Глава 37. Всё уже не так
Шома засопел на груди Юдзуру вскоре после того, как они замолчали. Слёзы сожаления за свою возможную ошибку и не преднамеренную ложь успели высохнуть к тому моменту: Юдзуру лежал, запрокинув голову и глядя в потолок, прижимая к себе Шому и почти слыша запах его волос. Тихо. Очень очень тихо. Шома спал на его груди. Нормально. Всё нормально. Когда прозвучало – “не вернусь” – стало настолько глухо и холодно, что весь остальной мир словно отодвинулся от Юдзуру. Как так? Ведь… всё сложилось. Скоро – в Японию. Скоро – в родной и любимый Сендай. Юдзуру наконец-то покажет Шоме вживую свои любимые места: и новые дома, возведённые после трагедии, и выстоявшую дамбу, и тот тихий храм недалеко от их дома, прячущийся в тени деревьев. Юдзуру уже знал, где они снимут квартиру, представлял, как они будут жить. Шома наконец вдохнул бы воздух его родного катка, расчертил бы лезвиями своих коньков домашний лёд… И тут – то, что в кошмарах не снилось, но теперь точно будет. “После финала не вернусь”. Господи, ну ты и дурень, Ханю, мать твою, Юдзуру. Нет бы аккуратно спросить? Зачем накинулся сходу? Точно, дурень. Ты такой дурень. Они друг другу никто. Юдзуру сжал пальцами олимпийку Шомы, убедился, прислушавшись к ощущениям, что кольцо по-прежнему на пальце. Юридически они действительно никто друг другу. Вот что Шома имел ввиду на самом деле. К этому и про визы сказал, и про всё остальное. Да даже если бы они были супругами и для закона, то что это изменило бы? Отменило бы проблемы, которые довели Шому до этого срыва? Отменило бы… слова Амелии? Юдзуру всем сердцем хотел просто отмахнуться от них так, как отмахнулся от энтузиазма адвоката в отношении подачи иска. Дело даже не в той ерунде про вещества, на которые она намекала и в видео, и после в комментариях, будто бы они с Шомой употребляют и подсадили Джунхвана (единственное “вещество”, которое Юдзуру регулярно употреблял, содержалось в ингаляторах). Дело было… в другом. «А действительно ли нет в этом нашей вины?» Мог ли Юдзуру это предотвратить? Поговорить с Джунхваном? Или поговорить с Брайаном? Могли ли они что-то решить? Может, если бы Шома рассказал тогда про извинения Конрада, Юдзуру действовал бы иначе? Более… активно? Может быть, удалось бы добиться того, что Джунхван рассказал бы, что происходит, откуда на нём появляются синяки и почему они с Конрадом ругались так, что “перья летели”. Ругань… Не могли же крики превратиться ни с того с сего в такое избиение. Ещё и эти слова Брайана о том, что ему рассказала мама Амелии и Конрада… Получается, целых два человека совершенно незаметно для Юдзуру просто… ушли в эту пропасть. А ведь Джунхвана накачали именно наркотиками. В голове не укладывалось. А если это действительно… Конрад? Как же много остаётся неведомым. Юдзуру вспомнил все эти фразы про “а как же семья и друзья, тренера? Они ничего не замечали?” Он и сам задавался иногда вопросами о том, как было возможно чего-то критичного не замечать. Когда становилось известно о самоубийствах спортсменов и знаменитостей, Юдзуру задавался этим вопросом. Он не мог точно сказать, возможно ли ничего не замечать, он не был на этой стороне. Только на той, другой, что пыталась уйти. А теперь, получается, он – тот друг, который не замечал, что соклубника… А если это не Конрад? Они ругались до звона в ушах, но это же… не доказательство. Если это кто-то ещё? Но кто? Буч Джонсон, с которым Джунхван уже дрался? Что это вообще за персонаж такой? Юдзуру вздохнул и сжал пальцы, лежавшие на плече Шомы, сильнее. Где-то негромко звонил телефон. Судя по всему, Шомы, тот, что Юдзуру, подняв с пола, положил на стол. Телефон самого Юдзуру лежал совсем рядом, на диване. Шома вздохнул. Наверное, скоро проснётся. «Никто». Как же это… звучало ужасно. «Мы друг другу никто». Хоть Шома и говорил о юридической стороне вопроса, стать ему “никем” было… самым, наверное, страшным. Юдзуру сглотнул. Представлять, каково это – нет, боже, даже представлять не хотел. Зазвонил телефон Юдзуру. Нащупав его почти вслепую, он поднёс к уху, принимая вызов: – Да? ... Угу. ... А, презентация? Да, я… могу. Когда это нужно? ... Хорошо, я всё сделаю и перешлю вам. … Если не возникнет затруднений, то в течении часа. … Хорошо. ... Это вам спасибо за совет. ... Да, у нас пока день. … Нет, это я должен извиняться за то, что вам пришлось побеспокоиться в столь поздний час. … В течении часа, да. … До свидания. Нужно вставать. Вставать, идти к ноутбуку, добавлять слайд и отправлять. Сегодня ещё и презентация в Зуме – Юдзуру наконец-то приступил к реализации своего проекта захвата движения для судейства. По крайней мере, ему казалось, что вот вот и обсуждения свалятся в стремительную реализацию. Нужно собраться. И ещё успеть придумать какой-либо ответ на… обвинение, если мама с менеджером решат, что это вообще нужно. Юдзуру об этом думать совсем не хотел. Утром, до ссоры, у него даже мысли были, что именно сказать. Он подумывал, после рассказанного Брайаном, попросить фанатов, по возможности, отстать от девочки, но… сейчас в голове набухшей жилкой билось это самое “никто”. И единственное, что Юдзуру вообще хотелось сказать, так это то, что они с Шомой вместе. Телефон снова завибрировал и Юдзуру ответил на вызов не глядя. – Да? – Юдзу, привет. Он едва поборол желание подскочить: тяжесть тела Шомы на груди помогла.***
Миссис Оржел стояла, обхватив себя иссушёнными руками за локти, опершись плечом о дверной косяк так, словно, не будь его, стоять она вовсе не смогла бы. Хенни опустился на корточки напротив сидящей на краю постели Амелии, что ритмично покачивалась взад-вперёд, глядя в пустоту и беззвучно шевеля губами. – Может, нужно вызвать скорую? – Я уже направил запрос, мадам. Не беспокойтесь. Ваша дочь принимала что-нибудь? – Я… Господи… за что? Сначала муж, потом дети… за что? Почему же все уходят от меня? – Мадам, пожалуйста, не беспокойтесь, мы сделаем всё возможное, чтобы разрешить ситуацию. Вы можете сказать, принимала ли она что-либо? Женщина горько всхлипнула, прижав к губам тыльную сторону ладони и покачала головой: – Я не знаю. Я была… я внизу была, я звонила мистеру Орсеру. Я хотела… хотела извиниться. Я так… господи, я так много лишнего наговорила. Пожалуйста, она ведь просто ребёнок. Моя маленькая Лия… Хенни поднялся и подошёл к разревевшейся женщине: раньше он приобнял бы её, как приобнимал свою маму, чтобы успокоить, но в нынешние времена опасался проявлять хоть какое-либо участие. Даже словесное. – Скорая уже едет. Они осмотрят её и приведут в чувство. – Я защищала брата! Хенни обернулся на внезапно вскрикнувшую Амелию. Она перестала раскачиваться, обернулась через плечо, вытаращив на Хенни глаза: – Им ничего не будет от моих слов! А я защищала брата! А им ничего не будет! Ничего! А я брата защищала! – Ты знаешь, где сейчас твой брат? – Максимально осторожно попытался вызнать Хенни, между делом вставая между девушкой и её матерью и оглядывая комнату на предмет опасных предметов ещё раз. – Я его защитила! Я брата защитила! Он меня всегда защищал – и я его защитила! Хочу чтобы Джун тоже защитил! Джун ему должен! – А от чего вы с Джуном должны его защищать, Лия? – Осторожно подводя руку к шокеру на поясе и прислушиваясь к сиренам подъезжающей скорой, продолжил расспрашивать Хенни: ему казалось, из опыта и знаний, что девушка может в любой момент броситься неизвестно куда. А если расслышит скорую и запаникует, может даже в окно ринуться. Однажды, ещё в патруле, они с напарником так упустили впавшего в параноидальный психоз мужчину: услышал сирены и сиганул в окно. С десятого этажа. Нужно было максимально отвлечь её от всего вокруг. Или быть готовым обездвижить. Амелия смотрела на него не моргая, несколько секунд, потом опустила веки и отвернулась. На подъехавшую скорую не отреагировала. – Откройте врачам дверь, мадам. Та всхлипнула, соглашаясь, и пошла вниз. Амелия снова принялась покачиваться. Хенни, ступая как можно мягче, обошёл её и заглянул в лицо: губы шептали “защитила”, “защитила”. Когда тяжёлые шаги бригады загремели по лестнице, она резко подняла взгляд на Хенни и произнесла...***
– Хаби? – Si amigo, – явно усмехнулся тот. – Как у тебя дела? У вас обоих? – Очень рад тебя слышать. Ты не представляешь, как сильно рад. – Да я тоже рад слышать тебя такого. Как вы? Как Шома? – Ты спрашиваешь о Шоме? – Да я восхитился Твиттером. Вернее, скриншотом уже, – Хави прокашлялся. – Не знаю, кто из двоих это написал, но было… необычно. – А что там было? – Не видел? Юдзуру промычал, задумавшись. Наверное, не видел. Ничего, что могло бы мотивировать Хави звонить из Испании. Погодите-ка. – Нет, наверное, погоди, Хаби, а сколько у вас там времени? – Ну вот! Как ты мог забыть эту разницу? Оскорблюсь до глубины души сейчас. Юдзуру посмеялся. Шома на нём завозился и, видимо, собрался проснуться. Юдзуру погладил его по плечу. – Мы впереди вас на шесть часов, дорогой. – О, и как там, в будущем? – Так, вот по этим шуткам я соскучился. В будущем мы с семьёй ложимся спать, так и не дождавшись официального ответа от кого-то из вас, – голос его потерял то веселье, которое было в начале. – Но, я думаю, его и не будет? Сомневаюсь, что вы вообще будете отвечать. А Марина считает, что должны. Шома повернул голову и посмотрел сонным взглядом на Юдзуру. Тот улыбнулся ему прежде, чем спросить у Хавьера: – А ты бы ответил? – Я бы – да. Пошёл бы туда и набил морду кому-нибудь, кто несёт ответственность за Амелию. Конраду, например. Где этот болван? – Пропал. – ¡Guau! Юдзуру погладил Шому по волосам, не зная, что и ответить. Хави на той стороне разговора вздохнул: – Похоже, у вас там какая-то жесть случилась. Я имею в виду… большая, чем мне казалось. – Да. Знаешь, я не очень готов по телефону это всё рассказывать. – Понимаю. – Ты позвонил, чтобы узнать, как мы? Из-за обвинения? – Захотел услышать, что с тобой всё в порядке. Тревожно мне было, car… amigo. Юдзуру улыбнулся. Не только потому, что Хавьер теперь обращался к нему не cariño, как раньше, а ещё из-за того, что в общем слышать его было приятно. – Как твоя дочка? Хави оживился: – Разносит дом, ковыряет штукатурку, соседи вот-вот на нас опеку вызовут, думают, мы её не кормим! Марина предлагает сделать ремонт, а я хочу оставить самый обгрызенный угол на память. – Дети едят штукатурку? Шома пробормотал: – Дети едят всё, что можно прогрызть. Хави, не слыша этого, подтвердил: – Ещё как! Это какой-то уничтожитель штукатурки, а не ребёнок! – Спроси у своей мамы или старшей сестры: наверняка обгрыз все деревянные косяки в доме, – проворчал Шома, подначивая. – Да не делал я такого! – Ицуки уничтожал всё деревянное, как жук древоточец. – Вы о чём там? Шоме привет: слышу его. – Тебе привет от Хаби. Шома говорит, что я тоже что-то такое в детстве делал. Потому что его брат так делал. – Cariño, смирись, готов поручиться, что исключением не был, – сорвался на прежнее обращение Хави. – Не помню я такого! – Зато наверняка твои родители и сестра помнят! Так, у нас действительно поздно, Марина меня ждёт. Разозлится опять, если задержусь. Не кисните там. И… да, скажи только… чуть из головы не вылетело! – Что? – Как там Джуни. – А. Шома слез с дивана и потянулся, что позволило Юдзуру сесть и размять наконец-то плечи. Он немного помешкал с ответом: – Я так понял, что могло быть хуже, но… не хорошо. Он всё ещё в больнице. – А что на самом деле случилось? Шома посмотрел на Юдзуру через плечо и, вздохнув, пошёл на кухню. Юдзуру проводил его взглядом и свесил ноги с дивана: – Я не знаю. У него челюсть сломана. И ребро. Синяки, а когда нашли, он замерзал. Сейчас воспаление лёгких. И… Хаби, там… не телефонный разговор. – Значит, мы должны увидеться. – Ты серьёзно? – Более чем. Юдзу, слушай. Я карьеру завершил, а не связь с вами оборвал. Помнишь, как мы с тобой шутили? Джуни как комбо из нас обоих. Много от меня, много от тебя. Ещё спорили, какие черты твои, какие мои. Мне не всё равно. И никогда не будет всё равно. На него, на тебя. На Брайана и Трейси. На Конрада. Мне никогда не будет всё равно. И я сорвусь с любого своего мероприятия ради вас. Иначе просто не смогу. – Спасибо, Хаби. Если честно… – У тебя начала болеть голова? – Как ты узнал? – Даже хорошо знать тебя не нужно, чтобы понять, что ты стараешься этим кораблём рулить. А я знаю тебя очень хорошо: уже все будут по шлюпкам, а ты будешь держаться за штурвал и из последних сил пытаться спасти корабль от рифов. Даже обречённый и уже тонущий корабль. – Хех… Надеюсь, с этим кораблём не всё так плохо. – Ты не должен всё регулировать сам. Не должен даже пытаться. Юдзуру покачал головой, понимая, что “расслабиться” будет для него самым напряжным сейчас. – Ладно, amigo. Давай. Мне действительно пора к жене. – Спасибо за звонок, Хаби. Я правда рад тебя слышать. Юдзуру отнял от уха телефон и, проследив за тем, как прерывается вызов, облокотился о колени. Шома вернулся из кухни, жуя бутерброд. – Я думаю, – сказал он, – что ты в свои два съел минимум стену. Юдзуру откинулся на спинку дивана, всё ещё не веря в подобное: – Не верю. Это просто не может быть вкусно. – Зато это интересно, – пожал плечами Шома. – Для детей. Мама мне так объясняла. – Наверное, всё дело в том, что у меня нет младших братьев. Шома уселся рядом на диван, почти прислонившись плечом к плечу. Откусил от бутерброда ещё кусок. – Или детей, – произнёс, прожевав. – У тебя нет младших сиблингов или детей. Юдзуру взглянул на Шому. На секунду ему показалось, что в этих словах что-то было. Что-то… неосязаемое и… печальное. Юдзуру посмотрел перед собой. Да. Кстати. – Шома, я думал кое о чём, пока ты спал. – М? – О нашем браке. О том, что можно было бы придумать, чтобы это было… официально. – Я с дуру ляпнул, Юдзу-кун. Забудь, хорошо? – Но скажи, если бы, гипотетически, у нас была возможность расписаться, ты бы это сделал со мной? Шома очень долго смотрел на Юдзуру, продолжая держать остатки бутерброда в руке и не давая никакого ответа. Словно искал что-то во взгляде супруга. Что-то… непонятное. Наконец посмотрел в пол, засунул в рот остатки бутерброда и, неторопливо прожевав, сказал: – Я люблю тебя, Юдзу-кун. И у нас нет возможности заключить гражданский брак. Давай остановимся пока на том, что имеем, – и поднялся, уйдя в ванную. Юдзуру медленно выдохнул, понимая, что… что всё уже давно по-другому. Не так, как было в Хельсинки, Пхёнчхане или в Осаке. Юдзуру показалось, что между ними есть трещина. И она много шире, чем можно было бы ожидать. Шома тем вечером лёг спать, сказав только дежурное “спокойной ночи” и тут же накрывшись одеялом. Не было ни объятий, ни нежности. Он лёг спиной к Юдзуру и так же заснул. И это… всё это вызвало просто кошмарную бессонницу. Сердце гулко билось за грудиной, потолок медленно снижался, а глаза всё не хотели закрываться – только слёзы сами по себе катились к вискам. Шома больше не готов идти за Юдзуру куда угодно. Больше никогда не пойдёт… Всё уже не так, как раньше. Совсем не так.***
Хенни сидел за своим столом, сжимая и разжимая в руке резиновый мячик. Брюсте недовольно хлебал дабл-дабл, сверля взглядом идеально ровную спину Лео Дж. Декстера – франта и ублюдка, высокомерного и циничного псевдо-британского принца, а также обладателя иных не менее витиеватых характеристик от каждого, кто успел услышать от него хоть какое-либо поучение. И Хенни, что ему не свойственно, был в их числе. Видите ли, “недостаточно профессионально отработал с девочкой Оржелов, нужно было не скорую ей вызывать, а колоть, пока она не в себе”. Брюсте агрессивно допил кофе, швырнул стаканчик в мусорку и встретился с Хенни взглядом: впервые на памяти обоих они были абсолютно солидарны в отношении человека. Лео Дж. Декстера весь отдел – от патрульных до начальства – в той или иной степени хотел натравить на ложный след, который ведёт куда-нибудь в глубины озера Онтарио с тазиком цемента на ногах. И одно только то, что этот франт из КККП до сих пор не загнулся в агонии, доказывал то, что сглаза не существует. – Ну? Хенни поднял на Брюсте взгляд: – Удивляюсь, как у этого ублюдка пиджак до сих пор не задымился. Его все как один взглядом сверлят, включая меня. – Зато сразу понятно, почему он работает один. – Я слышал, что у него раскрываемость под 80%. – А коллеги так же хороши? – В смысле? Не, не думаю, он типа лучший. Слышал, чуть ли не ИСУ настояло. – Знал бы, что такое ИСУ, послал бы им письмо счастья за эту настойчивость. – Международная федерация катания на коньках. Такого скандала не было с 1994-го. – А я типа в курсе, да? – Тоня Хардинг не то подговорила, не то не подговорила бывшего мужа травмировать соперницу. Он напал на Ненси Керриган и ударил её по колену. – Мы тут убийство и нападение расследуем, а не бабьи разборки в драке за медальку. – Уже не мы. – Сделай одолжение, Хенни. – Какое? – Не напоминай. Хенни развернулся в кресле и вздохнул. Спросил: – А зачем вам, Майкл, знать о раскрываемости у его коллег? – Да хотел прикинуть, с какой вероятностью они поймут, что это я суну в тощую задницу этого глиста ржавую трубу. – Майкл… – Забей, – хлопнул тот его по плечу. – Глист уедет – я останусь. Зато теперь все здесь, – Брюсте обвёл руками обозримый отдел, – на всю жизнь запомнят, что со мной им ещё повезло. Брюсте звонко хлопнул себя по животу, рассмеялся и направился куда-то по своим делам, видимо, в сторону уборной, когда Лео Дж. Декстер наконец вышел из лейтенантского кабинета. Хенни облокотился о стол, стараясь не отсвечивать, чтобы Лео Дж. Декстер спокойно прошёл мимо. Не вышло: – Офицер Хенни. Он вздохнул и повернулся к красному мундиру: – Я. – Несмотря на то, что вы могли получить гораздо больше информации, – глотая Р и окая, произнёс он, склонив голову, – нам оказалось крайне полезна услышанная вами последняя фраза девочки. Скоро этот ваш Буч Джонсон будет сидеть передо мной и давать свои показания. Возрадуйтесь. Хенни натянул улыбку и произнёс, не сдерживая желания надавить на каждую Р и вытянуть в максимальное А столько звуков, сколько сможет: – Премного признателен вам за вашу непревзойдённую работу. Уверен, что дело без пяти минут раскрыто, господин Лео Джордж Декстер. Узкие щели глаз его сверкнули недобрым огнём и он развернулся на пятках, сгинув-таки восвояси, а Хенни вдруг значительно полегчало. Брюсте, почти подкравшийся сзади, похлопал в ладоши: – Ну вот, Хенни! Можешь же, когда захочешь. Тот вздохнул, повернувшись обратно к своему столу: – Это было низко с моей стороны, но мне действительно полегчало. – Хе-хе! Давай, переходи на тёмную сторону, святоша. – Нет, нет, нет. Это был первый и последний раз, не считая конченных студенческих времён. – Кстати, – Брюсте плюхнулся своим грузным телом на пустующий стул у стола напротив, – а что она сказала-то? Напоследок? – Амелия Оржел? – А кто ж ещё. Хенни вздохнул и нахмурился: – «Буч его убьёт, если вы найдёте».