С мятным привкусом

      Юнги резко открывает глаза, вздрагивая и втягивая воздух сквозь зубы. Не понимает, где он. В комнате, в которой он очнулся, темно. Тело, оставаясь в довольно неудобной позе, за прошедшие часы затекло настолько, что отдавалось болью при каждом движении. Коротышка. Хосок. Мама. Скандал. Тэхен. Подъезд. Намджун. Ванная. Точно. Когда он заявлял о том, что Намджун ни при каких обстоятельствах не будет спать с ним, то он не подразумевал, что обустроится в ванной, не попытавшись побороться за теплую постель. В идеале Юнги планировал смыть усталость со своего лица, переодеться, попутно обдумывая речи, в результате которых Намджун свалит спать на пол. В идеале. Интересно, я хоть до раковины дошел? Разбудил Мина кто-то, кто яростно долбился в дверь; кто явно напрашивался своими действиями на отрезвляющий удар в лицо.  — Кто там? Пусти-и-ите, — хныкал Тэхен за дверью. — Я умираю.  — Пьянь, — не удержался в себе шепот Юнги, закатывая глаза. Видимо, до Тэ дошел порыв осуждения, и он встрепенулся, начиная скрестись в дверь с новой силой.  — Юн... О-ох... за что? — было слышно, как друг отошел от двери, стоная от внезапной боли. «Так тебе и надо», — фыркнул пренебрежительно в мыслях парень, хваля себя за хороший пинок по двери. Это было самым большим, на что он был способен в данный момент. Еще назовешь меня не так или ляпнешь что-то не то.  — Оживай в туалете или топись в раковине на кухне. Я тебе разве мешаю? Тэхен лишь вздохнул и направился в одну из сторон, подсказанных советом.  — А где Намджун? — спросил Юнги, надеясь, что его услышали.  — Спит. — Услышал он, когда почти перестал надеяться на ответ. Причем тот прозвучал порывом легкой зависти. Мин усмехнулся. Кто виноват, кроме тебя, в том, что ты не можешь также легко спать в законный выходной, Тэхен? Все равно что я сейчас начну обвинять всех вокруг за то, что провел ночь на полу — пусть и теплом — вместо собственной удобной кровати. Только воздух сотрясаешь. Пересилив себя, Юнги поднялся с коврика, на котором провел ночь, вцепился пальцами в керамическую раковину, уставился в зеркало, но долго не продержался — отвернулся с еле слышимым хмыканьем. Он выглядел вполне сносно даже после не самого простого дня, вылившегося в подобную себе ночь. Ему думалось, что спор с матерью и внезапный переезд переживется гораздо проще. Но мать не оставляла даже здесь, поселяясь в голове нерадивого сына и не забывая повторять уже озвученные слова. «Думаешь, что я убегаю от тебя?». «Не будь ты мне нужен, не любила бы я тебя — держала бы возле себя?». «Заботилась бы?». Юнги покачал головой, желая, чтобы тряска дошла и до Хаён, чтобы она поняла, что не нужно проводить воспитательные работы еще и удаленно. Сделай то, что не смог вчера. Смени одежду и маску на лице. Не забудь скрыть ненавистное тебе имя. Переключи внимание. Отвлекись. Просто иди вперед. Юнги стянул с головы парик, укладывая на тумбочку. Вновь уставился на того, кто перед ним появился. «Так лучше. Не создается лишних иллюзий», — заботливо напомнила Хаён. Парень закрыл лицо руками, больно надавил ими на кожу, шипя. Ноги перестали держать, прогнулись в коленях, которые больно встретились с кафельным полом. Сбрось одежду, встань под холодный душ, чтобы сводило тело, завернись в новую одежду и покинь комнату с надменной улыбкой. Докажи, что ничего, из заложенного в тебя, не приносит в мир иллюзии. Защити меня! И Юнги поднялся во второй раз, хоть и желание остаться на полу до конца дня было сильным. Срывал с себя одежду, прикусывая нижнюю губу, иногда больно царапая ногтями кожу. Крутанул нужный смеситель, сжал зубы и откинул голову назад. Тело сводило. Сковывало холодом, покрывало мурашками. Переключало на себя внимания. И Юнги дал себе вздохнуть спокойно. Разрешил отдышаться, забирая в себя столько воздуха, сколько хочется. Простоял он достаточно, чтобы не ощущать собственных пальцев, перекрывающих доступ воде. Надевал одежду, специально не торопясь, укрывая нуждающуюся в тепле кожу. Пластырь, наклеенный ранее, намок, сморщился и почти не удерживался на шее. Парень помог ему — сорвал, скомкал и спрятал его в одном из карманов рюкзака. Предусмотрительно прикрыл шею, чтоб не увидеть случайно в зеркальной глади проклятой метки. Он слышал про тех людей, которым не удалось встретить тех, кто предназначен им судьбой. Счастливчики, которых не пометили. Верил в то, что является одним из них. Был убежден в простой истине, что его не коснется, то, что является смыслом жизни для многих. Настигло неожиданно. Настигло Юнджи. Именно на той никчемной вечеринке, которая осталась в памяти обрывочными смутными воспоминаниями. Клеймо досталось Юнджи. А та не смела жадничать и поделилась с тем, кто дал ей возможность существовать. Я должен был отказаться от нее. Но, наверное, не видел в этом смысла. Имя бы не исчезло. А будучи дерзкой девчонкой, можно неплохо отыграться за обиды того, кому приходится сдерживаться.  — Чем закрыть? Чем закрыть… Чем… — шептал под нос, переворачивая верх дном содержимое рюкзака. Под руку попадались лишь бесполезные футболки, юбки Юнджи и беспомощность, которая выливалась бесконечным потоком, заполняла Юнги и пробуждала нешуточную панику. — Юнджи, все хорошо? Твою мать. Твою мать. Твою мать. Парень испуганно уставился на дверь, боясь, что та может открыться в любой момент, являя Намджуну (который так не вовремя проснулся, чтоб его) загнанного в угол мальчишку. Все прекрасно. Не мог ли бы ты покинуть квартиру? Желательно навсегда. За себя не ручаюсь. Юнджи вновь явила себя свету и коротко ответила: «Ага». Юнги же продолжал утопать в панике.  — Выходить собираешься? Короткий ответ вновь сотряс воздух, который обжигал лицо, забивался в горле и мешал дышать. До ушей донесся звук удаляющихся шагов. Чем тише были звуки, тем быстрее понижалась температура в комнате. Прикрою волосами. Волосами. Только не надо подпускать к себе близко Намджуна. Звезды не так сойдутся — и взбредет ему в голову невесть что… Юнги специально дал себе больше времени прийти в себя: умыл лицо, привел внешний вид в порядок, помялся у двери и решился, перед этим прокляв всё и вся. Холодный воздух ударил в лицо. Он шел со стороны открытого окна на кухне, где за столом сидел (помирал) Тэхен, бившись лбом о столешницу и измученно стонав. Подобная картина успокоила и даже развеселила Юнги. Он расправил плечи, растянул губы в самодовольной улыбке и разрешил себе постебаться над мучеником.  — Как настроение, Тэхен? — специально повысил тон парень, потрепав друга по волосам. Хорошо, что сегодня — выходной. Ибо мучиться похмельем, пытаясь вслушиваться в заумные речи учителя физики или нотации биолога, — вдвойне тяжелей. Юнги однажды испытал подобное на собственной шкуре. И выучил данный урок.  — Мне интересно, если бы Чонгук вновь бы пытался тебя споить ценой поцелуев, ты бы согласился? — добавил парень, не дождавшись ответа от того, кто грозился растечься лужицей в любое мгновение. Тэхен замер, сжал пальцы в кулаки, поднял голову. Его взгляд горел.  — Возможно, — протянул он и вновь приземлился лбом, издавая грохот. Ага, конечно. Сколько усилий стоило выпустить из себя лишь одно никчемное слово? Твои глаза так и говорят: «Выпил бы любое дерьмо, сотворил бы любые бесчинства». Юнги фыркнул.  — Чем он тебя зацепил?  — Он не задавал вопросы, — неохотно ответил друг. Подумаешь… ничего у тебя спросить нельзя…  — Так и будешь валяться на столе до конца дня? — резко ворвался в разговор Намджун, подошел к брату и хлопнул того по плечу. — Принял бы что-нибудь от похмелья.  — А у тебя это «что-нибудь» есть? — спросил Тэхен, заранее зная ответ.  — Нет, — довольно протянул он. Кажется, ему тоже доставляло подавленное состояние младшего брата. — Прости, не страдаю подобным. Святой, мать его. Юнги старался не смотреть на Намджуна вообще, придерживаясь ничтожной надежды на то, что его могут не заметить. Ограждался от возможной опасности. Молился на то, что Тэхен возьмет на себя все внимание брата, — и в который раз огорчился, но виду, конечно не подал. Друг оставил его, направляясь в ванную комнату, в которую желал попасть еще с самого утра. Мать его. Мать его. Мать его… Давай, ты просто помолчишь, а? Не станешь задавать мне вопросы и…  — Ты же вроде послала меня нахер. Или я что-то неправильно понял? Спасибо.  — Что у тебя случилось? — Юнги молчал. Продолжал упорно игнорировать того, кто пытался вывести его на разговор. — Попробую угадать причину. Поругалась с родителями? Не получится. Можешь не стараться. Мин ощущал чужой взгляд кожей. В одно мгновение возненавидел его прикосновение — проникающее под кожу, сжигающее кости.  — Впрочем, дело совсем не в этом, — сменил тему парень. — Некрасиво так бесцеремонно пользоваться людьми словно вещами. Ты согласна? Я тебе не нужен — посылаешь, понадобился — из кожи вон лезешь, чтобы получить свое. Не думала о том, что чувствую я? Прекрати на меня смотреть. Юнги достал телефон из кармана, придвинул его к Намджуну и, наконец, поднял глаза. Он надеялся, что во взгляде не осталось ничего лишнего.  — Мне нужен пароль, — говоря это, он имел в виду: «Мне нужно похоронить одну сучку так, чтобы она еще долго не смела и думать о спасении». Хочу, чтобы у нее не было ни единого шанса на спасение.  — Можешь не говорить его мне. Можешь не говорить о причинах его установления. Просто введи, дай мне на пять минут — и забирай навсегда.  — Об этом я и говорил: творишь, что в голову взбредет. Не хочу так. И Намджун сделал шаг навстречу. Сердце подскочило, достигло района горла и застряло там, перекрывая доступ необходимому кислороду. Отойди. Не подходи. Ты же не увидишь имя? Оно ведь закрыто моими ненастоящими волосами, верно? Закрыто. Ты его не увидишь. Не увидишь то, ради чего я так старался. Мин прижался спиной к стене.  — И чего же ты хочешь? — холодным тоном вырвался вопрос. Намджун улыбнулся. Подошел вплотную и, почти не касаясь пальцами кожи, провел по щеке. Чего же стоило Юнги не совершить ни единого действия.  — Хочу, чтобы ты не выбрасывала меня из своей жизни. Хочу, чтобы отвечала на звонки, будь они в три часа дня или ночи; какого они бы ни были содержания. Хочу тебя. Не ту черствую и отстраненную суку, что ты из себя строишь обычно, отталкивая меня; а ту — настоящую, которую ты так упорно прячешь. Хотеть — не вредно.  — Больше конкретики. Что же я от тебя прячу? Ответил телефон, доступ к которому Юнги до сих пор не получил. Ответил громко, протяжно и незамысловато. Намджун принял звонок. На протяжении всего разговора не сводил взгляд. Юнги не понимал его смысл — слова вылетали какие-то неправильные, не поддавались расшифровке. Наверное, все — из-за шумящих в голове мыслей, вопящей в голове Юнджи и скулящего Юнги глубоко внутри.  — …обязательно заглянем. До встречи. — Звонок окончен. — Как удачно. Выполнишь то, что я хочу. А я — сниму пароль. Договорились? Сволочь. Гад. Скотина. Сволочь…  — Договорились, — ответил Намджун за него и отстранился, разрешая до черных точек перед глазами надышаться. Подошел к двери ванной комнаты, стукнул несколько раз костяшками по ней и обратился к Тэхену: — Если хочешь с нами — у тебя минут пятнадцать. При мне не напьешься, но Чонгука увидишь.  — И ты — не против? — осторожно поинтересовался он.  — Разве мои запреты смогут на тебя повлиять? — риторический вопрос. — Если опоздаешь, то уедем с Юнджи без тебя. Уедем… с Юнджи. Юнджи не поедет с тобой. Она рвет и мечет. У нее — разрыв шаблона. Она ненавидит тех, кто посмел отличиться. Ненавидит тех, от которых нельзя избавиться одним словом или действием. В общем — тебя.

***

      И вновь — душные стены. Приевшиеся и/или до жути бесящие лица. Остальные участники компании не находят ничего лишнего в сложившейся обстановке, в ее декорациях и действующих лицах. Им нормально. Их много. Если честно — не больше обычного. Но для Юнги трое в комнате — уже перебор. Кто-то нашел в закромах спиртное и одарил им и себя, и тех, кто удачно оказался поблизости. Музыка орет не так громко, чтобы не разгневать несчастных соседей. Можно расслышать отрывки далеко не высокоинтеллектуальных разговоров и сильно удивиться, представив, что же творится у говорящих в голове. Юнги не пил — рядом был Намджун. Не танцевал, до сих пор ощущая на себе последствия ночи на полу. Отыскал взглядом Хосока, рванул к нему и оттащил хозяина квартиры в сравнительно тихий коридор.  — Что здесь забыла эта коротышка? — прошипел парень.  — То же, что и ты, Юнджи, — спокойно ответил Хосок. — И не называй её так. Она…  — Да, я знаю, кто она, — перебил Мин раздраженно. Не хотелось слышать имя. Могло невольно застрять в сетях памяти. Не надо. — Мы же разговаривали в прошлый раз. Коротышка меня бесит.  — Мы приняли тебя. Привыкли к твоим странностям и своевольности. С ней — также. Сравнил. Ты можешь окрестить нас шлюхами, но мне, в отличие от этой особы, не в кайф видеть перед собой новое лицо, а старое, как оказалось, — вдвойне.  — Я не хочу видеть её здесь. Ей не место среди нас.  — Серьезно? Ты, откинув наши мнения, указываешь, кто из нас чего достоин. Твой тон мне не нравится. Коротышка тебе приглянулась? Пофлиртуй с ней — и она сразу раздвинет ноги. А у меня будет еще одно доказательство.  — Я только советую, — тихо ответил Юнги. — Интуиция, скажем, подсказывает. Злость бурлила в крови, заставляя ту кипеть под кожей. Хотелось врезать. Кому или во что — не столь важно. Важен лишь итог. За запястье крепко ухватились, наказывая за то, что Юнги прошел слишком близко. Намджун потянул к себе, усадил на колени, изучил выражение лица напротив и покрепче схватился. Слишком темно. Не получится же разглядеть проклятую метку. Правда? На диване и так умещалось три человека, а тут еще Мин потеснил, уткнувшись коленками по обеим сторонам крепких ног. Юнги отвернулся. Мне нужен пароль. Черт, и что я должен сделать?! При всем моем желании пойти на все… я ведь не пересплю с ним. Ему нужна Юнджи. Но та не может похвастаться наличием женского тела, проявляя лишь капризный характер и видимость того, за чем гонятся все те представители мужского пола, с кем она была знакома.  — Хотел что-то? — выдавил он, сжимая губы. Голова повернута туда, где так удачно маячил Хосок. Как раз-таки переговаривался с коротышкой, вряд ли советуя ей покинуть квартиру, судя по улыбке девушки. Но что удивительно — парень изредка поглядывал на Юнги как бы случайно. Кто я для тебя? Пристаешь, запросто называешь Намджуна моим парнем, обвиняешь и при этом поглядываешь на меня. Определись. А я тебе помогу. Намджуну не было необходимости отвечать. Юнги дал понять, не используя слов. Провел по лицу пальцами: щека, еле заметная ямочка, губы. Мягко сжал волосы. Ким, откинувшись на спинку дивана, пожирал взглядом. Упорно ждал продолжения. Мне кажется, что ты знаешь, что и для чего я сейчас делаю. Мне кажется, что ты издеваешься надо мной; что знаешь исход каждого действия. Как еще объяснить твои уверенность и спокойствие? Чем мне тешить свою беспокойную душу? Злость, ранее кипевшая под кожей, уходила из тела. Переходила ли она в Намджуна? Со злостью ли он сжимал бедра Юнги? Со злостью ли целовал Юнги чужие губы? Он ощущал ее на себе. Они смотрели. Возвращали обратно полученное. Но та упорно не хотела вновь кипеть в тощем теле. Ей не было места — разыгрывалась страсть. Именно страсть вынуждала кусать губы до крови, зализывать мелкие ранки и вновь кусать; вынуждала целовать лицо напротив, задыхаться и сжимать между пальцев волосы. Помню, как поцеловал его будучи пьяным. Жадно запоминаю, как целую его сейчас, когда мной движет только…  — Ты его сожрешь, Юнджи, — вмешался Чонгук, касаясь его плеча. Убери руку. Он еще не заплатил за свою слепоту. Она еще не накопила в себе зависти. Юнги оставил заключительный поцелуй в уголке губ, выдохнул и нехотя посмотрел на мелкого.  — Не тебя же, чего вмешиваешься? «Мстит за то, что я забрал Тэхена. Мстит гаденыш и не смеет краснеть», — думал Юнги.  — Ты же не против? — прошептал Мин, обращаясь к Намджуну. Наклонил лицо, вновь сближаясь и оставляя мимолетный поцелуй, после которого расцвела улыбка.  — Да ты ему уже язык откусила, — добавил Чимин. — Вот и не может ответить.  — Юнджи, ты пьяна? — спросил Чонгук, прищуриваясь. И где шляется этот Тэхен? Купил бы себе поцелуи ценой повышения градуса — и был бы счастлив. И ты бы, мелкий, не задавал мне тупых вопросов, отвлекая от свершения планов.  — Я ведь завязала, — хмыкнул Юнги. — И тебе советую, пока печень не отказала, отпрысков себе не наделал случайных и не подхватил чего лишнего.  — Я пошутил, — стушевался друг.  — А я — нет. Коротышка чуть ли не лопалась от зависти. Мальчишки рядом не было. Тебе же нравятся парни постарше. А подо мной мало того, что постарше, — симпатичный, уверенный и состоятельный. Уведешь и его? Замечательно, отпущу, но только тогда, когда найду крышу, которая не грозится исчезнуть в любую секунду.  — Что бы я без тебя делала? — прошептал Юнги на ухо Джуну, после — послал полную яда улыбку в сторону коротышки. Та сделала вид, что смутилась, и смешалась с толпой. Беги хоть всю жизнь. Играй. Наслаждайся ложью. Я тебя все равно похороню слоем позора.  — Ночевала бы на улице?  — Из нас двоих, на улице бы ночевал ты. Я в любом случае нашла бы выход, — заявил Юнги. Ты все-таки не понял. Потрясающе. Хосока тоже не было заметно среди пьяной и развязной молодежи. Может, решил смешаться с алкоголем ради упрощения ситуации. Может, решил уединиться с коротышкой ради той же цели. А может, покинул квартиру, чтобы надышаться вдоволь воздухом, прочищая голову от ненужных мыслей.  — В таком случае сегодня тебя не пускать в квартиру? — довольно протянул Намджун. — За тебя можно не волноваться. Ты бы в любом случае нашла выход.  — В сложившейся ситуации, ты — мой выход, — ответил Юнги. — Могу просить поощрение в виде пароля от телефона? — сменил тему парень. Еще несколько мгновений — и я похороню слоем…  — Нет, — прервали его, продолжая одаривать улыбкой.  — Не поняла.  — Ты не выполнила все мои «хочу». Да я тут такой спектакль устроил — а тебе все мало. Ублюдок. Забираю свои слова обратно. Мин замер с непонимающей миной, пораженно выдохнул с шумом, слез с чужих колен.  — До свидания, — кивнул он головой. — Тэхен! — крикнул Юнги, плюя на абсолютно всех присутствующих в квартире. — Мы съезжаем! Никуда ты не съедешь. Принадлежала ли эта мысль малышке Юнджи, всплыла ли мысль в тщательно охраняемой глубине Юнги, прошептал ли самодовольно Намджун эти слова – не важно. Каждый будет прав. Юнги застрял замкнутой петле, откуда выбраться не представлялось возможным. Остается лишь надеяться, что петля – правильная; что не погубит она при случае. Остается лишь обманывать себя в том, что никакой петли не существует.