг-аута почти так же, как и до него, но изменилась… полярность. Юдзуру мог бы биться об заклад, что судьи из Азии и России явно скромничают, в то время как внезапно американские судьи вдруг выдали несколько откровенно щедрых оценок. На выхлопе это, конечно, не меняло картины кардинально. И откровенного “зажимания” Юдзуру не увидел: где был степ-аут, поставили степ-аут, где не было – не ставили. Конечно, если бы “пульт” дали Юдзуру, он бы поставил немного другие оценки, допустим, он бы всё-таки накинул Кевину за его выезд с акселя: ГОЭ явно пожалели, очень красиво было и скорость классная. Но это были мелочи, картины не менявшие. «От перемены мест слагаемых,» – вздохнул Юдзуру, закрывая глаза и откидываясь на подложенные под спину подушки. «Интересно, что будет на следующем этапе. Там в какую сторону качнётся?»***
Франческа подходить ближе не стала. Она остановилась поодаль. Амелия обратила на них внимание первой. Джунхван остановился в нескольких метрах. – Какие люди! – Гигикнул Буч. – Что, опять кинешься в меня палкой и побежишь, как ссыкливая курица? Эй, Ческа! Ты не того позвала на помощь! – Буч, угомонись! – Крикнула она со своего места, но подойти ближе не решилась. – Лия, пойдём, – Джунхван постарался игнорировать Буча, на чьём носу по-прежнему красовался шрам от перелома, протянул руку к Амелии, надеясь, что всё пройдёт хорошо. Господи, как же Фраческа была права! Джунхван не видел их с лета, с того самого случая на стройке: если бы встретил эту бледную, обхватывающую себя руками серокожую почти девушку на улице, точно не признал бы Амелию Оржел. Лучше бы Конрад ответил на их звонки. – С чего бы? Я не хочу с вами идти! Пытаетесь навязать другим способ развлечения? Развлекайтесь сами! Мне так хорошо. – Лия, это не хорошо, пошли домой. Ты плохо выглядишь. – Хер тебе. Буч заржал: – Ну это не угроза, а обещание, не так ли, марципанчик? – Буч хватит! Отпусти её и всё! – А её НИКТО не держит, прикинь?! Джунхван опустил руку. Он был в меньшинстве. Даже если Франческа вызовет полицию, они посреди глухого парка, в натуральных “ебенях”, как верно девушка охарактеризовала это место. Если Буч нападёт, Джунхвана могут спасти только ноги. Франческа тоже, может, и убежит, но Амелия – нет. В этот момент Джунхван осознал, что на самом деле не представляет, как Конрад пытался воздействовать на сестру и пытался ли. Всё, что он знал: Конрад попросил его, Джуни, по возможности пресечь её общение с Бучем. И… Они же даже почти не виделись. С тех пор, как начался сезон, у них была пара встреч, на которых Конрад утверждал, что он выглядит бледным и измученным лишь из-за развода родителей и депрессии мамы, но… Амелия посмотрела с такой ненавистью, что стало ещё не уютнее. Да, это было ошибкой. Джунхван вдруг почувствовал нутром, что от Франчески не будет абсолютно никакой помощи. Она раздавлена и напугана, она скорее убежит, чем позовёт кого-то на помощь. Джунхвану стоило позвонить в полицию? Или дозваниваться до Конрада? Они и без того угробили на это почти полчаса. И где его черти носили именно в такой момент? Джунхван видел, как Буч сжал кулак и отвёл его за спину. Отступил. – Ссышься, марципанчик? Джунхван молчал. С озерца, возле которого они стояли, тянуло ледяным воздухом, в это время года по утрам можно увидеть иней на пожухлой траве и опавших листьях. Когда Буч рванулся, Франческа закричала.***
Сквозь сон Юдзуру почувствовал тёплые Шомины пальцы, ладошки, поддерживающие под спину и зачем-то “кантующие его”. – Ммммммм, – недовольно промычал Юдзуру: ему было так удобно, зачем Шома его двигает? – Нельзя сидя спать. – ...я не сплю… Шома осторожно снял с его лица очки, Юдзуру сквозь закрытые веки увидел, как погас свет в спальне. – Ага, конечно. Его накрыли одеялом и легли рядом. Юдзуру лениво повёл носом и губами, канюча ещё больше нежности, Шома вздохнул и поцеловал его, поправляя одеяло. – Спокойной ночи. – Конечно… – Будешь искать заговоры против меня на ночь глядя – кошмары приснятся, – с какой-то потрясающей нежностью произнёс Шома и дал понять: я всё знаю, но ты безнадёжен, поэтому не ругаюсь и даже люблю это. – Я не ищу… просто проверяю. Шома вздохнул и погладил его по щеке. Юдзуру приоткрыл глаза и посмотрел на лежащего совсем рядышком любимого. Вот зачем его родили таким красивым? Чтобы Юдзуру не мог пройти мимо, не покусившись на то, чтобы поцеловать его глаза? – Юдзу-кун, спи. – Я не сплю. – А зря, полночь скоро. Он потянулся и всё-таки поцеловал в щёку, обнимая и забираясь руками под пижаму. – Ну вот. Вот что ты делаешь? – А что? Шома изогнулся в его руках, закусывая губу: – Издеваешься. Юдзуру задрал его пижамную кофту и поцеловал в живот, забираясь под одеяло целиком. Погладил рукой меж бёдер, послушал шомино недовольное сопение. – Ну вот я же вижу, что ты сейчас не спать хочешь, – подразнился он, стягивая штаны и целуя нежную кожу. – А сопишь так недовольно. – Я планировал спать. – Не будил бы меня. Шома поднял рукой одеяло и посмотрел на устроившегося в ногах Юдзуру. – Что? – А кто говорил, что не спал? Вылезай оттуда. – Чего это? – Там воздуха мало. Юдзуру поцеловал Шому в пупок и вытянулся, кладя голову на подушки и прижимая Шому к себе, тот послушно перевалился, перекидывая через него ногу и прижимаясь пахом к паху. Юдзуру сжал ладонями его ягодицы, прикусывая губу и чувствуя прилив жара.***
Первый же пропущенный удар был решающим: снизу вверх, прямо в челюсть, Джунхвану показалось, что у него растрескались все зубы, боль, по ощущениям похожая на оглушение колоколом, выбила не только из реальности – даже картинку выключила на секунду. Так что следующего, поддых, удара, он даже и не почувствовал толком. Согнулся и, не успевая нащупать равновесие, завалился на землю, едва подставив руку – сразу же получил припечатывающий пинок по плечу. Рухнул в холодные грязные листья и подавился воздухом: казалось, что от удара того, пришедшегося прямо в челюсть, всё лицо онемело, а череп продолжал резонировать. Он смог только подтянуть к голове руки, чтобы больше не рисковать ею. Правда, немело. Причём лицо перетягивало на себя всё ощущения, заглушая даже удары ногами, сыпавшиеся в защищённый только курткой бок, пока очередной не перекрыл дыхание напрочь – всю грудную клетку сковало спазмом, а воздух вышел из горла со сдавленным хрипом. Кроме звуков всё прекратилось. Джунхван слышал, словно сквозь пробки, девчачий визг, слышал, как вопит Буч, а, когда открыл глаза, увидел стоящую над ним Амелию, светившую зачем-то прямо в лицо телефонным фонариком. “Снимает?” – дошло до него, когда она, как-то совсем по-идиотски усмехаясь, словно опьяневшая, выпрямилась и направила телефон куда-то ещё. Его больше не били. Но что-то происходило. Джунхван не мог видеть, что: он едва делал вдохи. А потом его страшно потянуло в сон.***
Юдзуру через силу перевернулся на спину, не имея никакого желания открывать глаза. Телефон, к тому же, звонил где-то на комоде, а не рядом с постелью на столике, где ему и место. Шома даже не морщился: хоть завидуй столь крепкому сну. Телефон звонил. 4:20. Юдзуру медленно закрыл и открыл глаза. Дьявол! Он подскочил с постели, сбросив с себя руку Шомы и схватил телефон: в такую рань это мог быть только... – Алло! Брайан? Шома завозился в кровати. – Юдзу, привет. Это Трейси. Кажется, Джуни нашли.