Преданная фея

Дождь льет на Хоггаре круглые сутки, но никого это не волнует. Всем плевать на Хоггар. «Там никого и ничего нет» — думают гиганты-королевства, но это неправда. Там есть стальные жилы и руды попроще, там есть серебро и платина. А ещё — там есть люди. Мало людей. Человек десять, а может быть восемь… Скорее семь, но ведь не имеет значения количество. Один из них — кузнец, сэр Хаген, которого все уважают. «Наверное, было бы крайне грубо не попросить разрешения быть тут, построить домик и пользоваться кузницей» — подумала Дайхарт. Сэр Хаген был далеко не дурак, поэтому выслушав историю преданной феи и её мужа, разрешил им остаться и рассчитывать на сотрудничество, ведь у дождливой планеты нет феи-хранительницы. Не то, что б она должна обязательно быть, просто хорошо бы иметь того, кто разбирается в магии. Дайхарт, конечно, не желала больше иметь ничего общего с волшебством, оттого что она поставила на себе крест, как на волшебнице еще в тюрьме. Однако она все ещё была воином, который мог уложить на лопатки даже Хагена. Прошло несколько лет, прежде чем дом был построен, а ювелирные изделия, оружие и броня, которые продает загадочный красавец стали известны всей волшебной вселенной. Красавцу, в сущности, было чхать на заморских красавиц, но он был рад продать побольше и подороже. Однако денег в дом приходило меньше, оттого что семья Коразон помогала всем на Хоггаре: покупала лекарства, инструменты и другие нужные вещи. Это было справедливо, ведь с ними тоже делились безвозмездно рыбой, яблоками, лекарствами, когда Дайхарт себя плохо чувствовала. Тем временем, Магикс просто взорвала свежая горящая новость о том, что на Эраклионе разразилась гражданская война. После планета ахнула, когда известный лорд, друг королевской семьи, был уличен в покушении на жизнь наследника престола. Неоднократном. После чего Дайхарт и её семье были принесены извинения. Извинения за угробленных родителей, за ужасы заключения, за мужа, что обивал пороги судов без результата, ей было принесено письмо. Бумажка. Бумажка из рода, тех чей образец не изменялся годами, куда требовалось вставить лишь имя и дату. Керро был так зол, что изорвал это свинство в клочья, не желая иметь с Эраклионом ничего более. Злость как рукой сняла одна единственная новость: Дайхарт беременна! Вся планета стояла на ушах сутки. Дайхарт, конечно, была против того, что все узнали, хотя ничего не могла поделать. Она тоже была счастлива, но её шестое чувство тревожно позвякивало внутри. Будущей маме некогда было об этом думать да и не очень хотелось. Керро с нее не то что пылинки сдувал, а всех микробов. Он буквально превратился в курицу-наседку. Им было все равно, кто родится. Они относились к будущему ребенку не просто как к мальчику или девочке, а как к своему продолжению. У них родилась маленькая, бледная девочка с глазами цвета фуксии. Она была крошечной и холодной словно капелька дождя. Имя ей дал отец; Каэр — так назвали малышку. С рождения она была очень восприимчива к перемене погоды. Так все думали. Только вот, это погода её любила. Дождь пел ей колыбельную, от чего она могла спать весь день. Едва встав на ноги Каэр запрыгала по лужам. Дочка была великой радостью для Дайхарт и Керро, будто бы подарок самой жизни. Они не желали ей никакой боли и страданий. Этот очевидный факт ничто не изменит. Однажды Каэр уселась к маме на колени и с гордостью заявила: — Мама, знаешь, я сейчас говорила с дождиком! — Правда? И что он тебе сказал? — Дайхарт не относилась к этим словам серьёзно. Керро не имел волшебных сил, и шанс появления феи в роду был крайне мал, один на миллион, если быть точным. — Сказал, чтоб ты белье сегодня сушила под крышей, а то он ещё придет сегодня. — Ну, как же, по прогнозу погоды дождь сегодня уже не пойдет, но, если ты говоришь, то я тебе верю. — Хорошо, а то папе в мокрых носочках плохо будет. — Пойдем вместе? — Да! Когда семья собралась за ужином, начался ливень. — А говорили, что сегодня уже не будет, хорошо что белье под крышей, что ты у меня такая догадливая, милая. — Это не я, Керро, это дочка, — Дайхарт пыталась скрыть свое волнение, — она предсказала погоду. — Ух ты! За это мы с тобой поиграем в единорожка! — Ура! Люблю кататься! И все успокоилось, но через пару месяцев девочка радостно шлепала по лужам, а соседский сероволосый мальчуган со своим другом ели ягоды на крыльце. Они скучали, но вдруг вскочили, раскрыв рты. Как вода падает с неба они видели каждый день, а вот как капли летят наверх и следуют за девочкой — никогда. Родители малышки тоже не знали что сказать: мать больше стала похожа цветом на лист бумаги, а отец пытался понять, что за заварка ему досталась. Ничего уже не будет прежним, хотя мама с папой как обычно читают дочке сказку, а потом целуют её, когда малышка сладко спит. Они пытаются осмыслить произошедшее, не понимая, что делать дальше. — Керро, ты же все видел. Капли дождя её слушались. Она — фея. — Но разве правильно то, что мы собираемся сделать? Возможно, мы сделаем её несчастной… — Но как же нам быть, любимый? — от отчаяния она держала его руку крепко. — Разве можешь обещать, что ей не испытать моей судьбы? Можешь ли ты поклясться, что опасность не грозит нашей девочке? — Не могу, но мир меняется. Возможно, когда она станет взрослой все изменится к лучшему. — Разве пропадут лжецы и алчные негодяи? — Нет. — Керро, мое сердце не вынесет, если Каэр выпадет такая же доля как выпала нам с тобой. Она добрый ребенок… — сначала отец думал, что это поправимо, но не смог отогнать от себя тревогу. — Да, вчера она укрывала листьями дождевых червей, чтоб они не мерзли. Наверное, мы не смогли бы воспитать её циничной и черствой. — Керро, если ты видишь другой путь — расскажи, но я не вижу иного выхода, как заставить её быть кузнецом. Я не хочу этого, но я лучше буду каждый день слышать, как Каэр меня ненавидит, чем однажды её убьют в бою или хуже… — она понимала, что это жестоко: подавлять волю и желания дочери, — но страх и любовь смешались в сердце матери. — Понимаю, милая, — Керро, правда, понимал. Отец пытался успокоить себя, но все чаще вспоминал о том, как опасна жизнь феи. Однажды, он чуть навсегда не потерял любимую, которая ушла утром на работу. Мужчина, хоть и был закален жизнью, но мысли о том, какой путь предстоит пройти доченьке-фее, его малышке, угнетали. Он что-то в этой жизни понимал, как понимал и то, что феи защищают всех собой, и что работа кузнеца не так опасна. В теории. Однако, если Каэр все же выберет путь волшебницы, отец не будет против, лишь достанет ящик валерьянки. Дайхарт проплакала три ночи, умоляя Керро уезжать почаще из дома, чтобы он не видел каким монстром она станет, просила привозить игрушки и быть для дочки добрым волшебником. Утром Керро уехал, а Дайхарт позвала к себе маленькую Каэр. Усадив дочь на колени, женщина не знала, что сказать: — Каэр, послушай меня и запомни то, что я скажу. На всю жизнь запомни… Каэр, ты — наше сердце, наше счастье, и мы с папой всегда будем на твоей стороне, мы всегда будем тебя любить. — Я тоже вас буду любить! Всегда-всегда. — Каэр, послушай, мама не желает тебе зла. Все, что я делаю, все мои решения, — все, для того, чтобы ты была счастлива. Что бы я не сказала, что бы не сделала… Даже, если мама сделает что-то ужасное, неправильное обещай помнить, что мама желает тебе добра… — Я обещаю: я буду любить маму и папу, что бы ни случилось! — Умница. Она повторяла, что любит Каэр каждый день, а потом охладела, стала суровой и строгой. Девочка долго не могла понять, чем она так расстраивает маму, но каждый день повторяла слова, что обещала запомнить на всю жизнь. Дайхарт при свете солнца была холодна и груба, а ночью плакала, как ребенок. Шли годы, и все работало, как часы: у Каэр не было даже мыслей о волшебстве, она даже смирилась с работой кузнеца. В конечном итоге, система дала сбой. Каэр трансформировалась в фею, твердо решив покинуть дом. Наверное, даже цепь не удержала бы фею в кузне. Это был жесткий удар поддых от жизни, но мать бы не бросила свое дитя. Дайхарт пришла в кузню, где молодой парень ковал украшение для дочери: — И что это будет? — спросила сурово женщина, возникшая из ниоткуда. — Браслет, миссис, — парень знал Дайхарт как суровую, даже грубую женщину, отличного кузнеца и строгую мать, поэтому не смог сказать ничего больше. — Используй для браслета вот это, — Дайхарт протянула ему проволоку — прядь своих волос, — и только попробуй сказать, что я тебе их дала. — Да, миссис. Может, Каэр и казалось, что она никогда больше не будет любимой маминой дочкой, но Дайхарт всегда была с ней и будет даже после смерти. Она будет любить свою маленькую девочку всегда, как и говорила когда-то.